11
Доменико Скалья явно нервничал, сидя в своем кресле напротив письменного стола в кабинете Чезаре Больдрани. Разговор шел об экономической ситуации в стране, о том, как лучше преодолеть возможные бури и рифы. Говорили о недвижимости, об акциях, об экспорте-импорте, о валютных операциях за границей. Это была обычная рабочая встреча, но Мария, которая подавала им кофе и коньяк, видела, что адвокат не в своей тарелке.
— Давай откровенно, — сказал ему наконец Чезаре, — что тебя мучит?
— Ты это прекрасно знаешь. — Чтобы скрыть волнение, Пациенца закурил одну из своих ароматных американских сигарет.
Чезаре знал причину его беспокойства, но хотел услышать об этом от него самого. Это скорее помогло бы ему освободиться от чувства, которое его терзало.
— Мне нужно все услышать от тебя, — властно приказал он. — Шаг за шагом. Ты должен смотреть правде в глаза.
— Это касается Розы. — Человек, который мог общаться на равных с политиками и деловыми людьми, свободно изъясняться на трех языках, сейчас с трудом подбирал слова, точно растерянный школьник.
Мария навострила уши — беседа мужчин перешла наконец на знакомую ей почву.
— Роза пренебрегает тем, что она моя жена, — признался он с печальной миной на своем арабском лице. — Но вряд ли сейчас подходящий момент для обсуждения таких вещей. У нас столько проблем…
Чезаре подумал минуту, потом сказал:
— Нет проблемы важней, чем та, что возникает в постели каждую ночь.
Пациенца провел рукой по жесткой бороде, которая старила его, и невольно вздохнул.
— Дело в том, что это даже не проблема постели. Это отсутствие ее, полное отсутствие.
Голубые глаза Чезаре взглянули на него с интересом. Он должен был выслушать его до конца.
— Ты хочешь сказать, что она не возвращается домой?
— Возвращаться-то она возвращается, — пробормотал адвокат, — но постоянно до поздней ночи где-то пропадает в гостях, у каких-то своих друзей. У нас с ней отдельные спальни. На пять дней ездила на Лазурный берег.
— Все с теми же друзьями?
— С теми, с другими… Какая разница? — Пациенца совсем пал духом, на него было жалко смотреть. — Тратит мои деньги на наряды и драгоценности, мне же наставляет рога.
— Ты олух, Миммо! — Чезаре резко прервал его, в первый раз повысив голос. — Вспомни, что рога, — уточнил он, успокаиваясь и беря свой привычный тон, — это не твоя проблема. Это ее проблема. Жозефина тоже наставляла рога Наполеону, но это не помешало ему стать французским императором. Понятно? И Наполеон кончил на Святой Елене не из-за этого. Тому были и другие причины. Ты знаешь это лучше меня.
Слова Больдрани вызвали у Пациенцы неожиданную реакцию.
— Нет, черт возьми! — взорвался он. — Мое терпение кончилось. Приду домой и выгоню ее.
Чезаре поднялся с кресла, обошел вокруг стола и, подойдя к молодому адвокату, взял его за подбородок рукой, словно это был его беспутный сын или младший братишка.
— Я бы оторвал тебе эту голову, — шутливо сказал он, — если бы она не была полна знаний, которые мне еще пригодятся. Кого ты выгонишь? Я тебя предупреждал, когда ты собирался на ней жениться?
— Было дело, — нехотя ответил Скалья.
Чезаре налил немного коньяку из тяжелой початой бутылки в стаканчик. Это нечасто случалось с ним.
— Видишь ли, друг мой, — снова начал он, вдыхая аромат изысканного коньяка, — ты должен терпеть. Ты хотел актерку? Ты ее получил. И теперь никаких скандалов. Ты ошибся? И теперь плати.
— Она шлюха! — воскликнул Скалья в сердцах.
— Она была таковой и раньше, — спокойно заметил Чезаре, разглядывая прозрачный узор стакана. — Хочешь выпить? — спросил он, предлагая ему коньяк. — Нет? Тем лучше. Мы говорили о Розе, — продолжил он разговор. — Шлюхой, я тебе говорю, она была и прежде. Кто рождается аббатом, а кто адвокатом. Некоторые женщины рождаются шлюхами. Твоя Роза родилась ею, и тут уж ничего не поделаешь. И не ее вина, что ты на ней женился. — В его словах была железная логика, и возразить на это адвокату было нечего.
