Часть третья
ВТОРОЙ ТРИМЕСТР

Хлоя рассеянно барабанила пальцами по конспектам. Она напрягла шею, стараясь поменьше оборачиваться на занавешенную дверь, над которой горела надпись «Выход».

Стефан опаздывал. Он обещал быть на репетиции, и Хлоя, которой не терпелось его увидеть, примчалась в театр слишком рано. Она осознавала, что все больше привязывается к Стефану, и это ее тревожило. Хлоя предусмотрительно скрывала от Стефана свои чувства. Когда они бывали вместе, она старалась быть лукавой, беспечной, соблазнительной и забавной, но это становилось все труднее и выглядело все претенциозней. Ее потребность в общении с ним постоянно увеличивалась. Хлое хотелось занять более прочное место в его жизни, но, пристально наблюдая за Стефаном, она видела, что он вполне удовлетворен уже достигнутым и ничего иного не желает.

Они виделись довольно часто, выкрадывая эти дневные и вечерние часы у студентов, с которыми должен был заниматься Стефан, и – так, по крайней мере, думала Хлоя – у Беатрис. Они даже во время рождественских каникул умудрились провести вместе четыре дня: Стефан якобы уехал на конференцию. Но он никогда не заговаривал с Хлоей о своей жене и детях, и Хлоя понимала, что он намеренно не допускает ее в эту область своей жизни, не делится с ней мыслями и чувствами, которые он испытывает к семье. Ее раздражало то, что несмотря на страстные объятия, в которые заключал ее Стефан, когда они бывали наедине, она упорно оставалась для него на заднем плане, и Хлоя ломала голову, не понимая, как это изменить. Она прекрасно знала, что пытаться предъявлять требования и заявлять свои права на Стефана для нее смерти подобно. Но что же тогда делать?

Может быть, попытаться применить другую тактику? Может, надо перестать быть такой безотказной, добродушной Хлоей, к которой Стефан уже привык, как к чему-то, что неотъемлемо ему принадлежит? Наверное, следует быть более неприступной. И, вероятно, даже слегка задеть его самолюбие, заставить ревновать…

«Ревновать? – размышляла она. – Да, но кого бы мне…»

Хлоя посмотрела на проход между креслами, ведущий к сцене. Том Харт стоял на авансцене и вытирал свои черные волосы полотенцем, которое висело у него на шее. В сером трико он был больше похож на танцовщика или актера, а вовсе не на режиссера спектакля. Перед репетицией он проводил с труппой разминку и справлялся со всеми заданиями гораздо лучше, чем его артисты.

Несмотря на то, что разминка была очень интенсивной, он инструктировал сейчас актеров спокойным, звонким голосом, у него даже дыхание не участилось.

– Пэнси, ты как деревянная, и это очень чувствуется. Ты должна каждый день выполнять индивидуальные упражнения.

– О господи, но эта гимнастика такая скучная! Хлоя улыбнулась, услышав чистый голосок Пэнси. Но Том даже не удостоил ее взглядом.

– Очень плохо. Ладно, давайте приступим. «Воображала!» – не в первый раз подумала Хлоя. Однако поглядев на темные волосы, видневшиеся из-под слегка расстегнутой на груди «молнии», и на холодное, властное лицо, вынуждена была признать, что он привлекательный мужчина. Но он так отстраненно общался с ней, что Хлоя понимала: Том не считает ее особенно интересной. Взгляд Хлои устремился на Оливера, скользнул по волосам, которые растрепал ветер, по профилю, напоминавшему об эпохе Плантагенетов…

«Да! – сказала себе Хлоя и тут же спохватилась: – Нет».

В красавце Оливере был какой-то изъян, что-то ее вдруг насторожило, подсказало, что с ним лучше не связываться… И потом, он ведь принадлежал Пэнси…

Сзади послышался легкий шорох, и Хлоя оглянулась. Стефан уже садился рядом с ней.

– Извини, – пробормотал он, прикоснувшись губами к ее волосам.

А потом, когда зал погрузился в темноту и софиты высветили сцену, он поцеловал Хлою. Она закрыла глаза и почувствовала, как по телу разливается тепло: так всегда бывало, когда она была с ним.

– Ну, что тут происходит? – Стефан отстранился и кивнул на сцену.

Оливер и Том стояли в свете прожектора, их головы были совсем близко – темная и светлая.

– Да ничего особенного, – откликнулась Хлоя… – Ты только посмотри на этих двух красавцев. До чего хороши, так бы и съела!

Едва сказав это, Хлоя поняла, что Стефан не будет ее ревновать. Он пожал плечами.

– Это смотря по аппетиту. Потом дотронулся до ее бедра.

– Пойдем потом ко мне.

Хлоя знала, что он говорит об общежитии, где они жадно набросятся друг на друга, как только запрут дверь изнутри. Она кивнула. Все мысли о том, что надо быть недоступной, моментально вылетели у нее из головы.

Но когда Том наконец встал со своего места в первом ряду партера и крикнул: «О'кей! На сегодня все!», Пэнси спрыгнула со сцены и подошла к ним.

– Все это так волнующе, – когда-то сказала Пэнси Хлое (той хотелось поговорить с кем-нибудь о своей новой любви, и она рассказала Пэнси о том, как они урывками видятся со Стефаном). – Но почему он на репетициях все время сидит в полутьме? Неужели боится, что мы позволим себе нескромность по отношению к вам? Приведи его как-нибудь в Фоллиз-Хаус, мы тоже хотим с ним познакомиться поближе.

Но Хлоя не желала делить с посторонними драгоценные минуты и была рада, что, когда Стефан может провести с ней время, им никто не мешает.

Теперь Пэнси встала коленками на сиденье в ряду перед ними и улыбнулась Стефану. Волосы ее были вымыты, на лице никакого грима. Она было очень хорошенькой и юной. Хлоя внезапно ощутила, что у нее с Пэнси большая разница в возрасте, и вспомнила о двух-трех морщинках, появившихся около глаз; правда, пока еще их никто, кроме самой Хлои, не замечал.

– Поехали ужинать в Фоллиз-Хаус, хорошо, Стефан? Все поедут. Приведи его, Хлоя, пожалуйста!

– Да, но… – начала было Хлоя, но Стефан оборвал ее.

– Почему бы и нет. Спасибо, Пэнси.

У Хлои чуть не вырвался протестующий возглас, но она вовремя осеклась.

– Ну, и чудесно!

Улыбка Пэнси была предназначена только Стефану, и он проследил за ней глазами, когда она бежала обратно к сцене. Стефан не заметил раздражения и беспокойства, промелькнувших на лице Хлои.

– Ты ведь не против, правда? – небрежно спросил он.

«Нет, против! Против! – ужасно хотелось воскликнуть ей. – Я не могу тебя ни с кем делить». Но она лишь пробормотала:

– В общем-то нет.

И поняла, что ему не понравилось мрачное выражение ее лица.

В элегантных комнатах Пэнси было полно народу. Хлоя уже привыкла к подобной сцене. Пэнси ненавидела быть одна, и поэтому в ее комнаты всегда набивалось множество шумных людей. Она почти всегда уговаривала кого-нибудь приготовить еду в маленькой, уютной кухоньке. Сегодня вечером стряпала Роза. Прижавшись своими могучими телесами к плите, она помешивала кипящий гуляш.

Хлоя частенько присоединялась к веселой, разбитной компании Пэнси и ужинала вместе с ней и ее приятелями, но сегодня вечером эта обстановка угнетала ее. Стефан был совсем другого поля ягода, чем эти шалопаи.

Завидев их, Пэнси тут же вскочила. В джинсах и полосатом свитере она была похожа на взволнованного мальчика.

– Она идеально подходит на роль Розалинды, – пробормотал Стефан. – Харт даже не догадывается, как ему повезло.

– Я рада, что вы пришли, – напрямик заявила Стефану Пэнси, когда подошла к ним.

На мгновение ее оживленное лицо посерьезнело, Стефан хотел с ней поздороваться, но… слова обычного приветствия застряли у него в горле. Он не мог оторвать глаз от чистой персиковой кожи, от необыкновенных, переливчатых голубых глаз. Она была само совершенство!.. Стефан неожиданно для самого себя наклонился и поцеловал Пэнси в щеку. И на какой-то миг ему захотелось даже укусить ее, словно перед ним был сочный спелый фрукт.

Стоявшая рядом Хлоя помертвела. Макияж, который она так аккуратно и ловко наложила себе на лицо, показался ей сейчас грубой маской, а дорогое замшевое платье – вульгарным и вызывающим.

