Книга: Предвыборная страсть
Назад: 53
На главную: Предисловие

54

Чупров закурил «Мальборо», бросил на стол зажигалку. Хотелось спросить: а эта пигалица какого черта приперлась сюда, в его кабинет? Да разве спросишь? Дочка будущего мэра!
— Я сегодня был у Вашурина, — сказал Чупров, разгоняя ладонью дым. — Решил выяснить, что у него за настроение, планы и все такое. Кстати, он отдал мне видеокассету, на которой запечатлена сцена сожжения книг. Сказал, что теперь она ему не нужна.
— Я не сомневалась, что кассета у него, — сказала Лера. — Каким образом он добыл ее, не признался?
— Взял у Осетрова посмотреть и заиграл. Вот, держите, — Чупров достал из ящика стола видеокассету, протянул Лере.
— Подлец! — гневно сказала она. — Как вы считаете, что нужно делать с главным редактором телевидения, который пытается опорочить одного кандидата в угоду другому?
— Это еще полбеды, — нахмурился Лобанкин. — Он пытался опорочить своего мэра, человека, который доверяет ему, полагается на него! Гнать таких деятелей надо в три шеи. Предавший единожды предаст снова, это же все знают.
— Пожалуйста, предложите ему написать заявление об уходе по собственному желанию, — попросила Лера. — И подумайте о замене, теперь, можно сказать, это ваши проблемы.
— Непременно, — кивнул Лобанкин. — Сегодня же этого человека не будет на телестудии. О замене подумаю.
— Чего там думать, — вмешалась Маша. — Назначай главным Андрея, он талантливый журналист, у него куча планов, как сделать нашу программу интересной… — Она вдруг замолчала.
Вспомнила, что Андрей теперь вряд ли останется в городе, если Валерия Петровна уедет в Москву.
— Подумаем, — сказал отец.
— Одни подлецы кругом, — покачал головой Чупров. — Ну так вот, к сожалению, ничего интересного я не узнал у Вашурина, он как раз собирался в Москву. Сказал, что на выборах ему все равно ничего не светит, лучше заняться устройством своих делишек в столице. Сказал, что купил билет на сочинский поезд.
Лера вздохнула с облегчением.
— Надо было арестовать его, — солидно сказал Лобанкин. — Ясно же, что нити всех преступлений ведут к нему.
— Ясно-то ясно, да прямых улик против него нет, — сказал Чупров. — К тому же он кандидат в депутаты, вой поднимется, мол, его партию зажимаем дискредитируем. Валерия Петровна сама просила соблюдать осторожность и действовать только наверняка.
— Что же помешало вам действовать наверняка? — спросил Лобанкин. — Прослушивать телефон, установить слежку за квартирой, за его передвижениями?
«Этот демократ, когда станет мэром, устроит в Прикубанске демократию на манер Пиночета», — подумал Чупров.
— Так поступать как раз и не следовало, — сказала Лера. — Могли бы получить прикубанский Уотергейт.
— Вашурин имеет твердое алиби на время совершения всех преступлений, — терпеливо пояснил Чупров, — Все делал Лебеда, а его-то мы и упустили. Как сквозь землю провалился, гад! Без Лебеды, без его показаний у нас ничего нет на Вашурина. Разве что слова Анжелы о каком-то московском боссе, на которого работает Лебеда. Но доказательств того, что этим боссом является Вашурин, — никаких.
— Если приобрести современную аппаратуру, никакой Уотергейт не страшен, — авторитетно заявил Лобанкин. — Ведь речь идет о защите демократии от подобных Вашуриных! Не можем же мы сидеть сложа руки и смотреть, как они с помощью насилия рвутся к власти.
— Да я и не сидел, и не смотрел, — усмехнулся Чупров. — Честно говоря, посмотрел на подлеца Вашурина и не выдержал. Набил ему морду, весь ковер кровью заплевал. Будет что вспомнить о выборах в Прикубанске. В поезде из купе не высунется, жена будет из ложечки кормить.
— Екатерина Вадимовна? — спросил Лобанкин. — Да она же дня два назад уехала в Москву. Придется высунуться.
— Два дня?! — изумился Чупров. — Екатерина? Два дня назад уехала в Москву? Не может быть!
— Почему же? Она уехала сочинским поездом на следующий день после банкета в ДК. Я встречал племянника и увидел ее на перроне. Сказала, что не в силах пережить позорное падение мужа с трибуны, поэтому и уезжает.
— Ах, ч-черт! — воскликнул Чупров и в сердцах хлопнул ладонью по столу.
