К весне семьдесят восьмого «Декор» была уже одной из ведущих компаний. Оклеить обоями столовую, покрасить стены в прихожей, обить диван, покрыть новой плиткой кухню, повесить зеркала в ванной или заново устлать квартиру коврами, не обратившись к товарам и услугам фирм Льюиса Свана, было невозможно. Ни одна роскошная цветная фотография в полный разворот в журнале «Аркитекчерэл дайджест» не обходилась без декоративной ткани, материала для обивки стен или настилки полов, производимых фирмой «Декор» или ее филиалом. Практически в каждом номере «Хаус энд Гарден» или «Бьютифул хаус» важное место отводилось описанию новой керамической плитки, нового вида красок или лаков, новой цветовой гаммы жалюзи, к выпуску которых приступала фирма «Декор».

Товары фирмы «Декор» теперь распространялись на весь спектр домашних принадлежностей и предметов домашнего убранства и обстановки, по цене и качеству охватывая всю шкалу – от массовой продукции до элитарной. За прошедшие годы Лью удалось создать первоклассное объединение фирм, занимающихся внутренней отделкой и дизайном домов: он скупал компании и при необходимости менял их руководство, нанимал известных дизайнеров, которые переориентировали и модернизировали деятельность фирм, организовывал энергичную рекламную кампанию, чтобы дочерние предприятия его фирмы как можно скорее получили известность.

В начале шестидесятых «Декор» была всего лишь небольшой семейной компанией, стоимость которой оценивалась в четверть миллиона долларов максимально. Теперь же Макс, с его деловым чутьем, по самым скромным подсчетам оценивал ее в семь миллионов долларов. Хотя по масштабам Макса «Декор» все еще была детской забавой, он по достоинству оценивал успех, которого добился Лью. Успехам, как считал Макс, его сын был обязан одному обстоятельству. Этим обстоятельством была Элен Дурбан.

– У него всегда кишка была тонка, чтобы вести дело с размахом, пока не появилась ты, – как всегда, выражаясь своеобразно, однажды сказал Макс Элен.

– А тебе не приходило в голову, – ответила тогда Элен, что я появилась почему-то как раз в то время, когда ты решил заняться более крупными делами и дал Лью свободу?

– Никогда об этом не думал, – согласился Макс и рассмеялся. – Может, ты и права, – признал он и добавил – Ты замечательная женщина, Элен. Ты самая большая удача в жизни Лью.

– Не хитри, Макс. Ты так говоришь просто потому, что «А Ля Карт» и фирме «Декор» приносит прибыль, – дразнить Макса Свана всегда доставляло удовольствие Элен.

– Возможно, ты права, – согласился Макс. – Ничто меня так не волнует, как дело.

Элен удивленно подняла брови: она-то прекрасно знала, что было и нечто другое, что волновало Макса. Но она не желала вести с ним разговор на эти темы и поэтому промолчала.

Фирма «А Ля Карт» действительно развивалась так же успешно, как и «Декор». Если Элен оказывала положительное влияние на Лью, помогая ему «вести дело с размахом», то и Лью многое сделал для Элен, помогая ей расширить свое дело. Только что завершились переговоры с графиней Тамарой, в результате которых «А Ля Карт» приобрела еще пять филиалов, ранее принадлежавших Тамаре. В последнее время Тамара собиралась уйти от дел и переехать в Палм Спрингс со своим шестым мужем. И совершенно неожиданно для Лью и Элен у них появилась возможность выкупить «Все для кухни», и это предложение они сейчас серьезно обдумывали.

Дело, которое Элен когда-то, находясь в состоянии, близком к отчаянию, начинала в собственной кухоньке, теперь стоило три четверти миллиона – цифра, которая ей казалась сногсшибательной, Лью и Элу – впечатляющей, а Максу – всего лишь мелочью.

