Своими сомнениями Ханна могла поделиться только с Кэтлин:

– Боюсь, я сделала большую ошибку. Мне нельзя было разрешать Виктору забирать девочек. Рейчел, наверно, права. Но теперь уже поздно об этом говорить. Назад не вернешь.

Кэтлин предложила прислать девочек к ней в гости, в Калифорнию. Они никогда еще не были у нее, и им будет интересно. Кэтлин была бы очень рада видеть их у себя.

Но и это предложение ничего не могло изменить. Джесси уже рассказала всем своим одноклассникам о том, что она вместе с сестрой едет в Европу. Они получили паспорта. Элеонора даже не хотела брать паспорт из-за плохой фотографии в нем. Джесси взяла в библиотеке проспекты и англо-немецкий разговорник.

– Доверься Джесси, и все будет в порядке, – видя, что уже ничего не поделаешь, Кэтлин решила ее успокоить.

– Знаю, Кэтлин. Из-за Джесси я никогда не волнуюсь. Ее можно забросить хоть в середину Африки, через минуту у нее там появятся друзья, и она начнет фотографировать. Меня волнует только Элеонора.

Придя в школу после фиаско в «Севентине», Элеонора ощутила враждебное отношение не только со стороны одноклассников, но даже и со стороны учителей. Ханна застала дочь дома всю в слезах.

– Что такое? Я думала, что ты уже ушла на занятия драматического кружка. – Ханна всячески поддерживала желание девочек участвовать в каких-то внешкольных занятиях. Джесси ушла на экскурсию в фотолабораторию газеты «Тайм-Лайф», которую организовали для членов нью-йоркского кружка фотожурналистов.

– Они все как с цепи сорвались, мама. Кричали, что я воображала. Мисс Мерривел на уроке английского языка потребовала, чтобы я встала и извинилась перед классом за случившееся. Она говорила, что все жители нашей страны стремятся к исполнению американской мечты – мечты добиться успеха. А я предала национальную идею, потому что Бог дал мне удачу, а я выронила ее из рук.

– Ты ничего не потеряла. Если кто-то и проиграл, так это Эйлин Форд. И ты так же хорошо, как и я, знаешь, насколько ты была замечательной моделью. Никто не собирается сажать тебя на электрический стул из-за того, что тебе не подходит это занятие.

– Бабушка сердилась так, что могла отправить меня и на электрический стул.

Ханна засмеялась:

– Твоя бабушка любит тебя, и она была уверена, что тебе доставит радость, если ты займешь первое место.

– Она постоянно твердит о том, какая я хорошенькая. А мне не хочется быть хорошенькой. И мне не нравится, когда кто-нибудь начинает поедать меня глазами. Я же не куриная ножка. А еще больше мне не нравится, когда девушки смотрят на меня так, словно я сделала им что-то плохое.

Ханна объяснила, как могла, что это всего лишь зависть и на самом деле девочки сердятся из-за того, что она повернулась спиной к тому, что составляет предмет их мечты.

Элеонора подняла голову:

– Да? Я об этом не подумала. И вот еще что. Мне хотелось тебе сказать одну важную вещь.

Сердце Ханны сжалось, потому что она в первую очередь подумала о беременности. Только бы не это, взмолилась она, отгоняя подозрение. Она все сделала, чтобы просветить девочек, подготовить их к циклам, рассказать, что их может ожидать в будущей сексуальной жизни. И объяснила, насколько это поколение счастливее прежних, потому что они могут пользоваться противозачаточными таблетками и другими средствами для предохранения.

Джесси весело слушала рассказы матери и, смеясь, заявила, что как только ей исполнится двадцать, у нее будет тысяча любовников. В противоположность сестре, Элеонора слушала сосредоточенно советы о женской гигиене и о том, как у подростков-мальчиков самым неожиданным образом прорывается игра гормонов.

– Знайте, что вы можете говорить со мной абсолютно обо всем. И я все пойму.

И Элеонора призналась, что многие ее одноклассницы уже поставили спирали, а если их нет, то мамы дают им таблетки.

– Они дразнят меня, называют девственницей. Берут у меня альбом и пишут на чистой странице «девственница!». Называют безупречной обманщицей.

