3
— Не понимаю, почему ты не убил меня сразу, а приволок сюда. Или ты еще не знаешь, что мне известно все? — Кристина задала этот вопрос сразу же, как только глаза разбуженного прояснились.
Озираясь и ощупывая ушибленный затылок, парень наконец осознал реальность, и она ему понравилась. Избитая, оборванная девушка склонила над ним опухшее злое лицо.
— Мне известно все про тебя, Санта! Ты убийца, ты настоящий подонок, мразь!
Парень поймал взметнувшиеся над ним кулачки.
— Можешь покончить со мной, теперь все равно! — кричала Кристина, сотрясаясь от негодования. — Вначале ты подставил меня Рино, затем уничтожил Риту и Элмера… Ты получил бриллиант, ублюдок?..
Она беспомощно затихла, исчерпав запас известных ей итальянских ругательств. Отпустив запястья девушки, Санта оттолкнул ее на кучу водорослей.
— Это тебе сообщили в полиции? Значит, они решили свалить дело на меня, — криво усмехнулся он.
— Тебя узнал Элмер. Он признался в этом Стефано перед тем… перед тем, как покончить с собой.
— Вествуд мертв?! — Санта, резко вскочив, схватил Кристину за плечи. Но, сморщившись от боли, сел. — Давай поговорим без драки.
Он сгреб водоросли и прилег на них, осторожно опустив голову. Теперь Кристина недоумевала, как смогла узнать этого малознакомого человека, — так сильно он изменился с момента их встречи в охотничьем домике. Перед ней лежал измученный, давно небритый мужчина с ввалившимися блестящими, словно в жару, глазами. Ничего общего с элегантным, самоуверенным тенором, певшим для гостей Антонелли. Но это он выманил у ничего не подозревающей дурочки «Голубого принца» и теперь скрывается от сообщников Рино. А Вествуд? При чем здесь он? Бедная беременная Рита!..
— Можешь торжествовать — Элмер убил себя, ничего не сказав о тебе полицейским. Главная виновница перед законом по-прежнему я. Но я теперь знаю правду! — Кристина нащупала под рукой острый обломок камня. Ведь даже такому обессиленному парню ничего не стоит разделаться с ней. Страшна не смерть — противно и больно уйти, не дождавшись возмездия.
Ах, как хотелось расквитаться за все мучения тюремной жизни, за гибель хороших, ни в чем не повинных людей! Гнев парализовал Кристину, она молчала, слыша, как в тишине бьется о гальку волна.
— Так… Если Элмер промолчал, почему же тогда тебя выпустили из тюрьмы, девочка? — еле слышно спросил Санта.
— Он просто поторопился, не смог пережить гибель Риты… И выстрелил себе в голову! — Кристина метнула уничтожающий взгляд на убийцу, но тот выглядел безучастным и слабым. Возможно, притворялся, оценивая ситуацию. — А я сбежала. Вернее, меня спасли друзья. Напали на полицейскую машину накануне суда… Правда, я не знаю, кого благодарить — мой спаситель погиб в перестрелке. Это был совсем не известный мне человек… А я умчалась к Антонелли, моля о помощи.
— И мужественный Стефано защитил тебя. Как же! Невинная жертва, попавшая в клетку вместо проклятого Санты!
— Стефано спрятал меня у себя в доме, потом с фальшивыми документами отправил сюда. Он сильно рисковал, помогая мне, и поклялся своими руками прикончить убийцу!
— То есть меня? — Санта усмехнулся и сел, привалившись к стене. — Значит, теперь твое спасение зависит от того, сумеешь ли ты доставить меня в полицейский участок?
— Выходит, так. К сожалению, это у меня вряд ли получится. Те, кто вчера устроил костер, действуют быстрее.
— Тогда просто добей меня из чувства справедливости. Покарай за гибель своего любовника. — Санта достал из кармана брюк и бросил Кристине пистолет. Отшатнувшись, она в ужасе смотрела на поблескивающий в черных водорослях металл.
— Ну, что же, давай, не робей! Ведь тебе не впервые, крошка! — подначивал ее ухмыляющийся Санта.
Кристина осторожно взяла пистолет.
— Где здесь предохранитель и куда нажимать?
— Подними рычажок вверх, чтобы щелкнул. И жми пальцем на курок… Лучше это сделать не здесь — могут обвалиться камни. Выйди из пещеры и целься. Здесь всего два метра, трудно промазать… В Вествуда ты, правда, стреляла в упор…
— Я?! — Кристина опешила от такого обвинения. — Ты… ты… — Ее губы задрожали, она пятилась, изо всех сил двумя руками сжимая перед собой пистолет…
— Ага, тебе обидно, больно? А ведь тебя уже целый месяц пытают недоверием, презрением, несправедливостью! — Взгляд Санты гневно сверкал. — Почему же ты так просто сваливаешь этот нечеловеческий поступок на меня? Потому что тебе сообщил Антонелли? А если Стефано зачем-то солгал, или Вествуд ошибся, да, может, просто каким-то образом в его помутившемся сознании слился образ Санта-Клауса с пистолетом и мое прозвище? Да я и не был знаком с Элмером толком… Ой… — Санта вновь опустился на пол, сжимая руками голову.
Кристина молчала, лихорадочно пытаясь составить логическую картину из обрывочных фактов. Но слишком много звеньев отсутствовало, слишком многие вопросы не имели ответа.