Лера едва заметно усмехнулась.
— Почему вас так удивляет это? — спросил Юрий Иванович.
Подполковник с яростью погасил сигарету в хрустальной пепельнице, помолчал, разглядывая свои руки — на костяшках пальцев остались ссадины. Но не о ссадинах думал Чупров. Понял, кто был в спальне Вашурина, если Катя уехала два дня назад. Лебеда! Вот почему его не смогли взять, хотя перекрыли все дороги, проверили все места, где мог скрываться хозяин «Кавказа». Мог бы, мог одним ударом блестяще завершить расследование! Мог…
— Я не знал об этом. Как раз сегодня хотел поговорить с Екатериной Вадимовной… — сказал Чупров первое, что пришло в голову.
— Плохо работаете, Дмитрий Семенович, совсем плохо, — важно сказал Лобанкин. — Такие вещи вы просто обязаны знать! Жена главного подозреваемого уехала в Москву, а вы все собираетесь поговорить с нею!
— Плохо, — согласился Чупров.
Телефонный звонок избавил его от необходимости выслушивать суровую критику Лобанкина, который, по-видимому, уже чувствовал себя хозяином в городе. Три пары глаз с напряжением следили за тем, как Чупров разговаривал с Захаровым.
— Барон подтвердил свои показания, — сказал Чупров, положив трубку. — Но не это главное. Бугаев пришел в сознание, теперь врачи утверждают, что он будет жить. Здоровый организм… да. Пришел в сознание, и первые его слова были: стрелял Лебеда. Минут через десять Истомин будет свободен.
— Ура! — закричала Маша и бросилась Лере на шею. — Только вы могли сотворить это чудо, какая вы молодец, Валерия Петровна! Я искренне желаю вам счастья, вы заслужили его!
— Ты едешь со мной? — спросила Лера.
Маша мгновенно сникла, попятилась, отрицательно покачала головой.
— Нет, — прошептала она. — Мы с папой поедем домой. Главное сделано, Андрей свободен.
Вдруг ей вспомнилось уютное фотоателье на улице Пирогова, печальный, влюбленный взгляд Кости Богаченко… Она уже знала, куда направится сейчас — позировать для портрета в тургеневском стиле.
Лобанкин, раскрыв рот, смотрел на дочь. Он снова ничего не понимал.
Оставшись один, Чупров позвонил на железнодорожный вокзал, начальнику. А потом долго сидел без движения, постукивая крепко сжатым кулаком по столу. Его худшие опасения подтвердились. Вашурин заказал два билета в СВ — на одного?! Большой чемодан, о котором рассказал Васьков! Большой прохвост! И он, начальник милиции, — большой дурак!
Еще можно было перехватить бандита в Ростове, на любой другой станции, арестовать, блестяще завершить операцию. Да только вряд ли она будет для него блестящей. Видеокассета Вашурина вышвырнет начальника милиции из теплого кресла. Кому он нужен без кресла и должности?
Еще можно, но уже нельзя…
И значит, убийство Стригунова никогда не будет раскрыто. И взрыв в доме Платона так и останется окутанным тайной. «Добры молодцы» помельче начнут передел сфер влияния, вспыхнут кровавые разборки. В городе поползут слухи о мафии, коррупции, о неспособности милиции навести порядок в городе. И все это свяжут с уходом Агеевой с поста мэра. Мол, когда «правила» она, в городе было тихо. Новое руководство начнет искать козла отпущения и найдет… Кто им окажется — нетрудно догадаться.
А может, послать Васькова и нескольких парней из отряда Бугаева вдогонку за поездом? Убрать обоих — Вашурина и Лебеду?
Дорогое удовольствие. Да и беспорядки в городе все равно начнутся, и виновным сделают его. И кассета может появиться у того же Лобанкина в самый напряженный момент.
Уже — нельзя. Ничего нельзя изменить. И сожалеть о случившемся вряд ли стоит. Раз уж за ним следили, как-нибудь, где-нибудь да нашли бы компромат. Борю Агеева вон как подловили! Если ты никому не нужен — хоть в телефонной будке девочкой наслаждайся, никто не заметит. А если от твоих решений многое зависит — в самую темную ночь в самой темной спальне выследят. Чупров усмехнулся: ну и ладно! Тряхнул он стариной в тот вечер, долго будет вспоминать, как благосклонно покачивалась перед ним ослепительно-белая задница Кати. И блаженно улыбаться…
А с Вашуриным он еще встретится! И с Лебедой, если тот проживет хотя бы пару годков.