Пэнси взяла Стефана за руку, собираясь увести его, но Хлоя вмешалась и как-то неестественно резко сказала:

– Я сама поухаживаю за ним, Пэнси. Мы вообще-то ненадолго.

Пэнси слегка обернулась, и они с Хлоей посмотрели друг на друга. Взаимопонимание, которому когда-то позавидовала, заметив его, Элен, исчезло. Теперь в их взглядах читались вражда и вызов.

– Ну разумеется, – тихо сказала Пэнси.

Она отошла, а Хлоя с содроганием заметила, что Стефан смотрит ей вслед.

– В чем дело? – донесся до нее его голос.

Хлоя сразу увидела, что перед ней прежний, знакомый Стефан. Он слегка улыбался, приподняв одну бровь. Любовь к нему горестно билась в ее груди, она в панике и отчаянии пролепетала:

– Стефан! Давай не будем тут оставаться. Пойдем к тебе в общежитие.

Он дотронулся до ее рукава.

– Хлоя, но ведь мы же с тобой не принадлежим друг другу, ты сама знаешь. Мы не можем принадлежать. Разве мы мало проводим времени вместе?

– Мало. Я люблю тебя. Ты мне нужен.

Хлоя прикусила язык, но было уже поздно. Стефан переменился в лице. Оно стало грустным, но сначала – Хлоя это явственно заметила – в нем промелькнула досада.

– Я думал, мы с тобой понимаем друг друга, – очень ласково проговорил он.

Хлоя страстно ждала, что он скажет еще что-нибудь, попытается убедить ее, что она ему тоже очень нужна, но он ничего не говорил… Наконец Стефан мягко развел руками.

– По-моему, стоя тут, мы слишком бросаемся всем в глаза. Может, нам где-нибудь присесть?

Стефан оглянулся, и Хлоя сразу поняла: он хочет выяснить, куда ушла Пэнси. Она" посмотрела смутным взором на толпу гостей… Потом, как бывает, когда объектив наводят на резкость, в толпе отчетливо стало видно лицо Оливера. Он уставился на Стефана с таким видом, словно хотел его ударить. Хлоя вдруг почему-то вспомнила неприятный ланч в доме Стефана…

Тогда она ревновала Стефана к Беатрис…

«Ну почему? – с горечью спросила себя Хлоя. – Почему хотя бы сейчас все не может быть легко и просто? Я устала. Другие мужчины так много для меня не значили. Даже Лео. Но Стефан…»

А он уже отходил от нее, направляясь в другой конец комнаты.

– Ладно, еще увидимся! – крикнула она, не желая признавать, что не она, а он уходит от нее. – Я хочу поговорить с Оливером.

Хлоя уселась на пухлый бархатистый пуфик рядом с Оливером. Он кивнул и снова уставился на Пэнси, которая, сияя, беседовала со Стефаном. Она слегка прикасалась рукой к его плечу.

Хлоя похолодела… В лице Стефана появилось что-то новое, он смотрел на Пэнси с завороженным трепетом, Хлоя такого еще не видела.

«Он ведь ей в отцы годится! – подумала Хлоя. – Но может быть, ей именно это и нужно? Может, ей нужен мужчина, похожий на Мейсфилда, с которым она вдобавок могла бы улечься в постель…»

Она поспешно отбросила эту мысль. При мысли о Стефане, трогающем, целующем ослепительно-белую кожу Пэнси, ей стало дурно, физически дурно.

«Пусть только она попытается его у меня отбить! – подумала Хлоя. – Я его так не отдам! Никогда!»

Хлоя посмотрела на Оливера. Его гнев улетучился, теперь он был просто угрюм.

– Что с тобой? – беспечно спросила Хлоя. Оливер показал рукой.

– Вот, посмотри! Посмотри на Спарринга! Хватает Пэнси, словно это не человек, а вещь какая-то! Расплылся в улыбке и наверняка пудрит ей мозги своими снобистскими рассуждениями о литературе. Самодовольный болван!

Хлоя невольно рассмеялась.

– Ну, знаешь… это еще кто кого хватает. Пэнси прекрасно знает свое дело.

Ее вдруг захлестнула волна любви и нежности, Хлое стало ужасно больно… Стоя рядом с сияющей Пэнси, Стефан казался старше своих лет, вид у него был усталый и немножко смущенный. Он глядел на Пэнси неуверенно, с благоговейным трепетом. Это растрогало Хлою, ее тревога рассеялась.

«Он ведь тоже человек, – сказала себе она. – Как же он мог устоять? Она ведь такая очаровательная, а он еще не знает, что она тщеславна и ограниченна. Я нужна ему, – покровительственно подумала Хлоя. – Он, конечно, очень умный, но далеко не все замечает».

Оливер откинулся на подушки.

– Что ж, тогда она глупая сучка… А вообще… какая мне разница?! – Он налил в бокал красного вина, продававшегося в супермаркете в литровых бутылках, отхлебнул глоток и состроил гримасу. – Поговори лучше со мной, Хлоя. Скажи, у тебя никогда не бывает чувства, будто ты попадаешь в комнату, где, словно в фильмах ужасов, стены, потолок и пол сдвигаются, грозя раздавить тебя в лепешку? Тебе не кажется, что жизнь – она такая?

– Нет, – полушутя ответила Хлоя. – По-моему, человек похож на белку в колесе.

Но Оливер ее не слушал. Он заметил Джерри, который сначала заглянул, а потом и проскользнул в комнату.

– Бог мой! Да тут все, что мне нужно! – Джерри подошел к ним и с надеждой улыбнулся Оливеру.

– Привет, милый мальчик! – продолжал он. – Ты нас в последнее время что-то забыл… Хотя это неудивительно, тебе есть на кого полюбоваться.

Он подмигнул, указывая на Хлою, и она в который раз подумала, что он был когда-то писаным красавцем… И куда это все подевалось? Его светлые волосы стали как перец с солью, а на небрежно выбритых щеках кое-где виднелась щетина. Он потянулся к литровой бутылке и плеснул себе в бокал вина. Оливер смотрел на него с неприязнью.

– Ты слишком много пьешь, Джерри, – сказал Оливер.

– Как и ты, мой милый мальчик, – Джерри говорил добродушно, но в глазах его застыло выражение тревоги и неуверенности. Хлоя поняла, что он и побаивается Оливера, и восхищается им.

Оливер нахмурился.

– Я хотя бы делаю это со вкусом, – он беспокойно огляделся. – Боже, до чего скучно! Ну почему всегда одно и то же? Даже Пэнси в своем репертуаре.

Пэнси сидела перед камином, закинув ногу на ногу и поставив на колено тарелку с гуляшом. Она что-то говорила, размахивая вилкой, ее окружало кольцо восхищенных слушателей. Стоявший с краю Стефан уже обрел свое прежнее лукавство. Он заговорщически кивнул Хлое, но она покачала головой.

– Даже Пэнси… – повторил Оливер. Потом отрывисто произнес. – А где Элен? Она меня так успокаивает, а когда ее нет рядом, я опять теряю покой.

Хлоя поспешно сказала, что Элен нет дома. Оливер приносил Элен одни несчастья. И потом его задача – развлекать Пэнси. Чтобы она держалась подальше от Стефана.

Элен, сидевшая в своей комнате, расположенной прямо над апартаментами Пэнси, пониже наклонила настольную лампу, чтобы она лучше освещала страницу. Она читала «Астрофела и Стеллу» сэра Филиппа Сиднея, и поэтические строки о безнадежной любви огорчали и угнетали се. Шум и смех, доносившиеся из комнат Пэнси, стали громче, затем послышалась музыка и приглушенный топот ног.

«Должно быть, танцуют», – подумала Элен и еще решительней углубилась в занятия.

Она несколько раз ходила вместе с Хлоей на импровизированные вечеринки к Пэнси, но это продолжалось недолго. Ей было больно видеть Оливера. Элен все еще любила этого человека и скучала по нему почти так же, как раньше, в самом начале… Раз они расстались, то ей было легче стоически жить без него, не пробуждая в душе воспоминаний, который доставляли ей мучительное наслаждение.

