Глава тридцать седьмая

Утром седьмого декабря в Нью-Йорке тоже началась паника, хотя люди не боялись так, как на Западном побережье. Гавайи находились довольно далеко, однако сам факт, что враг посмел напасть на Америку, в то утро потряс всех. Обращение Рузвельта к народу с объявлением войны восприняли чуть ли не с облегчением. Теперь Соединенные Штаты могут закатать рукава и дать сдачи. Оставалось только надеяться, что японцы не успеют повторить налет, совершенный на Пёрл-Харбор.

Ник узнал о случившемся через час с небольшим. Когда Хиллари забрала Джонни, он в тот же вечер сел в машину и гнал до тех пор, пока его не потянуло в сон; так что следующее утро застало его на обочине дороги далеко от Нью-Йорка. Ник не раздумывал о том, куда едет, это его нисколько не заботило. Просто хотелось ехать и ехать вперед. На следующий день он позвонил Хиллари и поговорил с Джонни, но когда Ник попробовал договориться о встрече в выходные, ему ответили, что у Маркхамов другие планы. Они на несколько дней уезжали из Палм-Бич в гости к миссис Маркхам, и Ник мог догадаться зачем — выпрашивать у старухи денег. Все это означало, что Нику не удастся увидеть Джонни до следующих выходных. Поняв 3 это, он позвонил к себе в офис и предупредил, что берет отпуск на неделю. Там все знали, с чем это связано, и ему не пришлось ничего объяснять. Все равно он не мог бы работать, а пребывание за городом приносило некоторое облегчение. И как бы Ник ни тосковал по сыну, через несколько дней, проведенных на свежем воздухе, он почувствовал себя лучше. Он звонил Джонни каждый вечер, как обещал, переезжал из одного маленького городка в другой, останавливался в дешевых гостиницах, ел простую пищу и гулял по лесным дорогам и берегам замерзших озер. Силы постепенно восстанавливались. И в день налета на Пёрл-Харбор Ник гулял почти до ленча, прежде чем вернуться в маленькую гостиницу, где остановился. Он съел тарелку супа, выпил кружку пива, закусил огромным куском сырного пирога и лишь затем полувнимательно прислушался к звукам радио, которое включил кто-то в другом конце зала, — Ник был уверен, что в воскресенье не может произойти ничего особенного. Сначала он не мог вникнуть, о чем шла речь, но вдруг разобрал сказанное и застыл вместе с миллионами своих соотечественников. А дослушав, встал и пошел в свой номер собираться. Он еще не знал зачем, но понимал, что должен непременно вернуться в Нью-Йорк. Идиллия в Новой Англии завершилась. Он оплатил счет, позвонил в квартиру Хиллари и оставил для Джонни сообщение, что едет назад и они увидятся сегодня же вечером. К черту расписание визитов. Ник схватил свои сумки и выбежал из гостиницы. Ему потребовалось четыре с половиной часа, чтобы добраться до Нью-Йорка, и, даже не заехав домой переодеться, он тут же направился в свой офис на Уолл-стрит, где и уселся за свой стол в том самом виде, в каком бродил по лесам Массачусетса. В офисе царила воскресная тишина. Ник знал, что должен делать, он и сюда-то приехал только для того, чтобы успокоиться и утвердиться в своем решении.

Всю дорогу домой он слушал новости по радио. Военно-воздушные силы вели наблюдение за Западным побережьем, но больше вражеских самолетов не появлялось. Пёрл-Харбор также не подвергался вторичному нападению.

Сделав несколько записей, Ник собственноручно набрал номер, его попросили подождать, но президент подошел к телефону на удивление быстро Хотя сейчас, наверное, Рузвельту звонили со всей страны. Ник знал, что теперь он, будучи президентом фирмы «Сталь Бернхама», становится наиважнейшим лицом.

Прижав к уху трубку, Ник поспешно делал записи. В этот воскресный вечер, несмотря на свою затрапезную одежду, он вновь ощутил себя на коне. Впервые в жизни Ник проиграл, но это еще не означало, что он вообще стал неудачником. Когда-нибудь Джонни вернется к нему, а сейчас, может быть, и к лучшему, что он побудет с Хиллари. У Ника появились большие планы, и теперь, после вступления Америки в войну, многое переменится. Теперь у него не будет ни единой свободной минуты. Когда президент взял трубку, Ник сосредоточился и объяснил причину своего звонка. Разговор был коротким, но плодотворным, и Ник добился всего, чего хотел. Теперь оставалось только закрыть кабинет и идти к Джонни. Да еще нужно позвонить Бретту Уильямсу.

Бретт Уильямс был правой рукой Ника и руководил операциями внутри страны весь год, пока Ник отсутствовал. Через пять минут Ник застал его по домашнему телефону. Бретт ждал этого звонка целый день и теперь, услышав голос Ника, ничуть не удивился. Оба понимали, что их ждет. Война означала расцвет их отрасли, и все же им было страшно.

— Ну что ты думаешь, Ник? — Ни тот ни другой не произнес общепринятых приветствий, не было упомянуто и о неудачной попытке отсудить попечительство над Джонни. Оба слишком хорошо друг друга знали. Бретт Уильямс начал работать в фирме еще при отце Ника и стал незаменимым, когда дело перешло в руки Бернхама-младшего.

— Похоже, нам предстоит чертовски много работы. И еще много чего другого. Я только что звонил Рузвельту.

— Кто ему, бедняге, только не звонит сейчас Ник улыбнулся. Уильямс был очень своеобразным человеком. Он вырос на ферме в Небраске, закончил Гарвард, получил степень в Кембридже. От полей Небраски до своего сегодняшнего положения он прошел длинный путь. — Я тут сделал кое-какие записи. Пегги перепечатает их для тебя завтра. А сейчас я хочу задать несколько неотложных вопросов.

— Давай.

Ник некоторое время колебался, решая, действительно ли он хочет того, что решил. Он собирался обратиться к Уильямсу с нешуточной просьбой. Но он знал, что Уильямс его не подведет — никогда не подводил его раньше, не подведет и теперь. Но ему хотелось услышать это от самого Уильямса Уильямс ничуть не удивился просьбе Ника, как не удивился ей и Рузвельт. Это было единственное, что оставалось Нику, учитывая, кем он был. И Уильямс, так же как и президент, сразу понял это.

Теперь Ника заботило лишь одно — чтобы его понял Джонни.