Взвесив пистолет на ладони, Кристина протянула его Санте:
— Предпочитаю получить пулю в затылок, а не быть удушенной или утопленной. Ведь мне не миновать расправы — если ты убийца, то должен убрать свидетеля, если считаешь виновной меня, то можешь не сдержать ненависти…
Санта забрал оружие, заметив, что холодный металл примагничивал взгляд девушки, в котором застыла обреченность.
— Послушай, детка, тебе не нужны мои заверения… Но я клянусь, — жизнью своей, кровью, памятью погибших родителей, — это сделал не я. — Санта сжал в своих руках ее прохладные, безжизненные ладони и твердо посмотрел в широко раскрытые глаза. Кристина не отстранилась, не отвела взгляд.
— Мне все равно. Теперь уже все равно. Слишком много потерь, — прошептали припухшие, с запекшимся кровоподтеком губы. — Если ты невиновен, значит, виновата я.
— Нет, нет, детка! Человека, которого правосудие готово упрятать на всю жизнь за решетку, не стали бы сжигать… Да и вызволять из тюрьмы… Ты что-то знаешь, девочка, и кому-то это не нравится… А поскольку мы были приговорены к сожжению вместе, значит, это не я. Поняла? — Санта встряхнул застывшую девушку. — Мы оба не виновны, мы оба — под подозрением, и поэтому-то нас и хотели убрать… Ты знаешь этих людей?
— Нет. Я не видела никого. Меня связали, оглушили чем-то и увезли. Я пришла в себя только в сарае, — механически пробормотала Кристина.
— Ладно. — Санта решительно сел. — Пора выздоравливать и браться за дело. Вот невидаль — проломленная башка! Я в детстве с этих горок и не так падал. Пошли-ка на солнышко. Только тихо, совсем тихо! — Он выглянул из пещеры и потянул Кристину за руку.
В глаза резко ударил солнечный свет. Вход в нору загораживал десятиметровый валун, вздымавшийся прямо из воды и образовывавший нечто вроде маленького грота: три-четыре квадратных метра мелкой гальки, которую уже золотил солнечный луч, и «бухточка» размером с садовый бассейн.
— Это наши владения. Здесь нас не видно ни с берега, ни с моря. И ни шагу в сторону, пока не стемнеет. В этих краях много рыбаков, а с горы все побережье видно как на ладони. Так что лучше вести себя смирно — солнечные ванны, водные процедуры, беседа… Больше, увы, не могу предложить ничего. И, знаешь… заключим пакт о выживании. Постараемся выбраться отсюда живыми, о'кей?
— Я ничего не ела уже сутки. И очень хочу пить. — Кристина присела на камень, подставив солнцу лицо.
— Не беспокойся о пустяках, крошка! Ты же попала на отдых с бандитом! Горячий завтрак и кофе не обещаю, но от голода ты со мной не умрешь. — Санта решительно снял рубашку, футболку и брюки и, взявшись за резинку трусов, помедлил. — Эй, давай договоримся — здесь не слишком жарко и белье мочить глупо. В диком месте — дикие нравы. Я раздеваюсь, и ничего не буду иметь против, если тебе понадобится сделать то же самое. Можешь отвернуться.
Кристина закрыла глаза, слушая тихий шелест воды и затем фырканье. Вздрогнув, она огляделась, но не увидела ничего страшного: в бухточке плескался Санта, подныривая под камни.
— Смотри! — сказал он почти беззвучно и поднял над водой набитую чем-то футболку.
Кристина демонстративно отвернулась и просидела так, пока, осыпая ее спину брызгами с мокрых волос и отфыркиваясь, Санта не облачился в свой костюм — изодранные грязные джинсы и цветастую рубаху бывалого бомжа.
— Ну, как? — Развернув футболку, он с гордостью продемонстрировал трофеи. — Думаю, для начала хватит. Не понимаю, ты что, не любишь устриц?!
— Пару раз ела вареных. Без всякого удовольствия… — вяло отозвалась Кристина, осматривая черные раковины.
— Ах, речь уже зашла об удовольствии… Помнится, полчаса назад кое-кто задумывался о самоубийстве…
Кристина вспыхнула, разозленная его проницательностью.
— Это не твое дело. Мы всего лишь попутчики.
— Товарищи по несчастью, скованные одной цепью… Цепью жутких загадок и смертельной опасности. И, что интересно, сразу двое убийц! — Санта шутил, явно довольный предстоящим завтраком. Он разложил ракушки на солнце рядом с мокрой футболкой. — Еще не слишком печет. Нам придется подождать, пока эти деликатесы не приоткроют от тепла створки. Я займусь напитками, можешь окунуться. Если честно, вид у тебя жуткий. — Закатав до колен штанины, Санта скрылся в пещере.
Кристине и самой не терпелось погрузиться в прозрачную, как стекло, пронизанную косыми лучами утреннего солнца воду. Узкие солнечные дорожки пробивались в расщелины валуна, пронизывая прозрачную воду до самого дна. Жаль только, что теплой эта «купальня» не была. И все же она с удовольствием сбросила плачевные остатки своего платья и погрузилась в сказочную ванну со стайками мелких рыбешек и гирляндами ярко-зеленых водорослей, извивающихся у камня. Обидно, что нельзя поплавать, разогреться! Но какое блаженство! Ноющая боль от ушибов и царапин тут же ушла, тело наполнилось бодростью и радостью жизни. Кристина полежала на спине, глядя в открывающееся наверху «оконце» голубого безоблачного неба, на фоне которого застыл куст ярко-желтого дрока, растущий прямо из камня. Сладкий, медовый аромат смешивался с запахом моря. Кристина раскинула руки, отогнав покачивающиеся на поверхности гигантским веером волосы. В какой-то момент ей показалось, что она погружается в блаженный сон, что только это — море, солнце и камни — настоящее, реальное, необходимое, а жуткие истории со стрельбой и погонями — плод заблудившегося во тьме воображения…
Она резко повернулась, коснувшись пальцами ног дна, встала и собралась выходить. На берегу, метрах в двух-трех от нее лежал Санта в одних трусах, подставив лицо солнцу.