В то самое утро, когда Элен во второй раз выступала по телевизору, Лью и Макс завтракали вместе в квартире Макса. На столе лежала газета «Таймс», раскрытая на разделе финансов; телевизор работал, но с выключенным звуком. Макс завтракал ржаным хлебом, луком и козьим сыром, источавшим резкий, возбуждающий аромат, а Лью довольствовался английской булочкой с чаем.

– Мы с Джоанной сегодня встречаемся у адвоката, – сказал Макс. – Она в конце концов приняла мое предложение. Пятьсот тысяч, и никаких больше денег на содержание, никакой ерунды, вообще больше ничего. Я ей сказал, положи их в банк под восемнадцать процентов и будешь иметь восемьдесят тысяч годового дохода. На такие деньги даже ты сможешь прожить.

– Ну и хорошо, – сказал Лью. – Пора уж вам прийти к какому-то соглашению и закончить с этим. – Макс с Джоанной изводили друг друга из-за денег уже почти три года. Срок более чем достаточный.

– Наверно, ты прав, – с некоторым сомнением произнес Макс. – Но видишь ли, на самом деле нам просто нравится ругаться.

– Ну, для этого необязательно состоять в браке, – ядовито заметил Лью. – Элен… – неожиданно сказал он, бросившись к телевизору.

Лью сделал звук громче.

– Владелица фирмы, обслуживающей банкеты… мать… хозяйка… женщина, которая работает, – так представили Элен зрителям. – Вы уже встречались с ней в нашей программе… Это – Элен Дурбан…

– Я раньше жалел, что у тебя с Элен так ничего и не получилось, – сказал Макс, толсто намазывая последний оставшийся кусок хлеба мягким сыром, – но теперь я думаю, что, может, для тебя и лучше, что ты остался с женой.

– Я тоже так считаю, – согласился Лью. Его семейная жизнь сейчас шла лучше, чем когда-либо. И все это потому, что благодаря своему роману с Элен он понял, что раньше отдавал всю свою энергию бизнесу и непростительно мало оставлял для семьи. – Мы с Рини приложили усилия, чтобы сохранить наш брак, и это себя оправдало. Нам сейчас хорошо вместе.

Макс посмотрел на Лью и вдруг подумал, что из них двоих именно Лью обладал настоящими бойцовскими качествами.

– Эд Сэломэй спросил, есть ли у меня представитель или доверенное лицо?! Как тебе это нравится? – смеясь, сказала Элен в один прекрасный день после своей четвертой передачи на телевидении. – А я и глазом не моргнула! Я ему ответила: есть, это Эл Шелдок. Эл, ты ведь будешь моим представителем, а? – Элен наклонилась и облокотилась о письменный стол Эла, улыбаясь счастливой улыбкой. Она ждала от него ответа, заранее уверенная, что он согласится. – Ну, что скажешь?

Элен в этот раз не вошла, а просто вплыла в кабинет Эла, покачиваясь на волнах счастья. Утром, после того как закончилось ее выступление, Эд Сэломэй обратился к Элен с предложением еженедельно появляться на экране и вести раздел программы, посвященный приему гостей и кулинарным советам.

– Я не только согласен быть твоим агентом, Элен, но я бы обиделся, если бы ты не обратилась ко мне, – ответил Эл.

Элен одобрительно оглядела его темный костюм из хорошей шерсти, темно-синий галстук в неброскую красную полоску, изящные запонки от «Тиффани». У Эла был хороший вкус. А главное, Эл был настоящим другом, он всегда был рядом, на него всегда можно было положиться, он столько раз за эти годы служил Элен опорой. Элен не раз говорила, что он был лучшей частью наследства, доставшегося ей от Фила.

– Самая престижная программа – «Доброе утро, Америка!». Это же представить невозможно! Правда? – радовалась Элен. Телезвезда! Это в сорок семь-то лет! Ну и что ж! Она энергична, полна жизни, подтянута!

