Ветер с океана поднял белый шарф Нэнси и взъерошил длинные черные волосы Сэла. Брат с сестрой пересекли Таймс-сквер и дошли до Пятой авеню. Они быстро, немного важничая, шагали в своих торжественных нарядах. Нэнси несла пакетик с порцией торта для отца. Они были горды собой и прекрасно понимали, что выглядят необычно даже в этом квартале, жителей которого ничем не удивишь, — они всего насмотрелись.

Мимо прогарцевал конный полицейский патруль, лошади оставили на асфальте темные кучки. Сэл толкнул сестру.

— Сюда бы бабушку, — со смехом заметил он.

— Она бы свернула передник кулечком и собрала это «сокровище», — подхватила Нэнси.

Она вспомнила большие горшки с геранью и базиликом на галерее бруклинского дома, которые бабушка удобряла конским навозом, когда лошади, изредка появлявшиеся в их квартале, предоставляли такую возможность.

По воскресеньям Манхэттен выглядел торжественно и спокойно, в магазинах — самые лучшие товары мира. Нэнси загляделась на витрину «Сакса», она отчаянно завидовала девочкам, которые выходили из магазина со свертками и пакетиками.

— Забавы для богатых американцев, — бросил на ходу Сэл и потянул сестру дальше.

На лице мальчика совсем недавно зажили ссадины от яростной драки с ватагой сверстников на Шипсхед-вей, — они дразнили его «маленький макаронник».

Брат с сестрой знали, что здешние жители по большей части эмигранты со всего мира. Но континент этот давным-давно открыл итальянский мореплаватель, именно поэтому Нэнси считала себя настоящей американкой, не то что выходцы из других стран. В отличие от брата она любила Нью-Йорк, его неуемное сердце — Манхэттен, и была уверена, что «американский рай» создан и для нее тоже. Она поделилась своими выдающимися, как ей казалось, мыслями с братом.

— Ты действительно — великая женщина, прав отец, — восхитился Сэл, узнавая в ее рассуждениях и свои самые заветные мысли.

Сестра, решительная, заражавшая всех своей уверенностью, пользовалась уважением жителей квартала, они восхищались ее сдержанным характером и меткостью суждений. В противоположность брату, она укрощала свои порывы и никогда не сдавалась. Она и брата учила воспринимать все здраво.

Калоджеро Пертиначе стоял на противоположной стороне улицы в парадной ливрее с золотыми галунами. У их отца важная должность, без него роскошному отелю «Плаза» не обойтись. Дети смотрели друг на друга и улыбались. Завороженные любезностью, с которой отец встречал гостей, Нэнси сжала руку брата.

— Кто пойдет — ты или я? — она несколько оробела перед этим величественным отелем и его посетителями.

— Пошли вместе, — решил Сэл. — Или вместе, или вообще не пойдем.

Занятый делом Калоджеро еще не заметил их. Как раз в этот момент подкатил, шурша по асфальту, лимузин и бесшумно остановился перед входом. Калоджеро спустился по ступеням, которые детям казались огромными, как в церкви, и услужливо склонился к дверце, опередив замешкавшегося шофера. Он почтительно снял фуражку и открыл заднюю дверцу. Показался крупный, элегантный человек средних лет в черной шляпе с полями и в сером пальто. Он приветливо улыбнулся Калоджеро. Наверняка важный босс, — решили дети. Босс оглянулся с той же приветливой улыбкой. Калоджеро стоял рядом, вежливо улыбаясь. Порыв ветра растрепал ему волосы, Калоджеро пригладил их и надел фуражку. Он, как считали дети, выглядел значительнее, чем важный босс. Нэнси и Сэл обменялись удовлетворенной улыбкой. То, что происходит на их глазах, — увлекательнее любого фильма. Нэнси запоминала самые мелкие подробности. Но она не обратила внимание на такси, которое приблизилось к лимузину. Это было обычное желтое нью-йоркское такси, каких тысячи в этом огромном городе. В сравнении с ним лимузин смотрелся просто шикарно. Все дальнейшее уложилось в доли секунды, Нэнси и Сэл стали свидетелями трагедии, которой суждено было перевернуть их жизнь. Из окошка такси грянула автоматная очередь. Крупный, элегантный человек в порыве отчаяния ухватился за Калоджеро Пертиначе и загородился им словно щитом. Они увидели искаженное лицо отца, он растерялся, на него смотрело дуло автомата, выстрелы из которого предназначались другому. Калоджеро взмахнул руками, будто хотел зачеркнуть неизбежный смертный приговор, и осел на тротуар. Человек из лимузина упал вместе с ним, а сверху рухнул изрешеченный пулями шофер.

Постепенно до Нэнси стало доходить случившееся, кусок торта смялся в ее судорожно сжатых руках, она невольно зашептала: «Аве Мария гратия плена»… Нэнси молилась, а память ее фокусировала и запечатлевала страшное событие. Такси стремительно промчалось мимо нее. Она четко запомнила мелькнувшее на мгновенье в окошке такси молодое с синими глазами лицо убийцы. Красивое и беспощадное, как пожар. Нэнси вздрогнула. Этого лица она никогда не забудет.

Такси проскочило светофор и повернуло на 58-ю улицу. Сэл, окаменев, смотрел на тела, распростертые на тротуаре. Нэнси с силой вырвала у него свою руку и бросилась вперед, к отцу. Потрясенные прохожие столпились над убитыми. Нэнси почувствовала запах крови и пороха. Кто-то сдвинул безжизненное тело шофера, чтобы помочь подняться крупному человеку, который несколько мгновений назад вышел улыбаясь из лимузина. Он с трудом поднялся и с удивлением осмотрел себя — он был цел и невредим. Пальто его было испачкано кровью Калоджеро Пертиначе, неподвижно лежавшего рядом.

Девочка склонилась над отцом. На парадной ливрее, там, где блестели золотые пуговицы, растекалось темное пятно. Нэнси услышала истошный крик женщины и мужской голос, требующий скорую помощь. Она наклонилась еще ниже, решительно оттолкнув людей, которые пытались увести ее.

— Папа, — позвала она тихо. — Папа, дорогой мой папа.

Он открыл глаза, узнал ее и улыбнулся.

— Ты видишь, я пришла, — спазм сжал ей горло. Он подтвердил, опустив веки. — Я принесла тебе торт, папа, как обещала, — ее голос сорвался в плач.

Калоджеро из последних сил произнес по слогам угасающим голосом.

— Великая женщина всегда держит слово.

Кусок торта, липкий и бесформенный, лежал на руке девочки.

— Сейчас придет доктор, — пыталась она подбодрить отца.

— Все о'кей… — произнес он на последнем дыхании, голова его упала на руки дочери. Тонкая струйка крови вытекла изо рта на белую вуаль. Жизнь Калоджеро Пертиначе оборвалась случайно или по трагической ошибке судьбы на тротуаре перед отелем «Плаза». Ветер взметнул белый шарф и накрыл лица отца и дочери. В глазах Нэнси стояли слезы.

— Я отомщу за тебя, папа, — прошептала она, склонившись к отцу, свое страшное обещание, но он уже не слышал. Перед ее внутренним взором появилось молодое красивое лицо убийцы.

— Я отомщу за тебя, папа, — повторила она.

В ее окаменевшей от боли душе неугасимым пламенем полыхала жажда мщения, которая с этого момента стала смыслом ее жизни. Нэнси знала, что рано или поздно она уничтожит убийцу отца, хотя еще и не могла знать, как, где и когда. С этого момента лицо убийцы неотступно стояло перед ней.