Январь и февраль прошли как обычно. Клиенты Элен – маклерская фирма отметила принятие трех партнеров вечером с шампанским, модный магазин показал весеннюю коллекцию, сопроводив показ а ля фуршетом с круассанами и печеньем, рекламное агентство закрепило свои успехи ленчем, частный танцевальный вечер в честь дня св. Валентина включал в свою программу и ужин – помогли рассчитаться по счетам за зимние месяцы.

Расходы Уилсона оказались выше, чем он ожидал. Переезд влетел в копеечку. Обновление обстановки в конторе на 20 процентов превышало смету. Как назло, один из лучших клиентов Уилсона, поставщик английского чая и печенья, вышел из дела, сократив доходы Уилсона.

Элен рассчитала прислугу, приходящую убираться раз в неделю, и занялась стиркой и уборкой сама. У нее нашлось время сшить себе льняные шторы с красивой каймой внизу, о которых она мечтала давно. Затем она занялась выращиванием летней герани из отростков и петунии из рассады. Потом принялась за травы, которые она собиралась использовать в приготовлении еды – петрушку, базилик, тмин, эстрагон, майоран.

– Мне нравится домашняя работа, – сказала она Уилсону. – Мне нравится шить шторы, работать в саду. Кроме того, экономия денег, – добавила она гордо.

Элен не боялась бедности. Она привыкла к ней.

Уилсон ненавидел бедность. Он слишком много сил отдал борьбе с ней. Он ненавидел нищету, отсутствие контроля над ситуацией, поражение, зависимость от Элен и деньги, которые Элен зарабатывала. Он пытался скрыть свои чувства, но он не смог скрыть их влияние на секс.

Он перестал спать с Элен.

Элен, разделявшая с ним борьбу за выживание, чувствовала себя ближе к Уилсону, ее преданность увеличилась. А Уилсон даже не мог признаться в денежных проблемах. Он испытывал стыд и унижение и как любовник, и как мужчина.

В это время Элен несколько раз оговорилась и назвала Уилсона Филом. Непонятно почему. За два года жизни с Уилсоном она ни разу не ошибалась. Она теперь очень старалась не повторить оговорку.

В марте – по иронии это был тот месяц, когда умер Фил – Уилсон пришел домой с бутылкой шампанского «Дон Периньон». В его поведении было нечто озорное, весеннее, взгляд был плутовской, насмешливый, даже волосы казались наэлектризованными жизненной энергией.

– Наконец-то я добился этого! Три новых клиента за один день! – воскликнул он, схватил Элен в объятия и прокрутился с ней в диком танце по комнате.

Один из клиентов был иракский поставщик икры, второй – представитель национальной компании мороженых продуктов, а третий был известнейший специалист в ресторанном бизнесе. Он-то и подписал контракт на издание кулинарной книги и хотел, чтобы Элен стала известна публике.

– Не один! Не два! А целых три! – все повторял он, открывая бутылку.

– Это чудесно! Изумительно! – радовалась Элен. Она чувствовала себя даже более счастливой, чем если бы сама достигла подобного успеха. Она поцеловала Уилсона и взяла два бокала с шампанским с буфета. – Я так рада за тебя! – Переезд оказался гениальной находкой! Ничего, что я сам себя хвалю? Адрес на Пятой Авеню – вот что подкупило моих клиентов. Они говорят, что Пятая Авеню означает все самое лучшее, а они хотят только лучшее.

– Это потрясающе! – воскликнула Элен. – Ты великолепен.

– Для тебя это шанс! – перебил ее Уилсон. Они собираются устроить огромную пирушку в «Плазе» для рекламы икры. Они собираются вытеснить русских с рынка и приглашают кулинаров принять участие. Я вписал твое имя. Такие перспективы, черт возьми! «Плаза!» Расходы не ограничены.

В ту ночь они любили друг друга как прежде, нет, даже с большей страстью. Уилсон сказал Элен:

– Мне больше не потребуется твоя помощь с деньгами. Знаешь что, купи себе самое лучшее платье у «Бергдорфа» и надень его, когда пойдем поужинать в «Четыре времени года».

К осени жизнь стала немного спокойнее. Уилсон работал упорнее, чем когда-либо, и, казалось, наслаждался этим. Элен работала меньше, чем когда-либо, но ей это нравилось.

