РОЗА
1982

Роза Летициа отбросила шелковую кремовую простыню, протянула руку и зажгла лампу. Из-под желтого абажура заструился золотистый свет, освещая убранство комнаты в стиле «fin de siecle»: сплошные зеркала и драпировки в голубых и золотых тонах. Роза провела бледной рукой по гриве резного деревянного крылатого льва, украшавшего изголовье кровати. Над кроватью висел великолепный диптих эпохи Возрождения: Мадоннa и ангел словно вели нежную, таинственную беседу.

С тех пор как память ее ослабла, Роза стала забывать сны, но то, что ей только что приснилось, запечатлелось у нее в мозгу во всех подробностях. Она увидела во сне церковь, разделенную пополам: правая половина — в спокойном романском стиле, а левая — в аскетически строгом, готическом. Справа — отпущение грехов и прощение, слева — грех и преступление. С одной стороны — умиротворение и покой, с другой — муки и раскаяние. В центре у алтаря стоял ее брат-близнец Ивецио. Его целомудренная нагота напоминала великолепие фресок Сикстинской капеллы. Он служил мессу, а издалека доносились скорбные и величественные звуки органа.

Роза Летициа видела и себя: в образе то ли Мадонны, то ли Марии Магдалины, слившихся в одну прекрасную женскую фигуру. С другой стороны алтаря она увидела Анджело и Стефано, их обоих воплощала одна незнакомая фигура мужчины. Мужчина и женщина были воплощением греха и искупления. Они пришли сюда, чтобы соединиться священными узами брака. Вдруг в руках служившего мессу появилось оружие; прогремел выстрел, рухнула церковь. Тут Роза неожиданно проснулась.

Этот сон она видела неоднократно, он стал кошмаром многих ее ночей, но уже много лет такое сновидение не посещало ее, а теперь вдруг вернулось.

Она взглянула на старинные часы, стоявшие на мраморном столике. Восемь утра, первый день после Рождества. Она представила серый, молчаливый и грустный город за окном и вспомнила другие далекие рождественские утра.

Раньше в Рождество семья Летициа обязательно куда-нибудь уезжала. В прошлые годы Роза ездила в Англию или в Кению, на Филиппины и Суматру, Яву и Борнео, путешествовала по тем местам, куда сбегал когда-то Анджело из «Фавориты». Роза пыталась увидеть эти края глазами брата, надеялась разыскать кого-нибудь, кто знал Анджело. Это были тщетные попытки воскресить Анджело, чтобы любить его и чувствовать себя любимой. Но каждый раз Роза обнаруживала, что брат сочинял для нее волшебные сказки, которые не выдерживали испытания жизнью. И за эти чудесные вымыслы она возлюбила брата еще больше, ибо рассказы Анджело питали душу юной Розы.

Роза посетила имение английского лорда в Эссексе, где когда-то работал Анджело. Имение оказалось чуть больше крестьянской фермы. После долгих поисков она нашла человека, которого Анджело представлял восточным халифом, исполненным мудрости. Им оказался старый пастух, покорно дожидавшийся смерти. Брат описывал индийские города с изумительными храмами, белоснежными дворцами, а Роза увидела грязные деревни, где царила нищета и свирепствовали болезни. Его друзья-моряки, побеждавшие бурный океан, оказались негодяями и болтунами, убивавшими время в кабаках.

Но память об Анджело стала еще сильней, и немеркнущими остались легенды и рассказы, что придумывал он для младшей сестры, которую так любил. Эта немыслимая любовь помогла ей пережить крах семьи и построить на руинах новую жизнь.

«Старость — выдумка молодых», — подумала Роза.

Она провела пальцами по одеялу из меха норки и нащупала что-то гладкое и холодное — раковина-наутилус. Прежде чем подействовало снотворное, она взяла ее с ночного столика и заснула, поглаживая перламутр. Так она часто делала в юности. Роза поднесла раковину к уху, но не услышала ни шума прибоя, ни шелеста падающих звезд. Несколько лет назад раковина онемела. Она молчала, и молчание ее связывалось с будущим, в котором не было места ни воспоминаниям, ни мечтам. Такое абсолютное безмолвие обычно предшествует великой буре. Скоро бушующий смерч швырнет Розу высоко к звездам, где ее ждут счастливые раковины-наутилусы: там ее ждет Анджело, Иньяцио, мать, бабушка, Ивецио, Пьер Луиджи, Альберто, Джулио, Руджеро, все те, кого она любила и ненавидела.

— Глория, — тихо произнесла старая женщина.

И тут же имя внучки напомнило ей о сыне.

— Риккардо, — прошептала она.

Роза подумала, что безумная любовь Риккардо и Глории похожа на те чувства, что связывали ее с Анджело. Но тогда Роза и не догадывалась об их истинной природе.

Она позвонила, так как захотела встать. Ей нужна была помощь служанки, которая так назойливо подчеркивала свою незаменимость.

Роза представила себя в этом доме в одиночестве, пригвожденной к кровати. Через сколько дней она умерла бы от голода? Через три, через четыре или через неделю? Она вообразила, как ее спальня превращается в склеп, и ощутила сладостное чувство отречения от жизни, которое оказалось сильней, чем обычное желание жить. Такое ощущает альпинист, теряя последнюю опору, или обессиленный утопающий, погружаясь в волны. Почему смерть считают такой ужасной? Может, и ее усохшее тело останется нетленным, как тела аскетов, что умирают, осененные святостью. Это сравнение пробудило в Розе чувство юмора; мрачные мысли исчезли, и она тихонько рассмеялась, удивив Олимпию, которая в этот момент вошла в спальню.