Когда Оливер был рядом, в той же комнате, ей было гораздо тяжелее. Его присутствие действовало на нее точно так же, как и прежде. Но с этим она еще могла бы справиться… Ее особенно терзало другое. Оливер улыбался все так же ослепительно и безрассудно, но Элен казалось, что в душе он менялся и ускользал от всех. Он стал более капризным и мрачным, его плохое настроение продолжалось гораздо дольше. Постепенно Оливер утрачивал свое очарование, и на первый план выступал его эгоизм. Сама-то Элен по-прежнему была ему безгранично предана, но она не могла не заметить, что с ним день ото дня все труднее ладить. Она чувствовала, что в душе его идет невидимая борьба и ему необходима помощь. Элен любила его, но знала, что он непременно откажется от ее поддержки, даже очень незначительной. Ей было больно сознавать это, и Элен гнала прочь подобные мысли.

Была другая причина, по которой Элен старалась держаться подальше от комнат Пэнси. Она избегала показываться там из-за Тома Харта.

После того вечера в Монткалме между ними словно кошка пробежала. Элен много бы отдала, чтобы ничего этого не случилось. Она понимала, что слишком бурно, до абсурдного бурно отреагировала тогда на его поцелуи. Он всего лишь поцеловал ее и сказал ей правду о ней самой. Вот и все!

А она безмерно разозлилась, и теперь, когда она вспоминала тот вечер, то сама удивлялась. Будто она пыталась защитить свою честь… Но Том не подходил на роль насильника, он слишком утонченный человек.

Несколько раз они сталкивались в Фоллиз-Хаусе, и Элен ловила себя на том, что исподтишка следит за Томом. Она внезапно ощутила, что прекрасно знает это решительное лицо, и по-новому взглянула на насмешливо сжатые губы. Ей пришло в голову, что за его насмешкой таится спокойная уверенность, он считает, что она должна перед ним извиниться, и решительно не желает первым делать шаг ей навстречу. В душе Элен в подобные моменты вскипало раздражение, и она отворачивалась с каменным лицом, ведя себя гораздо суровее, чем собиралась.

Трещина, возникшая в их отношениях, никак не исчезала, и хотя Элен уверяла себя, что ей все равно, на самом деле это было не так. Ей было далеко не все равно, потому что сколько бы она ни приказывала себе избегать Тома, ее глаза шарили по многолюдным улицам в поисках его темноволосой головы, и она прислушивалась к гвалту, доносившемуся из комнат Пэнси, пытаясь различить в нем его голос.

От громкой музыки стены в комнате Элен ходили ходуном. Она вздохнула и, сжав пальцами лоб, уставилась в книгу.

И еще одно обстоятельство удерживало ее подальше от вечеринок Пэнси. Хотя если шум будет продолжаться, ей придется спуститься вниз и присоединиться к веселью. Дело в том, что до экзаменов в июне оставалось очень мало времени. Элен впадала в панику, думая о том, что она не успевает как следует подготовиться. Столько всего успело произойти за это время! Сперва ее отец… Потом Оливер. Потом мама потеряла работу, и Элен так боялась, что ей придется оставить Оксфорд. Правда, Оливер удивительно тактично сделал ей подарок. Элен вздохнула. Да, конечно, это он, хотя и не признается.

Столько всего случилось, но теперь все позади. Теперь она должна работать, чтобы наверстать упущенное. Элен продолжала читать, ссутулив плечи, словно пытаясь оградить себя от грохота, доносившегося снизу.

Когда кто-то постучал в дверь, она нахмурилась, но затем машинально откликнулась:

– Войдите!

Повернувшись, Элен увидела Дарси.

– Дверь внизу была открыта, – тихо сказал он. – Люди ходили туда и сюда.

– Да, они пришли к Пэнси Уоррен. – Элен улыбнулась своему гостю.

– К девушке Оливера?

– Совершенно верно.

– А…

Дарси прошелся по комнате, он брал с полок книги, озадаченно смотрел на заглавия и аккуратно ставил обратно.

– Она похожа на картинку из журналов с глянцевыми обложками. Да и содержания в ней примерно столько же. Вы не сердитесь на меня?

Элен слушала его, размышляя о том, что он не очень-то похож на виконта. Одежда старая, заляпана грязью, волосы давно пора подстричь. На простом лице написана тревога, в нем нет ни следа высокомерия, столь присущего Оливеру.

– Сержусь? – Элен не смогла удержаться от улыбки. Дарси был такой милый, такой добродушный. – За что мне на вас сердиться?

– Ну, за то, что я пришел к вам в гости. Я должен был, конечно, позвонить, но так получилось, что я проезжал мимо и…

– Что вы, я очень рада! Вы подали мне прекрасный повод прекратить мои жалкие попытки сосредоточиться в таком гвалте, – Элен, смеясь, указала на пол.

– А что там творится?

– Пэнси устраивает вечеринку. Это бывает довольно часто. Оливер, наверное, там. Хотите спуститься туда?

– Нет, – Дарси в ужасе отпрянул. – Давайте лучше пойдем погулять.

– В одиннадцать вечера? Дарси явно удивился.

– А почему бы и нет? Чем мы еще можем заняться? Кафе все закрыты. Если хотите, в следующий раз мы можем пойти в какой-нибудь шикарный ресторан из тех, что посещает Оливер… если я, конечно, смогу выкрасть у него записную книжку с адресами. Но сегодня такой чудесный вечер! Мы можем прогуляться вдоль реки.

Элен захлопнула книгу и потянулась за пальто. Они тихонько спустились вниз и, не сговариваясь, обошли стороной комнату Пэнси, дверь в которую была открыта. Несколько парочек, обнявшись, сидело на ступеньках, но никто не посмотрел на Дарси и Элен, когда они проходили мимо. Тяжелая входная дверь с грохотом захлопнулась, и Дарси глубоко вздохнул, наслаждаясь внезапной тишиной. Он помог Элен подняться по ступенькам моста, провел ее через дорогу, залитую оранжевым светом фонарей, и вывел к реке. Они пошли рядом по тропинке, держа руки в карманах. Молчание их не удручало. За мостом река текла медленно, лишь изредка слышался всплеск воды, ударяющейся о берег. Огоньки стоявших на причале барж плясали, поблескивая, на черной поверхности воды. Небо было затянуто облаками и почти так же черно, как вода, но было удивительно тихо и безветрено. По берегу под ивами белели крокусы. Хотя стоял февраль, Элен показалось, что она ощущает теплое дыхание весны.

– Я много гуляю по ночам, – сказал Дарси. – Днем фермеру особенно некогда гулять и глазеть по сторонам. А ночью я могу увидеть то, что никогда не увидел бы днем. В моих лесах есть целая колония барсуков.

– Вы занимаетесь в Монткалме земледелием? – с любопытством спросила Элен.

Она вспомнила ухоженный парк, но не припомнила ни вспаханных полей, ни коров.

– Нет. У нас есть другое поместье, в двадцати милях от Монткалма. Я… я предпочитаю проводить время там. Конечно, иногда мне приходится бывать в Монткалме… как в тот вечер, когда мы с вами встретились. Ну, и когда-нибудь мне придется там жить, таково уж мое предназначение. Но пока что мне гораздо уютнее на ферме.

В голосе Дарси звучали тоска и покорность. Элен догадалась, что он не больше Оливера любит дом своих предков, но по иной причине.

Казалось, что мысли Дарси текли примерно в том же направлении, поскольку он вдруг спросил:

– Вы хорошо знаете моего брата?

Элен постаралась ответить как можно честнее.

– Нет, думаю, что я его очень плохо знаю. Хотя и была вроде бы какое-то время «девушкой Оливера». Совсем недолго.

– А что случилось?

– О, его внимание привлекла другая. Если конкретнее, то Пэнси.

– Гм… Вас это расстроило?

– Да. Но теперь это уже неважно.

Элен лгала, надеясь, что ее ложь звучит убедительно.

– Я тоже его, пожалуй, не знаю, – тихо проговорил Дарси. – Не знаю своего собственного брата… Как бы мне хотелось для него что-нибудь сделать… облегчить ему жизнь. Но я не могу. Я не понимаю его мира, а он не желает жить в моем. Мы существуем как бы на разных планетах. Ужасно жалко, что он не родился раньше меня. Будь Оливер старшим сыном, я думаю, он чувствовал бы себя лучше.

«Не надо! – мысленно взмолилась Элен. – Вам не следует так думать».

– Не будем говорить об Оливере, – сказала она вслух. – Лучше расскажите мне о чем-нибудь. О фермерстве. О барсуках.

Они немножко помолчали, продолжая идти вперед, а затем Дарси нерешительно взял ее за руку. Элен чувствовала себя с ним в безопасности, поэтому придвинулась к нему поближе и ускорила шаг, чтобы идти с ним в ногу. Дарси начал рассказывать ей о повадках барсуков, обитавших в его лесу.

