ГЛАВА 9
Анджело тоже пришлось повоевать, правда, недолго: в одном из первых же боев он был ранен и признан негодным к дальнейшему прохождению службы. В банке его взяли на прежнее место, и благодаря медали, которой его наградили за мужество, он стал быстро продвигаться по службе.
Джованни не на что было рассчитывать, он понимал, что после войны придется начинать с нуля. На фронте ему часто вспоминались слова мэра-социалиста Кальдары, выступавшего на митинге перед новобранцами: «Война — это трагедия для любого народа, это стихийное бедствие такой силы, с которым не сравнится ни одно наводнение или землетрясение. Нам еще долго придется постигать ее смысл».
Джованни целых три года постигал под пулями смысл той войны, мечтая лишь об одном — вернуться домой живым. И вот в ноябре 1918 года, когда весь Милан праздновал победоносное окончание всемирного побоища, Джованни смог наконец обнять своих друзей, Анджело и Анджолину. Они потащили его в подвал на улице Данте, где он увидел трех мужчин, занятых работой.
— Кто это? — спросил он.
— Твои рабочие, — сияя от радости, ответила ему Анджолина. — Пока ты воевал, Римлянин тоже не бездельничал. Вот журнал, здесь все записано, можешь проверить.
— А здесь, — протянул ему пачку квитанций Анджело, — банковские подтверждения твоих вкладов за три года.
— Вы оба хотите сказать, что, пока я привыкал к мысли о полном банкротстве, моя типография работала и приносила прибыль? — Пораженный до глубины души, Джованни переводил взгляд то на друга, то на подругу.
— Да это все она, — Анджело показал на Анджолину. — Книг тут, конечно, никто не печатал, зато с заказами на плакаты, листовки, винные этикетки и театральные программы типография едва справлялась.
— Анджола, Анджолина, — только и мог вымолвить Джованни, прижимая к груди свою верную подружку.
Мог ли он подумать, что в женщине, еще недавно зарабатывающей себе на кусок хлеба древним как мир ремеслом в нищем миланском квартале, проявится такой предпринимательский талант!
— И все же взгляни на мои записи, — настоятельно потребовала Анджолина. — Ты мой принцип знаешь — за бесплатно не работать, поэтому я платила сама себе жалованье, надеюсь, ты согласишься, что это справедливо.
— Ты себя не обижала, — со смехом сказал Джованни, заглядывая в журнал, и добавил уже серьезно: — Пока я жив, жалованье тебе гарантировано.
Джованни сдержал слово. Когда он стал крупным издателем, в длинном списке тех, кому он назначил ежемесячные выплаты, имя Анджолины значилось первым. Как и когда судьбы этих людей переплелись с судьбой Ровести — знали только она и он, остальных это не касалось.
— Хоть я еще и не миллионер, но квартиру и приличный костюм, надеюсь, могу себе позволить?
— Подожди шиковать, Анджолина только что заказала еще один типографский станок. Пока поживешь у меня, места хватит.
На следующий день Джованни было не узнать: новый, с иголочки, костюм, красивое пальто, модные туфли. Выйдя из дома, где жил теперь Анджело, он решительно зашагал по улице Орефичи. Его путь лежал к дому синьора Мотта. Прошли годы, но он не забыл девушку с черными косами и сейчас собирался попросить у типографа ее руки. Проходя по площади Ла Скала, он заметил, что к кафе Кова один за другим подъезжают экипажи, — состоятельные миланцы любили посидеть здесь за аперитивом, прежде чем ехать куда-нибудь обедать. Подъехал дорогой экипаж, запряженный отличной парой, и из него вышла Анджолина с маленькой левреткой на поводке. Увидев Джованни, она начала смеяться.
— Куда это ты так вырядился?
— Секрет. И вообще, с чего это я должен тебе отчитываться?
— Не лезь в бутылку, я пошутила.
— Ты лучше о себе расскажи. Как поживает Комоцци?
— С ним давно все кончено, сейчас у меня граф. Граф Мапелли. — И она опять засмеялась своим заразительным смехом. — Да что мы на ходу разговариваем, приходи лучше сегодня ко мне ужинать. Я живу теперь на улице Боргоспессо.
Протянув ему для поцелуя затянутую в перчатку руку, она вошла в кафе, а Джованни еще несколько секунд восхищенно смотрел ей вслед.
В цветочном магазине Джованни купил большой букет привозных гвоздик и вскоре уже стоял перед домом своего первого работодателя, научившего его азам типографского дела.
Дверь открыл сам хозяин. Джованни снял шляпу и смущенно поклонился.
— Я хочу вернуться к нашему последнему разговору, если вы не забыли, о чем шла речь, синьор Мотта, — сказал Джованни. — Я хочу поговорить с вами о синьорине Веральде.
Мотта посмотрел на него без улыбки, но и без злобы, которую с трудом сдерживал при их последней встрече.
— Заходи.
Из кухни вышла его жена, вытирая о фартук мокрые руки. Джованни преподнес ей гвоздики.
— Как ты вырос, Джованни, совсем взрослый, — она явно была ему рада. — Сколько же тебе исполнилось?
— Двадцать три, — машинально ответил на вопрос Джованни, ища глазами девушку, ради которой сюда пришел.
— Веральды здесь нет, парень, ты опоздал, — не глядя на Джованни, сказал хозяин типографии.
— Она в прошлом году замуж вышла, — добавила жена и украдкой вздохнула.