Глава 7
Газеты захлебывались от восторга. Война началась меньше года назад, а успехи Германии и Италии уже неминуемо предвещали падение Англии. Знаменитый летчик Линдберг, получивший звание генерала, заявил перед американским сенатом, что никакая сила в мире не сможет поколебать позиции стран «оси» на Европейском континенте. Даже если война продлится еще три года.
Роза прочла в «Коррьере делла сера» от 23 апреля 1941 года заголовки сообщений с югославского фронта, новости о победах в Ливии, список потерь Британского экспедиционного корпуса в Африке, хронику разгрома греческой армии. Потом она сложила газету и положила на отделанный эмалью железный столик.
«Этот негодяй-американец со своими пророчествами…» — подумала она.
Роза никак не могла забыть этого американского обманщика. Она вспоминала Ричарда, и к ней возвращались улыбка и радость, любовь и желание. Иногда он ей снился.
«Негодяй и предатель!»
Если бы он попался ей на пути, она бы убила его. Но ничто не могло заставить Розу позабыть этого мужчину, ничто не могло помешать ей рассказывать ребенку об отце.
Апрельское солнце заливало холмы Имберсаго. Белые, желтые, красные и голубые полевые цветы расцветили нежную зелень трав. Полуденный воздух благоухал цветочными ароматами и звенел жужжанием насекомых. Коричневая в белую крапинку бабочка летела через луг. Хватит ли ее короткой жизни, чтобы долететь до конца поля? Роза с наслаждением вдохнула чистый воздух. Беременность округлила ее фигуру, придав ей тяжеловесность статуи. До родов оставалось несколько дней. Роза была уверена: мальчик родится, когда появится в небе молодая луна.
Носила она ребенка легко: исчезли боли, прекратились головокружения. Никакой тошноты, никаких мигреней. Она в жизни никогда себя так хорошо не чувствовала. Она даже не могла испытывать ненависть или отвращение.
Огромный живот мешал двигаться и дышать, но она с удовольствием гуляла на солнышке и разговаривала со своим сыном, с живым свидетельством ее незабываемой любви.
Несколько месяцев назад Розе пришлось сообщить родным о своей тайне. Она постаралась найти для каждого подходящие слова. В семье ее так любили и уважали, что никого не оскорбило появление ребенка. Джулио и Альберто, догадываясь о ее драме, особенно заботливо относились к матери. Пьер Луиджи, которого очень беспокоил роман сестры, возблагодарил небо за то, что она покончила с этим американцем.
— Ребенок должен носить имя Летициа, — сказал Пьер Луиджи Коррадино. Брат Руджеро недолго колебался и согласился:
— Он будет носить имя Летициа.
Договорились, что Коррадино усыновит ребенка, и с тех пор никто в семье никогда не упоминал о Ричарде Тильмане, никто не прислушивался к сплетням, что гуляли в миланских гостиных.
Аличе, хорошенькая белокурая девчушка, дочь доктора Джордано Д'Урбино, нередко проводила день-другой на вилле в Имберсаго. Вот и сейчас малышка бежала по тропинке навстречу Розе и гордо протягивала ей букетик белых маргариток.
— Красивые, правда? — спросила девочка.
— Очень красивые, — улыбнулась Роза.
— Я вам дарю!
— Спасибо, дорогая.
Роза с трудом наклонилась и поцеловала девочку.
— Пора обедать, — сказала она, взяв малышку за руку, — нас ждут.
Они тихонько пошли по тропинке вниз. Аличе, догадываясь, что Розе тяжело идти, заботливо поддерживала ее.
— Осторожней, тут камешек! Подождите, я ветку уберу, — звенел детский голосок.
Аличе еще не исполнилось и шести лет, а вела она себя как особа, умудренная опытом.
Роза с удовольствием включилась в игру.
— Думаю, мне без тебя было бы очень трудно, — сказала она девочке.
— Знаю, — серьезно ответила Аличе. — Папа говорит, беременной женщине нужно быть очень осторожной. Ей нельзя падать.
Роза вдруг остановилась и улыбнулась. Ребенок забил ножкой, словно резвился с матерью, и это ощущение доставляло ей наслаждение.