— Я не смотрю, — заверил он, не поворачивая головы. — Оботрись быстренько своим тряпьем и погрейся — лето еще очень далеко.
Кристина осторожно вышла и, чувствуя, как покрывается от холода «гусиной кожей», поспешила набросить платье.
— Да, здорово тебе досталось, — констатировал, не глядя на нее, Санта. — Вся в синяках, словно черный виноград жала… В этих местах его мнут ногами в больших чанах. А виноградный сок, совсем свежий, прохладный, — это настоящее блаженство!
— Не очень умно вспоминать сейчас такие вещи… — Кристина облизала пересохшие губы. Соленая вода только обострила жажду.
— Синьорина должна подойти к столу… — Санта поднялся и, обняв девушку за дрожащие плечи, развернул ее к скрытому за камнем натюрморту.
На расстеленной футболке были разложены устрицы и среди них — половинка большой лиловато-серой раковины, наполненная водой. Кристина осторожно поднесла ее ко рту и попробовала напиток. Закрыв глаза от удовольствия, выпила все и с облегчением вздохнула:
— Здорово! Потрясающая вода.
— Это в самом деле целебный источник. Он находится в сердце горы, а ручеек стекает по камням прямо в пещеру. Не в «спальне», конечно, а в соседней «комнате».
— Там есть еще пещеры? Откуда ты все это знаешь?
— Я здесь как дома, детка. Здесь прошло мое детство. В этой норе мы с ребятами прятали «клад» — стреляные гильзы, ствол от пулемета, немецкую каску и знаешь, что? Магнитофонные кассеты с записями Меркьюри. Здесь патриархальный народ, не уважает иностранщину… Потом… Потом мы сюда водили девочек. Так, слегка потискаться… А однажды… Ладно. Расскажи лучше, какими ветрами занесло в эти дикие края московскую красавицу? Вот уж сюрприз! Там, в сарае, я по голосу сразу узнал тебя. И, если честно, очень удивился. — Санта сел, проверяя готовность устриц. — Ого! Можно приступать. Возьми, эта совсем готова.
Он ловко раскрыл створки раковины и протянул ее Кристине. Кусочек розоватого мяса, подрагивающего в прозрачной слизи, не возбуждал аппетита. Она отстранила предложенное лакомство:
— Без лимона не могу.
— Если бы ты знала, сколько здесь белков и протеинов и как это кушанье поднимает жизненные силы, ты бы отняла у меня весь улов! — настаивал Санта, со смаком заглотив устрицу.
— Плохая реклама. Я и так сильная. Только вот ногти сломанные за все цепляются…
— Это основная проблема?
— Да. У меня никогда не было привычки грызть ногти. Теперь жалею.
— Тогда — маленький обмен любезностями: ты забрасываешь в свой ротик деликатес, а я устраиваю тебе фирменный маникюр. Честное слово.
Кристина решительно отковырнула устрицу и поднесла ко рту, но тут же положила ее обратно и, сглотнув слюну, отвернулась:
— Нет, не могу. Хочу телячью отбивную с хрустящей картошечкой.
— Вот дикость-то! В лучших ресторанах Парижа и Рима за эти свежайшие, жирнейшие устрицы платят бешеные деньги изысканные гурманы… А здесь — оборванная, нищая, побитая девчонка… — вознегодовал Санта.
— Дай сюда. — Кристина забрала раковину и решительно проглотила содержимое. — Еще! — потребовала она. — Проскакивает легко, как сырое яйцо. Надо зажмуриться и проглотить все сразу.
— Не пойдет. Так не годится, ты же упоминала об удовольствиях, а сейчас отказываешься от одного из лучших — деликатеса на голодный желудок. — Санта открыл очередную ракушку и с выражением блаженства отправил ее содержимое в рот. — И зачем я только тебя уговариваю? От себя отрываю. А потом еще предстоит самому же тащить раскормленную толстуху в горы.
— Ладно. Русские девушки способны на подлинный героизм. — Кристина придвинула к себе горстку раскрытых ракушек и приступила к пиршеству. Заглатывая очередную устрицу, она считала. — Стоп. Дюжина! Я абсолютно сыта. Остальное тебе.
Санта с восторгом принялся за еду. Он действовал как истинный гурман, ухитряясь закусить устрицу листком водорослей.
— Видишь, что значит получать удовольствие? На меня приятно смотреть. Я не просто набиваю брюхо — я священнодействую!.. Так кому я обязан счастьем иметь такую очаровательную спутницу в этом изысканном путешествии? — неожиданно спросил он.
— Антонелли прислал меня к своему другу, который содержит здесь трактир. Кажется, они были в партизанах. Вместе воевали с фашистами. Парфюмо — противный тип.