Несколько старшеклассниц образовали Клуб ВВМ, что означает «Все Время с Мальчиками».

– Но я не хочу все время проводить с ними. И никогда не буду.

«Ошибаешься», – подумала Ханна и сказала:

– Когда ты влюбишься, и когда тебя полюбят, ты захочешь все время быть вместе, и это будет доставлять тебе радость.

– Только не мне. И меня не волнует, что они говорят. Я никогда не буду делать этого.

Ханна удивилась настроению дочери. На фоне современных девочек ее можно было заносить в книгу рекордов Гиннесса. Сначала Ханна собиралась пойти в школу и поговорить с учительницей и с одноклассницами Элеоноры, но поскольку подоспела поездка в Европу – это несколько отвлекло внимание девочек и от того, что происходило в классе, и от того, что говорят об Элеоноре.

Виктор оказался точным. Он приехал в Нью-Йорк, как и обещал, пришел поужинать с ними, сообщил девочкам, что с паспортами и визами все улажено. Но у Ханны замерло сердце, когда Джесси, вытянувшись, как гестаповский офицер, отчеканила по-немецки:

– Мы готовы!

Виктор усмехнулся и заметил Джесси, что ей не следует так себя вести в Германии, где не очень любят вспоминать о прошлом. Его реакция успокоила Ханну, и она решила, что девочкам не грозит общение с нацистами, как этого боялась Рейчел. Теперь она сможет спокойно провести это время с Джерри. На всякий случай она вручила девочкам пятьсот долларов в поездку, отдав их Джесси. Если что-нибудь будет не так, пусть она сама принимает решение и за свою простодушную сестру тоже.

– А у меня есть для тебя сюрприз, – проговорил Виктор, когда они приехали в аэропорт Кеннеди. Ханна одна приехала проводить их. Лимузин вел шофер Рейчел, который должен был привезти Ханну обратно.

Виктор понимающе улыбнулся, заметив тревожное выражение на ее лице. Такое впечатление, что он все еще не утратил способности читать ее мысли:

– Все в порядке, что ты так беспокоишься? Просто я хотел сказать, что у меня назначена на завтра встреча в Лондоне, так что мы проведем там денек перед тем, как вылетим в Мюнхен. У девочек будет возможность посмотреть главные достопримечательности Лондона – Букингемский дворец, Тауэр, словом, все туристские точки. А я успею закончить свои дела.

Элеонора хранила молчание. А Джесси завизжала от восторга:

– Представляю, что скажет миссис Морроу. – Это была ее учительница по истории, страстная англоманка, которая обожала рассказывать им во всех подробностях кровавые перипетии династии Тюдоров. – А мы сможем посмотреть место, где отрубили голову Анне Болейн?

Джесси не была разочарована. Англия встретила их холодным дождем, Темза скрывалась в тумане. Экскурсионный катер, который отплыл от Вестминстерской пристани, медленно двигался по реке, которую оглашали гудки пароходов, и сигнальные огни возникали то с одной, то с другой стороны. Растерянная Элеонора только крепко сжимала руку своей сестры, когда они наконец прибыли в Трейтор Гейт, и экскурсовод сообщил, что здесь жила принцесса Элизабет, позже королева Мэри, которая отказалась идти в Тауэр, где обезглавили ее мать, Анну Болейн.

– О Джесси! – выдохнула Элеонора.

– Я не понимаю, почему ты так расстраиваешься из-за того, что случилось почти четыреста лет назад, – удивилась Джесси.

Но Элеонора пришла в себя, только когда они вышли к стоянке такси. Машина медленно продвигалась по оживленной улице. Неожиданно движение замерло. Все остановились, чтобы пропустить лимузин, который направлялся к воротам Букингемского дворца:

– Это королева!

Джесси вскинула камеру.

– Я установлю ее, а ты следи, когда машина приблизится к нам, и махни рукой.