 

Гулкий стук шагов, противный железный скрежет, лязг холодного металла… И мысли не о свободе, а о том, что порой определяет судьбу человека. Чье-то мнение! Кому-то показалось: он преступник, убийца, он должен быть жестоко наказан. И в мгновение ока все изменилось. Не то что привычных «спасибо», «пожалуйста», «извините» не стало слышно — нормального человеческого отношения к себе он уже не заслуживает! Встать! Сесть! Руки за спину! Говори, сука! — и кулаком по лицу! Без предупреждения. Если б чувствовал за собой какую-то вину, а то ведь нет. Он такой же, как и те, кто командует им. Тогда почему?!
И вдруг тот, кому показалось, понял, что ошибся. И опять все изменилось. Можно идти по коридору, засунув руки в карманы куртки — какое блаженство! Здоровенный подполковник улыбается, предлагает сигареты, извиняется — могут, оказывается, они вести себя вполне вежливо. Ошиблись — бывает…
А тот, кто без вины пережил узаконенные издевательства, может после этого жить нормально?!
Андрей улыбался. Если рядом с ним будет Лера — тюрьма останется в памяти, как плата за счастье жить с любимой женщиной. Как еще одно (дай Бог — последнее!) испытание их любви.
Если рядом будет Лера.

 

Он вышел из ворот тюрьмы, задержал взгляд на белых, пушистых ветвях деревьев, вдохнул всей грудью свежий зимний воздух. Потом взглянул на Леру, стоящую у черной машины.
— Вот и зима наступила, да?
Господи, как она хотела броситься ему на шею, прижаться к нему крепко-крепко! Неужели все испытания позади? Неужели никто больше не сможет помешать им быть вместе? Не сегодня, не завтра, но это неважно! Лера опустила голову, чтобы скрыть навернувшиеся в глазах слезы.
— Зима… — тихо сказала она. — Закончилась эта противная слякоть и грязь…
— Ты все еще кандидат в депутаты? — спросил Андрей.
— А тебе не терпится увидеть меня в роли домохозяйки?
— Нет. Из тебя будет плохая домохозяйка. Я хочу, чтобы ты стала президентом… США.
— Почему США?
— Там тоже есть сумасшедшие, но и хоть какой-то порядок. В этой стране я не позволю тебе быть президентом.
— Не нужна мне никакая другая страна. Я могу быть здесь президентом… — Она улыбнулась. — Твоим личным.
— И не надейся. Ты всегда будешь для меня только любимой женщиной. Только моей, только любимой, только женщиной.
— Как ты угадал мои мысли? Я больше никем не хочу сейчас быть, устала ужас как. Только твоей, только любимой, только женщиной. Ради этого я все готова бросить. Может, и домохозяйка из меня какая-никакая выйдет?
— Я помогу тебе. Я буду рядом с тобой. Самое страшное, что со мной было после нашего свидания, — ощущение собственной беспомощности. Я ненавидел себя за это!
— Ты ведь ничего не мог сделать.
— Я пытался…
— И ошибся, милый. Дурачок… Не подумал о том, что самое страшное для меня — снова, после шестнадцатилетнего ожидания, потерять своего любимого? Надо бы тебе выговор объявить…
— С занесением?
Она улыбнулась:
— Садись в машину, умник, я отвезу тебя домой. — Заметив, что он готов обнять ее, поцеловать, предупреждающе взмахнула рукой: — Нет-нет, не сейчас, Андрюша… Пожалуйста, пойми меня правильно…
Как же трудно было сдерживать себя! После всех испытаний, мучений, бессонных ночей — невыносимо просто!
Всю дорогу они молчали, и лишь когда вошли в подъезд его дома — Лера хотела присутствовать при неожиданной и счастливой встрече матери с сыном, — поднялись по лестнице на второй этаж, она не выдержала и со стоном бросилась к нему, прижалась всем своим дрожащим телом. Ее губы с жадностью искали его губы, нашли, но страстного, долгого, долгожданного поцелуя не получилось…
Лера потеряла сознание.