— А, «Лиловая свинья»? Его так дразнили лет тридцать назад… — Санта задумался. — Значит, партизан-антифашист? Интересно. — Он стал серьезным, углубившись в свои мысли. — Послушай, Кристина, нам предстоит непростая ночь… Я придумал, как выбраться отсюда. Только ты должна меня слушаться, девочка. Мы обязательно должны уцелеть. И посмотреть в глаза одному гаду… Держи! — Он кинул Кристине пористый шершавый камень. — Это пемза. Заточи свои обломанные коготки… И, думаю, нам надо хорошенько выспаться. Я предпочитаю на воздухе. Заодно и посторожу. Полезай в нору, постарайся хорошенько согреться. Эх, так не хватает нам бутылочки виноградной водки!
— Э, нет! Мне тоже хочется позагорать. Здесь хватит места и для двоих. — Кристина присмотрела место у отвесной каменной стены и попыталась улечься.
— Не видел, чтобы загорали в платьях, хотя и разодранных до неприличия. — Санта, свернув рубашку и брюки, сунул их под голову. — Учись, вот так отдыхают опытные путешественники. — Он зажмурил глаза, изображая блаженство.
Кристина сняла платье, хотела было прикрыть им грудь, но, мысленно посмеявшись над своей застенчивостью, положила его под затылок. Забавно, на всех общественных пляжах голышом ходят даже старухи, а здесь, в глуши, вдвоем с этим совершенно не закомплексованным парнем, она ведет себя как школьница пятидесятых годов. Конечно, ему стесняться нечего — спортивное, сильное тело, смуглая кожа, бронзовая от загара. Густая смоляная шевелюра. А верхние пряди волос выгорели, отсвечивая на солнце золотом. Да и щетина на щеках слегка золотистая, образовала весьма приличную бородку. Сколько же его держали в плену, если он не знает о смерти Элмера? Не менее десяти дней. Ушиб на голове страшный. Кожа здорово рассечена и, наверно, легкое сотрясение мозга. Кристина из-под ресниц рассматривала своего спутника, проникаясь сочувствием и уверенностью в его непричастности к рождественской трагедии. Вот только при чем здесь ее диадема, связавшая их загадочной нитью?..
— Послушай, нам придется много идти. Мне не нравятся твои ноги. — Санта сел, приглядываясь к ступням девушки. — Ну-ка, покажи.
Она протянула ногу.
— И вторую, — деловито скомандовал он. — Ого! Просто беда иметь такие нежные ножки… Детка, ты что, никогда не ходила босиком? Здесь порезы, и довольно глубокие. Вот этот еще кровоточит. — Санта мял пальцами ее стопы, проверяя ранения. — А здесь заноза уже воспаляется! Чем бы ее поддеть?
— Не надо, я сама! — Кристина села, поджав ноги.
— Не капризничай. Я не мама. — Санта отломил острый край ракушки. — Давай, давай. Чем скорее мы проделаем эту операцию, тем легче тебе будет. Терпи!
Кристина терпела, пока Санта торжественно не провозгласил:
— Все! Смотри, целый шип кустарника! Немного крови. — Он приник губами к ранке и, отсосав кровь, сплюнул. — Теперь йодовую повязку в виде листка водорослей, и все будет отлично. Я так делал всегда, когда был еще почти ребенком… И вот, видишь, дожил до зрелых лет. Возможно, нам удастся еще с тобой потанцевать… Через недельку будешь как новенькая. Как тогда, в «Тразименто», где я увидел впервые загадочную незнакомку… Знаешь, почему я умчался из охотничьего домика в такую рань? Боялся не устоять — уж очень хотелось тебя соблазнить. Хотя отступать — не в моих правилах.
Рука Санты скользнула к ее колену, лаская кожу, и в глазах появилось нечто такое, что заставило Кристину переменить тему разговора.
— Твоя рана на голове совсем не шуточная. Ты выглядел чуть живым утром. Да у тебя и сейчас бывает сильная боль. А ведь это из-за меня…
— Изрядно побаливает. Хотя после ванны и трапезы сильно полегчало. — Санта потрогал ушиб, поморщился и показал Кристине пальцы. — Опять, кажется, кровь пошла.
— Ну-ка, давай посмотрю! — Девушка пододвинулась и, положив кудрявую голову себе на колени, осторожно разобрала густые слипшиеся пряди. Края пореза разошлись, сочась свежей кровью. — Ужас! Здесь надо накладывать швы. Или хотя бы повязку. — Оглядевшись, Кристина потянулась к футболке Санты.
— Оставь. Приложи листик водорослей, а над ним заплети стягивающую косичку — вот и будет шов с повязкой. Сутки я еще как-нибудь продержусь. — Он застонал, но тут же, заметив страх Кристины, засмеялся. — Я очень живучий, детка. Ну просто как собака.
Кристина завершила операцию, но Санта удержал ее руки, пристально глядя в испуганные глаза.
— Твои ноги я спас. Теперь очередь губ. Эти ублюдки сдирали пластырь вместе с кожей! — Санта скрипнул зубами. — Я достану их, Кристина.
Он прижал ее к себе, обнимая и покачивая, как ребенка:
— Ты моя бедная, затравленная, одинокая девочка. Мужественная и сильная девочка Кристина! Ну, поплачь, поплачь, детка, а я прошепчу тебе песенку… — Легонько раскачиваясь, Санта тихо запел что-то печальное, ласковое… — Это старинная колыбельная про сиротку, попавшего в бурю, но спасенного Девой Марией. Жаль, совсем горло сорвал, только мурлычу, как кот.