Когда они дошли до того места, где река поворачивает обратно в город, и впереди показались студенческие общежития, Дарси остановился и решительно двинулся назад. Казалось, он не отваживается даже в темноте проскользнуть мимо студентов. Они вернулись к Фоллиз-Хаусу.

Дарси свел Элен по ступенькам на островок и внимательно смотрел, как она ищет ключ. Открыв дверь, Элен остановилась на пороге и спросила, поддавшись внезапному порыву:

– Дарси, а как вас зовут? Какое ваше настоящее имя? Или я должна всю жизнь иметь дело не с именем, а с титулом?

Дарси прислонился к косяку и заглянул ей в лицо.

– Джон Уильям Обри Фредерик Мер, – продекламировал он. И уныло усмехнулся кривоватой усмешкой. – Выбирайте любое, какое вам больше нравится. Но меня все зовут Дарси.

– Что ж, неудивительно, – рассмеялась Элен. – Спокойно ночи, Дарси!

Она хотела отвернуться, но Дарси протянул руку и погладил ее по щеке.

– Спокойной ночи, Элен! Вы разрешите мне прийти еще?

Элен кивнула в темноте. На мгновение в наклоне его головы и голосе промелькнуло сходство с Оливером.

– Мы пойдем в шикарный ресторан?

– Ни в коем случае.

Нет, это совсем не Оливер. Да он и не должен им быть!

Дарси посмотрел, как она скрывается в доме, а потом, тихонько насвистывая, пошел к грязной, видавшей виды маленькой машине.

Элен взбежала по лестнице. На тесной галерее возле комнаты Хлои толпились какие-то люди. Том тоже был там, Элен сразу его заметила. Ей вдруг стало так приятно его видеть, что она позабылась и вопросительно улыбнулась ему. Но тут же ее поразило его мрачное лицо и неподвижность тех, кто стоял у дверей. Элен заглянула через плечо Тома в комнату Хлои. Оливер, как невинный младенец, спал на ее постели. Покрывало с экзотическим восточным рисунком было все скомкано.

Переведя взгляд с Хлои на Стефана, Элен увидела, что у Хлои встревоженный, чуть ли не умоляющий вид, а лицо Стефана выражает нетерпение.

– Он попросил меня, чтобы я налила ему чего-нибудь покрепче, пришел сюда, выпил пару рюмок бренди и вдруг заснул! – пролепетала Хлоя. – И сейчас лежит трупом.

Пэнси, казалось бы, сосредоточенно собирала складки на рукаве своего свитера, но тут вдруг подняла свою серебристую головку и холодно процедила:

– Скорее, как бревно.

Она устремила взор на Стефана и, передернув плечами, состроила милую гримаску, выражающую сожаление.

– Стыд и позор! – сказала Пэнси.

Стефан подался вперед, но взял себя в руки. Он с явной неохотой взглянул на часы.

– Спасибо за ужин, Пэнси. Если вы действительно решите, что вам нужно как следует заняться Шекспиром, я, пожалуй, смогу уделить вам часок-другой. Недавно вышла книга одной феминистки, посвященная его героиням, думаю, она вам пригодится для работы над ролью.

Однако маленький монолог Стефана звучал не вполне убедительно. Он вдруг перестал быть абсолютно уверенным в себе преподавателем. Он чувствовал себя не на своей территории, неуверенным новичком, и ему гораздо больше пристало бы говорить смущенным шепотом. Он резко помолодел, в нем появилась какая-то уязвимость.

Хлоя следила за ним, сверкая глазами.

– Спокойной ночи, милая Хлоя, – более спокойно проговорил Стефан, но тут Том поймал его за рукав.

– Вы должны помочь мне доставить его в общежитие, – резко заявил Том.

– Ну, если должен… – ответил Стефан.

Они были так поглощены этой маленькой сценкой, что только Элен заметила, как Оливер пришел в себя. Он провел рукой по лицу, словно стряхивая с него выражение тупого оцепенения, и поднялся на ноги.

– Это очень благородно с вашей стороны, но вовсе не требуется. И мне не нравится, когда обо мне говорят, как о беспомощном калеке.

Он клокотал от ярости.

– Но зачем же тогда так себя вести, дорогой? – со скучающим видом проговорила Пэнси.

Оливер взял ее за руку и попытался подтолкнуть к ее комнате, но она вырвалась.

– Ты лучше поспи сегодня в своей постельке. Оливер попятился. Лицо его побелело, на щеках обозначились глубокие вертикальные морщины. Он резко повернулся и сбежал по лестнице вниз.

Элен отвела взгляд, ей вдруг стало зябко. Атмосфера была безобразно накалена, в воздухе витала угроза.

Молчание нарушила Пэнси. Она усмехнулась и сказала:

– Ну что ж… Я прошу у всех прощения. У нас тут не каждый вечер такое творится, Стефан.

Стефан с явным облегчением наспех попрощался и ушел. Пэнси перегнулась через резные перила и ласково окликнула его.

– Можно я позвоню вам в колледж, чтобы договориться о консультации?

– Конечно, – его голос гулко разнесся по помещению, потом раздался хлопок закрывшейся двери.

На лице Хлои не дрогнул ни один мускул. Она судорожно сжимала подол своего замшевого платья.

Наконец Элен удалось встретиться глазами с Томом. Они долго смотрели друг на друга. Она пыталась подобрать нужные слова, чувствуя, что Пэнси и Хлоя за ней наблюдают. Однако фразы, приходившие ей на ум, были либо слишком небрежными, либо чересчур откровенными, поэтому Элен предпочла помолчать.

В конце концов Том сказал:

– Ладно, раз Оливеру не понадобилась «скорая помощь», я, пожалуй, отправлюсь домой. Не забывай об упражнениях, Пэнси!

На лице Тома отобразилось подобие улыбки, которая была обращена ко всем, в том числе и к Элен. Она с необъяснимой грустью проводила его глазами.

Три девушки стояли в луче света, проникавшем на галерею из Хлоиной комнаты. Хлоя медленно разжала стиснутые кулаки.

– Теперь тебе еще и он понадобился, Пэнси? – глухо произнесла она.

Пэнси подняла брови высоко-высоко, чуть не до корней своих растрепанных волос.

– Что? – она была воплощенной невинностью. – О чем ты?

– О, я думаю, ты прекрасно понимаешь, о чем я, – голос Хлои звучал угрожающе тихо. – Я о Стефане. О том, как ты с ним мило кокетничала и напросилась к нему в общежитие… просто так, на консультацию. Ты отняла у Элен Оливера. Тебе этого мало? Стефан мой! Ты что, не понимаешь?

На этих словах самообладание покинуло Хлою. Она едва не расплакалась и яростно закусила губу, чтобы скрыть свое унижение.

Элен молча наблюдала за происходящим. Она протянула руку к Хлое, потом отдернула ее… Она ничего, абсолютно ничего не могла поделать!

– Не будь дурой! – с металлом в голосе заявила Пэнси. Розовощекое невинное дитя вдруг куда-то подевалось, и маленькое заостренное личико стало безжалостным.

«Сразу видно, что это дочь Мейсфилда Уоррена», – подумала Элен.

– Начать с того, что я ни у кого Оливера не отнимала. Он сам прибежал ко мне, высунув язык. И если ты считаешь, что Стефан твой, ты дура. Он если и принадлежит кому-нибудь, то бедной старушке Беатрис. Что же касается Оливера, то нет, мне его недостаточно. Мне не нужен мальчишка-наркоман. А Стефан – это совсем другое дело.

Хлоя резко повернулась на каблуках и поспешила скрыться в своей комнате. Закрыв за собой дверь, она рухнула на табурет, стоявший у туалетного столика и уставилась на свое отражение в зеркале. Макияж потек, и под глазами, покрасневшими от подступавших слез, чернели пятна туши, кожа была тусклой и белой как мел. Хлоя усталым жестом отодвинула в сторону пузырьки и флакончики и, уронив голову на руки, зарыдала, оплакивая свою любовь к Стефану.

«Никогда, – думала она, – он никогда не снимал своей ласковой маски и ни разу не посмотрел на меня так, как он сегодня смотрел на Пэнси…»

И все же он был ей нужнее всего на свете, она никого так еще не желала и изо всех сил старалась дать ему то, чего он хотел.

Хлоя крепко зажмурилась, но слезы не унимались, и перед глазами по-прежнему стояла ужасная сцена: Стефан целует Пэнси в щеку с такой жадностью, словно готов съесть ее всю целиком. А в ушах стояли слова Пэнси: «Стефан – это совсем другое дело».

