Стефан Спарринг сложил втрое «Таймс» – он всегда так делал – и прислонил к кофейнику. В столовой было тихо, неяркие лучи осеннего солнца плясали на великолепной викторианской мебели, которую они с Беатрис коллекционировали годы назад, но потом вдруг из кухни донеслись голоса ссорящихся ребятишек. Порой раздавался и голос Беатрис, которая выступала в роли судьи и разнимала постоянно враждовавших детей.

Стефан медленно размешивал кофе. С тех пор, как они поженились, он отвоевал себе право на утреннее уединение («Папа должен спокойно позавтракать, дорогие, ему нужно подумать») и всегда упорно его отстаивал.

«Это ведь такая малость!» – считал Стефан.

Через несколько минут Беатрис с детьми сядет в машину и повезет их в школу, а он поедет на другой в Оксфорд. День, трудовой день, уже начался.

Ну, а пока у него есть этот оазис – тишина, покой и свежая газета. Но буквы упрямо расплывались перед его глазами. Проклятье! Очки для чтения остались наверху, и это ужасно раздражало Стефана. Ему казалось, что раз он не может обходиться без очков, значит, он превратился в старую развалину. Стефан раздраженно отбросил газету, взял чашку и, подойдя к окну во всю стену, выглянул на улицу. Сады, окружавшие старый каменный дом, смотрелись очень нарядно, потому что осень расцветила их яркими красками. По траве пробежала юркая белочка.

«Ну нет, тридцать девять лет – это еще не старость!» – успокоил себя Стефан.

Опять наступил октябрь. Вот уже двадцать лет подряд в это время все для него оживало после долгих месяцев летнего затишья. Неужели уже двадцать лет? Неужели он так долго проработал в Оксфорде? Стефан криво усмехнулся, подумав, что через год его уже можно будет назвать мужчиной средних лет. Ну, что ж, еще есть время…

«Для чего?» – хотел было спросить себя он, но предпочел не делать этого.

Стефан с удивлением поймал себя на том, что выйдя в отделанный белой и черной керамической плиткой коридор за портфелем, он мурлычет себе под нос какой-то мотивчик. Поглядевшись в большое настенное зеркало в позолоченной раме, висевшее в холле, он приободрился еще больше. Стефан никогда не принадлежал к числу тех оксфордских преподавателей, что ходят в грязных вельветовых штанах и стоптанных башмаках. Сегодня он надел серый костюм из мягкого твида и ярко-синюю рубашку без галстука. Вид у него был щеголеватый, Стефан выглядел моложе своих лет, даже несмотря на предательскую седину в шелковистых волосах. Довольный, он вернулся на кухню, чтобы попрощаться с женой.

Беатрис поглядела на него, закладывая за уши растрепавшиеся пряди черных волос. Сколько ее помнил Стефан, она всегда так делала и до сих пор в этот момент становилась похожа на школьницу.

– Пока, дорогая! – пробормотал Стефан. – Желаю приятно провести день. Я вернусь довольно поздно – у нас сегодня факультетское собрание.

Они машинально поцеловались, не глядя друг на друга. Проходя мимо своего младшего сына, Стефан потрепал его по плечу, но Джо отвернулся.

«Он на что-то дуется», – вспомнил Стефан, но никак не мог сообразить на что именно.

Через пять минут он уже сидел в машине и был готов в очередной раз проехать десять миль до Оксфорда по дороге, которую он знал, как свои пять пальцев.

Беатрис с некоторым сожалением смотрела, как он уезжает. Пятнадцать лет брака – это долгий, очень долгий срок, но все же ее мужу порой удавалось заставить ее затаить дыхание и пожелать, чтобы он не уезжал. Она знала его куда лучше, чем знал себя он сам, и это знание не оставляло места для иллюзий, но все равно Беатрис по-прежнему любила и желала Стефана.

Однако, напомнила она себе, те дни, когда они с виноватым видом уклонялись от всех своих обязанностей, лишь бы остаться дома и побыть вдвоем, давно миновали.

Беатрис опять хотела дотронуться до волос, но вспомнила, что пальцы ее испачканы джемом, который не доел Стефан. Она медленно вытерла их о фартук, не отрывая взгляда от ворот, сквозь которые проехал Стефан. Беатрис, как всегда, испытывала смешанные чувства в этот момент: ее бесила такая тесная зависимость от мужа, и в то же время она была довольна, что они все-таки до сих пор вместе, несмотря ни на какие трудности.

– Мама! Где моя спортивная майка? – донесся с порога требовательный голос Элоизы.

Беатрис благодарно вздохнула, отгоняя неприятные мысли, и принялась повторять, что же ей нужно успеть сделать за день: привести в порядок футбольную форму, после школы отвезти детей на урок верховой езды, приготовить для Себастьяна три вещи, начинающиеся с буквы «д».

Наступил новый день…

Стефан тихонько напевал, направляясь в переполненный лекционный зал. Это зрелище было для него давно знакомым, однако до сих пор трогало его. Десятки юных лиц, чистые тетради и новые издания его собственных «Комментариев». Вид аудитории радовал его. Стефан совершенно не готовился к лекции, но это не имело никакого значения. Он столько раз читал вводную лекцию по своему любимому предмету, что знал ее буквально наизусть. Положив ненужную стопку бумаги на стол, Стефан с улыбкой оглядел собравшихся.

– Ну, что ж, – негромко произнес он, словно разговаривая с кем-то одним из повернувшихся к нему студентов, – сегодня я побеседую с вами о любви. О любви романтической, плотской, реальной любви, какую мы видим в самой великой комедии Шекспира.

По залу пробежал шепоток, студенты сняли колпачки с ручек и начали старательно записывать каждое слово Стефана.

Только Хлоя Кэмпбелл не шелохнулась.

Вместо этого она подперла руками подбородок и внимательно посмотрела на Стефана.

«Ему лет сорок на вид, – подумала она, – но он совершенно не похож на сутулого академика, которого я себе представила, прочитав список лекций».

Доктор Спарринг был стройным, невысоким, но несомненно привлекательным мужчиной. Волосы, правда, длинноваты, но хорошо подстрижены. Его нельзя было назвать идеально красивым, но глаза поражали своей голубизной. А губы, полные и изящно очерченные, казались мягкими, как у девушки. Голос его тоже ей понравился. За обычными профессорскими интонациями Хлоя угадала еще что-то…

«Может быть, Стефан Спарринг – выходец из Йоркшира? – гадала она. – Или из Джорди?»

Через пятьдесят пять минут Стефан начал постепенно подбираться к финалу своей вводной лекции. Хлоя увидела, что студенты вокруг нее с удовлетворением прячут в новенькие папки конспекты с подчеркнутыми заголовками и множеством разных пунктов и подпунктов. Она понимала, что доктор Спарринг прекрасный преподаватель, однако не записала ни слова. Ее гораздо больше он интересовал как мужчина.

Когда Стефан вышел из лекционного зала, щегольски перекинув через плечо свою черную мантию и радостно предвкушая, как он попьет кофейку и дочитает «Таймс», он увидел, что его ожидают три человека. Оливер Мортимор стоял, лениво привалившись к стене, в весьма характерной для него позе, и глазел на проходивших мимо девушек. Рядом с ним замер сосредоточенный Том Харт. Третьей оказалась девушка. На лекции Стефан обратил внимание на ее густые темно-рыжие волосы, а теперь его поразили ее зеленые глаза, уверенный вид и открытая, вызывающая усмешка. Он понятия не имел, кто она такая, и ломал голову, гадая, откуда она появилась.

Стефан нерешительно повернулся к Оливеру и Тому.

– Ну как? Все еще не нашли Розалинду? – довольно равнодушно поинтересовался он.

Стефан отвечал на факультете за студенческие постановки и обычно с удовольствием включался в этот процесс. Ему нравился горячий энтузиазм студентов, а еще больше он любил хорошеньких девушек, которые толпами приходили на просмотр в надежде стать актрисами и с которыми ему приходилось общаться. Однако постановка «Как вам это понравится», которую задумал Том Харт, не обещала особо приятных минут. Начать с того, что Спарринг считал выбор Оливера Мортимора на роль Орландо полнейшим абсурдом. Парень абсолютно ничего не знал о Шекспире, и его это совершенно не волновало. Стефан подозревал, что Оливер согласился на эту роль из чистого любопытства, смешанного с желанием позабавиться.

«Оливер только и делал в своей жизни, что забавлялся», – с неудовольствием думал Стефан.

Оливер олицетворял собой все то, что Стефан, работая в Оксфорде, презирал целых двадцать лет: унаследованные привилегии, слишком большое богатство и непререкаемую веру в то, что жизнь дарует своим самым блестящим и прекрасным созданиям право бездельничать, только есть, пить, ездить верхом на лошадях и валяться в постели. Стефан, у которого подобных привилегий не было и в помине, не желал тратить свое время на таких шалопаев, как Оливер. Ну, и потом, сам Том Харт тоже раздражал Стефана. Хотя и по другим, менее явным причинам. Само его присутствие в Оксфорде и заморский бродвейский шик были загадочны. Он не вписывается в известные Стефану схемы, и поэтому Стефан его слегка опасался. Сейчас Стефан безо всякого энтузиазма ждал, что ему скажут эти двое парней.