Кристина замерла, прислушиваясь, а когда песня кончилась, подняла на него блестящие от слез, благодарные глаза.
— Поцелуй меня, Санта.
— Санта-Рома. Меня зовут Романо…
— Невероятно, что ужасы и горе так тесно соседствуют с радостью! Какой-то крохотный кусочек времени, и прямо сразу, без перехода границы, я ныряю в блаженство, — сказала Кристина, не отрывая взгляда от вечернего неба, в котором кружила, то появляясь, то исчезая, совершенно розовая от закатного солнца чайка.
Они лежали, тесно прижавшись, боясь пошевелиться, спугнуть то невероятное, что произошло с ними. От первого, нежного поцелуя до последних, дурманящих ласк прошло несколько часов. Нет, целая вечность, превратившаяся в чистейшее наслаждение.
— Еще вчера записанные в смертники, сегодня мы предаемся любви, наивные и забывчивые, как дети, — грустно продолжил Санта. — Вот и эта птица кружит над морем, наслаждаясь синевой, свободой, простором, ощущая силу в своих легких крыльях, высматривая зорким глазом мелькнувшую в волнах рыбку… И всего лишь маленького кусочка свинца, пущенного сдуру мальчишкой или пьяницей, достаточно для того, чтобы наступил конец. Тьма… Согласись, девочка, — Санта приподнялся на локтях, окидывая Кристину восторженным взглядом, — было бы обидно умереть вчера.
— И еще обиднее будет сделать это завтра…
— Знаешь… — Санта взял длинную светлую прядь и, медленно разжимая пальцы, задумчиво смотрел на рассыпающиеся, струящиеся волосы. — Как песочные часы — так и скользят в вечность… Ты мне тогда уже показалась странной. Стояла у дома, держа на ладони кленовый листок, и что-то шептала — нежная, испуганная, как дикая лань. Потом сидела у камина, рассказывая небылицы своим завораживающим голосом…
Кристина недоуменно подняла брови:
— Каким-каким голосом?
— Русский акцент очень чувственный. И сильный. Он сразу создает ощущение мощи, значительности, власти… Поверь, я знаю толк в звуках… Ты казалась хрупкой и в то же время опасной.
— Опасной? Но почему?
— Я знал уже многое про тебя. Об этом расскажу потом. Но то, что я знал, притягивало. Ницше писал: «Мужчина любит игру и опасность. Но почему он любит женщину? Потому что она и есть все это». А ты была вдвойне, втройне опасна… Прежде всего потому, что притягательна…
— А во-вторых, потому что русская? Русские все шпионы, воры и убийцы? И ты даже не нашел нужным сказать мне свое настоящее имя, — нахмурилась Кристина.
Санта рассмеялся.
— Просто моя детская кличка куда скромнее. Святой. Их так много в Италии. На каждом углу. А Рим — всегда один.
— Значит, теперь я могу звать тебя Рома? Не верю. Это ты специально придумал, зная, что я влюблена в этот город.
— Это придумала моя мать. Она назвала меня Романо. Сладкоголосая Лидия была цыганкой, поющей под бубны и мандолину… Мама безумно любила все красивое — породистых лошадей, шикарные машины, богатые дома, яркие украшения и шелка… Поэтому-то и выбрала моего отца. А потом велела всем звать сына Ромой… «Рим — это так прекрасно. Особенно для певца». Мне едва исполнилось три года, но мама пела вместе со мной и была уверена, что вырастит знаменитого певца… Все цыганки немного провидицы, — шутливо заметил Санта. — И, наверно, она знала, что когда-то в жизни сына появится девушка, которая станет звать его Рома… — Санта искоса глянул на Кристину. — А ведь и вправду, детка, я так хочу стать твоим покоренным Римом!
Санта горько улыбался, вспоминая детство. — Никудышная я завоевательница, милый. Все жар-птицы, ухваченные жадной девочкой в волшебном саду, оказались воробьями… Но об этом лучше не вспоминать сейчас. Сейчас в моих руках сам Рома! Санта-Рома!.. А что произошло с твоими родителями?
— Молчи. — Санта запечатал губы Кристины поцелуем. — Не время для длинных монологов. Мне много надо рассказать тебе, детка. Только я сам еще не все понимаю. А тому, что понимаю, ты просто не поверишь. Мы были сегодня очень близки, когда стали просто мужчиной и женщиной. Но Санту и Кристину разделяет пространство, похожее на пропасть… — Он виновато посмотрел на девушку. — Я не такой уж «святой», детка. И в том, что тебя едва не убили, наверно, есть и моя вина.
— А то, что я жива, наверняка твоя заслуга! И уже за это Санта заслуживает награду. О, нет! — засмеялась Кристина, увидев недоумение Санты. — Не от меня — я сама награждена тобой, твоей близостью, твоей заботой, самоотверженностью… Перестань, я серьезно, ведь ты сам говорил о птице… Может ведь не случиться у нас больше серьезного разговора… И, возможно…
Кристина задумалась, и Санта подхватил недоговоренную фразу:
— …Возможно, он и не нужен будет в другой, настоящей жизни…
— Да, мы — сказочные персонажи, в сказочном пространстве… Во сне, который скоро кончится… Сегодня ты даже не спросил, есть ли опасность… То есть глотаю ли я таблетки. Ты не думал обо мне, как думают о своей женщине. Случайная попутчица, абстракция, символ…
— Вот глупости! — возмутился Санта. — Я же не идиот — какие здесь таблетки? Понятно, что у тебя другие меры предосторожности, раз ты молчала.
