Часть четвертая
ПАСХА

– Я буду скучать. Дарси стоял, решительно повернувшись спиной к очереди на паспортный контроль. Он положил руки Элен на плечи и притянул ее к себе.

– Если вам так уж нужно ехать, то хотя бы возвращайтесь поскорее, – прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам.

Элен вдохнула знакомый запах шерсти, кожи и свежести и улыбнулась ему.

– Я же всего на десять дней уезжаю, – беспечно откликнулась она. – Но я тоже буду скучать.

«Это правда, – подумала Элен. – Мы как-то незаметно сроднились».

Глядя в широкое, неприметное лицо Дарси, на котором застыла жалобная улыбка, Элен вынуждена была признать, что он стал частью ее жизни.

Дарси наклонился, чтобы ее поцеловать, и ткнулся губами в уголок ее рта. Дарси не привык проявлять свои чувства при посторонних. Он взял черную кудрявую прядь ее волос и задумчиво накрутил на палец.

– Я люблю вас, – сказал Дарси. «Заканчивается посадка на рейс 349 компании «Алиталия». Заканчивается посадка на рейс 349 компании «Алиталия».

Ворвавшийся голос диктора вернул их в переполненный аэропорт, в очередь, которая уже подходила к концу.

– Я знаю, – голос Элен звучал еле слышно. Она посмотрела на ловкие, мозолистые руки Дарси, сжимавшие ее руки, и, запрокинув голову, взглянула ему в глаза. – Я знаю.

Он не стал се больше целовать, а ласково подтолкнул вперед, к пассажирам, стоявшим у барьера. Пэнси и Хлоя, отошедшие от Элен и Дарси на приличное расстояние, с улыбкой переглянулись и приблизились к подруге. Когда Элен посмотрела на Дарси из-за барьера, он помахал ей рукой и отвернулся.

На его лице была написана такая нежность, что она чуть было не кинулась к нему, но стоявшие рядом Пэнси и Хлоя подхватили Элен и повели к выходу на аэродром.

Элен влюбилась в Венецию почти тотчас, как самолет пошел на посадку и сделал последний круг над землей. Внизу мерцали жемчужно-серая вода и огромная равнина в точно такой жемчужной дымке, так что границу между землей, водой и небом определить было невозможно.

Аэропорт был стандартным, но Элен он показался волшебно прекрасным, поскольку на всех вывесках было написано «Венеция».

На «мерседесе» Мейсфилда их встречал шофер, этакая итальянская разновидность Хоббса. Только у итальянца были живые черные глаза, сверкавшие из-под фуражки, и он с откровенным восхищением улыбнулся трем девушкам. В том, как он помогал им сесть в машину, была и официальная учтивость, и приглашение к флирту. Пэнси откинулась на спинку сиденья и довольно вздохнула.

– Ах, как здесь здорово! Жаль только, что мы не можем так и остаться втроем.

Элен промолчала. Она неотрывно смотрела на затянутый тучами горизонт. От аэропорта до города было всего несколько миль. Внезапно они оказались на большом мосту, перекинутом через лагуну. Элен так громко ахнула, что подруги улыбнулись, заметив восхищение, написанное на ее лице. Маслоочистительные заводы и трубы Местре выпускали в небо грязный дым, по обе стороны шоссе тянулись безобразные новостройки, однако впереди мерцала, повиснув между небом и водой, Венеция.

Они пересекли лагуну и очутились в самой гуще транспорта. Шофер крутил руль, жал на гудок и извергал потоки звучных итальянских ругательств.

– Это Трончетто, – сказала Пэнси, и перед ними, как по волшебству, возникла площадь. – Машину придется оставить здесь.

Появилась вереница оливково-коричневых парней, они вынырнули из перепачканных машинным маслом гаражей и взяли у путешественников их чемоданы. Выйдя из машины на яркий желто-лимонный свет, Элен сощурилась. Она стояла на набережной, вымощенной булыжниками, а вокруг везде была вода. На ней плясали солнечные блики, то и дело водную гладь разрезали всевозможные лодки, сновавшие взад и вперед. Возле причала, покачиваясь на маленьких волнах, их поджидала нарядная белая моторная лодка.

Водитель Мейсфилда снял фуражку и кинул ее в лодку. Он провел руками по волосам и широко улыбнулся девушкам, сверкнув белыми зубами.

– Это уже лучше, да? – хихикнув, проговорил он по-английски, когда они залезли в покачивающуюся лодку.

Мотор закашлялся, потом пронзительно заверещал, лодка описала широкий полукруг и, взметая веер брызг, отдалилась от причала.