Том не колебался. Он быстро проговорил, держась очень доверительно, что тоже раздражало Стефана.

– Сегодня в двенадцать придет пара девиц, чтобы попробоваться на роль Розалинды. Вы сможете подойти к двенадцати?

Со стороны Тома было чистой любезностью пригласить Стефана. По крайней мере, с точки зрения Тома. Стефан не хотел, чтобы Оливер получил роль, ну, да бог с ним, что с этим поделаешь?

Стефан нахмурился и поглядел на часы. То, что Том Харт неизменно адресовался к нему как к равному, Стефану тоже было не по вкусу. Однако он не собирался сдаваться и, стушевавшись, уходить в тень, а ведь именно этого добивался Харт.

– Если я смогу, то зайду к вам, – сказал Стефан. – Но вы меня долго не ждите.

– Ну, конечно! – в ответе сквозила явная ирония.

«Самодовольный мерзавец!» – подумал Стефан и, решительно отвернувшись от молодых людей, посмотрел на рыжеволосую девушку, которая до сих пор стояла неподалеку.

– Доктор Спарринг! – девушка протянула ему руку. – Я Хлоя Кэмпбелл. Я только хотела сказать, что мне очень понравилась ваша лекция. И задать вам несколько вопросов.

У девушки была чистая, нежная кожа, какая бывает у людей с рыжими волосами, и это удивительно сочеталось с ее черными бровями и ресницами. А еще у нее был большой пухлый рот, словно созданный для смеха и для других, еще более приятных занятий.

– Спрашивайте, – улыбнулся ей Стефан. Он посмотрел по сторонам и с удовольствием убедился, что Том с Оливером ушли. – А еще лучше давайте я угощу вас кофе, и вы зададите мне ваши вопросы.

Стефан прикоснулся к ее локтю и повел Хлою в столовую для преподавателей.

– Сюда, – пробормотал он.

Хлоя уселась в глубокое кожаное кресло и оглядела тихую полутемную комнату. В одном конце ее располагался камин, в другом стоял длинный белый стол, накрытый белой скатертью, на котором лежали подносы с фарфоровой посудой и серебряные столовые приборы. Вкусно пахло ароматным кофе.

«Это уже другое дело», – подумала Хлоя.

Она призналась себе в том, что первые дни, проведенные в Оксфорде, были довольно серенькими. Нет, конечно, Хлоя не надеялась, что ее сейчас же позовут на какие-нибудь торжественные приемы, где она будет восседать в старинных залах, есть с позолоченных тарелок и слушать, как перекидываются остротами крупнейшие мыслители в мире. Но она совсем не ожидала увидеть тут столько буднично одетых людей, очередей и невкусной еды, которую студенты безрадостно поглощали в дешевых забегаловках. В доме стояла гулкая тишина, и Хлоя чувствовала себя там очень одиноко. До нее дошли слухи о том, что третья обитательница дома, какая-то Пэнси, привезла немыслимое количество багажа, однако она моментально уехала – очевидно, на затяжной уик-энд. Правда, в доме жила еще Элен, и Хлоя с удовольствием с ней пообщалась бы, но Элен спозаранку исчезла, прихватив с собой кипу книг, такую огромную, что даже жутко становилось. Хлоя могла только судачить с толстой, вечно хихикавшей Розой в ее кухне, напоминавшей жилище ведьмы. Исключительно гордость удерживала сейчас Хлою от побега в Лондон и признания своего поражения.

Но то, что открылось ей теперь, резко отличалось от увиденного раньше. Вид этого тихого помещения и нескольких фигур в черных мантиях превзошел все ожидания Хлои. А рядом сидел сам Стефан! Он наклонялся вперед, наливая ей кофе, и его глаза вблизи казались еще голубее, чем там, в лекционном зале.

– Сливки? Сахар? – спросил он и протянул ей большую чашку. Хлоя довольно усмехнулась, заметив нарисованную на стенке чашки эмблему университета.

– Итак? – несколько иронично усмехнулся Стефан, и Хлоя заерзала в кресле, на мгновение позабыв про все свои заманчивые планы.

– Гм…

Теперь они оба расхохотались.

«Нет, он ужасно милый, – подумала Хлоя. – Такого обаятельного мужчины я не встречала… Бог знает сколько лет, целую вечность!»

– Доктор Спарринг… – начала было она, но Стефан поспешно подался вперед и – всего на секунду – прикоснулся пальцами к ее запястью.

– Стефан, – поправил он Хлою. – Даже мои студенты зовут меня Стефаном.

– Что ж, я тоже студентка, – с некоторым сожалением произнесла Хлоя. – Правда, как тут выражаются, очень зрелая. Кстати, об этом я, в частности, и хотела с вами поговорить. Видите ли, я тут совсем новый человек. Я довольно мало читала. И много, очень много лет, если разобраться, занималась совсем не тем… Вы не посоветуете мне, с чего начать? Скажите, что мне следует прочитать в первую очередь? Мне не нужны списки литературы, я хочу узнать, что действительно важно. А то я чувствую себя хуже других. Но я не привыкла к этому, – простодушно добавила Хлоя.

Она хотела заинтересовать Стефана, но в результате с ее уст сорвалось признание, очень даже похожее на правду.

«Он решит, что ты наивная дура», – с раздражением упрекнула себя Хлоя.

– Вы чувствуете себя хуже других? – Стефан откинулся на спинку стула и рассмеялся. – Да что вы, Хлоя! Вы посмотрите на себя! Разве вас можно сравнить с этими молокососами? – Он указал на окно, откуда видны были ступеньки, по которым сновали во время перерыва десятки студентов. – Если даже не брать во внимание ваших явных преимуществ – о которых вы и сами знаете – в вашу пользу говорит то, что вы старше этих детей. Не намного… – Стефан снова улыбнулся и на сей раз поглядел Хлое в глаза, – но у вас была возможность пожить реальной жизнью. Взрослой жизнь. А стало быть, вы себя знаете лучше, чем они. И лучше понимаете людей и мотивы их поступков. Разве я не прав? Хлоя медленно кивнула.

– Да, но…

– Послушайте! Ну, как можно сказать, что более важно и что менее в нашей с вами области – в литературоведении?

«В нашей с вами области!.. – Хлоя внезапно загордилась. – Значит, я действительно сижу здесь и беседую с этим умным человеком, у которого при этом самые манящие губы в мире. Больше того, он не начал болтать со мной о пустяках и не давит на меня, заставляя работать по его указке. Я рада, что попала сюда. Здесь мне хорошо»

– Важно то, что исходит от вас, – продолжал Стефан. – Ваши собственные идеи, возникшие на основе вашего опыта. Это лучше, чем читать и сто раз пережевывать все критические статьи, написанные о книгах, которые мы будем изучать. И здесь у вас явное преимущество. Ведь литература рассказывает о людях, – тихо добавил он. – О мужчинах. О женщинах. Об их любви и трагедиях. Да?

«Да», – подумала Хлоя. А вслух произнесла:

– Вы говорили на лекции..

Но Стефан перебил ее.

– На лекции, на лекции… Я преподаватель. Мне нужно излагать материал определенным образом, за это мне платят деньги. Но как человек, как мужчина я вполне могу с этим не соглашаться. Я же не просто преподаватель. Хотя студенты склонны забывать об этом.

«Я не забуду, – подумала Хлоя – Обещаю»

– Знаете, – глаза Стефана скользнули по ее лицу и остановились на губах Хлои, – я вам завидую. Вы все бросили, приехали сюда и начали новую жизнь. Постарайтесь извлечь из этого как можно больше радости, хорошо?

Он что, говорит с намеком?.. Они пристально посмотрели друг на друга, Хлоя прошептала:

– Хорошо, я постараюсь.

Наступила долгая пауза. Наконец Хлоя нарушила молчание. Она потянулась к серебряному кофейнику.

– Хотите еще кофе?

Стефан слегка вздрогнул. Для них обоих это послужило сигналом того, что нужно приостановиться. Хлоя всегда считала, половина удовольствия заключается в ожидании этого удовольствия, и ей не хотелось, чтобы их отношения со Стефаном Спаррингом – как бы они ни сложились – развивались слишком быстро. Она была в восторге, поняв, что и Стефан думает точно так же.

– Благодарю, – сказал он совсем другим, учтивым тоном. – И все же, что привело вас сюда? Жажда знаний или что-то более настоятельное?

Хлоя подумала, что с легкостью может все ему рассказать, он умеет слушать. Она выдала ему отредактированную версию событий, побудивших ее приехать в Оксфорд, причем постаралась, чтобы это выглядело как можно забавней. И вкратце живописала свое существование в лондонском рекламном агентстве. Стефан смеялся вместе с ней, любуясь ее оживленным лицом. Он и утром-то вышел из дому в приподнятом настроении, а сейчас оно стало еще лучше. Наконец он заставил себя взглянуть на часы.