— Вам плохо? — забеспокоилась Аличе.
— Нет, это малыш двигается.
— Как двигается? — удивилась девочка.
— Ножкой бьет. Хочешь послушать?
Аличе неуверенно протянула ручонку, и Роза приложила ее к тому месту, где ощущала удары. Девочка тут же отдернула руку, словно случайно задела птенчика.
— А вам не больно?
— Нет, мне приятно. Аличе вытаращила глаза и недоверчиво наклонила головку.
— А как он попал к вам в живот? — спросила девочка.
— Узнаешь, когда станешь женщиной. И когда у тебя будут собственные дети.
— А может, мне не понравится ребенок, который брыкается? — сказала Аличе, разглаживая шотландскую юбочку.
— Пока еще рано говорить, — возразила Роза. — Вот вырастешь, тогда посмотрим. А теперь пойдем, — и она взяла девочку за руку.
Когда-нибудь она будет гулять по этой тропке вместе с сыном. И при этой мысли Роза почувствовала себя счастливой. Уже сейчас ребенок помогал ей уверенней смотреть в будущее.
Там, где тропинка расступилась, они вышли на площадку. Отсюда виднелась вилла и основание холма, обнесенного четырехкилометровой стеной. За оградой до самого горизонта простиралась территория охотничьего заказника.
— Кто-то едет, — сказала Аличе, показывая на два больших черных автомобиля, въезжавших в парк.
— Ох, а я о них совсем забыла, — вздохнула Роза. — Надо торопиться. Сегодня у нас гости.
После плотного завтрака Роза с наслаждением опустилась в удобное бамбуковое кресло, а служанка подвинула ей под ноги скамеечку.
— Мы очень заинтересованы в сотрудничестве с вами, — обратился к Розе полковник Дитмар фон Манштейн.
У полковника было приятное, располагающее лицо, темные волосы, любезный голос. Он выглядел моложе своих сорока пяти, и ему очень шел мундир люфтваффе. Благородное происхождение сказывалось в аристократической сдержанности его манер. Все говорило о том, что полковник — человек образованный и утонченный.
— Мы готовы снабдить вас всеми нужными материалами и оказать техническое содействие, — добавил фон Манштейн. — «РЛ-79» станет одним из лучших двухмоторных самолетов в мире.
— И тогда его включат в те эскадрильи, что бомбят Лондон? — спросила Роза.
— Это будет решать командование, — сказал Манштейн, уходя от прямого ответа.
— Вы, синьора, очень любопытны, — неучтиво вмешался второй немецкий офицер.
Несмотря на свою заметную внешность, Фриц Эггер позволял забыть о своем присутствии. Он был, видимо, молод, но светлые, белые, почти как у альбиноса, волосы не давали определить его возраст. Бесцветные холодные с красноватым отливом глаза напоминали острые, но невыразительные глазки лабораторных мышей. Такое сравнение пришло на ум Розе.
— Да, пожалуй, любопытство — один из моих недостатков, — простодушно призналась она. — Но, поверьте, я задала чисто деловой вопрос.
— Ни на минуту не сомневаюсь, — ответил полковник.
Раскаленный диск солнца уже садился, оттеняя яркость цветов и зелень деревьев.
— Конечно, нам хотелось бы знать, с кем мы будем сотрудничать, — сказал майор Эггер, подходя поближе к Розе.
Его гигантская фигура и профиль стервятника наводили на женщину страх. Ребенок в животе задвигался, будто испугался этого кошмара.
— Я не понимаю вас, — сказала Роза, переводя взгляд с одного немца на другого.
Ей казалось, что полковник в форме выглядит куда человечней майора в штатском.
— Ну, например, мы хотели бы знать, кто будет принимать участие в совместном проекте… — намекнул Эггер.
— Что знать?
— Все, — уточнил майор, располагаясь в кресле. — Все — жизнь, смерть и деяния, — неловко пошутил он.
Эггер вытащил из кармана кожаный портсигар и протянул его хозяйке дома.