— А если я ее выгоню? — настаивал он.
— Сделаешь то, чего она ожидает. — Чезаре был предельно четок. — Она только и ждет этого, чтобы потом шантажировать тебя. Ведь ты — ее дойная корова, и естественно, она тебя будет доить. Но сейчас она делает это умеренно, а после скандала войдет во вкус. Ссора тебе ни к чему, она тащит за собой ненависть, обиды. Худой мир лучше доброй ссоры.
Пациенца схватился руками за голову, но, успокоившись и поразмыслив, сдался.
— Что я должен делать?
— Ждать, мой мальчик, — посоветовал ему Чезаре, дружески похлопав рукой по плечу.
Слова Больдрани в конце концов ободрили его. Пациенца не лишен талантов, но он знал, что без Чезаре Больдрани он мало чего бы достиг. Он оставался безвестным адвокатом, подстерегающим клиентов в коридорах дворца правосудия.
— Чего мне ждать? — спросил он.
— Ждать, чтобы она ушла сама. — Чезаре подошел к двери и увидел, как проскользнула тень в коридоре. Он улыбнулся, догадавшись, чья это была тень.
— А если она не уйдет? — с сомнением заметил Пациенца.
— Она не выдержит и сбежит с кем-нибудь раньше, чем ты воображаешь, — уверенно предсказал он.
— Откуда ты знаешь? — Это был риторический вопрос. Если Чезаре что говорил, то уж он, разумеется, знал.
— Завтра же займемся расторжением твоего брака, — сказал он ему. — Я сам позабочусь, чтобы это произошло как можно быстрее и так, чтобы твоя синьора не могла ни на что претендовать.
— Ладно, пойду работать, — сообщил адвокат со вздохом.
— Клин клином вышибают, — одобрил Чезаре.
Выходя, Пациенца столкнулся с Марией. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: она все знает.
— Видишь, как кончается большая любовь, — признался он ей печально. — После звона свадебных колоколов приходит отрезвление.
— Ничего, — сердечно сказала она. — Куда худшие вещи забываются. Любую ошибку можно исправить. — Она подумала о своих ошибках с Немезио, о своем неудавшемся браке, о тех испытаниях, что, возможно, судьба еще ей готовит, и улыбнулась адвокату. — Важно всплыть и любой ценой доплыть до берега, а там снова встать на ноги и вновь начать жить.
Однажды вечером на Форо Бонапарте пришли на ужин Риччо с Мирандой. Мария много о них слышала от Джузеппины и видела их мельком, печальных, в черном, на ее похоронах. Но сейчас они были именно такими, какими бедная Джузеппина их ей описывала: шумные и очень колоритные.
Риччо выставлял напоказ бриллиант, крупный, как орех, на мизинце, и другой, поменьше, на галстуке. Он был одет богато, но не как синьор. Его Миранда, хоть и обвешанная драгоценностями, тоже не отличалась элегантностью. Но простые лица гостей, их искренний смех и разговор, их незамысловатые шуточки оживили атмосферу в этом доме, серьезную и суховато-деловую.
Чезаре был необычно весел. Он совершенно отвлекся от своих всегдашних деловых забот и наслаждался атмосферой почти родственной, в которой ему не слишком часто приходилось бывать. Он даже заглянул в кухню, чтобы узнать, как обстоит дело с ужином, и посоветовать Марии, как лучше принять гостей.
Дом, тишину которого нарушали лишь осторожные шаги и сдержанные голоса слуг, казалось, превратился в балаган на деревенской ярмарке. Трое друзей смеялись, обменивались солеными остротами и делали замечания, понятные только им, в то время как граммофон орал во всю мочь.
За фамильярностью, с которой Миранда и Риччо обращались со своим старым другом Чезаре, угадывалось, однако, уважение, которое относилось прежде всего к его личности, к его прирожденной способности быть первым.
Вспоминая рассказы Джузеппины, Мария хорошо представляла себе тот барак, где родились и выросли Больдрани, их квартал у Порта Тичинезе, тот бедный люд, который их окружал: рабочих с фабрики, поденщиков, прачек. Сила Чезаре и Риччо, поняла Мария, именно в этом, в корнях, которые их питают и с которыми они не хотят порывать.