Элен чувствовала себя как никогда хорошо, и она не раз недоумевала, почему, собственно, женщины так боятся перешагнуть рубеж сорокалетия. Они должны бы были благодарственно молиться: тревоги двадцатилетних – позади, перегрузки тридцатилетних забыты. Именно с сорока лет и начинается, как говорит молодежь, «самый кайф».

Радостное возбуждение Элен передалось и Элу; оживление чувствовалось не только в ее словах и в румянце, оно исходило от нее самой какими-то невидимыми волнами. Элен была, как называют это французы, женщиной бальзаковского возраста. И она всегда вызывала у Эла чувство изумления и восхищения. Сколько раз он собирался пригласить ее поужинать, но всякий раз его что-то останавливало. Останавливало его то, что он чувствовал, как она относится к нему: как сестра к брату, а вовсе не как женщина к мужчине. Он интуитивно ощущал, что хотя и нравится Элен, но совсем не привлекает ее как мужчина, и это ощущение огорчало и сдерживало его. Но любуясь ею и размышляя о том, почему она не проявляет к нему как к мужчине никакого интереса, он, скорее автоматически, продолжал напряженно обдумывать, как добиться для нее наиболее выгодных условий контракта.

– «Доброе утро, Америка!», – задумчиво произнес он. – Это замечательно! По рейтингу они на два балла опережают «Пробуждайся, Америка!». Это вполне приличное количество зрителей. И несколько миллионов годового дохода. И волею случая я как раз сегодня встречаюсь за ленчем с Хэнком Романом.

– Кто такой Хэнк Роман?

– Продюсер телекомпании «Пробуждайся, Америка!».

– Но я-то участвую в программе «Доброе утро, Америка!» компании АМ/США… – в полном замешательстве сказала Элен.

– Элен, я тебя прошу как о личном одолжении, – Эл откинулся назад в кресле, мысленно прорабатывая план будущих действий. – Иди домой, к своим кухонным делам. Займись волованами из продуктов моря. Посвяти себя приготовлению окуня в укропном соусе. Ты хочешь, чтобы я представлял твои интересы, так дай мне возможность делать это так, как я считаю нужным. Договорились?

– Договорились, – согласилась Элен, а в глазах ее засветились искорки. Она улыбнулась. Ей представилось, как они вдвоем противостоят компании с ее всемогущими миллионами, целыми взводами вице-президентов и батальонами адвокатов. Она получала от этого такое удовольствие! – Между прочим, Эл, – неожиданно спросила она, – где это ты так здорово узнал французскую кухню?

– В Бронксе.

Элен ничего не поняла, а он явно наслаждался произведенным впечатлением. Но прежде чем она успела его переспросить, Эл сам все объяснил:

– Семья наших соседей была родом из Эксан-Прованса. Я был влюблен в их дочку. Она говорила со мной по-французски, когда мы целовались на заднем сиденье их машины.

Элен улыбнулась и неожиданно покраснела. Она ушла, а Эл еще долго находился под впечатлением ее манящего очарования.

И уж конечно, она возбуждала не только платонические чувства.

Направляясь от офиса Эла к Центральному вокзалу, Элен прошла мимо отеля «Уолдорф-Астория». Она не знала и не могла знать, что в это самое время Макс Сван в номере-люкс 1207 заказывал по телефону французское шампанское и икру, а Джоанна переодевалась в отделанной мрамором ванной с зеркалами. Да если бы она и знала все это, какое ей было дело до этого. Что ей личная жизнь Макса и Джоанны?

Перед этим приемная Мела Фактира стала ареной шумной и бранчливой перепалки. Оказавшись лицом к лицу с Максом и его оскорбительным предложением, этой дешевкой, Джоанна забыла все свои тщательно разработанные планы действий.

– Пятьсот тысяч! И все! Это мое окончательное слово, Джоанна! Соглашайся или нет, как хочешь! – Лицо у Макса было красное, как свекла, на виске подергивалась жилка.

– Пятьсот тысяч плюс процент от прибыли: от дел с недвижимостью, от магазинов, от маклерских контор. Я помогла тебе все это иметь, – заявила Джоанна металлическим голосом. – Я заработала право на свою долю прибыли.