Кристина насмешливо глянула на него и бросила в воду камешек. Он пронизал зеркальную поверхность три раза.
— У меня вообще все другое, — загадочно вздохнула она.
Ночь наступила сразу, как бывает на юге. Только что все небо с западной стороны пылало закатным заревом, золотя морскую гладь, и вот уже залегли на холмах лиловые тени, в сквозящей зеленью небесной глубине заблестели почти прозрачные звезды. Очень скоро небесный купол затянулся угольным бархатом, став плотным и округлым, а на бархате, как в планетарии, отчетливо и ярко засияли алмазные россыпи.
Тщетно отгоняя тревожные мысли, Кристина сидела у воды одна. Санта ушел, лишь только сгустились сумерки, прихватив пистолет и оставив ей две ракушки с водой. Ждать одной в пещере было просто невыносимо — черный ящик, полный видений и призраков. Как плодятся в темноте фантомы разгулявшегося воображения! Таящийся в засаде комиссар Курбе со своими ребятами, среди которых и тот — мертвый, павший в ночь побега… Элмер, увиденный Кристиной впервые у подъезда «Карата», выскочил из открытой ярко-красной машины, чмокнув сидящую за рулем красавицу, откинул длинную русую прядь, а в виске — дыра! А вот и пистолет Санты, упирающийся в спину…
Вскрикнув, Кристина выскочила из норы и теперь сидела у моря, теряясь в сомнениях. То ей казалось, что спутник сбежал, то она замирала от страха, представляя его, настигнутого врагами. Кристина запрещала себе думать о произошедшем с ними, боясь понять, что чувство, вспыхнувшее и разгоревшееся, несмотря ни на что, намного серьезнее «лирического эпизода». Прежде она без оглядки назвала бы его любовью. Да, именно такой должна была стать ее настоящая любовь — невероятной, страстной, нежной, восторженной… Не только партнершей в сексе, а подругой, сестрой, дочерью, желанной возлюбленной почувствовала себя Кристина в объятиях этого странного человека. Именно его любила она всегда, с самого своего рождения. Просто появилась на свет с этой любовью, с его образом в душе, мерещившимся во сне и наяву. Поэтому тогда, у шоссе, в ярком свете фар увидела это лицо — ямочку на подбородке, взъерошенную копну цыганских волос, насмешливые, зоркие глаза — и потом всегда носила с собой заветный образ, моментальное фото суженого.
Именно его ждала она всем своим сердцем, стремящимся к преданности и преклонению, всем своим телом, жаждущим единственного властелина… Но кого? Человека с туманным прошлым и загадочным настоящим? Веселого, бесшабашного парня с претенциозным именем, многозначительной кличкой и тенью подозрений за спиной. Подозрений, которые, вопреки всему, продолжали подавать свои глумливые голоса.
Солгал ли Элмер? Ошибся ли Стефано или ее водит за нос циничный и хитрый преступник? Нет! — убеждала себя Кристина. — Не может быть! Ты же сердцем чувствуешь: он не такой.
Увы, Кристина уже знала, как легко подчиняется разум соблазну иллюзий. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»… «Верно, верно, — подмигивали Кристине звезды. — Мы тоже — лишь свет, отправившийся во Вселенную миллиарды лет назад. Но мы прекрасны. Мы зачаровываем и вдохновляем. Мы призываем творить красоту…»
Совсем рядом всплеснули весла — к берегу причалила рыбацкая плоскодонка с одиноким силуэтом на борту.
— Эй, детка! Иди сюда! — тихо позвал голос Санты, и Кристина радостно кинулась в прохладную воду.
Санта помог ей забраться в лодку и кинул на колени узелок.
— Это все для тебя. Высокая мода от «Лиловой свиньи». — Он резко направил лодку к выходу из бухточки, оставляя позади скрывавший их уединение камень. — Ну, что, церемония прощания с нашей пещерой отменяется? Салют переносится на более благоприятное время.
Кристине показалось, что в насмешливой интонации парня прозвучали нотки подлинной грусти. Она нагнулась, поддела ладонью искрящуюся в лунном свете воду и бросила пригоршню сверкающих брызг в сторону удаляющегося берега.
— Спасибо всему, что охраняло нас, берегло, радовало, согревало. Я не забуду вас, противные устрицы, целебные водоросли…
— А меня? — серьезно спросил Санта, налегая на весла. — Меня ты собираешься сохранить в шкатулке своей памяти рядом с увядшим цветком от Стефано и незабвенным именем Элмера?
— Посмотрим, — насупилась Кристина. Ирония Санты ей не понравилась.
— Ты, кажется, не доверяешь мне?
— Лучше было бы не задавать таких вопросов в начале этого рискованного предприятия.
— Не беспокойся, детка, ты нашла в моем лице надежного партнера по борьбе с бандитизмом и мафией. А ну-ка взгляни, что я принес тебе.
Развязав концы черного шерстяного платка, она обнаружила старую шерстяную кофту и поношенные сандалии из кожаных ремешков.
— Где ты взял все это — лодку, одежду?
— Украл, разумеется. То есть взял напрокат. Здесь на каждом шагу сушат тряпье и везде валяются лодки. Ты что? Отчего такие глазищи? Хорошо, признаюсь. Я убил старушку. Как ваш этот русский тип у Достоевского. И снял с нее эти вещи.
— Удивительный ты экземпляр, Санта, — Достоевского знаешь, Ницше цитируешь. Поешь, как Доминго. И к тому же известный авантюрист.