Джесси с упоением описала эту встречу Виктору, а также его знакомому, который присоединился к ним, чтобы поужинать в ресторане «Кларидж». Несмотря на замечание Элеоноры о том, что, быть может, входить с камерой в такой ресторан неприлично, Джесси оставила фотоаппарат на шее. Профессиональный фотограф не расстается с камерой. Никогда не знаешь, свидетелем чего ты можешь стать в следующую секунду.

И словно в доказательство ее правоты по соседству с ними за столик сели Элизабет Тейлор и Ричард Бартон.

– Поняла, о чем я говорила? – Джесси взялась за фотоаппарат.

– Нет, дорогая, – остановил ее Виктор. – Только не в «Кларидже»!

Но Джесси не могла остановиться. Она попросила Виктора наклониться вперед так, словно он занят разговором с Элеонорой. Потом Джесси, не сходя с места, подняла фотоаппарат и щелкнула через его плечо.

Видя, как молоденькая девушка с торжеством потрясает своим фотоаппаратом, Ричард Бартон послал ей воздушный поцелуй, но сделал знак, чтобы она на этом остановилась.

– Боже, до чего мне здесь все нравится! – восклицала Джесси. – Я тоже становлюсь англоманкой. – Как и многие девочки в ее классе, она мечтала о Париже, собиралась присоединиться к Корпусу Мира, чтобы поехать в Африку. После одного дня, проведенного в Лондоне, она поняла, что эта страна, этот город покорили ее сердце. И она непременно должна вернуться сюда.

Знакомый Виктора – мужчина по имени Гай – когда ужин закончился, коснулся руки Элеоноры и спросил, не хочет ли она совершить короткую прогулку, осмотреть достопримечательности в этом ресторане.

– А можно в другой раз, я устала? – вопросительно посмотрела на отца Элеонора.

– Но у нас только эта ночь, – ответил Виктор.

– Виктор! – послышался чей-то голос. Сияющая женщина бросилась к их столику и поцеловала его в щеку, прежде чем оглядеться, кто с ним.

– Это мои дочери, – представил он.

– Конечно, старый лгун.

– Элеонора и Джесси.

– Позвольте мне пригласить вас? – не дожидаясь ее согласия, Гай повел Элеонору к танцующим.

– Какой прелестный лягушонок, – проговорила женщина, обращаясь к Джесси. – Сколько тебе лет, дорогая?

– Пятнадцать. – Все говорили Джесси, что она выглядит старше своих лет.

– В самом деле, Виктор, я знала, что ты отдаешь предпочтение молоденьким, но это уж…

Виктор сделал какой-то знак женщине:

– Кстати, дорогая, Ронни искал тебя повсюду. И, пожалуйста, не вздумай сплетничать. Это и в самом деле мои дочери. Бывшая жена позволила им провести со мной каникулы.

Разговор удивил Джесси. Это что-то новенькое! Неужели женщина могла подумать, что они – подружки Виктора? Ведь он им в отцы годится и в прямом и переносном смысле. Он слишком стар для того, чтобы водиться с такими девушками. Видимо, все дело в шампанском, от которого у Джесси слегка закружилась голова, и она воспринимала все не слишком отчетливо.

Элеонора вернулась к их столику какая-то потерянная и встревоженная. Она села на свое место, переведя дыхание, и закрыла лицо руками.

Гай вернулся на свое место сразу после нее.

– Боюсь, что ничего не получится, – усмехнулся он.

– Черт возьми! Может быть, в другой раз?

Джесси внимательно наблюдала за манерой разговаривать двух европейцев. На прощанье Гай поцеловал руку Джесси и заглянул ей в глаза.

– За ней нужен глаз да глаз, Виктор. Она готова окунуться в жизнь, очертя голову. Вот увидишь лет эдак через пять.

Как только они очутились в комнате отеля, Джесси стала расспрашивать Элеонору о том, что произошло, почему она не в себе.

– Он прижимал меня к себе и говорил гадости.

– Ты уверена? Он производил впечатление воспитанного человека.

– О Джесси! Я не знала, что делать. Ведь это знакомый отца. Почему мужчины так ведут себя?

– Но что именно он сказал? Что тебя возмутило?

– Не хочу и вспоминать. Мне это противно. И повторять это не стану. В самом деле. Я больше не позволю ни одному мужчине прикоснуться ко мне. Никогда. Никогда!