– Ты была простой секретаршей, – заорал Макс.

– Помощником, – огрызнулась Джоанна.

– Помощником! – с издевкой повторил Макс. – Не смеши меня!

– Я взяла на себя всю рутинную черновую работу и развязала тебе руки, чтобы ты мог спокойно обделывать свои делишки, – стояла на своем Джоанна.

– Ты вела черновую работу в постели, и это мне давало возможность успокоить нервы и не страдать бессонницей, – поправил ее Макс, пытаясь восстановить истину. – Пятьсот тысяч – и ни центом больше! И так это феноменально высокая плата за подобные услуги!

Мел сидел тут же, сохраняя обычное для адвоката бесстрастное выражение лица. Это выражение не изменилось даже тогда, когда шум и крик вдруг прекратился так же неожиданно, как начался.

– Какие у тебя роскошные волосы, – сказал Макс буквально через секунду после того, как дал торжественное обещание, что ей не удастся ничего вытянуть из него. Он протянул руку к Джоанне и дотронулся до копны ее волос. – Золотой Песок Пустыни!

– Спасибо за комплимент, Макс, – улыбнулась Джоанна. – Ты знаешь, я уже не причесываюсь у Уильяма. У меня теперь новый парикмахер. Хироко. Он работает в салоне «Суга». Хочет открыть собственный салон.

– Но не на мои деньги! – предупредил Макс и подумал, что неизвестно, какие еще услуги, кроме укладки волос, оказывает Джоанне этот Хироко. Уж эти сексуально озабоченные парикмахеры! Макс с ностальгией подумал о добрых старых временах, когда парикмахерским ремеслом занимались те, кто не проявлял никакого интереса к женщинам, и мужчина мог быть вполне спокоен за жену, если та отправлялась в косметический салон.

– Почему это не на твои деньги? – моментально отреагировала Джоанна. И добавила приторно-сладким голоском – Ведь твои деньги – это и мои деньги. Или вернее, они будут моими.

– Через мой труп!

Мел, несмотря ни на что, продолжал сохранять бесстрастное выражение лица в течение всей сцены, которая за этим последовала. Его выражение лица не изменилось и позже, когда Макс и Джоанна, так и не придя к соглашению и не подписав подготовленные заранее документы, рука об руку вышли из его кабинета, обсуждая, в какой отель отправиться: «Сент-Режис» или «Уолдорф».

Но едва вернувшись домой, Макс тут же позвонил своему адвокату.

– Эта идиотка желает получить долю в прибылях, – сообщил Макс. – Понятия не имею, как это сделать, но их надо спрятать и концы забросить в воду!

И все сведения о деловых операциях Макса были закрыты, а концы заброшены в воду. Магазины затерялись в составе корпораций на Багамах. Квартиры были зарегистрированы на имя каких-то неизвестных владельцев, которых невозможно было найти. Сеть маклерских фирм обрела надежную трехслойную защиту под крылышком швейцарских, андоррских и ливанских компаний. Как доверительно сообщил Макс сыну, для Джоанны окажется более легким делом найти в аду кубики льда, чем отыскать хоть случайные десять центов прибыли в деловых операциях Макса Свана. Макс даже признался, что подумывает о том, чтобы аннулировать свое предложение о выплате пятисот тысяч.

– Я ей покажу, где раки зимуют, – сказал Макс, посмеиваясь от предвкушаемого удовольствия.

– Ты бы поосторожнее, – посоветовал ему Лью. – Джоанна жадная. И она способна на все…

Два балла, которые по рейтингу программа «Пробуждайся, Америка!» уступила программе компании АМ/США, явились причиной для зеркального отражения двух мартини подряд, которые выпил Хэнк Роман во время ленча. Обычно он пил только воду «Перье».