— Известный кому? — уточнил Санта.
— Такую характеристику дал тебе Антонелли. У меня не было повода сомневаться в его словах. — Кристина пыталась разглядеть выражение лица своего спутника, задавая пугавший ее вопрос. — Или это не ты взял у едва знакомой девушки «пустяшный подарок» — «Голубого принца»? Ничего не объяснив, не предупредив, что за тобой последует Рино…
— Черт подери! Про Рино тебе тоже сообщил Стефано? Забавные у него сведения! Надо не забыть при встрече поинтересоваться об этом. — Кристине показалось, что в иронии Санты есть изрядная доля злости. — Похоже, ты жаждешь моей крови, девочка.
— Я жажду разоблачений и торжества справедливости, — вздохнула она, натягивая кофту.
— До этого еще надо дожить. В данном случае дело совсем не простое. Слушай внимательно: скоро мы причалим в бухточку, находящуюся недалеко от шоссе… Ну, к прогулкам по горам ты привыкла. Километра полтора-два трусцой по камням. Потом ты останавливаешь на шоссе машину, я убираю водителя…
— Как «убираешь»? — встревожилась Кристина.
— Известно, как — пиф-паф!.. Ах, не задавай глупых вопросов, девочка. Я и сам не знаю, буду соображать на месте. Я ведь авантюрист… А знаешь, это в конце концов комплимент.
— А я догадываюсь, что тебе хочется сейчас больше всего… — шепнула Кристина.
— Да? — не на шутку удивился Санта. — Хм… Ты действительно так думаешь, горячая моя детка? — Опустив весла, он положил тяжелые ладони на плечи девушки.
— Уверена. Эти декорации так великолепны и так безмолвны… «Санта-Лючия» была бы очень к месту. Или ночная серенада, что поют в Венеции гондольеры.
— Ах ты, хитрюга! Я и вправду запел бы, если, во-первых, не был бы хрипат; во-вторых, мы бы не соблюдали законов конспирации; и, в-третьих… — руки Санты соскользнули на грудь Кристины. — Если бы дня два провалялся с тобой в обнимку на берегу, послав к чертям все бриллианты, интриги и загадки на свете! С нас довольно приключений, ведь правда, девочка? Ведь нам надо совсем другое… — Прижав к себе девушку, Санта горячо шептал в ее шею: — Если бы ты знала, как действует на меня твой акцент! Он не лжет: как бы жестки ни были слова и страшен их смысл, в твоем исполнении они ласковы и игривы… Они манят меня и завлекают, как пение Сирены…
Кристина подалась к нему, отвечая на поцелуй. Лодка качнулась, теряя устойчивость.
— Хватит! — Санта резко оторвался от девушки. — Не прикасайся ко мне. Не позволяй мне распускать руки, довольно! Я совершенно теряю голову… Еще не время для безумств. К тому же ты рискуешь заразиться от меня вирусами преступности.
— Ты невиновен, Санта, — произнесла Кристина задумчиво и печально.
— Кажется, этот вывод тебя огорчил?
— Меня пугает все, что заставляло ненавидеть тебя… О, как мечтала я, сидя в «гнездышке» Парфюмо, чтобы тебя наконец поймали… Я проклинала тебя, Санта…
— А я шпионил за тобой и подозревал в гнусностях… Но это было давно… какого же дурака мы сваляли! Вернее, каких дураков кто-то сделал из нас… — Санта задумался, нахмурив брови, и резко изменил курс. Обогнув мыс, лодка направилась к берегу.
В молчании они причалили, и Санта помог Кристине выбраться на крупные, скользкие валуны. Потом, присев на камень, Кристина никак не могла застегнуть чужие сандалии.
— Готова? — окликнул ее Санта и ободряюще кивнул. — Тогда вперед, синьорина!
Снова темень в кущах ветвистых корявых деревьев, серебристый трепет оливковых рощиц, звон цикад в густом колючем кустарнике. Снова руки Санты, подтягивающие, поддерживающие, подталкивающие. И камни, черт их возьми! Чересчур много камней. Наконец издалека, сквозь тишину ночи, доносится собачий лай и знакомые звуки проезжающих автомобилей.
— Мы уже почти у шоссе. Присядем и все основательно обдумаем. Повяжись, пожалуйста, платком, как делают местные женщины. Если кто-то попадется нам по пути и заговорит с тобой, молчи. Я буду выкручиваться сам. Если появятся те, вчерашние, беги. Мне придется стрелять… Если что-то случится со мной, постарайся попасть в полицию. Это сейчас для тебя самое безопасное место. Договорились? — Санта пригляделся к лицу Кристины, смутно белеющему под черным платком. — Похожа на вдову, едва пережившую утрату. Впрочем, здесь так одеваются даже самые счастливые молодухи.
Санта сделал движение к девушке, но остановился:
— Иди за мной молча. Когда махну рукой, остановись и жди. Никуда не отходи, жди и не бойся, я обязательно вернусь. — Санта растворился в темноте.
— «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди»… — прошептала Кристина и замерла, покрываясь мурашками. Звуки родного языка, эти знакомые, до безразличия зачитанные строки вдруг ожили, переполняя душу любовью и верой. Она стала жадно вспоминать то, что засело в памяти из школьной программы, что читала, слышала с телевизионного экрана и магнитофонных кассет. «Не уезжай, ты мой голубчик, печально жить мне без тебя…» Господи! Это откуда? Из купеческого дома в провинциальном приволжском городке? Из какой далекой, чужой жизни?
