В конторе фирмы «Казати и сын» его поразила тишина, нарушаемая лишь стрекотанием пишущих машинок, деловитая лаконичность диалогов, которыми на ходу обменивались служащие, и важный тон секретарши — ни молодой, ни старой, ни красивой, ни уродливой, но всем своим видом подчеркивавшей значение своей фирмы, название которой она произносила со священным трепетом. Под распятием на стене приемной висели портреты короля Виктора Эммануила и королевы Елены.

Пришел рассыльный, тип, словно из ризницы, худой, как гвоздь, и в черных нарукавниках.

— Пройдите, пожалуйста, — сказал он, — граф Ринальдо Казати ждет вас.

Просторный кабинет графа показался Чезаре просто огромным, точно военный плац; стены отделаны панелями из темного дерева, паркет местами скрипел под ногами. Письменный стол, за которым восседал хозяин, был массивный, квадратный, тоже темного дерева. Он казался сделанным прямо по мерке хозяина, солидного мужчины лет за семьдсят, с большой головой, как у античного воина, но лысой и блестящей, словно полированной. Крупный, мясистый нос был подчеркнут гордой линией седых усов, цепкие серые глаза блестели с молодым задором. На нем был безупречно сшитый костюм стального цвета и безукоризненно белая рубашка с черным галстуком.

— Итак? — Он произнес одно это слово барственным тоном синьора, но хватка чувствовалась военная — в нем виден был кадровый офицер, прослуживший немало лет в армии. Из внутреннего кармана пиджака граф Казати достал кожаный футляр, открыл его и вынул виргинскую сигару. С удовольствием понюхал ее и закурил, наслаждаясь ароматным голубым дымом, который описывал изящные завитки вокруг его головы. — Итак? — повторил он.

Чезаре накопил достаточно опыта, чтобы не надеяться на приветливость и дружелюбие начальников, и приготовился к трудному разговору. От него не укрылось это обращение к нему старика, обращение важной персоны, которая среди тысячи срочных дел нашла минутку для такой незначительной личности, как он. В ответ он подарил ему одну из своих молчаливых улыбок, которая исключала любую форму зависимости и подчинения и которая означала примерно следующее: «Либо ты принимаешь меня всерьез, либо не добьешься от меня ничего».

— Мой сын наговорил мне о вас много лестного, — сказал старик, сократив паузу, которая становилась тягостной для юноши.

— Я очень уважаю капитана Казати, — ответил Чезаре почтительно. Он взглянул на красивый сельский пейзаж в золоченой раме над столом и перевел взгляд на стену напротив: она была полностью занята книжными полками, мерцающими тусклым золотом корешков. «Когда-нибудь у меня будет еще лучше», — подумал он.

— Мой сын считается знатоком людей, юноша. — Граф посмотрел на сигару, которую держал в руках.

— Я в этом никогда не сомневался, и мне было бы неприятно, если бы мои недостатки бросили тень на эту его блестящую способность.

— В одном из них, в дерзости, вам не откажешь, — заявил старик. — Но это свойство как способных людей, так и просто мошенников. — Несколько мгновений он смотрел на серый пепел на кончике сигары, прежде чем перевести свой стальной взгляд на голубые внимательные глаза Чезаре. — Характерна она и для бунтарей. — «Бунтарство» и «реакционность» входили в тот момент в политический язык, как в годы войны были ходячими терминами «пораженчество» и «патриотизм».

— Я не люблю ярлыков. — Чезаре не напрашивался на стычку, но раз уж его подталкивали к ней, не намерен был отступать. — И не признаю закона толпы.

— Хорошо, не будем терять времени, — коротко отрезал старик. — Что вы умеете делать?

— Граф Бенедетто Казати знает мои скромные способности. Думаю, он говорил вам о них, и полагаю, что вы хотели бы подвергнуть меня испытанию. Всегда ведь есть смысл проверить людей, с которыми предстоит сотрудничать.

— И доводов вам тоже не занимать. — Пожалуй, этот парень заслуживал внимания.

— Я всего лишь хотел бы работать у вас, синьор граф, — сказал Чезаре, чувствуя благоприятное направление, которое принял разговор, — и работать там, где вы сочтете мое участие полезным.