— Нет, спасибо, — отказалась Роза и, увидев, что немец поднес ко рту сигарету, торопливо добавила: — Моему ребенку дым тоже не очень нравится.
— Понимаю, — ответил Эггер, убирая сигарету.
Дитмар фон Манштейн смотрел на своего соотечественника так, как принц мог бы смотреть на конюха. Не видя в упор. И это аристократическое высокомерие очень задевало майора. В присутствии надменного аристократишки и этой высокомерной дамы, обладавшей к тому же богатством, он чувствовал собственную ущербность. А ведь они оба были у него в руках; при желании он мог заставить их трепетать перед ним. В Италию Эггера направило центральное управление безопасности, включавшее в себя СС и гестапо, секретную полицию, контролировавшую как армию, так и гражданские учреждения.
Вошел Клементе, толкая перед собой столик с кофе и ликерами. За ним вприпрыжку вбежала Аличе. В руках она держала целлулоидную куклу с оторванной ручкой.
— Я разолью, — сказала Роза, поднимаясь с кресла.
— Прошу, синьора, — вмешался полковник, — позвольте заменить вас. Мне это доставит удовольствие.
По тону и по поведению чувствовалось, что Дитмар фон Манштейн прекрасно чувствовал себя в аристократических гостиных.
Клементе, убедившись, что немецкий офицер справляется с кофе, собрался уходить и знаком велел Аличе следовать за ним, но малышке хотелось остаться. Роза знала, что Аличе хочется посидеть с ней.
— Пусть останется, — сказала она Клементе. — Девочка не помешает.
Малышка устроилась у ног Розы и занялась очень важным делом: она пыталась привязать оторванную кукольную руку, которая должна была держаться на резиночке. Девочка очень любила веранду, обставленную бамбуковой мебелью. Ей нравилась эта комната, залитая солнцем даже в холодную погоду. Аличе обожала слушать разговоры взрослых, хотя ничего не понимала: слова пролетали мимо нее, словно стая птичек.
— Надеюсь, вы не будете возражать, чтобы мои доверенные лица собрали сведения о тех, кто будет участвовать в проекте «РЛ-79», — с улыбкой сказал майор Эггер.
Согласие Розы он считал само собой разумеющимся.
— Думаю, отношения между союзниками предполагают взаимное уважение и доверие, — сказала Роза, обращаясь к полковнику.
Она рассчитывала на поддержку фон Манштейна.
— Уважение и доверие не исключают сотрудничества, — осторожно высказался полковник.
— В любом случае я должна посоветоваться с братом.
— Но у вас достаточно власти, чтобы принять решение самой, — ухмыльнулся Эггер, ощерив два золотых зуба.
— Но этого требует элементарная вежливость, — заметила Роза.
— Будем считать, что этого действительно требует вежливость, — сказал эсэсовец.
— К тому же следует посоветоваться с итальянским генеральным штабом, — добавила Роза.
Эггеру это не понравилось. Он как раз хотел собрать сведения о генштабистах для своих секретных архивов.
— Мы еще вернемся к этому вопросу, — сказал он. — А пока подумайте. И я буду вам очень благодарен, если вы сохраните наш разговор в тайне.
Он помешал ложечкой в чашке и отпил глоток.
— Замечательно, обожаю итальянский кофе.
— К сожалению, кофе стал у нас редкостью, — вздохнула Роза. — Немногие могут себе его позволить.
— Ваши сыновья? — спросил майор, показывая на фото Джулио и Альберто, стоявшее на столике.
В его вопросе Розе послышалась угроза, но обстановку разрядило вмешательство Аличе.
— Получилось, получилось! — радостно воскликнула девочка.
Она трясла целлулоидной куклой; ей наконец-то удалось привязать сломанную ручку.
— Умница! — похвалила девочку Роза.
Полковник с явным облегчением воспринял конец разговора.
— А вот тебе приз, — сказал он, протягивая Аличе карамельку в блестящей обертке.
— Можно? — умоляюще спросила девочка Розу.
— Ну конечно!
Малышка взяла карамельку и вежливо поблагодарила.
— Какая хорошая девочка! — вмешался Эггер. — А как нас зовут?