– О господи! Меня пригласили в двенадцать на просмотр! Я должен идти!

– К юному Аполлону и его менеджеру?

Стефан рассмеялся.

– Верно. А я и забыл, что вы тоже там были.

– Кто они такие?

– Высокий блондин – это лорд Оливер Мортимор.

Хлоя вспомнила гордый, красивый профиль Оливера и его величественную осанку, вспомнила, как он стоял и смотрел на проходивших мимо людей.

«Словно весь мир существует только для его удовольствия, – подумала Хлоя, и у нее защемило сердце, когда она представила себе Элен. Глаза Элен слишком ярко сияли, а ее смущенная радость при упоминании об Оливере была слишком заметна. Хлоя вздохнула. – Они не ровня – Элен и Оливер, – но страдать от этого будет только Элен. Хотя… может быть, ничего такого и не будет?»

– Вы его знаете? – спросил Стефан.

– Нет. Но его знает моя подруга. А кто такой второй парень, похожий на менеджера?

– Между прочим, вы недалеки от истины. Это Том Харт, сын Грега Харта, когда-нибудь он унаследует всю театральную империю Нью-Йорка.

– А что он делает здесь? – заинтересовалась Хлоя. Харты были известными людьми.

– Бог его знает. Во всяком случае это не имеет отношения к учебе в университете. Он получил место ассистента режиссера в Оксфордском театре и пыжится, изображая великого мастера. Он, по-моему, слишком много о себе мнит. Не успел приехать в Оксфорд, как уже связался с Мортимором младшим и теперь берет его на роль Орландо. Нет, друг другу они вполне подходят – два сапога пара, оба ужасно самодовольные. А я отвечаю за то, чтобы они не выпустили вместо спектакля какого-нибудь безобразия, – Стефан скорчил озорную гримасу и стал похож на мальчишку. – Вот мне и приходится время от времени за ними надзирать.

– Послушайте, а может, вы составите мне компанию? – неожиданно предложил Стефан. – Если у вас нет других дел… Вдруг это окажется для вас интересным? Харт ведь пытается найти Розалинду.

– Отчего бы и нет? – Хлое хотелось убедиться, правильное ли впечатление у нее сложилось от Оливера, да и потом она была счастлива, что проведет еще часок вместе со Стефаном Спаррингом.

Стефан снова легонько прикоснулся к ее локтю, показывая ей, куда надо идти, они спустились по лестнице и вышли на солнце, которое светило ярко, но совсем не грело. Когда они свернули по направлению к театру, Стефан стянул через голову мантию и, свернув ее, сунул себе под мышку. Хлоя положила руки в карманы, с наслаждением чувствуя, как холодный воздух обдувает лицо, и любуясь игрой светотени на каменных стенах. Они прошли по внутреннему дворику большой библиотеки, и Хлоя непроизвольно замедлила шаг, глядя на старинное здание.

– М-да, – проговорил шедший рядом с ней Стефан. – Я миллион раз ходил здесь и все равно могу останавливаться как вкопанный. Конечно, смотря когда… и смотря кто мой спутник или спутница…

Они немного постояли молча, потом Хлоя опустила глаза и заметила знакомую хрупкую фигурку. Элен стояла в проеме большой арки, сквозь которую можно было попасть на Броад-стрит, ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне витиеватого орнамента чугунных ворот. Она держала в руке слишком тяжелую для нее кипу книжек и тщетно пыталась поправить сползавшую с плеча перегруженную сумку.

Хлоя помахала ей и крикнула:

– Элен! Иди сюда!

Элен замерла, и через несколько мгновений они поравнялись с ней. Хлоя со Стефаном Спаррингом… Элен не могла сдержать улыбки. Как это похоже на Хлою: она тут же начала беседовать tete-a-tete с самым привлекательным мужчиной на факультете, по которому сохло столько девиц. Элен и сама подозревала, что Стефан далеко не такой сухарь, каким пытается казаться, но она прекрасно понимала и то, что он умеет пускать пыль в глаза толпам женщин, окружавших его.

– Я собираюсь обедать, – поспешно сообщила она, не желая им мешать. – Если прийти в столовую пораньше, то не придется долго ждать, а я хочу еще поработать…

– Привет, Элен! – небрежно произнес Стефан. – Мы с вами не виделись с прошлого семестра, так ведь? Ну, как каникулы?

Элен прикусила губу, но это был не тот вопрос, на который непременно нужно было отвечать. Стефан склонил голову набок и прочитал заглавия книг, которые она держала под мышкой.

– Гм… это хорошо. А вот эту читать не следует, – он легко вошел в прежнюю роль преподавателя.

Хлоя порывисто схватила Элен за руку.

– Послушай, мы идем в театр. Хотим поприсутствовать на просмотре: там будут подбирать партнершу для твоего друга Оливера. Пошли с нами! Стефан, правда будет отлично, если Элен составит нам компанию?

– Да, конечно, – без энтузиазма откликнулся Стефан.

Он с гораздо большим удовольствием побыл бы еще немного наедине с этой живой, темпераментной девушкой, и его мало привлекала перспектива оказаться в толпе студентов.

– Правда? – бледные щеки Элен порозовели. – Я буду очень рада пойти с вами. Знаете, Том Харт даже приглашал меня, и мне интересно посмотреть, что у них там делается.

Но покраснела она не из-за этого. Дело в том, что Оливер тоже пригласил ее на репетицию, и случилось это на прошлой неделе, однажды утром.

Он решительно вошел в библиотеку, где Элен сидела, погрузившись в чтение; по залу пронесся шелест: все повернулись и глазели на Оливера. Наконец и Элен подняла глаза. Оливер склонился над ней и, вынув из ее пальцев ручку, поцеловал их. Девушка, сидевшая рядом с Элен, громко ахнула.

– Пойдем, ты будешь моей Розалиндой, – сказал он.

Оливер даже не пытался понизить голос, и его было прекрасно слышно в самом дальнем углу читального зала. Однако никто на него не цыкнул, чтобы он говорил потише.

– Я не умею играть, – пробормотала Элен. Оливер поднял брови.

– И прекрасно! Никогда не пытайся со мной играть, я это все равно пойму.

Он поцеловал Элен так нежно и трепетно, словно они были одни в целом мире. И даже здесь, на людях, Элен бросило в сладостную дрожь от его прикосновений.

– Нет, – задумчиво протянул Оливер. – Ты не притворяешься.

Элен собрала свои конспекты и, точно пьяная, вышла, пошатываясь, из библиотеки.

Оливер шел за ней, щедро расточая ослепительные улыбки студентам, сидевшим в читальном зале.

– Оливер! – прошептала, сотрясаясь от хохота, Элен. – Ну, зачем ты так? Что подумают все эти люди?

В узкое окошко была видна ярко-зеленая лужайка, напоминавшая изумруд в старинном перстне. Оливер привлек Элен к оконной нише и прижал к гладким камням.

– А нам наплевать, что они подумают, – сказал он. – Правда же?

Элен посмотрела на его загорелое лицо, на ровные зубы, за которыми мелькал язык.

– Правда, – кивнула она и в этот момент почти что поверила Оливеру. – Нас это совершенно не волнует.

Оливер расстегнул ей воротник.

– Сперва ледяная, а потом жарче самого огня, – пробормотал он. – Знаешь, я вообще-то пришел тебя попросить, чтобы ты посидела с нами на репетиции. Почитала за Розалинду и помогла бы мне сосредоточиться. Но теперь мне совершенно неохота идти на репетицию. Пошли ко мне. Прямо сейчас!

– Я не могу…

– О нет, Элен, можешь…

Они оба рассмеялись, потому что она повторила вслед за ним и сама пришла в восторг от того, как это просто:

– О да, могу…

Он взял ее за руку, они сбежали по винтовой лестнице, промчались по мощеной дорожке, пересекли маленькую площадь и вышли на залитый ярким солнечным светом Кентерберийский Двор. Оливер захлопнул за собой и Элен дубовую дверь и запер ее.

– Видишь? – спросил он. – Это очень легко.

– Да, – кивнула Элен.

У нее все вылетало из головы, когда он был рядом. Она была потрясена своей страстностью и пораженно глядела на свои руки, протянутые к нему.

– Никогда не говори, что не можешь, – пробормотал Оливер, целуя ее в губы, а затем медленно обвел языком вокруг ее груди. – У нас мало времени.

У Элен тревожно похолодело внутри. Она резко вскинула на Оливера глаза, но его лица не было видно.

– Почему? – спросила Элен, чувствуя, что она, как дура, чего-то недопонимает. – Разве не мы распоряжаемся своим временем?

Она хотела заглянуть Оливеру в глаза, но он по-прежнему стоял, опустив голову. У Элен промелькнула мысль, что его плечи как-то странно напряжены.