– Ну хорошо, – Джесси не хотелось огорчать сестру еще больше, затевая с ней спор. – Обрастешь скорлупой, как орешек.

Элеонора улыбнулась. Это была одна из привычных шуток Джесси.

– Вот именно. Надеюсь, ты последуешь моему примеру?

Джесси бросила на нее искоса веселый взгляд.

– Серьезно, Джесси, как ты считаешь, Виктор подозревает, на что способен его знакомый?

– Конечно, нет. Он просто хотел, чтобы мы хорошо провели время.

Но вопрос сестры заставил Джесси задуматься. Она кое-что слышала о сводниках, о сутенерах. Не о тех, которые промышляют на улицах ночного города, собирая дань с проституток. Нет, в журнале «Нью– Йорк» она читала о тех на вид вполне респектабельных мужчинах, которые приводят красивых девушек для очень богатых и очень влиятельных людей в роскошные отели и богатые рестораны самого высокого класса.

Ей вспомнилась циничная улыбка, которая промелькнула на лице женщины, когда она услышала от Виктора, что это его дочки. А также выражение, с которым Виктор проговорил «черт возьми», когда за столик вернулся Гай. Кошмар. Джесси не так глупа, чтобы не понять, что стоит за этим. Может быть, бабушка была права, когда не хотела, чтобы они поехали с Виктором? Ей надо проявить максимум внимания и бдительности, чтобы избежать неприятностей.

В Мюнхене ее тревога возросла. Когда они приехали в отель, как и в Лондоне, откуда ни возьмись появился знакомый Виктора. Он поднялся с кресла им навстречу, зашел с ними в лифт, и у него появилось странное выражение таинственности на лице, когда Виктор представил своих дочерей.

Им Виктор объяснил, что почти постоянно живет в этом отеле, когда возвращается после заключения сделок в разных городах. И за ним закреплены его номера. К его возращению они всегда убраны, мебель отполирована, свежие цветы стоят на столике. Горничные уже изучили его вкусы, поэтому знают, как и чем ему угодить, поскольку владелец отеля пользуется услугами Виктора. И он живет здесь, как может жить только принц из сказки в окружении слуг.

За тот короткий промежуток времени, который они должны были здесь пробыть, им надо было повидать очень много. Поэтому Виктор купил им специальные билеты, по которым они могли ходить в музеи, кафедральные соборы и посещать исторические места. Он надеялся, что времени хватит, чтобы не только познакомиться с Германией, но и поближе узнать друг друга.

Подозрения Джесси насчет сутенерства и всего прочего начали рассеиваться. Виктор превратился в заботливого отца, который от всей души надеется, что дочери придут в восторг от той страны, в которой он родился и в которой продолжал жить. Мюнхен – столица Баварии, место его рождения. Постройка города относится к двенадцатому столетию. Он показывал им картины Брейгеля, Гольбейна, Рембрандта в собрании музея, забирался вместе с ними на верхушку Собора Петра, чтобы показать оттуда пики Альп, возил во дворец Нимфенберг, где сумасшедший король Людвиг держал своих любовниц, в том числе и знаменитую Лолу Монтц.

– Отсюда и пошло слово «нимфомания»? – спросила Джесси с таким серьезным выражением, что Элеонора засмеялась и, вытянув руки, схватила сестру и закружилась с ней.

Виктор тоже засмеялся и присоединился к ним.

– Я так счастлив, что вы обе довольны. Мне нравится, когда вы смеетесь. После обеда мы пойдем за покупками в Розенталь, где продаются китайские товары. Думаю, что ваша бабушка будет любить меня больше, если я пришлю ей в подарок кое-что оттуда… А вечером…

– А вечером? – сестры замерли в ожидании.

– Мы пойдем слушать концерт артистов, которые поют немецкие народные песни и тирольские в том числе.

Это была такая манера пения, с помощью которой раньше люди в маленьких деревушках без телеграфа и без телефона могли передавать сообщения на далекие расстояния.