— Аличе, Аличе Д'Урбино, синьор.
Эсэсовец насторожился.
— Это дочка моего лечащего врача, — сказала Роза. — И я к ней очень привязана. Аличе, иди ко мне!
Роза прижала к себе девочку, словно укрывая ее от страшной опасности.
Но Эггер запомнил фамилию девочки; он смотрел пристально, и глаза его стали еще красней.
— Д'Урбино, — повторил он, — фамилия по названию города. Многие еврейские фамилии восходят к названию города.
— Я об этом никогда не задумывалась, — заметила Роза.
Она так прижала к себе девочку, что та даже не могла взять в рот карамельку.
— Значит, ваш лечащий врач — еврей! — инквизиторским тоном заключил Эггер.
Полковник Дитмар фон Манштейн боялся, что такой разговор заведет не туда, но вмешаться не мог: его авторитет и его звание многое ему позволяли, но никто не имел права защищать евреев. Скажи он хоть что-нибудь, эсэсовец нашел бы способ доставить полковнику массу неприятностей. Манштейн промолчал, а Роза в своей стране, в собственном доме, в обществе представителей дружественной державы почувствовала себя перепуганной и растерянной.
— Мой лечащий врач — очень достойный человек, — храбро заявила она. — Прекрасный специалист. И мой друг.
Фриц Эггер встал, подошел к окну, не спрашивая разрешения, вынул сигарету и закурил. По комнате поплыл голубоватый дым.
— Синьора Летициа, — назидательным тоном начал он. — Германия сильна по многим причинам. Одна из них — мы сумели убрать с дороги евреев. Я поражен: здесь, в вашем доме, отпрыск этой жалкой расы!
Указующий перст майора был направлен прямо на Аличе. Девочка почувствовала опасность и прижалась к Розе.
Вдруг ярость эсэсовца сменилась улыбкой. Он подошел к Аличе и зажал ее щечку большим и указательным пальцем так сильно, что глаза девочки наполнились слезами.
— Оставьте ее, — велела Роза.
Эггер не соизволил ответить и продолжал смотреть на Аличе своими мышиными глазками.
Полковник фон Манштейн встал, поцеловал руку хозяйки и сказал:
— Я позвоню вам по поводу нашей следующей встречи.
А Эггер на прощание предупредил Розу:
— Я бы на вашем месте избегал компрометирующих знакомств.
Уже на пороге он нахально уставился на ее живот и спросил:
— А кстати, у вас есть новости о том американце?
Роза покраснела и ответила:
— Я вас не понимаю.
— Если появятся, предупредите меня, — улыбнулся Эггер. — Хотелось бы с ним поболтать. Может, вы не отдаете себе отчет, синьора Летициа, но скоро вас могут призвать к ответу. Вы совершили несколько ошибок. И вот тогда я вам могу очень пригодиться… Повторяю, нам лучше стать друзьями…
Когда немцы ушли, Аличе жалобно спросила: — Почему дядя сделал мне больно?
— Он нечаянно, — солгала Роза. — Скоро пройдет. — И она погладила покрасневшую щечку. — Давай, съешь конфетку.
Роза вспомнила слова Ричарда, сказанные во время их последней встречи: «Германия запятнала себя ужасными преступлениями, каких не знала история. Ты сражаешься не на той стороне, Роза. Евреев в Германии преследуют, арестовывают, загоняют в концентрационные лагеря и убивают. Даже детей».
В окно Роза увидела, как зажглись первые звезды. Здесь, в полутьме веранды, она чувствовала себя спокойно, но странная это была тишина и странное спокойствие. Они предвещали страдания и страх. Такая полная неподвижность иногда бывает перед грозой. Острая боль пронзила тело Розы, и она ощутила муку как молнию, что вспыхивает в долю секунды, пробивая тяжелые от дождя тучи.
«Если они его ищут, значит, он на свободе», — подумала она о Ричарде.
Может, он в Калифорнии. Потом боль опоясала бедра, и Роза поняла, что рожает, рожает сына мужчины, которого считала трусом и лжецом. А он говорил ей правду.