– Для нас существует только то, что сейчас, в настоящий момент, – сказал он. – Попытайся понять это. Я не хочу причинить тебе боль.

– Ты и не причинишь, – уверила его Элен.

Но едва он открыл внутри нее потайной шлюз, она поняла, что он, конечно же, может причинить ей боль. Но в этот момент ей было наплевать…

– Я люблю тебя, – сказала она потом, сказала тихо, не рассчитывая, что он услышит.

Но Оливер пошевелился и открыл глаза. Он пристально посмотрел на Элен, и лишь затем на лице его промелькнула улыбка.

– Это очень безрассудно, – сказал он, и Элен не сумела определить, насколько он серьезен.

– Может, пойдем поедим? – предложил Оливер. – Нам явно надо подкрепиться, мы же потеряли столько энергии. Я думаю, неплохо бы поесть устриц. Как ты считаешь?

Момент был упущен. Элен покорно протянула Оливеру руки, и он помог ей встать на ноги. Оливер так одобрительно смотрел на нее, когда она одевалась, что Элен позабыла смущение, она постепенно привыкала к Оливеру и чувствовала себя с ним уже более спокойно.

Черный «ягуар» был припаркован на стоянке с надписью «Для деканата».

Когда Элен уселась на низкое сиденье, Оливер наклонился к ней так, что их глаза оказались на одном уровне.

– Ты мне нравишься. Мне хорошо с тобой, – сказал он.

И словно сам удивившись своему признанию, поспешно уселся в машину, и она понеслась вперед, рассекая холодный воздух.

«Даже если это все, на что он способен, – думала Элен, – я все равно должна быть довольна. Ведь раньше-то у меня и этого не было».

Элен невидящим взором глядела на Хлою и Стефана, которые шли чуть впереди нее и были поглощены беседой. Через несколько мгновений она вновь увидит Оливера… Ее охватило радостное и в то же время тоскливое предчувствие, и она вдруг в ужасе почувствовала, что у нее подгибаются колени. Когда они приблизились к театру, Хлоя и Стефан приостановились, поджидая Элен, и она, не разбирая дороги, поспешила нагнать их.

Бесстрастные огни освещали потертые красные плюшевые сиденья и залысины на малиновом ковре, лежавшем на полу. В первых рядах партера сидело три или четыре человека, темная голова Тома Харта сразу была заметна. Элен оглядела зал и лишь потом заметила Оливера. Он сидел на краю сцены, прямо посередине и, свесив ноги, внимательно читал пьесу в мягкой обложке.

Стефан направился к студентам по центральному проходу между рядами кресел.

– Так, – бодро проговорил он. – Не будем терять времени.

Он сел в третьем ряду, Хлоя и Элен уселись рядом с ним.

Оливер поднял глаза. Когда он увидел Элен, на его лице промелькнуло изумление, а потом он радостно помахал ей рукой. Скорчив гримасу, Оливер посмотрел на пьесу и снова углубился в чтение.

Элен позабыла обо всем на свете. Она не ответила на приветственный кивок Тома Харта и не заметила раздражения, которое явно вызывали друг у друга Том и Стефан.

– Надеюсь, вы на меня не в обиде из-за того, что я привел к вам парочку зрителей? – небрежно спросил Стефан.

– В общем-то нет, – ответил Том. – Ладно, я прошу минуту внимания. Мы сегодня попробуем немножко почитать из второй сцены третьего действия. Розалинда и Орландо. Вы готовы?

Хлоя с интересом разглядывала режиссера. Он был прирожденным лидером: скупые жесты, властные манеры… Его смуглое, ироничное и приятное лицо вызвало у нее любопытство, но не притяжение.

«Очень самонадеянный молодой человек, – подумала Хлоя, глядя, как он указывает, где надо стоять Оливеру, а где толстушке, приготовившейся читать за Розалинду. – Но в уме ему не откажешь».

Сам Том уселся в заднем ряду партера.

– Ну, вы готовы? – спросил он, и чтение началось.

– Я заговорю с ним, притворившись дерзким лакеем, и подурачу его…

– Говори громче, Анна. Мы надеемся, что на спектакле у нас окажется занят не только первый ряд, – Том говорил холодно, деловито.

Сцена началась снова.

Элен завороженно следила за происходящим. Вообще-то это была сцена для Розалинды, но Орландо смотрелся в ней более выигрышно.

«Том Харт прав, – подумала Элен. – Оливер чувствует текст». Оливер сохранял на сцене все свое изящество и уверенные повадки. Небрежность и полуирония, с которыми он обычно разговаривал, тоже прекрасно подходили для этой роли. У девушки, стоявшей напротив Оливера, был приятный, мелодичный голосок, но рядом с Оливером она казалась деревянной.

Хлоя наклонилась к Элен.

– Если они будут в камзолах и чулках, – прошептала она, – то зрителям не понравится: у девушки слишком толстые ноги.

– Спасибо! – громко произнес Том. – Теперь давайте посмотрим эту сцену с Белиндой.

Еще одна претендентка на роль Розалинды вскарабкалась на подмостки. Эта девушка было повыше ростом, постройнее, да и двигалась она хорошо. Но все равно как только герои Шекспира вступили в изящный словесный поединок, Орландо и только Орландо привлекал все внимание зрителей. Он был такой яркой фигурой, что казалось, будто его сейчас освещают не тусклые лампы – как и всех прочих, кто присутствовал на репетиции, – а яркие софиты.

Стефан ерзал в кресле и нетерпеливо поглядывал на часы.

– Сколько можно искать идеальную Розалинду? – пробормотал он.

Том Харт уже чуть менее уверенно подошел к сцене.

– Спасибо, – отрывисто бросил он. – Стефан, мне хотелось бы с вами поговорить о…

Внезапно его прервал чистый голосок, раздавшийся из глубины зала.

– Скажите, здесь происходит просмотр?

Все повернулись и посмотрели на вошедшую.

Элен повернулась самой последней, услышав тихий дружный вздох.

Девушка стояла на фоне красной бархатной шторы, прикрывавшей запасной выход. Пока она не заговорила снова, у всех было такое впечатление, будто столь прекрасное создание не может оказаться живым человеком из плоти и крови. Эта девушка напоминала прелестную статую, высеченную из мрамора. Но едва она пошевелилась, и, улыбаясь, задала очередной вопрос, ее лицо опять оживилось, и на нем заиграл румянец.

– Здесь подбирают артистов для участия в «Как вам это понравится»?

Ей так никто и не ответил. Девушка пошла между рядами к сцене. У нее были пепельные волосы, модно подстриженные и красиво обрамлявшие ее изящное лицо. Широко поставленные темно-синие глаза оглядели по очереди всех собравшихся, и девушка снова улыбнулась, на сей раз лукаво и слегка вызывающе. Она была юной, лет девятнадцати, не старше, но явно уже успела привыкнуть к тому, какое впечатление производит на людей ее внешность.

– Что это за чудесное видение? – шепотом спросила Хлоя у Стефана.

– Понятия не имею. Но я не уйду отсюда, пока не выясню, – он подмигнул Хлое, и ей стало хорошо при мысли о том, что между ними уже возникло взаимопонимание.

Первым пришел в себя Том.

– Да, у нас здесь просмотр. А вы хотели бы попробовать свои силы?

Девушка повернула к нему свое сияющее лицо.

– А можно? Понимаете, я не хочу навязываться. Давайте я сперва объясню… Меня зовут Пэнси Уоррен, я только что поселилась в Фоллиз-Хаусе. Хозяйка, Роза Поул, сказала мне, что вы ищете Розалинду. Я бы хотела попробовать. Я немножко играла в школе, а потом в Швейцарии, но… – Пэнси передернула плечами, давая понять, что это ерунда.

– О'кей, – голос Тома опять зазвучал бодро.

Он протянул Пэнси свой экземпляр пьесы и помог ей взобраться на сцену. Оливер подал Пэнси руку, и они с Томом вдвоем поставили ее на подмостки, словно хрупкую фарфоровую вещицу, которой нет цены.

Элен вжалась в кресло.

«Я бы никогда не смогла, – подумала она, – войти вот так в зал, где меня никто не знает и не ждет и попросить, чтобы мне разрешили участвовать в просмотре. Но ведь, с другой стороны, я и не такая красавица…»

Ее лицо слегка омрачилось, когда она посмотрела на артистов, приготовившихся произносить знакомые строчки.

Пэнси была в свободном джемпере с отложным воротником – свитер скрадывал ее стройную фигурку с маленьким бюстом, – в джинсах и мягких замшевых сапожках чуть выше щиколотки. Этот наряд, да еще шапка слегка взлохмаченных волос делали ее очень похожей на девушку, переодетую юношей, что и полагалось по тексту.

«Любовь – чистое безумие, – читала Пэнси, – и, право, заслуживает чулана и плетей не меньше, чем буйный сумасшедший».

Голос у нее был негромким, но удивительно звучным.

Тому не пришлось просить ее говорить погромче.