Да, Пэнси, конечно, добьется своего, в этом нет сомнений…

Слезы отчаяния жгли Хлое щеки, а в горле стоял комок. Наконец она подняла перемазанное черной тушью лицо и откинула назад густые, влажные волосы. Ей вдруг попалась на глаза красивая, зазывная надпись на коробке с косметической маской для лица. Хлоя яростно скомкала коробку и швырнула ее в корзину для мусора. Но промахнулась: коробка ударилась о край корзины и, упав на ковер, с негромким треском раскрылась. Хлоя посмотрела на коробку и поежилась.

Глубоко вздохнув, она снова посмотрела на свое отражение в зеркале. Опухшее, грязное лицо выглядело сейчас весьма патетично, на нем явно лежала печать прожитых лет. Заставляя себя дышать ровно и размеренно, Хлоя потянулась к баночке с кремом. И методично, почти не нажимая на кожу, начала снимать размазанный грим. Вид у нее был жалкий.

Пэнси поднялась вместе с Элен наверх. Зайдя вслед за ней в комнату, она устало прилегла на кровать. Заложила руки за голову и уставилась в потолок.

– Ты не приготовишь мне кофе? – попросила она.

– У меня только растворимый, – довольно нелюбезно буркнула Элен. Ей не хотелось общаться с Пэнси.

– Ничего, любой сойдет. Господи, как я ненавижу сцены!

Элен размешала налитую в чашку довольно неаппетитную жидкость.

– Добавить молоко из пакета? – холодно спросила она и протянула чашку Пэнси.

Та отпила глоток кофе, держа в одной руке чашку, а другой обхватив колени.

– Пэнси! – наконец проговорила Элен, понимая, что все-таки надо что-то сказать. – Ты говорила, что тебе нравится Хлоя. И что у тебя раньше не было настоящих подруг. Так не надо…

– Что не надо? – с вызовом спросила Пэнси. Элен изменила тактику и произнесла, тщательно подбирая слова.

– Я сказала, что Оливер для меня ничего не значит. Может быть, это и так. Но Стефан очень много значит для Хлои. А тебе… что тебе нужно?

– Во всяком случае, Оливер мне не нужен, – тихо ответила Пэнси. – Он превращается в живой труп. Но почему ты считаешь, что уступить должна именно я? Тебе не кажется, что я тоже имею право искать свое счастье, что мне тоже нужен близкий человек? – ее лицо вдруг сморщилось. – Как же мне одиноко! Из-за всего этого…

Элен мгновенно поняла, что Пэнси имела в виду свое прелестное лицо, деньги Мейсфилда и то, что она всегда царит на сцене… Элен вдруг смутилась, ее пронзила острая жалость к этой девушке.

– А Стефан другой, – повторила Пэнси, словно разговаривая с собой. – Не знаю почему, но мне хочется в этом убедиться.

«Да никакой он не другой! – хотелось сказать Элен. – Он самый обыкновенный сноб. Хотя бы ты не поддавайся на эту удочку! И потом… как же бедняжка Хлоя?!»

Но она не стала ничего говорить и молча следила за тем, как Пэнси допивает свой кофе.

– Если ты закончила… – пробормотала Элен, – то… знаешь, уже ведь поздно…

Пэнси тут же поднялась и пошла к двери. Но на пороге остановилась.

– Ты мне, очевидно, не поверишь… Но мне очень жаль, что все так получается. И с Оливером, и с Хлоей, и с тобой… Так все переплелось, правда? – Но затем на ее лице вновь появилась насмешливая полуулыбка. – А вообще-то помнишь, как говорится? «Все средства хороши…» Ладно, спокойной ночи!

С этим она ушла.

А Элен осталась сидеть в прострации, думая об Оливере. Не об Оливере, которого она создала в своих мечтах и полюбила, а о настоящем Оливере. «Живой труп», – пренебрежительно заявила Пэнси. Элен увидела перед собой ясные черты, гладкое, словно мраморное лицо… она никак не могла расстаться с ним, хотя человек, которому принадлежала эта внешность, давно изменился. И ей опять вспомнилось выражение какого-то тупого оцепенения, с которым он пробудился сегодня вечером…

Если бы она могла ему помочь! Она все бы отдала, лишь бы спасти его от себя самого. Но она ничего не могла поделать. Пэнси была права. Все так ужасно перемешалось, спуталось в клубок! А будет еще хуже! «Стефан… Стефан совсем другой…» – вновь услышала Элен. Пэнси могла бы спасти Оливера, но не желает. Элен не видела выхода из сложившейся ситуации, и ее охватило леденящее предчувствие.

Она беспомощно вздохнула и, всем своим видом выражая бессильное отчаяние, начала готовиться ко сну.

– Это все отвратительно, скажу я вам. Вы вшивые дилетанты, и это чувствуется за километр! Быстро по местам, играем все сначала! Будете повторять эту сцену, пока она у вас не получится, как следует!

Том в гневе был довольно страшен. Даже Пэнси притихла, а Оливер выпрямился во весь рост и провел рукой по волосам, в его глазах сквозило отчаяние.

– Господи, да мы тут целый вечер торчим! Может, хватит?

У Тома лицо почернело от ярости, и он накинулся на Оливера.

– Если понадобится, вы будете торчать тут двадцать четыре часа в сутки! Я режиссер поганого спектакля, и я хочу, чтобы вы выложились в полной мере… хотя вам вообще-то особенно нечего демонстрировать. Слушайте внимательно, что я вам здесь говорю, а потом я каждому из вас дам письменные инструкции. А сейчас – начали!

Том швырнул пьесу на пол и плюхнулся на свое место. Он был совершенно вымотан, под мышками и на спине у него темнели мокрые пятна.

До премьеры «Как вам это понравится» оставалось семь дней. Недоделанные декорации, стоявшие на сцене, создавали впечатление неразберихи, чего-то случайного, временного. Артисты уныло сидели в партере и за кулисами, ожидая, когда их в который раз позовут на сцену. Том Харт оказался очень придирчивым, но мало-помалу спектакль, который он задумал поставить с этой неровной студенческой труппой, начинал выглядеть все более впечатляюще.

Хлоя бесстрастно следила, как актеры готовились играть первую сцену спектакля.

Оливер встряхнулся, выражение разочарования исчезло с его лица, это снова был Орландо.

«Насколько я помню, Адам, дело было так: отец мне завещал всего какую-то жалкую тысячу крон…»

Том откинулся на спинку кресла и внимательно слушал, не пропуская ни единого звука или жеста. Пару раз он что-то черкнул в блокноте, но при этом его внимание ни на секунду не ослабевало.

«От его профессионализма даже страшно становится, – подумала Хлоя. – Несмотря ни на какие трудности, он вытянет этот спектакль».

Вне всякого сомнения, Тому удавалось, искусно сочетая суровость и лесть, воздействовать на Оливера и выжимать из него все соки. Едва Оливер ступил на сцену, его досада и цинизм куда-то подевались, и он, словно по волшебству, превратился в юного, романтичного влюбленного. Лучше всего он играл в паре с Пэнси, изображавшей Розалинду. В их отношениях ощущалась явная напряженность, придававшая сцене живость, которой Хлоя раньше не замечала.

Пэнси же была великолепна. Когда она тоскливо произносила «О, сколько терний в этом будничном мире!», на глаза Хлои наворачивались слезы, даже несмотря на то, что декорации были еще недоделаны, а на репетиции сложилась тревожная, нервная атмосфера.

После вечеринки, устроенной тогда Пэнси, было как бы негласно заключено перемирие. Пэнси и Хлоя аккуратно обходили друг друга стороной, имя Стефана ни разу не было упомянуто. Пэнси с головой ушла в репетиции, а свободное время проводила, как и осенью, с Оливером. Она была так же не против пошутить и вела себя так же взбалмашно, но с Оливером обращалась ласково, и он, похоже, был вполне счастлив. Хлоя знала, что Пэнси не видится со Стефаном. Сама же Хлоя продолжала общаться со Стефаном, как и прежде; они виделись при любой удобной возможности. Хлоя предусмотрительно не заговаривала о Пэнси и очень старалась при встречах со Стефаном блистать остроумием и быть занятной.

В перерывах между репетициями, на которых всех трясло, как в лихорадке, все было тихо и спокойно. Закончив репетировать какую-нибудь сцену, Том подходил к Хлое и садился с ней рядом. Стоило ему вытянуть ноги, сидя так близко, как она ощущала, насколько он напряжен: Том был весь внимание. Хлоя знала, что студенческий спектакль – это для него слишком мелко, и восхищалась его способностью всецело отдаваться любой работе, даже самой незначительной.