В вазочке шведского хрусталя стоял букетик маргариток с розовато-белыми венчиками и золотистой середкой. И в это Рождество старику Клементе удалось вырастить для хозяйки нежные цветы в теплице в глубине сада. Кто бы мог подумать, что в холодном туманном Милане, в маленькой теплице на улице Джезу расцветут такие же маргаритки, какие были рассыпаны восемьдесят лет назад по полям вокруг «Фавориты».

— Спасибо, Клементе. Счастливого Рождества!

Сидя за накрытым столом, Роза поблагодарила старого слугу, пожала ему руку и приколола к платью весенний букетик.

Клементе почтительно сжал ее руку, его голубые, помутневшие от старости глаза с красноватыми прожилками повлажнели от волнения.

— И вам счастливого Рождества, синьора Роза! — улыбнулся старик.

Он налил хозяйке из серебряного кофейника ароматного кофе, добавил обезжиренного молока. Для Клементе этот ритуал рождественского кофе был своего рода наградой за его многолетнюю преданность. Как хорошо было им, двум старикам, сидеть за одним столом! Оба родились в «Фаворите», всегда были рядом, говорили на одном диалекте, понимали друг друга с полуслова. Роза в присутствии Клементе иногда позволяла себе размышления вслух.

— Мне бы следовало выйти за тебя замуж, Клементе, — сказала она, — моя жизнь сложилась бы счастливей.

— Да как вы могли подумать такое! — возразил старик. — Вы, синьора Роза, и я — слуга! Грех вам говорить такое мне, старому человеку!

Клементе даже обиделся.

— Старому человеку? — переспросила Роза. — Ты забыл, я тебя почти на год старше…

Клементе решительно покачал головой. Нет, о ее возрасте он никогда не думал. Для него Роза все еще оставалась юной дочерью Дуньяни, сначала милым ребенком, потом очаровательным созданием, которое он боготворил и которому служил. Зеркало его памяти отражало чудесные глаза молодой Розы и изящные линии ее прекрасного тела, а вовсе не беспощадную немощь старости.

— Да, да, — с улыбкой продолжала Роза, — если бы я вышла замуж за тебя, жизнь моя прошла бы без этих треволнений.

Клементе знал все ее беды и тревоги, он мог бы напомнить их хозяйке с первой до последней — последней была Глория.

— Синьора Глория неважно себя чувствует? — спросил старик то, что и так прекрасно знал.

— Неважно-то неважно, — вздохнула Роза, — но ее несчастье в том, что ей всегда хочется невозможного.

— А вам это никого не напоминает? — позволил себе легкую иронию Клементе на правах старого слуги.

— Никого, мне в последние годы часто изменяет память, — отшутилась Роза. — Как бы я хотела видеть Глорию счастливой, — добавила она.

— Счастливой с князем Брандолини? — усмехнулся Клементе, взглянув в глаза собеседнице. — Думаю, она никогда не будет счастливой со своим мужем.

— А ты откуда знаешь?

Роза неожиданно побледнела, и в глазах ее вспыхнул огонек.

— Сама синьора Глория мне сказала…

— Тебе? — притворно-равнодушно переспросила Роза. — Когда?

— Перед свадьбой она зашла ко мне выплакаться и сказала, что не любит своего мужа, — спокойно объяснил Клементе.

— А мне ты ничего не сказал, — с упреком произнесла Роза.

Она знала, как была привязана внучка к старому слуге, когда-то качавшему ее на коленях.

— Вы меня никогда не спрашивали, — с достоинством сказал Клементе. — Может, об этом и не стоило расспрашивать.

— С мужем она несчастлива, — задумчиво проговорила Роза. — А может, тебе известно, с кем она могла бы быть счастливой?

Роза произнесла эти слова с вызовом, и старый слуга вспомнил самоуверенную девчонку, так разговаривавшую с ним на «Фаворите».

— Вы кончили пить кофе? — спросил Клементе, собираясь убрать со стола.

Рождественская атмосфера удержала его от того, чтобы продолжать разговор в таком тоне. Для Клементе существовали священные границы, которые он никогда не переступал. Он умел забывать о том, что хоть как-то противоречило его собственным нравственным убеждениям.

— Бедный мой старый Клементе, — нежно сказала Роза.

Она знала, что не следует заставлять его страдать, требуя ответа, который он не осмеливался дать. К тому же Розе и так все было известно.

Он поднялся и поставил свою чашку на сервировочный столик.

— Так можно убирать со стола? — спросил Клементе.

— Чертов старик! — воскликнула Роза. — Ты для меня как призрак моей совести. Ты умеешь разговаривать молча. И когда молчишь, обрекаешь меня на одиночество в обществе моих мыслей, — иронически заключила она.

Роза подумала о Риккардо, человеке традиционных взглядов и строгих нравов. Из-за него Глория связалась с этим безмозглым аристократишкой. Брак по расчету, заключенный для блага семьи. Интересно, чем же кончится соперничество между ее сыном Риккардо и Консалво Брандолини, принцем-консортом, супругом Глории.

Многое тут оставалось неясным, многое было поставлено на карту, и многое могло в будущем измениться. Первое сражение с сыном Роза выиграла, но она осознавала: война будет долгой. Риккардо готовит контрнаступление. Но сейчас Рождество, пора подарков и добрых пожеланий, час перемирия.

— Перемирие продлится недолго, — вслух произнесла Роза.

— Что вы сказали, синьора Роза? — спросил Клементе, убирая серебряный кофейник.

— Ничего, — резко ответила она.

Развернув кресло, Роза Летициа решительно двинулась к двери.

Всегда после бесчисленных кораблекрушений она выбиралась в одиночку.