Она тоже великолепна, сказала себе Элен, великолепна, как и Оливер. Ей все равно, кто на нее смотрит и что думает. Она может быть самой собой, потому что уверена в своей правоте. Как и Оливеру, ей это дается без труда.

Элен была поглощена наблюдением за Пэнси и больше ничего не замечала, но Хлоя заметила и кое-что другое. Между Орландо и этой Розалиндой пробежала искра, которой не было раньше. Оливер вдруг посерьезнел, теперь это был юноша, влюбленный в саму любовь, и его игра стала убедительной. До этого она смотрелась просто мило.

А Розалинда, которую играла Пэнси, пока что потешалась над влюбленным юношей, но было понятно, что ее тоже тянет к нему.

И это было сыграно правильно.

«Охотно, от всего сердца, добрый юноша!» – тихо сказал Оливер.

«Нет, вы должны звать меня Розалиндой!» – в интонации Пэнси идеально сочетались юмор и пылкая страсть.

«Они уже хотят друг друга, – подумала Хлоя. – А такие люди, как эти двое, всегда добиваются, чего хотят». Хлоя бросила быстрый взгляд на завороженную Элен и вздохнула, пожалев бедняжку.

Публика невольно разразилась аплодисментами, и Оливер с Пэнси, зардевшись, подошли к краю сцены, вид у них был довольный.

– Правда, здорово? Правда, Оливер хорошо сыграл? – повернулась к Хлое сияющая Элен.

– Очень хорошо, – лаконично ответила Хлоя. – Если только режиссер не окажется слеп, как летучая мышь, мы можем себя поздравить с тем, что Фоллиз-Хаус подарил миру Розалинду. Какое у тебя мнение о нашей соседке?

Они посмотрели на стройную фигурку с серебристо-пепельными волосами, стоявшую на сцене между Томом и Оливером.

– Как удивительно, что мы живем в одном доме с таким созданием! Но она милая, как тебе кажется? – Элен нарочно говорила равнодушным тоном.

– Гм… – Хлоя подумала, что Пэнси действительно очень мило выглядит, но Элен от этой милоты не будет ничего хорошего.

Просмотр явно был завершен. Две разочарованные Розалинды незаметно удалились, и Том начал гасить свет. Элен нерешительно встала: ей страстно хотелось подойти к Оливеру, но стеснялась сделать первый шаг.

Сзади раздался голос Стефана Спарринга. Он тихонько прошептал Хлое:

– Еще есть время, чтобы перекусить. Вы составите мне компанию?

Элен тактично поспешила подхватить свои вещи. Она не хотела, чтобы Хлоя из вежливости оказалась вынуждена пригласить ее.

– До свидания, – твердо сказала Элен. Оливер и Пэнси еще стояли на краю сцены. Когда они наконец заговорили, ни один из них не упомянул о той, первой встрече в тумане на мосту Фолли. Они предпочли, чтобы воспоминание об этом осталось их общей тайной.

– Ты хорошо играла, – сказал Оливер. – Отличная вышла сцена.

Пэнси посмотрела на него в упор своими ясными глазами.

– Спасибо. Ты вообще-то тоже ничего играл. Очень даже ничего.

Когда Пэнси смеялась, ее красота как бы отходила на второй план, а на первый выступала ее неукротимая энергия. И это было такое прелестное сочетание, перед которым никто не мог устоять.

– У нас с тобой хорошо получится, – продолжала девушка. – Если, конечно, твой друг-режиссер даст мне эту роль.

– О, я думаю, он наверняка даст. А если он не сделает тебя моей Розалиндой, ему придется искать другого Орландо.

Оливер спрыгнул со сцены и, протянув Пэнси руки, помог ей спуститься на пол. Том тут же к ним присоединился.

Элен увидела, что они поглощены друг другом и позабыли про нее.

Она почти побежала к выходу, но затем нерешительно замерла, стоя в пустом фойе. Ей хотелось увидеть Оливера. Она просто не могла вернуться к своим книжкам, не перемолвившись с ним ни словечком. Но разве она может подойти к ним и вмешаться в их разговор?

Элен все еще мялась в фойе, когда туда вышли эти трое. Они сразу же ее заметили.

– Ну, привет еще раз! – небрежно промолвил Оливер с таким видом, словно они в последний раз встречались где-нибудь на автобусной остановке или в очереди в кинотеатр. – Ну, как тебе понравилось?

– Все хорошо, – пролепетала Элен. – У вас обоих… очень хорошо получилось.

И это все?

Но что еще, более строго напомнила себе Элен, она может ему сказать в присутствии этих людей?

– Ты тоже участвуешь в спектакле? – доброжелательно спросила ее Пэнси.

Вблизи ее глаза переливались дюжиной различных оттенков синего цвета. От Пэнси исходил запах, навеявший Элен воспоминания о садах в разгар лета.

– Нет, но мы еще не раз увидимся. Я тоже живу в Фоллиз-Хаусе.

– Правда? Это чудесно! Он такой странный, да? А женщина, которая там всем заправляет… Роза… что ты о ней думаешь?

– Осторожней, – предупредила ее Элен. – Роза – родственница Оливера.

Оливер пожал плечами, разговор, принявший такой оборот, его явно не интересовал.

– Она очень дальняя родственница, за которую я не несу никакой ответственности.

Том тоже проявил нетерпение.

– Ради бога, пойдем поедим. Пошли с нами, Элен. Вы уверены, что никак не можете участвовать в спектакле? Может быть, вы будете помогать за кулисами?..

– Я подумаю, – рассеянно откликнулась Элен. Она не отрываясь смотрела на Оливера, желая, чтобы он повторил приглашение Тома, но он ничего не сказал.

«Пожалуйста! – мысленно молила она. – Это же я! Разве ты не помнишь дней, которые мы провели вместе? Разве ничего между нами не было?»

Но потом другая, холодная и рассудочная Элен, напомнила ей: «Не унижайся! Он это ненавидит».

Но когда они повернулись к выходу, Пэнси взяла Элен за руку.

– Пожалуйста, поедем с нами. Надо же нам познакомиться поближе, мы ведь живем в одном доме!

Элен пошла. Она все еще не могла расстаться с Оливером.

В пиццерии, располагавшейся по соседству с театром, было многолюдно, от плиты поднимался пар. Оливер с отвращением попятился, но Том прошел мимо стоявших в очереди студентов и уселся за столик.

– Нет-нет, это мой столик, – сказал он протестующим ребятам, которые было облюбовали его.

– Здорово! – одобрительно пробормотал Оливер, когда их компания расселась по местам.

Подали пиццу. Оливер скривился.

– Ну, зачем нам есть всякую гадость?

Элен вспомнила, как они роскошно обедали, и тайком улыбнулась. Она чуть было не спросила Оливера: а как же другие люди это едят?

Том, которого еда интересовала лишь постольку, поскольку придавала ему энергии, резко возразил:

– Мы не пировать сюда пришли, а поговорить про наши дела.

Разговор сосредоточился на постановке пьесы. Они пили дешевое красное вино, при виде которого Оливер тоже скорчил гримасу.

Том поднял бокал и обратился к Пэнси.

– За тебя, – сказал он. – Ты не совсем идеальная Розалинда, но все же справишься с ролью.

– Что значит «не идеальная»? Да я стану настоящей сенсацией театральной жизни, подожди немножко, и ты увидишь!

Элен спокойно сидела, слушая и глядя по сторонам. Оливер и Том явно не замечали никого вокруг кроме своей новой Розалинды. А Пэнси оживленно болтала, сидя между ними, весело смеялась и поворачивала свое прелестное лицо то к одному, то к другому молодому человеку.

«С ней всегда так, – подумала Элен. – Она всегда будет в центре внимания. Неудивительно, что она может ворваться в зал, считая, что ее непременно должны прослушать. И не только прослушать, но и дать ей роль».

От взгляда Элен не укрылось то, что небрежная стрижка Пэнси явно сделана у очень дорогого парикмахера, что загар на ее лице держится круглый год, а на маленьких наручных часиках блестят бриллианты.

Наверное, ей никто ни в чем не отказывает.

Вообще-то Элен не была завистливым человеком, но сейчас почувствовала прилив зависти.

Оливер небрежно развалился на стуле, но глаза его смотрели внимательно, он не отрывал взгляда от Пэнси. Он позабыл про Элен, а она, как и раньше, ощущала его присутствие каждой клеточкой, была как наэлектризованная. Они сидела за маленьким столиком, где вчетвером было тесновато, и у Элен мурашки пробегали по коже, когда она ощущала близость его длинных, расставленных под столом ног. При взгляде на его пальцы, обхватившие винный бокал, кровь приливала к щекам Элен, а его голос – Элен даже не разбирала слов, а слышала только сам голос – казалось, заглушал все шумы. Еще вчера сидеть так близко от него было бы для нее счастьем. Но вторжение этой самоуверенной красотки все изменило. Элен смотрела то на Пэнси, то на Оливера, который совершенно утратил свою раскованность. Элен охватило недоброе предчувствие.