– Йоделировать очень легко, – объяснял он им после концерта. И пока они ехали к отелю, он показал, как это делать. Глаза Элеоноры сияли, когда они вместе с Джесси зашли в комнату, чтобы переодеться к ужину.

– Как здорово, когда есть отец!

Очень здорово. Обсуждая достоинства вновь обретенного отца, они быстро искупались, переоделись и даже успели написать по открытке домой. Предстоящий вечер обещал быть прекрасным. А завтра они поедут в Гармиш-Партенкирхен, где смогут взять напрокат коньки и покататься, несмотря на то, что уже наступила весна. А потом они поднимутся на Цукпитце – на десять тысяч футов над уровнем моря и будут йоделировать во весь голос.

Когда раздался телефонный звонок, Джесси взяла трубку:

– Добрый вечер, – проговорила она по-немецки, а затем передала трубку Элеоноре: – Он хочет поговорить с тобой.

После короткой паузы Элеонора встала.

– Он что-то хочет сказать мне – наедине. О маме или о чем-то еще. Потом мы зайдем за тобой.

И Элеонора ушла.

Джесси постояла некоторое время, раздумывая. Нет, определенно, здесь что-то нечисто. Но, с другой стороны, Виктор мог приготовить какой-то особый подарок для Элеоноры и не хотел, чтобы…

Подумав еще немного, Джесси решила, что пусть это и будет выглядеть как любопытство, пусть Виктор думает что угодно, но она должна пойти вслед за сестрой. Номер отца находился в дальнем конце пустынного коридора, где не было других постояльцев.

Если кто-то из обслуживающего персонала спросит, куда она направляется, она ответит, что идет к отцу. Но длинный коридор так и оставался пустым и оттого казался еще более зловещим.

Ей даже показалось, что она слышит голос сестры, зовущей на помощь. А вдруг, пока она шла к отцу, кто-то напал на нее? Она постучала в дверь к Виктору. Заперто. В ту же секунду она как ветер промчалась к дежурному по коридору и крикнула ему, чтобы он взял ключи и скорее шел за ней.

– Шнелль! – повторяла она, увлекая его за собой.

Джесси не ошиблась. Ее сестра и в самом деле кричала и звала на помощь, но никто бы не услышал ее, если бы Джесси не последовала внутреннему голосу.

Мужчина, от которого Элеонора отбивалась, встал как ни в чем не бывало, пригладил волосы, поглядев на себя в зеркало в стиле рококо, поклонился и вышел.

Волосы Элеоноры были растрепаны. Платье порвано. Каблук на туфле сломан. Мужчина представился ей Дитером, сказал, что он друг Виктора, что отца внезапно вызвали по делу и что он должен вот-вот вернуться.

Значит, догадка Джесси была верна. Ее отец оказался тем самым сутенером, о которых она читала в журнале. Грязный, мерзкий, гнусный тип. А на вид такой красивый и обаятельный.

– Что же нам теперь делать? – вся трепеща, спросила Элеонора.

– Возвращаемся домой. – Джесси решила, что Виктор сейчас сидит где-нибудь в ресторане. – Я знаю, что он купил билеты туда и обратно. Как ты думаешь, где он хранит их?

Они нашли билеты в кейсе. Его паспорт тоже. Прекрасно. Если они заберут паспорт, он не сможет последовать за ними.

Пока Элеонора складывала вещи в сумку, Джесси позвонила в Люфтганзу и заказала два билета на ночной самолет в Нью-Йорк. Им придется доплатить за перемену рейса, но у них, к счастью, были деньги на это. Они оставили кожаные брюки, которые он купил им, но взяли подарок из китайского магазина для Рейчел.

Перед тем как пойти на посадку, Джесси выбросила паспорт Виктора в мусорный ящик. Они уже не успевали сдать багаж, поэтому двинулись к самолету, таща за собой сумки. Но их догнал какой-то молодой американец в голубых джинсах и подхватил сумки, словно это были пушинки. Он помог донести их до самого места.