— Располагайтесь, — пригласил наконец старик, показав на один из двух стульев, обитых кожей, стоявших перед столом. — Мне говорили, что вы умеете заключать выгодные сделки.

Он встал, сделал несколько шагов по мягкому светлому ковру с восточным орнаментом и снова сел.

— Я неплохо умею покупать, — сказал Чезаре, — и могу отличить полезную вещь от бесполезной. — Он подумал, но не сказал, что его ловкость была ловкостью «покупать» людей, после того как он нашел их годными для покупки. Возможно, это было важнее всего.

— Но нам нужны люди, которые умеют продавать, — возразил старик, которому все время хотелось осадить его. — Цех велосипедов и мотоциклов у нас расширился. Однако легче произвести продукцию, чем убедить людей купить то, что производится. Продать — вот настоящая проблема.

— Особенно теперь, когда война кончилась. — Эта мысль, высказанная вслух, не очень-то понравилась старику.

— Мой сын хотел направить вас в отдел реализации. Заведующий отделом уже немолод. И устал. Ему нужен надежный помощник.

— Вероятно, ваш сын прав, — осторожно сказал Чезаре, — и я, по моей молодости и неопытности, не должен бы возражать. Но если вы позволите мне высказать мое мнение, то, думаю, что был бы более полезен в сфере покупок. Я мог бы купить все: сырье, оборудование по сходной цене, патенты, идеи. Ведь гораздо легче продать, когда имеешь в своем распоряжении отличный товар с низкой себестоимостью. Таким образом я мог бы способствовать и успешной реализации продукции фирмы. — Он вынул одну из своих сигарет «Македония» с золоченым мундштуком и, не спросив разрешения, закурил.

Старик, оценив его логику, сделал вид, что не замечает этого легкого нахальства. Чезаре явно не был заурядным «типом с улицы», с ним нужен был иной тон.

— Есть одна проблема, которую вы могли бы мне помочь разрешить, — сказал граф. Он открыл ящик массивного письменного стола, достал большой плотный лист бумаги и развернул его. — Это карта земельных участков, — пояснил он.

— Сразу за корсо Буэнос-Айрес, — с первого взгляда определил Чезаре изображенную на карте местность.

— У вас верный глаз, — прокомментировал Казати, приятно удивленный.

— Я живу в тех местах. — Он не хотел излишним усердием пересолить — не стоило без нужды подвергать себя риску.

— Тогда мне нет необходимости характеризовать эти земли, вы их знаете сами: огромные луга, заброшенные фермы, старые лачуги, бараки. Мы хотим построить тут новую фабрику велосипедов и мотоциклов. Современное предприятие, где будет занято более пятисот человек. Эта земля, — продолжал он, проводя широкой и сильной рукой по листу бумаги, — почти вся куплена. Не хватает лишь нескольких клочков. Они принадлежат мелким владельцам, которые держатся за них из какой-то сентиментальной глупости, в общем, принадлежат нескольким упрямым строптивцам. Вопрос: сможете ли вы выгодно купить их?

— Если это предложение, я благодарю и принимаю его, синьор граф.

Чезаре тут же стал жадно рассматривать карты и читать документы, очертя голову бросившись в дело, которого давно ждал, бросившись в приключение, где он должен был стать главным героем. Проект был намечен с размахом, и, конечно, требовалась согласованность действий банка и производителей, между предприятиями строительных фирм. Но главное, что приводило его в восторг, — это земля, которую требовалось купить, земля, на которой он будет строить дома, возводить дворцы и фабрики. Земля, известь, цемент, кирпичи — в этом было его призвание.

Почти молниеносно он выработал конкретную тактику и стратегию намечавшегося дела, но подал это таким образом, чтобы казалось, что все эти выводы принадлежат старику, в то время как сам он заглядывал уже значительно дальше.

Увлеченный его расчетами и выкладками, граф Ринальдо Казати и сам невольно заразился предприимчивостью своего собеседника. Склонившись над столом, они ворошили бумаги, ставили многочисленные значки и пометки на картах, наспех набрасывали карандашами столбцы цифр на листочках и вскоре полностью нашли общий язык. Старый породистый конь и молодой жеребенок шли по одному и тому же следу.