– Что, так плохи дела? – спросил Эл, когда подали дежурный ленч деловых людей, состоящий из жареной рыбы с салатом, шестнадцать с половиной долларов за порцию, и Хэнк сразу потерял интерес к разговору, увлеченно намазывая толстым слоем масло на булочку с тмином. Каждый сотрудник фирмы, который во время завтрака, оплачиваемого фирмой, хоть чуть-чуть выходил за пределы обычной нормы в триста калорий, давал повод думать, что у него серьезные неприятности.

– Да, дела не очень хороши, – признался Хэнк. – Мы пытаемся как-то оживить программы. Мы пригласили психиатров, которые лечат собак, жену одного сенатора из Олбани, которая обучает танцу живота, специалистов по гороскопам и лечебной диете. Уж, кажется, все у нас перебывали. И чудаки, и те, кто любит покрасоваться на экране, и просто люди не в себе. Весь набор человеческих типов, которым обычно пользуются средства массовой информации. Высоконравственное большинство и вовсе безнравственное меньшинство. И ничего не помогает, – почти с отчаянием сказал Хэнк и принялся намазывать маслом вторую булочку. – Черт бы побрал эту АМ/США! Они же делают практически все то же самое, что и мы – ничего нового! Просто уму непостижимо… – Хэнк откусил булку как-то сбоку, как початок кукурузы, выбирая место, где было больше тмина.

– У них, может быть, есть кое-что, вернее, кое-кто, чего нет у вас, и я знаю, что или кто это, – сказал Эл и положил в рот маленький кусочек жареной камбалы. Он знал наверняка, что не позже четырех часов попросит принести себе в кабинет булочку, чтобы как-то перебить чувство голода, которое было непременным следствием ленчей с деловыми людьми.

– Кто же? – спросил Хэнк, и прежде чем Эл успел ответить, Хэнк заявил – Мне нужен этот человек. Назови цену.

– Откуда ты знаешь, что это человек? Может, это попугай-людоед, – сказал Эл.

– Будет тебе, Эл. Перестань меня разыгрывать, – Хэнк решительно взял еще одну булочку и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще масла. – Кто же это?

Вместо ответа Эл заговорил о перспективах студии кабельного телевидения Си-Би-Эс, а также о том, удастся ли местным отделениям телекомпании добиться того, чтобы не прошло предложение о часовой программе вечерних новостей. Они допили кофе, и Хэнк подписал отчет.

– Так все же, кто этот человек? – вновь спросил Хэнк, когда они уже прощались, стоя около ресторана.

– Да какое это, собственно, имеет значение? – ответил Эл. – Все равно ведь в выигрыше АМ/США – это их передача, это их человек. Ну, пока, Хэнк. – Эл остановил проезжавшее мимо такси и забрался в машину.

Следующие полтора часа он провел в обществе клиента – музыканта, который с давних времен знал Эла и помнил еще его родителей, а когда, наконец, вернулся к себе в офис, узнал, что ему уже дважды звонил Хэнк Роман и просил позвонить, когда он вернется.

Очень срочно!

Эл аккуратно сложил записки с этим сообщением в блокнот для записей, лежавший у него на столе, позвонил в кафе на первом этаже, заказал ту самую булочку и, с аппетитом ее жуя, набрал номер Хэнка.

– Элен Дурбан! Вот это кто! – почти прокричал в трубку Хэнк. – Я пересмотрел все записи АМ/США за последние полгода. Вот это кто! Ладно, Эл, твоя взяла! Что ты за нее хочешь?

Некоторое время Эл и Хэнк оживленно торговались, а когда Элу удалось довести цену до предельной суммы, которую Хэнк мог предложить сам, без утверждения ее вышестоящим начальством, он позвонил Эду Сэломэю.

– Эд? Боюсь, что вам предстоит конкуренция, если вы хотите получить Элен Дурбан…

Эл откинулся в кресле и продолжал разговор с Эдом. Просто словами не передать, до чего ему нравилась его работа. Ощущения такие острые, будто ходишь по канату!