Очереди на такси не было, Соня сразу же взяла машину. Всю дорогу она спрашивала себя, что связывало их с Онорио эти годы, и пришла к заключению, что ничего, кроме секса. Сердце ее молчало, в нем так и не поселилась любовь к этому человеку. Она не сожалела, что их отношения закончились, в конце концов, это была игра, приятное приключение, и не больше.

Расплатившись с таксистом, Соня решительно направилась к дверям и, войдя в вестибюль, увидела, что там идут приготовления к празднику: рабочие украшали статуи и колонны гирляндами цветов, ветками экзотических деревьев со свисающими с них свежими фруктами, развешивали разноцветные шелковые ленты. Среди суетящихся людей она заметила шофера Онорио, который при виде ее смущенно отвел глаза в сторону.

— Где твой хозяин? — не ответив на приветствие шофера, спросила Соня, и тот без слов, одними глазами показал ей наверх, на широченную лестницу, по которой в эту минуту спускалась пожилая дама.

Она была в брючном костюме, на ее лице, прошедшем как минимум через две подтяжки, лежал грим, волосы были выкрашены в бледно-фиолетовый цвет. Дама давала указания рабочим и не сразу заметила Соню.

— Что синьорине угодно? — спросила она, спускаясь.

— Вы сначала представьтесь, а уж потом я решу, отвечать мне вам или нет, — с презрительной улыбкой сказала ей Соня.

— Я синьора Маури. Чем могу быть полезна? — с хозяйским высокомерием продолжала допытываться дама.

Соню начал разбирать смех, скорее истерический, чем веселый.

— Это нечто! — хохоча, сказала она. — Патриция сюда и родственников своих перетащила!

Она вбежала по лестнице и быстрым шагом направилась к спальне, круша по дороге все, что попадалось ей на глаза: разбила три китайские вазы эпохи Мин, которыми Онорио очень дорожил, превратила в черепки десяток греческих и римских амфор второго века, сорвала со стены две картины Миро и спустила их с лестницы, едва не нанеся увечий синьоре Маури, которая, застыв на месте, смотрела на нее расширенными от ужаса глазами. Остановившись перед дверью спальни, которая была их спальней в течение четырех лет, Соня глубоко вздохнула, закрыла на секунду глаза и только после этого толкнула дверь. Онорио и его новая любовница сидели в постели и завтракали. Увидев Соню, Онорио застыл, не донеся до рта бриошь, а его новая пассия выразила свое удивление тоненьким мышиным писком.

— Привет, дорогой, — проворковала Соня. — Я смотрю, здесь готовятся к празднику. — Она подошла к кровати и, улыбаясь безмятежной улыбкой, добавила: — Онорио Савелли, ты сволочь. — И, размахнувшись, ударила его по лицу с такой силой, что щека его сразу же стала пунцовой, а поднос с завтраком перевернулся на шелковую простыню.

— Я никогда еще не получал пощечины от женщины, — сказал потрясенный Онорио.

— Ты получил пощечину не просто от женщины, а от женщины экстра-класса, так что можешь гордиться.

Онорио почти с восхищением смотрел на Соню, которая, резко повернувшись на каблуках, стремительно направилась к двери с высоко поднятой головой. Пройдут годы, но он всегда будет помнить эту потрясающую женщину, ее летящую походку, гордый поворот головы.