Они успешно сотрудничали. Том уже оценил деловитость Хлои и повысил ее: из «мальчика на побегушках» она превратилась в неофициального помощника режиссера. Теперь Том обсуждал с ней, не нужно ли поменять реквизит, просил ее принести кофе и сэндвичи или подумать, как сделать занавес более эффектным.

Жизнь уже приучила Хлою к дисциплине, и выполнять указания Тома ей было легко и интересно.

– Тебя мне послала сама судьба, – сказал он ей однажды. – Я, наверное, возьму тебя с собой в Америку. Ты не хочешь разбогатеть и прославиться на Бродвее?

– Это ты разбогатеешь и прославишься, – холодно возразила Тому Хлоя. – А я не желаю быть бриллиантом, который хранят взаперти. И потом, ты не сможешь платить столько, сколько мне нужно. Разве высококвалифицированные машинистки не получают больше, чем помощники режиссеров?

– Думаю, получают, – бесстрастно ответил Том. Они оба расхохотались, но их отношения так и не стали более приятельскими.

Хлоя была бы рада, если бы Том реагировал на нее, как большинство мужчин. Она привыкла к тому, что ее находят привлекательной и проявляют к ней повышенное внимание, говорят комплименты. Но Том ничего подобного не делал. Он был безукоризненно вежлив и неизменно деловит. Хлоя понимала, что их связывает только общий интерес к спектаклю.

«Может быть, он «голубой»? – порой думалось Хлое. – Может быть, этим объясняется его завороженность Оливером, которая не проходит даже несмотря на явное раздражение? Хотя нет, вряд ли. Том Харт не похож на извращенца»

В конце концов Хлоя решила, что он просто зациклен на своей профессии, и порой лениво раздумывала: каким же он окажется на самом деле, если сбросит эту профессиональную маску?

– Так, – пробормотал Том, – я думаю, нам следует еще только раз прогнать эту сцену и отпустить их по домам. А то они вот-вот взбунтуются.

Том держал труппу в ежовых рукавицах, но хорошо чувствовал те моменты, когда силы ребят бывали ни исходе.

Под его руководством четыре пары влюбленных выстроились на сцене и застыли, словно снимаясь на свадебную фотографию. Мужчины неподвижно стояли, держа на руках своих будущих жен, и улыбались, глядя в невидимый объектив, а воображаемое солнце било им в глаза. Это была прелестная финальная сцена. Хлоя в очередной раз одобрительно кивнула, и у нее вырвался легкий вздох.

– Как прекрасно! Четыре счастливых парочки, которые будут жить теперь душа в душу… – все хитросплетения сюжета были уже благополучно разрешены, наступила развязка. – Жалко, что в жизни так не бывает.

Том ухмыльнулся.

– О, не знаю, не знаю… В реальной жизни тоже все как-то складывается… может быть, не всегда своевременно, но вполне нормально. И потом, кто сказал, что они жили душа в душу? Шекспир такого не говорил. Помнишь? «Когда мужчины волочатся за женщинами, они веселы, как апрель, когда же идут под венец, мрачны, как декабрь». – Том улыбнулся и, поежившись, запахнул канареечно-желтый пиджак. – Ты слишком романтична, милая Хлоя. А это очень опасно.

«Да, тебе легко говорить», – с горечью подумала Хлоя.

Том, насвистывая, отошел от нее. Потом обернулся и словно мимоходом спросил:

– А где Элен?

Элен больше никогда не появлялась на репетициях, даже изредка. – Наверное, я думаю, ей слишком тяжело выносить эту драму… не ту, что на подмостках, а другую…

– Как бедняжка чувствительна! – криво усмехнулся Том.

– Вдобавок она тесно общается с Дарси. Наступила очень заметная пауза. Потом Том сказал:

– Как очаровательно.

Он повернулся и, все еще еле заметно улыбаясь, принялся раздавать актерам листочки со своими резкими замечаниями.

Перед премьерой спектакля «Как вам это понравится» Элен была счастлива.

Весна в этом году наступила рано. Вслед за крокусами, росшими на берегу реки, в скором времени появились нарциссы, а затем на ветвях плакучих ив зазеленели листочки. У реки часто пахло свежей краской: это вытаскивали на берег плоскодонки и красили их, готовясь к началу летнего сезона.

В лучах весеннего солнца Оксфорд был очень красив. Бледные лучи проникали и в Фоллиз-Хаус, окрашивая в более теплые тона красный кирпич; резные перила, когда на них попадало солнце, отбрасывали на пыльный дубовый пол галереи причудливые, фантастические тени. Элен чувствовала, что в доме царит мир, и это ее радовало. Она уходила в библиотеку или на консультацию и возвращалась обратно в неизменно спокойном настроении (а ведь ей казалось, что она утратила покой навсегда!). Работа продвигалась хорошо, и жизнь Элен имела теперь много общего с той, прежней, размеренной жизнью, которую она вела до событий, круто все перевернувших в прошлом году.

Боясь, что ее покой будет нарушен, Элен не ходила на репетиции. Не видя Оливера, она могла надеяться, что он счастлив, и верила, что постепенно боль утраты стихнет. Да и потом у нее не было ни малейшего желания присутствовать при распрях Хлои и Пэнси.

Одиночество, на которое добровольно обрекла себя Элен, объяснялось и кое-чем еще. Она лишала себя возможности видеться с Томом и была порядком напугана, осознав, что ей ужасно хочется его увидеть. Она чувствовала, что ее симпатия к нему лишь усилилась, и в ней появилось что-то новое, но что именно – она и сама толком не понимала. Элен говорила себе, что не желает разбираться в своих чувствах, поскольку ей стыдно за свою глупость на новогоднем балу, и уверяла себя, что стоит ей извиниться перед Томом – и все будет опять прекрасно. Но она никак не могла собраться с духом и разыскать его. Ей хотелось, чтобы они встретились случайно. Может быть, когда ей удастся беззаботно извиниться, их разногласия будут позабыты?

Поэтому Элен пыталась разглядеть в толпе студентов решительно шагавшего Тома и твердила себе, что просто ей не хватает его общества, потому что разговоры с Томом ее бодрят.

Затем, однажды вечером, она его услышала. Голос Тома ни с каким другим перепутать было нельзя. Это случилось вскоре после вечеринки у Пэнси. Он опять сидел у нее в комнате! Элен машинально подняла голову и прислушалась. Она затаила дыхание и услышала, что Том нетерпелив и раздражен. Пэнси отвечала ему тоже на повышенных тонах, довольно нагло.

Не слушай!

Элен спрыгнула со стула, она была словно наэлектризованная – до того ей не хотелось их слушать! Какая ей разница, что Тому сегодня понадобилось от Пэнси? Может быть, она ему до сих пор небезразлична!.. Элен не желала об этом знать.

«Это не мое дело, – пыталась внушить она себе. – Меня не волнует Пэнси, мне наплевать на ее хорошенькую мордашку и на то, что у нее глаза завидущие и руки загребущие».

Проклятье!

Элен выключила настольную лампу и спустилась вниз, решив, что лучше уж посидеть с Розой и Джерри, чем невольно подслушивать, оставаясь в своей комнате. Зайдя в кухню, она вполуха слушала болтовню Розы и с тоской вспоминала книги, сложенные на своем письменном столе, и мечтала снова углубиться в занятия. Работа хотя бы позволяла позабыть о неприятностях.

«Я останусь в Оксфорде навсегда, – думала Элен. – Превращусь в старую деву и для меня высшим наслаждением будет отыскать на полях рукописи никем не обнаруженную авторскую пометку. У меня будет гладкое, не испещренное морщинами лицо, я буду жить только литературой. Что может быть лучше такой участи?..»

Однако год назад такая перспектива привлекала ее гораздо больше. Разозлившись на саму себя, Элен снова пошла наверх.

Не успела она добраться до своей комнаты, как услышала, что кто-то громко захлопнул дверь комнаты Пэнси, а потом и входную… Элен испытала облегчение и в то же время некоторое разочарование. Чего бы Том ни добивался от Пэнси, он хотя бы не проведет с ней всю ночь. В доме снова стало тихо и уютно, однако в нем поселилась пустота.

Элен сказала себе, что зря она упустила еще один шанс поговорить с Томом и признаться ему, как бы ей хотелось, чтобы встреча Нового года прошла в тот раз совсем по-другому.