 

Татьяна Федоровна никак не могла решиться. Вначале ей казалось, что лучший способ уйти из этого кошмарного, несправедливого мира — броситься с балкона вниз. Долго стояла, смотрела, но… несмотря на выпавший снег, под окном была большая, грязная лужа. Упасть в нее и валяться потом в грязи?
Так умирать не хотелось. Это ж раз в жизни бывает — собственная смерть, надо хоть как-то прилично помереть.
А как?
Оно конечно, проще всего пальнуть в себя, приставить наган к сердцу, нажать на курок — и готово. Да где ж его взять, наган-то? Не из фиги в себя ж стрелять!
Говорят, люди себе вены режут: залезут в ванну, в горячую воду, разрежут и помирают себе тихохонько. Вроде как засыпают. Но с другой стороны, негоже пожилой женщине голой в ванне сидеть, когда чужие люди придут.
И яду такого, чтоб сразу, без мучений уйти на тот свет нету.
Оставалось одно только средство — веревка. И Татьяна Федоровна сняла бельевой шнур на балконе, сделала петлю, примерила, даже слегка затянула — должно получиться. Только вот куда верхний конец привязать? Так она сидела с петлей на шее и думала. Страха уже не было, напротив, сильней и сильней крепло мнение, что правильно решила. Оставалось место прочное в квартире выбрать, чтоб не опростоволоситься. Все ж таки — раз в жизни бывает…
За этим занятием и застал ее звонок в дверь. Вот принесла кого-то нелегкая! Татьяна Федоровна решила не открывать, только спросить: кто? Если опять милицейский начальник приперся, пусть убирается, не о чем им говорить!
— Мама, это я, открывай.
— Андрюша?! Господи! Да как же это?! Или мне снится…
Татьяна Федоровна трясущимися руками отперла дверь, распахнула — на пороге стоял Андрей. Но броситься ему на шею, обнять своего дорогого сыночка нельзя было. В руках он держал… Боже правый! Мэра города! Татьяна Федоровна посторонилась, пропуская сына в квартиру.
Андрей быстро прошел в свою комнату, бережно уложил — подумать только, саму Валерию Петровну! — и лишь после этого обнял мать.
— Все нормально, мама, я дома. Я никого не убивал, передо мной даже начальники извинились.
— Да кого ж ты принес? — ужаснулась Татьяна Федоровна. — Зачем она здесь нужна?!
Лера открыла глаза, села на кровати.
— Извините… — пробормотала она. — Я сейчас уйду…
Андрей внимательно посмотрел на мать и только теперь увидел петлю на ее шее.
— А это что такое, мама?! — крикнул он.
— Чуток позже, сына, и ты бы не застал меня в живых, — всхлипнула Татьяна Федоровна. — А все из-за нее. — Она показала на Леру. — Звонила, думала, хоть поговорю, объясню, что ты никого не убивал, так ее секретарша заорала на меня: когда твоего сына расстреляют, и я, и Валерия Петровна будем прыгать от радости! Что мне оставалось делать, сынок? На что еще надеяться? Вот я и собралась…
— Какая дрянь! — сказала Лера, вставая на ноги. Но голова закружилась, и она снова присела, потом склонила голову на подушку. — Я немедленно уволю ее. Выгоню сейчас же…
— Погоди ты, суровая начальница, не волнуйся, — с улыбкой сказал Андрей. — Пожалуйста, ни о чем не думай, отдохни, ты очень устала, моя хорошая. А я пока объясню маме, какая ты у нас умница и как я люблю тебя.
— Кого? — изумилась Татьяна Федоровна.
— Мама, это Лера, — счастливо улыбался Андрей, ласково касаясь ладонью бледной щеки своей зеленоглазой красавицы. — Та единственная, которую я любил, люблю и буду любить. Она спасла меня. Только она! И теперь мы уже никогда не расстанемся. Ни-ког-да!
Татьяна Федоровна растерянно закивала, не в силах понять, что происходит вокруг, а потом закатила глаза, покачнулась и рухнула бы на пол, если б Андрей вовремя не подхватил ее.
— Хорошо, что я отдохнул в тюрьме, — пробормотал он, укладывая мать рядом с Лерой. — С обязанностями сиделки запросто справлюсь…
15 июля — 24 августа 1995 года
Москва

 

 

Пьянящая страсть вспыхивает в душе холодной, властной женщины, мэра города, в самый неподходящий момент, когда до выборов остаются считанные дни.
Удастся ли ей пройти через многие испытания, спасти любимого, сохранить любовь?
На пути к ее счастью стоят не только конкуренты и завистники, но и криминальные структуры…

 

Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Назад: 53
На главную: Предисловие