Она поковыряла вилкой еду, которую ей совсем не хотелось есть… все мысли куда-то вдруг подевались, осталось только леденящее душу чувство грозной опасности… Элен не замечала даже двух своих сокурсниц, которые смотрели, вытаращив глаза, на спокойную, серьезную Элен, неожиданно очутившуюся в столь блестящем обществе. Элен очень удивилась бы, скажи ей кто-нибудь, что она хорошо вписывается в премилую картинку: две белокурые головы, склонившиеся к двум темноволосым.

Наконец Пэнси посмотрела на свои маленькие золотые часики.

– О господи, сколько времени! Мне уже пять минут назад нужно было прийти на консультацию!

В ее устах это слово прозвучало как-то архаически и немного смешно. Однако при всем том Пэнси не шелохнулась. Наоборот, она налила себе еще вина и, лучезарно улыбаясь, поглядела на своих товарищей.

– Но я все-таки надеюсь, он меня подождет. Я ведь не настоящая студентка, а лишь прохожу одногодичный курс истории. Чтобы ублажить папочку, больше ни для чего. Он хотел, чтобы я поехала в Оксфорд и познакомилась там с нужными людьми. С будущими королями Бродвея. С разными там лордами… Ну, и с ужасно учеными женщинами.

Пэнси великодушно включила в свой список Элен, и у той потеплело на душе от доброжелательности красивой девушки.

– Поскольку мне нужно что-то делать, пока я тут торчу, а я ни в обычной истории, ни в истории искусств ничего не смыслю, то мне все равно, что изучать. Папа сказал, что учиться машинописи или кулинарному делу «непрестижно», и Ким его поддержала. Ким – это моя мачеха. Она третья по счету. Ей уже двадцать семь, а ведет она себя так, словно ей всего семь. Вы должны с ней познакомиться, это что-то невообразимое!

– Почему? – с интересом спросил Том. – Она что, бьет тебя и одевает в лохмотья, как и полагается настоящей мачехе? Даже несмотря на то, что она слишком молода для того, чтобы быть мачехой?

Пэнси весело рассмеялась.

– Вовсе нет, она не злая. Я не очень-то интересуюсь нарядами, но Ким без конца таскает меня по магазинам, на примерки и демонстрации мод. И она такая томная… ей даже коктейль сделать лень, не то, что меня побить! Но если вы думаете, что я дурочка, то вам следует познакомиться с Ким…

– Мы вовсе не считаем тебя дурочкой, – спокойно возразил Том.

– Ты очень милый. Но не беспокойся, у меня хватит природного ума, чтобы справиться с ролью Розалинды. Я его, без сомнения, унаследовала от отца. О, господи, как он разозлится, если я даже на первый урок не пойду! Но я вообще-то не знаю, куда мне нужно идти!

Пэнси порылась в маленькой итальянской сумочке из мягкой кожи, висевшей на спинке стула, и вытащила листочек.

– Вы не знаете, где музей Эшмолен?

Оливер, который словно завороженный глядел на нее, внезапно вскрикнул.

– Я иду как раз туда. Так что я покажу тебе дорогу.

Он галантно, совсем, как вчера, общаясь с Элен, помог Пэнси выйти из-за стола, отодвинул ее стул. Пэнси взяла его под руку, нисколько не сомневаясь в своем праве на мужское покровительство и защиту.

– Ладно, пока.

– Оливер!.. – Элен сама не знала, о чем она хотела его спросить.

Он слегка повернулся к ней, и ей показалось, что лицо его вдруг помягчело.

– Я к тебе скоро зайду, – сказал он, – увидимся в Фоллиз-Хаусе.

Они с Пэнси так быстро ушли, что Элен не сразу сообразила: она смотрит в пустое пространство, где только что стояли эти двое.

«Я к тебе скоро зайду»… Что же, ей придется довольствоваться этим.

Сидевший напротив нее Том тоже смотрел в пустоту. Они не сразу встретились глазами и поняли, что остались одни…

– Ну что ж… – криво усмехнулся Том. – Допьем вино, что ли?

Элен протянула ему свой бокал. Том Харт ей сразу понравился и – главное – он был другом Оливера. С Томом хотя бы можно поговорить об Оливере.

– Я никогда еще не встречала такого человека, – тихо сказала Элен.

– Такого, как Оливер? Да, в нем есть свой шик, и меня это восхищает. Ему на все наплевать, и мне кажется, это не только из-за его происхождения. Хотя и оно влияет. Вы только представьте себе, что значит жить в Монткалме. Или родиться в такой знатной семье, которая вот уже много столетий занимает столь высокое положение.

«На тебя это явно производит впечатление, – подумала Элен. – А на меня? На меня? Наверное, тоже».

Том продолжал говорить. Его темные брови соединились на переносице, а губы, обычно поджатые в насмешливой улыбке, раздвинулись шире. Он глядел вдаль.

– Для еврейского паренька вроде меня это нечто. Наше генеалогическое древо простирается всего лишь до прадедушки. Его звали Гарштейн, и когда он приехал в Нью-Йорк, у него ничего не было, кроме носильных вещей, в которых он туда явился. Он едва прокармливал жену и детей, продавая одежду. Каким-то боком его бизнес оказался связан с театральными костюмами. У моего деда к этому проявилась склонность, он начал заниматься костюмами в двадцать лет и к концу жизни стал знаменитым костюмером. А мой отец… он вообще разносторонняя личность. Грег Харт владеет сейчас пятью театрами на Бродвее и еще целой кучей по стране.

– Я думаю, это серьезней, чем просто родиться Мортимором, – мягко возразила Элен.

Том в ответ улыбнулся, и она увидела, что, несмотря на суровое лицо и упрямый рот, он добрый парень; на дне его темных, упорно скрывающих свои тайны глаз светилась доброта.

– Может быть.

– И все-таки, – спросила Элен, – что вы на самом деле ждете от Оксфорда? Ведь все это у вас есть там, в Америке.

Том взял со скатерти кусочек хлебного мякиша и скатал из него серый шарик.

– Видите ли, я попал в опалу. Под предлогом изучения английского театра меня на год отправили в ссылку. К тому времени, как я вернусь, мой отец надеется, что шум уляжется.

Заинтригованная Элен смотрела на него во все глаза. Она совершенно забылась и довольно бестактно ляпнула:

– Какой шум?

– Вас это действительно интересует?

– Конечно! За какие грехи человека могут выгнать из дому на целый год?

Том отрывисто рассмеялся.

– Да нет, ничего ужасного не произошло. Просто я скучаю по Нью-Йорку, вот и все. Вы помните постановку «Бури», которая пользовалась таким успехом в Вест-Энде в прошлом году? Там играл сэр Эдвард Грувс и Мария Ваун?

Элен кивнула, смутно припоминая, что она где-то об этом читала.

– Отец этим летом привез спектакль в Америку. Он игрался в прежнем составе: там блистали король театральных подмосток и его новая жена миссис Ваун.

Элен вспомнила и это тоже.

– Ну вот… Не знаю уж, зачем Мария вышла за своего короля, но уж во всяком случае не ради постели. Хотя она очень даже интересуется этой стороной жизни. Как и большинство из нас, если разобраться. Не успели гастроли начаться, как она стала со мной флиртовать и, конечно, я не смог устоять. Она очень красивая и волнующе сексуальная. Очень скоро мы трахались при любой возможности. В моей квартире, в ее гостиничном номере, в гримерной. За этим занятием и застал нас сэр Эдвард. Это было очень неосторожно с моей стороны. Последовала весьма драматичная сцена: угрозы, крики, истерические рыдания – в общем, весь набор. А кульминацией стало то, что сэр Эдвард ворвался в кабинет моего отца и заявил: семейству Хартов нельзя доверять, поэтому они с Марией возвращаются в Лондон и плевать ему на все с высокой башни. Грег тоже словно сорвался с цепи: в нем сильно развит корпоративный дух. Раздалось еще больше обвинений – в нарушении сыновнего долга, безнравственности, вероломстве и непорядочности. Разумеется, Эдвард не имел никакого намерения упускать свой шанс покрасоваться на Манхэттене в роли Просперо. Они договорились отправить меня в Англию. В сорок секунд все было улажено насчет моей работы, и вот я очутился здесь. Элен немного подумала.

– Вы, наверное, переживаете? Все-таки ваш отец, наверное, должен был бы занять вашу сторону… ну, хоть немножечко?

Том снова расхохотался.

– О, там было все куда сложнее! Видите ли, Грег вообще-то сам положил глаз на Марию. У него была масса романов с примадоннами, ему везет с женским полом. Он привык считать себя юным и уникальным. И тут вдруг собственный сын перебежал ему дорогу. И что будет дальше? – наверное, спросил он себя. Сын отберет у него театры. А может, и всю империю! А коли так, то надо спровадить мерзкого молокососа, отправить его куда-нибудь в Англию, например в Оксфорд… пусть поторчит там подольше, и занимается всякой ерундой вроде постановки дурацких студенческих спектаклей по классике.