Она принимала теперь только те заказы, которые не мешали бы ей заботиться об Уилсоне, Бренде и Денни. Она отказалась от заказов на конец недели, так как была занята своей семьей. Дела Уилсона шли все успешнее, все его время было расписано – обеды, ужины, коктейли, вечера Общества милосердия, дегустации – и Элен повсюду была рядом с ним. Поэтому она отказалась и от обслуживания вечерних мероприятий.

Она продолжала работать только для заказчиков послеобеденного бриджа, деловых завтраков, ленчей, коктейлей и чая для дам. Когда Уилсон сказал ей, что его клиенты хотят повторить прошлогодний вечер в «Плазе», и что она должна принять участие в конкурсе, Элен подсчитала все расходы и доходы и поняла, что ей это невыгодно, и отказалась. Но Уилсону она ничего объяснять не стала.

Каролина не одобрила ее поведения.

– Ты могла бы здорово на этом заработать, – сказала она Элен. – Почему ты отказываешься? Еще немного усилий, и «А Ля Карт» достигнет такого уровня! Будет что передать Бренде и Денни.

– Деньги мне не нужны, – объяснила Элен, подумав о том, как ее свекровь похожа в этом на Фила. – У меня достаточно денег, чтобы дать образование Бренде и Денни. Я даже могу позволить себе дорогую итальянскую сумку или хорошего парикмахера. Что нам еще нужно?

Но больше всего Элен радовалась тому, что может забыть все, связанное с ее работой. Ей не приходилось больше напоминать клиентке, которая не хотела платить, так как еда якобы не понравилась ее гостям, что все продукты могут быть второго и даже третьего сорта – в зависимости от цены. Не надо ругаться с поставщиками, которые пытались всучить ей залежалый товар. Не надо часами дожидаться водопроводчика, чтобы прочистить раковину. Она с ужасом вспоминала дни, когда ее помощница свалилась с гриппом, или когда пришлось заново выпекать триста блинчиков для бар-мицва – кто-то насыпал в масло соли вместо сахара. Она терпеть не могла собирать плату с должников, увольнять наглых официантов. Элен все надеялась, что кто-нибудь сможет оценить ее очарование, которое было скрыто под маской деловой женщины.

Ей было так же хорошо, как при жизни Фила – она вернулась туда, где ей было уютно. Она чувствовала свою женственность. Был кто-то, кто заботился о ней. И это был мужчина.

Она даже подумывала закрыть «А Ля Карт». Она хотела строить новую жизнь с Уилсоном. Ее захватила мысль об их ребенке – его ребенке, хотя она из осторожности не говорила с ним об этом. Спокойствие, счастье, уют – все это было у нее. По ночам она спала крепко, без снов, как будто под действием снотворного.

Единственный инцидент, который омрачил это счастливое время, случился, когда Уилсон узнал, что она не сделала заявку на вечер в «Плазе».

– Это же великолепная возможность для тебя! – сказал он сердито. – Ты просто не должна была отказаться.

– Но я проиграла в прошлом году, – пыталась Элен оправдаться. – Требования в этом году выше, чем в прошлом. У меня не было никаких шансов, зачем же стараться? – Она не добавила, что конкурс означал огромную трату сил, и ей совершенно не хотелось надрываться там, где не было необходимости.

– Откуда ты знаешь, что у тебя не было шансов? Твои цены не могли быть выше других. Насколько я тебя знаю, они были бы ниже. Ты думаешь, я получаю клиента сразу, как только вижу его? Или ты думаешь, что клиенты подхватывают любую мою идею? Если ты хочешь вести дело, ты должна пробовать и пробовать снова!

Уилсон здорово разозлился и целую неделю он подчеркнуто был холоден с ней и отвергал все попытки Элен помириться.

Она не могла понять Уилсона. С одной стороны, он не разрешал ей оплачивать счета, за исключением детских. Когда она зарабатывала какие-то неожиданные деньги, он предлагал ей купить себе новое платье. Она повторяла все время, что ей не нужно еще одно платье, ей нужен он. Если же надо было выбирать между заказом на обслуживание коктейля и деловой встречей Уилсона, на которую им следовало отправиться вместе, он, естественно, считал, что Элен должна отказаться от заказа и пойти с ним.

С другой стороны, были моменты, когда он хотел, чтобы она так же серьезно вела свое дело, как он – свое. Ему нравилось говорить своим друзьям и клиентам о ее успехах. Она должна быть его украшением по его же определению: финансово независимая женщина, с блестящей карьерой, которая посвятила себя ему и его ставила выше себя.