Дарси выполнил свое обещание и пришел снова. Он теперь приходил так часто, что их совместные прогулки начала входить у Элен в привычку. Обычно они бродили по улицам, нередко забредая в тихие уголки Оксфорда. Дарси не учился в Оксфорде.

– Я выбрал сельскохозяйственный колледж. Это мне больше нравилось, – признался он Элен, однако выказал удивительное знание тех достопримечательностей города, которые сейчас не пользовались популярностью среди туристов. Дарси и Элен постояли перед скорбно-эротической статуей утонувшего Шелли, притаившейся в углу колледжа, в котором он когда-то учился, и перед памятником Лазарю Эпштейну в Новом Колледже. Однажды, когда они смотрели на витражи Берн-Джонса в соборе Крайст-Черч, Дарси взял Элен за руку. Но стоило им пойти к выходу, как он тихонько разжал пальцы.

В другие дни он вез Элен за город, и они гуляли по дорожкам и тропинкам, заросшим ежевикой. После прогулок он вез ее в какой-нибудь полупустой ресторанчик и с таким энтузиазмом заказывал пьянящий эль, что Элен пила его даже с удовольствием. Если же Дарси приглашал Элен пообедать, то они ели простую крестьянскую пищу или блюда индийской кухни, обильно сдобренные порошком карри, которые подавали в маленьких ресторанчиках на окраине города.

Там, где они бывали, Дарси обычно никто не знал. Только пару раз ему кивнул бармен, да какой-то человек в резиновых сапогах, сидевший в углу возле мишени, в которую игроки метали дротики, пробормотал: «Добрый вечер!»

Вот и все. С Оливером все было совсем по-другому. Везде, где бы он ни появился, ему смотрели вслед, по залу пробегал шепоток, люди подталкивали друг друга и указывали на него.

Оливера совершенно не привлекали тихие радости, которыми наслаждался Дарси. Элен с усмешкой попыталась себе представить Оливера в каком-нибудь дешевом баре: вот он заказывает пинту пива и следит за состязанием людей, которые кидают дротики. Но у нее ничего не получилось. Нет… Оливер был неотделим от своего «ягуара», который мчал его на бешеной скорости в шикарный ресторан, где официанты сломя голову бросались его обслуживать, а остальные посетители благопристойно старались не смотреть на него в упор.

Когда Элен вспоминала свои недолгие поездки в «ягуаре» рядом с Оливером или небрежно-дорогое убранство его комнат, где вечно царил беспорядок, ей казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни. Она бережно хранила эти воспоминания, но все больше примирялась с мыслью, что прошлого не вернуть.

С Дарси – в отличие от Оливера – Элен было необычайно легко. Он любил ее слушать, и Элен с радостью рассказывала ему о своей работе, семье и о всяких мелких событиях повседневной жизни. Оливеру она ничего подобного рассказывать бы не стала, боясь, что он сочтет это слишком скучным или убогим. А Дарси слушал и кивал, идя рядом с ней и держа руки в карманах вельветовых брюк. Если же он высказывал свое мнение, то делал это удивительно мягко, чуть ли не поражаясь тому, что он вообще отваживается иметь собственное мнение.

Элен почти случайно обнаружила, что ей очень нравится Дарси, и она потихоньку привыкает к этому спокойному, надежному человеку. Он не был таким потрясающим, как Оливер, но зато на него вполне можно было положиться. Его интересы не отличались особой широтой – Дарси интересовался сельским хозяйством, деревней, животными и своими немногочисленными друзьями. Однако чувства его были глубокими и искренними. Элен подозревала, что Дарси волнует и пугает та роль, которую ему в будущем предстоит играть в Монткалме, но он избегал этой темы, и она тактично тоже не затрагивала ее.

Вскоре Элен поняла, что и она для Дарси много значит. Он вел себя очень ласково, чуть ли не с робостью приглашал ее куда-нибудь, застенчиво спрашивал, можно ли будет с ней встретиться еще раз. Однако она не испытывала ни малейшего давления с его стороны. Только иногда по его глазам Элен догадывалась, что она для него больше, чем приятельница, с которой можно погулять или спокойно посидеть в пабе за пинтой пива.

Поняв это, Элен не на шутку забеспокоилась.

«Не нужно было до этого доводить, – сказала она себе. – Это нечестно по отношению к нему».

Но когда она уже совсем было решилась не видеться с ним, ей тут же стало его очень не хватать.

«Зачем? – подумала она. – Зачем отказывать нам обоим в удовольствии, поддаваясь какому-то смутному, необоснованному страху? Я не хочу расставаться с Дарси!»

И их встречи продолжались.

По молчаливому соглашению они дружили только вдвоем. И больше ни с кем не встречались. Элен никогда не упоминала про Дарси в Фоллиз-Хаусе, теперь он не приходил к ней туда, а они встречались в других местах.

«Сейчас все очень заняты, – оправдывалась сама перед собой Элен. – Вот когда сыграют спектакль, тогда, может быть, мы соберемся все вместе».

Но эта перспектива ее не обрадовала, и она поспешила выбросить подобные мысли из головы.

Однажды Дарси привез ее в Мер.

Хозяйственные службы Монткалма располагались в низине, в селении Котсвулд. Каменные постройки песочного цвета стояли на краю плодородных полей. Проезжая по деревне Мер, Элен обратила внимание на то, что вывеской местного паба служит недавно нарисованный герб с надписью «Герб Мортиморов». И почти тут же на глаза ей попалось двое фермеров, которые болтали, стоя на обочине. Завидев Дарси, они приветствовали его, прикоснувшись к своим головным уборам.

«Ну, конечно! – мысленно воскликнула Элен. – Конечно, Дарси тут знают и любят. Это же его родные места. А весь остальной мир не интересуется Дарси, и Дарси на него тоже наплевать».

Господский дом сильно отличался от других зданий.

Он был невысокий, серый, очень старый и смотрелся немного зловеще на фоне темных тисовых деревьев, росших в ряд. На самом деле в нем не было ничего господского. Основательное, чисто функциональное жилище землевладельца, без каких-либо архитектурных изысков и ненужных украшений… Дарси рассказал Элен, что здесь было фамильное гнездо Мортиморов, пока к восемнадцатому столетию они не добились гораздо большего могущества, вместе с которым пришло и несметное богатство. А тогда они построили Монткалм и начали вести шикарную жизнь среди террас и цветников, подальше от сельских забот. Но их наследники по традиции жили в Мере перед тем, как вступить в свои права, вели дела и получали доходы от арендаторов.

Дарси подвел Элен к входу в дом. Тротуар под маленькими окнами с тяжелыми освинцованными переплетами потрескался, а трещины поросли темно-зеленым мхом. Под тисами росло множество нарциссов – от бледно-кремового до медно-оранжевого цвета. Дорога от дома к деревне шла под горку, свежевспаханные черные поля чередовались с пастбищами, поросшими невысокой травой. Элен слышала в тишине упорное пыхтение трактора, порой ветер доносил до нее и тоненькое блеяние новорожденных ягнят.

Дарси не отрывал глаз от ее лица, повернутого немного в сторону. Налюбовавшись безмятежным, приглаженным пейзажем, который освещало весеннее солнце, Элен вновь поглядела на дом. Казалось, он стоял тут всегда. В памяти Элен всплыл Монткалм, его причудливые башенки, бельведеры и балюстрады.

– И почему им здесь не понравилось? – смеясь, пробормотала она и посмотрела на Дарси.

– Вот и я задаю себе этот же вопрос, – в его глазах явно читалось одобрение. – Вам здесь больше нравится, да?

Элен секунду поколебалась, потом тихо ответила:

– Да.

Дарси снова посмотрел на поля.

– Я это обожаю, – просто признался он. – Мне будет очень не хватать всего этого, когда… когда придется переехать.

– Но ведь еще нескоро, – сказала Элен.

– Нескоро, – согласился Дарси. – Но все равно когда-нибудь придется.

Ветер донес до них птичье пение и шум трактора, который методично ездил взад и вперед по большому полю.

– Давайте зайдем в дом, – в конце концов предложил Дарси. – Перекусим, и я покажу вам ферму.

В доме не оказалось ни изысканной старинной мебели, ни хрупкого фарфора. Он был обставлен тяжелой, темной дубовой мебелью, такой же старой и массивной, как и само здание. В комнатах было темновато, и солнечные лучи, проникавшие сквозь маленькие окошки, казались поразительно яркими.

В большой квадратной столовой с низким потолком перед единственным обеденным прибором стоял резной стул. Еще Элен увидела серебряный кубок, бутылку пива и еженедельник для фермеров.