– А вам обязательно нужно было ехать?

Том ответил без малейшего колебания.

– О да! Если я, конечно, намерен в конце концов унаследовать дело отца. А я очень этого хочу. Я обожаю театр.

– Но только не постановки дурацких спектаклей в Оксфорде…

Том поднял брови и метнул на Элен быстрый взгляд.

– Отчего же? Я сам напросился на постановку.

Я не то имел в виду, просто я хотел дать вам понять, что у меня есть здесь и насколько больше я мог бы иметь дома. Но в каком-то смысле для меня этот спектакль не менее важен, чем самый шикарный бродвейский мюзикл. Вот поэтому-то я так тщательно и подбирал актерскую труппу. Поэтому я так доволен, что мне удалось найти Оливера и Пэнси. Особенно Пэнси. Как только она вошла в зал, я понял: это то, что мне нужно! Она удивительная, правда?

Присущая Тому язвительность вдруг исчезла, сменившись почти мальчишеским восторгом.

– Да, – Элен не желала говорить о Пэнси Уоррен и еще раз переменила тему. – А вы? Как по-вашему, вам удастся добиться здесь головокружительного успеха? В книгах всегда так бывает.

– Ну, головокружительного вряд ли. Маловероятно. Но у меня получится довольно приличный спектакль.

Элен поняла, что это действительно так: слишком уж решительные складки появились на смуглом лице Тома. Харт привык добиваться успеха во всех своих начинаниях. Это было у него в крови.

«А ведь ты можешь быть и безжалостным, – подумала Элен. – Добрым ты, конечно, тоже бываешь, но ты не позволишь кому-нибудь встать на твоем пути. Хотя, наверно, скручивая человека в бараний рог, ты будешь его жалеть. Нет, мне не хотелось бы соперничать с тобой из-за чего бы то ни было».

Том посмотрел на нее, и его взгляд смягчился.

– И с чего это я начал изливать вам душу? Наверное, потому, что вы такая спокойная, внимательная.

Я не желаю быть лишь спокойной и внимательной!

Элен вдруг ужасно обиделась.

«Я хочу быть красивой, такой, как Пэнси и Хлоя! Хочу быть женщиной, которой мужчины любуются, а не изливают душу. Я хочу быть богатой, самоуверенной и веселой. Это несправедливо!»

Но потом ей стало стыдно.

«Тебе же так часто везло в жизни! – напомнила себе Элен. – Подумай о маме и Грэхеме. И об отце».

Том, махавший рукой официантке, повернулся к Элен и заметил, что глаза ее странно блестят – словно от проступающих слез. Он дотронулся до ее руки.

– Что с вами? Я что-то не то сказал?

Элен резко тряхнула головой.

– Нет. Просто… просто я кое-что вспомнила. Послушайте, уже поздно!

– Я знаю. Мне тоже нужно идти.

Когда подали счет, Элен сообразила, что Оливер и Пэнси по рассеянности ушли, не заплатив за себя.

– Давайте я дам половину денег? – предложила она.

– Нет-нет, что вы! – Том, не глядя, бросил на тарелку внушительную пачку банкнот и встал.

«У них к этому совершенно другое отношение, – сказала себе Элен. – Ты не должна обижаться».

Когда они дошли до Карфакса, Том торопливо попрощался и ушел. Элен посмотрела ему вслед, когда он спускался по дороге, уходившей под горку. Он был очень стильно, почти вызывающе одет и сосредоточенным выражением лица, а также решительной походкой резко выделялся в безликой джинсовой толпе.

Едва Том ушел, Элен с удивлением ощутила, что ей его не хватает, общение с ним ее взбадривало. Ланч был для нее сущим мучением, но теперь почему-то все ее мысли были прикованы к этому энергичному американцу. Он, как и Оливер, совершенно не походил на университетскую публику. Элен подумала, что он довольно страшный человек, слишком уж Том умен, это делает его невыносимым… но потом она вспомнила, что почувствовала в нем скрытую доброту и даже некоторую уязвимость: вон как он смотрел на Пэнси Уоррен!.. Элен понравилось и то, что он без обиняков рассказал ей историю своей ссылки в Оксфорд. Она понимала, что Тома Харта нелегко узнать поближе, но если уж он к кому-нибудь испытывал расположение, то мог стать надежным другом. Интересно, заметила ли это Пэнси? Нет, вряд ли… рядом с блестящим Оливером Том казался угрюмым и желчным. И потом Оливер наверняка поглотил все внимание Пэнси, и ей уже ни до кого больше не было дела.

Элен вздохнула, засунула руки в карманы пальто и пошла по Сент-Олдейт по направлению к реке и стоявшему на островке Фоллиз-Хаусу.

Ступив в коридор и захлопнув за собой массивную дубовую дверь, Элен сразу почувствовала, что в старом доме произошли какие-то перемены. Полутемный лабиринт коридора, как всегда, был пуст, но откуда-то в него просачивался свет. А затем раздались звуки – невероятно громкие звуки рок-музыки, эхом отражавшиеся от стен и каменного пола. Задрав голову, Элен увидела, что дверь, к которой вели несколько ступенек лестницы, открыта. И из нее вырывался сноп солнечного света.

Пэнси была дома.

Элен постучалась о косяк и, понимая, что в таком шуме ее все равно невозможно услышать, заглянула в комнату. Пэнси танцевала с закрытыми глазами. И слегка улыбалась счастливой заговорщической улыбкой.

– Привет! – Элен пришлось кричать.

Пэнси вздрогнула и открыла глаза.

– При-привет… Извини, пожалуйста. С тобой бывает, что тебе хочется танцевать от счастья? Погоди, я сейчас приглушу звук.

– Консультация была короткой, да? – спросила Элен, когда в комнате наступила тишина.

– Нет, он меня не дождался, представляешь? А ведь я не очень-то и опоздала, – Пэнси широко раскрыла глаза, в которых выражалось искреннее удивление. – Ну и ладно! Зато я теперь целый день свободна. Не уходи. Посиди со мной, давай поболтаем, пока я немножко рассортирую это барахло.

В отличие от Хлои, Пэнси даже не попыталась привести в порядок свою комнату. Баулы и огромный чемодан были раскрыты, все внутри перерыто: хозяйка явно копалась в вещах в поисках того, что ей понадобилось, не потрудившись распаковать багаж. Теперь Пэнси стояла в этом хаосе и с раздражением смотрела по сторонам.

– Господи, ну и кавардак! Ненавижу все это барахло! Насколько легче была бы наша жизнь, если бы нам позволили иметь всего десять вещей, не больше!

У Пэнси, как и Хлои, было невероятное количество одежды.

– Почему же? – грустно сказала Элен. – По-моему, это хорошо, когда у человека много вещей. Я люблю красивую одежду.

Пэнси посмотрела на нее и принялась рыться в другом чемодане.

– Правда? А вот это тебе нравится? Ким купила мне их, решив, что это в оксфордском стиле. Но я их никогда не надену, а тебе они очень пойдут.

Она показала Элен два шотландских свитера – один миндально-розовый, а другой голубой, поярче. У обоих были круглые отложные воротнички. Еще она протягивала Элен светло-серую юбку в складку из очень хорошей шерсти.

Воцарилось удивленное молчание.

– Что ты, я не могу! – напряженно сказала Элен.

Она была бы счастлива иметь такие прелестны вещи, но согласиться было невозможно. Не такое уж у нее стесненное материальное положение, чтобы принимать подачки Пэнси.

– Жалко, я ведь все равно их не буду носить! – Пэнси пожала плечами и запихнула вещи обратно в чемодан.

Молчание стало уже неловким.

Элен понимала, что ей нужно повернуться и уйти, но она не могла уйти, не упомянув об Оливере. Ей казалось, что это имя повисло в воздухе и только и ждет, чтобы его произнесли.

– Ты довольна своей ролью? – наконец спросила Элен.

– О да! Если от меня, конечно, не потребуется больших усилий. Но вообще-то… – Пэнси приложила к груди вечернее платье и, склонив голову набок, оглядела себя. Оно было воздушным, как у Сандры Родс, с множеством оборок и воланов. – Вообще-то в компании двух таких очаровательных молодых людей даже репетиции не покажутся слишком скучными.

Дорога была открыта, но Элен спасовала и перевела разговор немножко на другую тему.

– Том Харт – довольно экзотическая личность для Оксфорда, правда? – заметила она.

– М-м… наверное. Я бы на нем свой выбор не остановила. Он слишком угрюм и чересчур еврейского вида. Не знаю уж, можно ли это назвать экзотикой…

«Конечно, – подумала Элен, – ты только выбери – и любой будет у твоих ног. Пожалуйста, не надо выбирать Оливера!»

– Вот Оливер – это другое дело, – продолжала Пэнси. – Нехорошо с его стороны уродиться таким красавцем, да еще Мортимором, как ты считаешь? Разве девушка может устоять перед таким сочетанием?

И Пэнси рассмеялась, в восторге от себя и от перспективы, которая открывалась перед ней.

