На следующее утро Хосе выполнил свое обещание. Нина постучалась к ним в спальню и вкатила столик, заставленный всевозможными яствами. На нем красовался сверкающий серебряный кофейник, две тоненькие, почти прозрачные фарфоровые чашечки, горячие бутерброды, накрытые серебряным колпаком, и свежие фрукты, только что сорванные в саду. Завтракать в постели с любимым мужчиной оказалось в тысячу раз приятнее, чем сидеть с напряженной спиной в столовой в окружении чопорных пожилых дам. Лиза вдруг увидела себя как бы со стороны. Вот она, только что пробудившаяся после ночи любви, в шелковом, струящемся вдоль тела халате, расположилась на просторной кровати. Рядом с ней молодой красавец с черными кудрями.

«Где-то я это уже видела, — мелькнуло у Лизы в голове. — Ну просто сцена из сентиментального фильма или любовного романа. Неужели это я? Верится с трудом. Словно нас посадили в какие-то декорации. Но мы живые люди, и совершенно неважно, какие предметы нас окружают. Главное, что мы вместе и любим друг друга. Ну и дурацкие же мысли мне иногда лезут в голову», — удивилась про себя Лиза и протянула руку к сочному персику.

Несколько дней они почти не выходили за пределы виллы. Здесь очень рано вставали, пока еще солнце не пекло во всю силу, а когда жара становилась совершенно нестерпимой, начиналась сиеста — мертвое время. Вся жизнь замирала, даже птицы в патио и саду лишались сил, раздавалось лишь мерное гудение неутомимого кондиционера. Люди, изнемогая от жары, лежали на кроватях, в гамаках, подвешенных к толстым крючьям в потолке. Лизе тоже понравилось покачиваться в гамаке, висящем в патио в тени вьюна и жимолости. Хосе обычно сидел в плетеном кресле рядом с ней, в одних шортах, поставив босые ступни на прохладный керамический пол.

Иногда они шли к бассейну. Лизе нравилось, что он был не круглый и не квадратный, а неправильной формы, похожий на подкову. На лужайке около бассейна стояли плетеный стол и два кресла под огромным цветным зонтиком. Лизу удивляло, почему вода в здешних бассейнах такого ярко-голубого цвета.

— Мы ее подкрашиваем, — смеялся над ней Хосе, а Лиза сперва даже верила ему.

Подкрашенная была вода или нет, лежать в голубой прохладе бассейна было необычайно приятно. Кожа Лизы очень скоро покрылась ровным золотистым загаром, отчего ее зубы казались белее, глаза ярче, волосы выгорели на солнце и приобрели платиновый оттенок.

— Какая ты стала здесь красивая! — восхищался Хосе.

— Ага, значит, раньше красивой я не была? — дулась на него Лиза.

— Вот типичная женская логика! Ты и раньше была красивой, а теперь стала еще краше. Может быть, с каждым годом ты будешь все хорошеть и в конце концов превратишься в небесное создание. А мне ты нужна земная. — И Хосе, смеясь, тащил за собой в бассейн визжащую Лизу.

Лиза никак не могла привыкнуть к постоянному присутствию в доме тетушки Аделы, маленькой сухой старушки с вечно недовольным выражением лица. Вскоре к ней присоединилась ее кузина Тересита, женщина лет сорока, с нездоровым цветом кожи и черными глазами навыкате. Лиза никак не могла отделаться от впечатления, что эти глаза смотрят на всех голодным взглядом. А потом она узнала, что когда-то в молодости жених Тереситы, блестящий молодой человек из хорошей семьи, бросил ее ради танцовщицы из бара. Странным образом подобная история повторялась с Тереситой еще три или четыре раза, пока кто-то не решил, что на нее навели порчу. Посещения колдунов и колдуний, поездки к святым местам не дали никаких результатов. Бедная Тересита так и осталась девушкой.