«Как же он, должно быть, одинок!» Элен внезапно преисполнилась жалости к спокойному мужчине, который был ее спутником.

В тихой, мрачной комнате этот одинокий прибор во главе стола имел такой печальный вид!

«Здесь должна жить шумная, большая семья, – подумала Элен, – только тогда в доме будет уютно».

– Я не сообщил миссис Мейтленд о вашем приезде, – сказал Дарси. – А то она начала бы хлопотать. Я сейчас позову ее.

Он нажал на кнопку старинного звонка. Миссис Мейтленд явилась нескоро, это навело Элен на мысль, что кухня, судя по всему, находится за тридевять земель от столовой. Дожидаясь ее, Дарси налил Элен хереса. Элен обратила внимание на то, что бутылка слегка запылилась. Гости явно приходили сюда не часто.

– А кто такая миссис Мейтленд? – заинтересовалась Элен.

– М-м… Сестра вашего друга, мистера Мейтленда, который служит в Монткалме. Видите, как тут все связаны кровными узами? Но вообще-то она не замужем. «Миссис» говорится просто так, из вежливости.

Когда экономка появилась, Элен увидела, что она столь же безупречно вежлива, как и ее брат, но держится гораздо дружелюбнее.

– Я привел к нам гостью, миссис Мейтленд, – сказал Дарси. – Конечно, надо было бы сообщить вам заранее, но я уверен, что вы найдете чем нас покормить…

– Ладно, милорд, – произнесла миссис Мейтленд, бросив на Элен один-единственный удивленный взгляд, – мы сейчас что-нибудь сообразим.

Они обменялись улыбками, явно как добрые друзья. Обращение «милорд» в первый момент поразило Элен. Ей стоило труда припомнить, кто такой Дарси на самом деле, она уже давно думала о нем просто как о «Дарси».

Они уселись за длинный стол, и миссис Мейтленд подала им темно-розовую холодную говядину, маленькие свежие помидорчики, зеленый салат и внушительное количество пикулей домашнего приготовления. Все угощенье было предельно простым и вкусным.

Допивая компот из ревеня, Элен посмотрела на Дарси и сказала:

– Мне очень понравилось.

Оба они понимали, что она имеет в виду не только обед. Элен ощутила какую-то перемену в их отношениях, от того, что она оказалась у него дома, это было совсем не то, что встречаться в других местах, но Элен и дома у Дарси чувствовала себя уютно.

Он откинулся на высокую спинку стула. Поскольку Дарси сидел против света, падавшего из окна, расположенного в глубокой нише, Элен не видела его лица, а слышала только голос, и в этом голосе прозвучало нечто большее, чем обычная вежливость.

– Я рад, Элен.

«Осторожней! – предупредила себя Элен, но тут же спохватилась. – А почему, собственно говоря, осторожней? Ведь Дарси – мой друг, теперь уже близкий, надежный друг».

Дарси провел Элен по ферме, освещенной короткими лучами послеполуденного солнца. Каменные постройки располагались позади господского дома. Элен увидела высокие разноцветные амбары с островерхими крышами, длинные навесы, под которыми блестела желтая и красная сельскохозяйственная техника, чистые загоны для скота, выкрашенные белой краской перила и усердно трудившихся работников, которые уважительно, с явной симпатией поздоровались с Дарси. Даже несведущей в подобных делах Элен было понятно, что Дарси управляет поместьем умело и с любовью.

Зайдя за угол, они заметили мужчину в грязных резиновых сапогах, он садился в «ленд ровер». Дарси горячо пожал ему руку и представил его Элен:

– Тим Оукшот. Лучший ветеринар во всей округе.

Элен стояла чуть поодаль, слушая, как мужчины озабоченно обсуждают болезнь какой-то овцы, забавно думая: до чего же они похожи! Ей вспомнилось, что сначала в бильярдной Монткалма она приняла Дарси за ветеринара.

– Я очень часто вижусь с Тимом, – сказал ей Дарси, когда они помахали на прощанье вслед отъезжавшему «ленд роверу». – Наверное, чаще, чем с кем-либо еще. Кроме вас, конечно, – и он искоса посмотрел на нее, взгляд его был странным, немного вызывающим.

После экскурсии по ферме они пили чай в гостиной, небольшой, темной холостяцкой комнате, которая вдобавок служила Дарси рабочим кабинетом. В углу стоял старинный письменный стол, на котором были аккуратно сложены стопкой бумаги.

Наконец, ранним вечером, Дарси провел Элен к выходу из дома, и они подошли к навесу, под которым он оставил свою машину. Ферма, казалось, опустела. Элен решила, что рабочие, вероятно, живут в поселке Мер и разошлись по своим домам песочного цвета.

Было очень тихо.

Дарси открыл перед ней дверь автомобиля. Вдалеке, за двумя полями, слышались крики грачей, летавших над высокими вязами.

Дарси наклонил голову и поцеловал Элен. Его губы были ласковыми, а кожа мягкой. Сзади к воротнику свитера прилипла маленькая желтая соломинка. Подняв глаза, Элен увидела, что волосы Дарси на солнце точно так же отливают золотом, как и волосы Оливера. Ее вдруг пронзила боль утраты и тоска, они захлестнули ее неожиданно и от этого особенно яростно, Элен чуть не скорчилась от боли.

Но затем боль прошла так же внезапно, как и появилась. Ведь ее целовал не Оливер, а Дарси, они стояли под навесом у каменной стены, солнце освещало желтый лишайник, покрывавший кое-где камень, в воздухе пахло дымом костра…

Дарси оторвался от ее губ.

– Элен! – тихонько прошептал он, и в его голосе зазвучала мольба. – Вы… не сердитесь на меня?

И тут Элен отчетливо разглядела его простое добродушное лицо, бесцветные волосы, падавшие ему на глаза… Теперь в них не было ни малейшего сходства с волосами Оливера.

Ей показалось, что она стоит на распутье, выбирая дорогу. Их окружали тишина и покой. Разве она могла рассердиться на Дарси за то, что он поцеловал се? Он ведь нравился ей, и она хотела быть с ним именно потому, что он никого ей не напоминал. Напоминал ей человека, которого вообще не существовало…

– Нет, – сказала она еле слышно, Дарси пришлось даже наклониться к ней поближе. – Я не сержусь.

И тут же нырнула в машину, чтобы не видеть радости, засквозившей в его глазах.

В тот самый момент, когда Элен садилась в машину Дарси, Том Харт, которому вдруг стало зябко, хотя весенний вечер был довольно теплым, делал в блокноте последние записи, проводя генеральную репетицию спектакля «Как вам это понравится». Актеры столпились на авансцене и, подталкивая друг друга локтями, молчаливо ждали.

Том встал, сиденье резко откинулось, ребята даже вздрогнули от неожиданности. Том задумчиво подошел к сцене и поглядел на стоявших полукругом артистов. На их лицах была написана тревога: они боялись его приговора. Все были уже в костюмах, накрахмаленные нижние юбки Пэнси слегка шелестели.

Наконец Том расплылся в улыбке.

– Вы достойны всяческих похвал. Это было колоссально! Если вы и завтра будете в ударе, все пройдет прекрасно.

Кругом облегченно улыбнулись и зашептались.

– Вы трудились упорно. Благодарю вас, – просто сказал Том.

Это словно послужило сигналом к тому, что можно нарушить молчание.

Оливер подошел к краю сцены и посмотрел вниз.

– Спасибо! – ухмыльнулся он. – Если кто и достоин похвал, то это ты. Ты, конечно, проклятый надсмотрщик, но, пожалуй, ты имеешь на это право.

Стоило Оливеру встрепенуться, и все остальные тоже бросились благодарить Тома.

– Вы пока не очень-то воодушевляйтесь, – осадил их Том. – Важно, что будет завтра.

Он повернулся и взял свою куртку. Том всегда, поставив хороший спектакль, ощущал усталость и опустошение. Ему казалось, что он давным-давно не был дома.

– Пошли, поедим где-нибудь вместе! – окликнула его Пэнси.

– Нет. Я хочу домой.

Том шел по полутемным улицам. На деревьях, которые росли вдоль дороги, зеленели клейкие почки, но он не замечал их. Лицо его было сосредоточенно, на лбу пролегла неглубокая морщинка.

Он сделал все, что мог, но на душе все равно было тревожно.

Но дойдя до двери и вытащив ключ, Том встряхнулся.

«Осталось совсем немного», – подумал он. В таком подвешенном состоянии можно прожить совсем немного…