Судьба распорядилась так, что его место оказалось между Джесси и Элеонорой. Он на самом деле американец или это только внешнее сходство? – размышляла Джесси, искоса поглядывая на него. Трудно сказать. Он пока еще не произнес ни слова. Когда Джесси поблагодарила его, он молча кивнул, но лицо его засияло. Точно так же, как и у Элеоноры. Склонная к романтическим историям, Джесси тут же принялась раскручивать воображаемое продолжение. Она столько раз читала, как люди встречаются друг с другом в тысяче миль от дома и узнают, что живут по соседству. Ее сестра не доверяет мужчинам. Но, в конце концов, не собирается же она уйти в монастырь. Парню на вид можно было дать года двадцать два, и он выглядел вполне интеллигентным человеком. Джесси предположила, что он весьма начитан. А вдруг он сын какого-нибудь миллионера?

Но почему Элеонора молчит? Ведь она сидит рядом с ним. Могла бы высказаться насчет погоды или попросить его включить свет, чтобы почитать. Если бы их сиденья были по соседству, она бы подтолкнула локтем сестру, а так она ничего не могла поделать.

В пути Джесси слегка задремала, а когда их разбудили стюардессы, разносившие завтрак, она бросила взгляд на молодого человека, заметила, что он не сводит глаз с ее сестры, и с облегчением вздохнула. Такое впечатление, что он вот-вот заговорит.

– Шоколадный кекс, – объявила Джесси. – Вам нравится?

– Да, очень. Пожалуй. – У него был не нью-йоркский выговор.

– Элеонора обожает их. Она делает такие вкусные, каких, ручаюсь, вам не приходилось есть.

Элеонора покраснела от смущения, и кусочек кекса с вилки упал ей на колени.

– А теперь я почитаю. – Джесси сделала вид, что погрузилась в статью, а сама наблюдала за тем, как парень пытается поднять скатившийся с колен Элеоноры на пол кусочек кекса. После этого им с трудом удалось разговориться.

Джесси услышала, что его зовут Люк Каллоу. Он студент сельскохозяйственного института. Его семье принадлежит фруктовый сад на участке, расположенном неподалеку от Олбани.

Миновав таможню и контрольный пункт, Джесси решила сама взяться за дело, поскольку видела, что ни один из них не решится попросить у другого номер телефона. Элеонора вообще умрет, но никогда не пойдет на это.

– Мы можем подбросить тебя до Манхэттена, Люк.

– Спасибо, но я лечу в Олбани.

Джесси нашла листок бумаги и написала имя Элеоноры и номер телефона.

– У нашей бабушки есть фруктовые деревья на террасе. Может быть, ты как-нибудь заглянешь посмотреть на них? Хорошо?

Он свернул листок и положил в карман джинсов.

Джесси столько раз сталкивалась с тем, как теряются записанные таким образом номера телефонов. Его мать положит их в стирку. Он полезет за носовым платком и выронит листок.

– Положи лучше в паспорт – так ты не потеряешь.

– Я не собираюсь терять его, – улыбка сразу изменила лицо Люка Каллоу.

Джесси невольно отметила – ровный ряд великолепных один к одному зубов. Он пожал им на прощанье руки. Рука Элеоноры задержалась в его чуть-чуть дольше.

– Ты молодчина! – сказала Элеонора, когда они сели в такси. – Не представляю, как ты смогла решиться на такое? Расколоть подобный орешек – тут кувалда нужна.

И они принялись шутливо возиться, смеясь всю дорогу от аэропорта до дома.

Когда до их улицы оставалось совсем немного, они решили самый важный вопрос: ни о чем не говорить матери. Она будет постоянно чувствовать себя виноватой, и это даст повод бабушке снова говорить о своей правоте. Они сделают вид, что страшно соскучились и что им до смерти надоели музеи. Вот они и решили вернуться чуть пораньше.

– Это будет наша тайна. Мы можем обсуждать это только друг с другом.

– Наша тайна навсегда.

В вестибюле Элеонора замедлила шаг:

– И знаешь о чем я хочу тебя попросить? Не говори никому и про Люка тоже, хорошо?

– Спорим на миллион долларов, что он позвонит, как только мы войдем в дом!

Элеонора недоверчиво посмотрела на сестру:

– Думаешь?

Джесси выпустил изо рта дым от воображаемой сигары:

– Я гарантирую вам это, мадам!