Элен почувствовала, как ее лицо медленно заливает неяркий румянец. У нее вдруг стеснило грудь, перехватило горло, а руки так и зачесались в желании влепить сияющей Пэнси пощечину. Элен сама испугалась своей неожиданной ярости. Но эта девушка могла отбить у нее Оливера, Элен теперь была в этом уверена, и ее пронзила жгучая ненависть. Она должна что-то сказать. Нельзя отказаться от него без борьбы.

Элен старалась говорить холодно и безразлично, но когда она наконец смогла вымолвить первое слово, голос у нее дрожал и прерывался.

– Да, мы с Оливером… – она осеклась, не зная, как назвать то, что было между ними.

Пэнси повернулась и с неподдельным удивлением воззрилась на Элен.

– Ты?

Элен дернулась. Посмотрев на Пэнси, она почувствовала, что безобразный румянец стал гуще, теперь он заливал не только лицо, но и шею. Это было так унизительно особенно потому, что удивление Пэнси выглядело совершенно естественным. Она явно недоумевала: что мог такой обаятельный и знатный красавец найти в серой мышке Элен?

– Да, – Элен черпала силы в гневе, который грозил задушить ее. – Со мной. А почему бы и нет?

Пэнси спасовала, ее брови соединились в ниточку над вечно меняющими цвет, словно хамелеон, голубыми глазами, а возле чувственного рта, похожего на цветок, появились обиженные морщинки.

– Извини. Просто… просто вы не выглядели и не вели себя, как два человека, которых что-то связывает.

«Которых что-то связывает…» Оливеру бы это ужасно не понравилось, поняла Элен. Она ввела Пэнси в заблуждение, та, должно быть, решила, что их на самом деле совершенно неопределенные отношения с Оливером носят серьезный характер, но идти на попятную было поздно.

– Я не хочу никому наступать на пятки, – добавила Пэнси с такой явной искренностью, что гнев Элен улетучился так же быстро, как и возник. В конце концов, Пэнси ничего уж особенно плохого пока не сделала… кроме того, что родилась на свет.

– Не бери в голову, – устало сказала она. – Ты никому не наступаешь на пятки. Никого ничто не связывает. Забудь об этом.

– О чем забыть?

Они не услышали, как Хлоя поднялась по лестнице. Теперь она стояла в дверном проеме, словно нарочно приняв очень эффектную позу. Уперев одну руку в бедро, она подняла другую к голове и собрала на затылке свои темно-рыжие волосы. Эта поза подчеркивала ее рост и стройность, и на мгновение Хлоя затмила своей красотой Пэнси.

От зоркого взора Пэнси ничто не могло укрыться.

– Привет! Ты ведь тоже была на просмотре, да?

– Пэнси, – сказала Элен, – это Хлоя Кэмпбелл, третья квартирантка Розы.

Секунду женщины внимательно разглядывали друг друга. Затем, оценивающе окинув друг друга взглядом, они заговорщически улыбнулись. Наблюдавшей за ними Элен показалось, что они входят в некий клуб для избранных, куда ей доступ навсегда закрыт. Ее вдруг стало ужасно угнетать сознание того, что она такая бесцветная и убогая.

– Так что же нужно позабыть? – снова спросила Хлоя свою подругу Элен.

– Да мы говорили об Оливере Монтиморе, – выпалила Пэнси прежде, чем Элен сообразила, что ответить. – Элен любезно предупредила меня, чтобы я на него не зарилась.

Элен очень хотелось ответить как-нибудь понебрежнее, но ничего не приходило в голову. Хлоя почувствовала напряжение и тактично постаралась его ослабить.

– В самом деле? – неопределенно откликнулась она, обводя взглядом комнату и притворяясь, что ей совершенно не интересно. В полуоткрытые окна были видны река и колледж Крайст-Черч, обои и мебель тут были точно такие же, как и у нее, только поновее, а на полу лежали новые ковры с густым ворсом. Хлоя посмотрела на двери, ведущие в соседние помещения. Одна вела в спальню, из которой виднелся вход в ванную, а вторая – в маленькую кухню.

– Да у тебя тут целая квартира, – с завистью сказала она Пэнси. – Я живу рядом, но у меня только одна комната и туалет с ванной.

– А у тебя какая комната? – спросила Пэнси у Элен, и та поняла, что ей таким образом предлагается перемирие.

Ее вовлекали в разговор, чтобы заключить перемирие в войне, которая по-настоящему и не начиналась.

Пэнси проявляет великодушие, подумала Элен. Она великодушнее меня… Хотя… Пэнси может себе это позволить.

– У меня крохотная комнатенка, квадратная келья под самой крышей, – сказала она, выдавливая из себя улыбку. – Комната для прислуги.

Хлоя и Пэнси облегченно расхохотались. Напряжение снялось.

– Как плохо… Вообще-то этот дом обнаружил мой отец, понятия не имею, каким образом. Мне кажется, жить в таком доме очень стильно. Он понимает толк в подобных вещах.

– Твой отец – Мейсфилд Уоррен? – спросила Хлоя.

– Ага.

Ну, конечно! Имя ее отца было практически синонимом сумасшедшего успеха. Он всего добился сам, имел безукоризненную репутацию и контролировал целую империю, куда входила нефтедобыча, выпуск газет, недвижимость и кинобизнес. Пэнси была его единственным чадом. Когда-нибудь она станет очень, очень богатой, и это превосходно дополнит ее поразительную красоту.

«Бедняжка Элен! – думала Хлоя. – Нет, ее златокудрый Аполлон не сможет устоять против такого соблазна».

А Элен стояла, уставившись на свои сжатые кулаки, и старалась вообще ни о чем не думать.

Чтобы заглушить в себе беспокойство, она повернулась к Хлое.

– Ланч прошел хорошо? – вежливо поинтересовалась она.

Хлоя рассмеялась, довольная тем, что предоставляется поговорить на эту тему.

– Превосходно! Я уже почти забыла, как восхитительно бывает встретить человека и ощутить, что тебя к нему тянет. А потом увидеть, что он испытывает то же самое чувство. И предвкушать, что из этого выйдет.

Она опустила руку, и собранные на затылке волосы упали ей на плечи. Она сразу стала много моложе, а на ее лице появилось почти детское волнение.

Ланч прошел очень удачно. Стефан Спарринг держался правильно: с одной стороны, доверительно, а с другой – сохранял дистанцию. Хлоя ненавидела, когда мужчины торопятся. Ей хотелось сперва узнать его поближе, и перед ее глазами стоял его взгляд и чуть кривая призывная улыбка.

Когда подошло время прощаться, Стефан накрыл ее руки своей ладонью.

– Вы поужинаете со мной когда-нибудь в ресторане для профессоров? Вас это позабавит.

– С удовольствием.

Она ответила этому спокойному, умному человеку так, как давно никому не отвечала. Вспомнив об этом, Хлоя снова улыбнулась.

– Будь осторожна, – предупредила ее Элен. – Стефан – ужасный сердцеед. И… ты знаешь, что он женат?

– Я знаю, что он женат, потому что он сам мне об этом сказал, – холодно ответила Хлоя.

«Элен порой бывает ужасной занудой. Умные люди так себя не ведут», – подумала она. А вслух продолжала:

– И я полагаю, что могу за себя постоять. Доктор Спарринг пусть лучше о себе беспокоится, а то как бы я его не съела. Он очень лакомый кусочек.

Все трое слегка натянуто рассмеялись, потом Пэнси спросила:

– А кто такой доктор Спарринг?

– Преподаватель английской литературы, – сказала Элен. – Он тоже присутствовал на просмотре.

– Да? – немного рассеянно откликнулась Пэнси. – Да, он мне показался интересным.

На мгновение воцарилось молчание. Затем Хлоя твердо заявила:

– Он интересует МЕНЯ!

И в наступившей тишине опять почувствовалось напряжение.

Элен взяла себя в руки. Пора было уходить. В дверях она что-то промычала на прощанье и с трудом вскарабкалась по ступенькам в свою пустую комнатушку.

Она ничего не могла поделать. Пэнси никуда не денется, и бессмысленно с ней враждовать. Можно только ждать… и прежде всего того, сдержит ли Оливер свое слово, придет ли к ней в Фоллиз-Хаус. Элен подошла к окну. Со своей верхотуры она видела крыши зданий, окружавших Кентерберийский Двор, и – так ей хотелось думать – даже окна комнаты Оливера.

Только ждать… Хотя это начинало напоминать тревожный дозор. А снизу до Элен доносились еле слышные отголоски беседы и взрывы хохота – это смеялись Хлоя и Пэнси. Дом, когда-то казавшийся Элен оплотом спокойствия, надежным, словно готический замок, теперь таил в себе смутную угрозу и намеки на еще не до конца оформившиеся таинственные союзы, в которых она была третьей лишней.

Внезапно Элен стало холодно и одиноко. Она вздрогнула. Ей так нужно было сейчас, чтобы Оливер согрел и ободрил ее, но он не приходил.