Эта увлеченная совместная работа была прервана появлением Бенедетто, который вошел в кабинет, предварительно постучав, но не дождавшись от отца приглашения войти.

— Добрый день, папа, — весело поздоровался он, недоумевая, кто этот господин, что, склонившись вместе со стариком над картами, увлеченно и темпераментно обсуждал с ним проекты. И лишь когда Чезаре поднял голову от стола, улыбаясь ему ослепительной дружеской улыбкой, он признал в этом элегантном, уверенном в себе молодом человеке своего денщика.

— Добрый день, капитан, — сказал Чезаре, протягивая руку. — Капитан или граф, не знаю, как мне вас теперь называть.

Потрясение было велико. За элегантным обликом этого красивого молодого человека Бенедетто Казати вдруг увидел грязного вонючего солдата, который стоял над ним, валявшимся в окопной жиже, приставив ему к горлу штык. Не слишком ли быстро совершилась в парне эта метаморфоза? Не слишком ли много берет на себя этот его вчерашний денщик? Мрачный, он прошел мимо протянутой руки Чезаре и остановился рядом с отцом.

— Ты не пожимаешь ему руку? — удивленно спросил старик.

— Он еще недавно чистил мне сапоги, — презрительно бросил на это сын.

— Но ты же сам просил меня принять его?

— Однако он должен при этом знать свое место и вести себя скромно, как полагается, — холодно отрезал молодой граф. Эта мгновенная вспышка неприязни, которую вызвал у него новый облик Чезаре, была неожиданной для него самого, неожиданной, но нельзя сказать — беспричинной. Перед этим сукиным сыном он навсегда останется лежащим навзничь на земле со штыком у горла, и если на фронте он в любой момент мог по своему усмотрению наказать его или отправить на передовую, то здесь больше не было чинов, и воинская дисциплина не защищала его. Он должен был дать своему бывшему денщику урок, чтобы тот понял, кто здесь командует, и предупредить всякую фамильярность между ними на будущие времена.

Чезаре побледнел, шрам на его правой щеке обозначился явственней, но улыбка сохраняла то же дружелюбие и спокойствие.

— Возможно, синьор граф и несколько излишне щепетилен, — сказал он, — но в общем-то он прав.

Самым растерянным из них троих выглядел старик: сцена, разыгравшаяся вдруг перед ним, была столь неожиданной и непонятной, что он не знал, что и сказать. Очевидно, что-то в отношениях его сына с этим парнем не укладывалось в рамки обычной логики.

— Ты был расторопным денщиком, парень, — произнес Бенедетто холодным тоном, — ты служил мне усердно, но это вовсе не означает, что ты с ходу начнешь играть в нашей фирме какую-то роль. Я не говорю, что это в будущем исключается, но ты должен с малого начинать. Твоя карьера должна быть обеспечена опытом, свое право на нее ты должен еще доказать.

— Справедливое замечание, — сказал Чезаре. Он был спокоен и сдержан, слушая все это, и никакого трепета или страха не испытывал. Времена окопов прошли, и речь больше не шла о том, чтобы выбирать между жизнью и смертью, а просто между этой карьерой или другой.

— Так вы согласны работать у нас? — вмешался старик, пытаясь как-то уладить этот конфликт и жалея в душе о таком несвоевременном появлении сына.

— С моим малым жизненным опытом, в мои молодые годы, — ответил Чезаре, — я не могу позволить себе отказаться от подобной возможности.

— Тогда подождите нашего окончательного решения, — с облегчением сказал старый граф. — Мы вам сообщим о нем позднее.

— И не бросай своей теперешней работы, если она у тебя есть, — проворчал молодой хозяин. — Наш вызов может прийти не слишком рано, и к тому же неизвестно еще, будем ли мы нуждаться в твоих услугах. — Не стоит торопиться, синьор капитан. Разумеется, все надо тщательно обдумать. Синьоры… — по-офицерски едва заметно кивнул он головой в знак прощания и, улыбнувшись, словно ничего не случилось, вышел из кабинета.