И Адела, и Тересита казались Лизе вездесущими. К счастью, они рано ложились спать, вернее удалялись в свои спальни. Там Адела беззвучно молилась перед статуей святого Ксаверия, которого считала своим покровителем. А Тересита, сидя в душном полумраке комнаты, жгла благовония и раскладывала бесконечные пасьянсы из египетских карт Таро.

Тогда Лиза с удовольствием располагалась в гостиной, самой красивой, как она считала, комнате дома. Здесь стояли диваны и кресла, обтянутые светлой кожей, такие мягкие, что, казалось, в них можно было утонуть. Лиза могла часами перебирать медные безделушки, стоявшие на стеклянном журнальном столике. Особенно ей нравилась маленькая, но очень тяжелая фигурка совы с бирюзовыми глазками. Почему-то эта старая вещица притягивала Лизины руки, вбирала в себя их тепло и явно не хотела возвращаться на холодную поверхность стола.

Иногда Лиза вставала и шла вдоль выбеленных стен, разглядывая цветные гравюры с изображением кораблей с парусами, надутыми ветром. Она подходила к торшеру в виде фламинго с изогнутой шеей и длинным серебряным клювом. Еще ей очень нравился огромный старинный деревянный глобус. Он стоял на подставке, обшитой медью. Когда Лиза попробовала его крутануть, глобус недовольно заскрипел.

«Кажется, его лет сто никто не трогал», — подумала она.

Лиза с трудом нашла на боку скрипящего шара Россию, Москву. Даже она, не знаток географии, поняла, как искажено изображение ее страны.

«Тот, кто его делал, наверно, сам не верил в существование России», — усмехнулась про себя Лиза.

— Хватит разглядывать стены! — ворвался в ее мысли веселый голос Хосе. — Пойдем на деревенскую вечеринку. Нас там все ждут! — И Хосе потащил Лизу за собой.

Местные жители устраивали свои сборища в помещении открытого кинотеатра. Стулья сдвигались к стенам, кругом развешивались цветные ленты и бумажные гирлянды. На импровизированную сцену забирались музыканты. В парне, держащем в руках куатро, маленькую гитару с четырьмя струнами, Лиза с удивлением узнала Анхеля, их водителя. Другие музыканты играли на мандолине, обычной гитаре, странном индейском музыкальном инструменте под названием «марако». Лиза с изумлением смотрела на двух парней, тащивших откуда-то арфу.

Молодежь с упоением, зажигательно отплясывала под бешеные ритмы музыки, в которой негритянские и индейские мотивы смешивались с испанскими, совсем как кровь в жилах здешних жителей. Лиза быстро научилась хорошо танцевать, самый популярный венесуэльский танец. Когда она отбивала ногами ритм о дощатый пол кинотеатра, вся деревня с одобрением хлопала ей в такт. Но никто из местных парней не решался приглашать на танец жену самого сеньора Лусардо. Зато девушки млели от восторга, когда им выпадало счастье пройтись под музыку с Хосе. Лиза не знала, что ей делать — то ли ревновать, то ли относиться к этому как к должному.

«Наверное, здесь это в порядке вещей, — успокаивала себя Лиза, — похоже, только мужчинам тут позволяется быть ревнивцами».

Ночью музыкантов с их экзотическими инструментами сменял магнитофон, а народную музыку — ритмы рока и диско, под которые танцы продолжались до утра.

Лиза и Хосе возвращались домой по темным улицам пустой деревни под аккомпанемент звонкого пения насекомых.

— Посмотри, какая сегодня луна! — широко открытыми глазами Лиза смотрела на небо, ее зрачки заполнил белый круг.

— Полнолуние, — ответил Хосе, — в это время у нас принято спать с занавешенными окнами. В ночь полной луны индейские духи выползают из своих убежищ и бродят вокруг домов. Ты испугалась? — вдруг спохватился Хосе, слишком странным был взгляд Лизы.

— Нет, что ты, — ответила она, но смутное предчувствие беды уже проникло в ее сознание.