Кристина присела на поваленное дерево, стараясь не думать, не чувствовать, не считать минуты. Край неба на востоке стремительно светлел, где-то совсем рядом блеяли овцы, подгоняемые пастухом, промчались по шоссе с грохотом и вспышками фар мотоциклисты… Ночь подходила к концу, а Санта не возвращался.
Услышав шум приближающегося автомобиля, Кристина спряталась за дерево. Шуршание шин по гравию смолкло, хлопнула дверца. Она замерла, напряженно прислушиваясь. Хруст веток и шепот: «Кристина!» А затем тихое посвистывание «Сердце красавиц склонно к измене…» Она рванулась навстречу и попала прямо в распахнутые объятия. Санта тяжело дышал, прижимая ее к себе:
— Фу! Чертовщина какая! Дай мне прийти в себя… Я же потерял тебя, детка! Битый час рыщу вдоль дороги… Неужели спутал деревья? Я ведь специально запомнил кривую сосну!
— Все в порядке. Я даже не успела испугаться, — соврала Кристина. Теперь-то, на его теплой груди, она чувствовала себя отважной и сильной.
— Следуйте за мной, синьорина Ларина. Экипаж ждет вас.
Но Кристина не послушалась. Преградив путь Санте, она подняла к нему счастливое лицо. Ресницы опущены, на приоткрытых губах застыло предвкушение чуда.
…Сбылось! Майский вечер на подмосковном шоссе, выбежавший из «мерседеса» мужчина обнимает застывшую на обочине Тинку… Он касается бережными, врачующими поцелуями припухших губ с темнеющей корочкой ссадины, он хочет зализать ранку. Но через секунду поцелуй превращается в яростное слияние, и солоноватый привкус крови кружит голову животным, жадным безрассудством…
У дороги их ждала легковушка, с фургончиком вместо салона. Санта открыл переднюю дверцу, Кристина бросилась на жесткое, пропахшее рыбой сиденье. Мотор завелся не сразу, но автомобиль тронулся, послушно набирая скорость.
— Твой дружок — хитрющий малый, — подмигнул Санта. — Номер замазал грязью. Фары зажгу, когда выедем из деревьев. А то как бы хозяин не привязался.
— Ты украл этот несчастный автомобиль у бедняги-рыбака… — догадалась Кристина.
— Украл, угнал, умыкнул. Сегодня у несчастного протухнет улов — ему не на чем будет везти его в магазин… Давай взгрустнем, Кристина. Подумаем о его голодных детишках.
— Не будем. Все так чудесно устроилось! Ведь этот мужик был бы счастлив, если бы знал, каким замечательным людям он помог спасти свою шкуру.
— Чудесная теория экспроприации! Ведь примерно так думали в семнадцатом году российские революционеры: поганые, загнившие в своей роскоши буржуи будут рады поделиться награбленным добром со своим прекрасным народом… Но ты права, наш страдалец будет благодарен и рад, ведь я оставил в его почтовом ящике очень приличную сумму. Правда, без благодарственной записки.
— Откуда у тебя взялись деньги? — удивилась Кристина, все время помимо своей воли старавшаяся подметить в рассказах Санты противоречия. Кошелька в его рубахе и брюках она не заметила.
— Хочешь, скажу правду? — Он дерзко посмотрел на нее. — В самом деле хочешь? Ну, так лови свой мяч, моя недоверчивая крошка: я снял кассу. То есть ограбил банк. Я экспроприировал доходы «Лиловой свиньи». Можешь рыдать от жалости к толстяку.
— Ну, нет. Парфюмо задолжал мне за неделю. И виновен в том, что навел на меня бандитов. — Кристина довольно хмыкнула. — Кажется, я вхожу во вкус. Жаль, что меня не было рядом, — с удовольствием плюнула бы в его мерзкую физиономию!
— Еще пару банков — и внимание: «На дорогах Италии новые Бонни и Клайд!» — захлебываясь от восхищения и ужаса, объявляют газеты. Я не прочь, — искоса посмотрел Санта.
— Кристина и Романо, — поправила его Кристина. — Нет, слишком романтично. С такими именами только монастыри основывать.
— Или подавать брачные объявления, — подхватил Санта. — Красиво будет и на афише: дуэт Кристи — Рома. Что предпочитаете, дорогая?
— Из фильма «Мужчина и женщина» Лелюша, знаешь?
— Извольте. Ведь уже сняли и продолжение «Мужчина и женщина через двадцать лет».
— Они оказались счастливы? Что там случилось, расскажи!
— Я не смотрел. Но, кажется, да… Та-ра-ра шаба да ба да… Та-ра-ра шаба да ба да… Ну, что притихла? Подхватывай! Я ведь теперь только подпевать могу.
— Никогда не могла предположить, что от горя до счастья всего один шаг.
— Как от ненависти до любви, — подметил Санта, глядя в зеркальце на посерьезневшую спутницу.
— А в обратную сторону еще короче. Уж я-то знаю, — пробормотала Кристина, научившаяся в несколько секунд расставаться с самыми радужными иллюзиями.
— Ничего ты не знаешь, детка. У тебя вообще еще ничего настоящего в жизни не было. Одни игрушки. Поверь умудренному жизнью пройдохе. — Санта наклонился и быстро прошептал ей в самое ухо: — Если не затруднит, называй меня Рома, дорогая. Я страшно тщеславен.