– Это Гранд-Канал, – шепнула Пэнси, сидевшая рядом с Элен. – Его дальний конец.

Элен была так потрясена, что не успевала воспринимать увиденное.

Они стремительно проносились мимо пыхтящих «вапоретти», лавировали между черными гондолами с высокой кормой. По обе стороны Большого Канала тянулись роскошные мраморные дворцы. В жизни они были столь же прекрасны, как и на картинах: изящные фасады со стрельчатыми окнами, балконы, нависавшие над изгибами канала. Однако теперь Элен стало понятно, что реальная Венеция разительно отличается от воображаемой ею. Элен рисовались прелестные видения, безукоризненно правильные, неподвижные и совершенно безлюдные… Но на самом деле в этом городе так бурлила жизнь, что у нее перехватило дыхание. Люди были везде, и, как повсюду в больших городах, они спешили… но здесь они неизменно улыбались! На прекраснейших палаццо пестрели вывески магазинов, на лотках лежали груды овощей и фруктов, а со старинных балконов свисало мокрое белье. И повсюду на воде искрились солнечные блики.

Впереди над живописным каналом нависала изящная арка.

– Я знаю, что это такое, – Элен улыбнулась Пэнси и Хлое, сидевшим по обе стороны от нее. – Это мост Риальто.

Проехав под мостом, моторка свернула направо и поплыла по более узкому тенистому каналу. Мутная прохладная вода была оливково-зеленого цвета. Элен сразу почувствовала запах, который отныне для нее навсегда будет связан с Венецией. Это был запах влажного моха, холодного камня и каких-то таинственных испарений, поднимавшихся от зеленой воды. Лодка замедлила скорость, вода билась о борт и о набережную, по обеим сторонам канала высились стройные ряды зданий. Они проскользнули под арочным мостом и остановились у каменного причала. Запах Венеции был такой густой и сильный, что Элен казалось, будто можно протянуть руку и потрогать его.

Она подняла голову и увидела старинную металлическую табличку, на которой было написано «Палаццо Кроче».

– Вот мы и дома, – усмехнулась Пэнси. – Если можно так выразиться.

Они пришвартовались к частному причалу, и Пэнси взбежала по выщербленным ступенькам, которые вели в глубь палаццо к другой арке, где в сумерках сиял яркий свет. Арка вела во внутренний дворик палаццо. Элен замерла, любуясь прелестным видом: арка обрамляла его, словно рама.

Стены были обложены молочно-белым мрамором, по всем четырем сторонам на фризах были полуистершиеся красновато-коричневые, бронзово-золотистые и серо-зеленые фигуры. Незрячие мраморные головы спокойно смотрели со стен над окнами, внутренний дворик был выложен большими мраморными плитами, украшенными по краям замысловатым мозаичным узором. Весенний день был восхитительно теплым, но не жарким, однако Элен легко могла себе представить, как прохладно и тихо бывает в этом палаццо знойным итальянским летом.

Мейсфилд и Ким на фоне этого мирного прекрасного дворика смотрелись ужасно нелепо. Казалось, они по ошибке попали сюда с рекламной картинки, на которой изображен дорогой отель с бассейном. Ким возлежала на цветастом шезлонге, обложившись журналами с глянцевыми обложками. Рядом с шезлонгом стоял бокал с каким-то тягучим напитком, в котором плавали ломтики фруктов. Ким сосредоточенно красила лаком ногти. Мейсфилд сидел за белым стальным столиком, заваленным бумагами. Он что-то быстро говорил в диктофон, возле его левой руки лежал радиотелефон.

Увидев Пэнси, он вскочил и заключил ее в свои медвежьи объятия, потом обхватил ее лицо своими грубыми ручищами и начал целовать. Тут не могло быть двух мнений: он был горд и счастлив, что видит свою дочь.

– Малышка! – пробормотал Мейсфилд. – Я люблю тебя, моя маленькая. Стоит мне тебя увидеть, и весь этот вонючий мир озаряется светом.

Мейсфилд снова поцеловал ее и посмотрел по сторонам.

– Где же твои подружки? А, вот они! Что ж, познакомь их со своим старым папашей.

Мейсфилд крепко пожал девушкам руки, губы его улыбались, но то была лишь приветливая маска, и прищуренные глаза, казалось, видели всех насквозь. Он мельком взглянул на Элен, а вот на Хлое задержал свой взор чуть подольше. Хлоя холодно посмотрела на него в ответ. Она сочла его импозантным мужчиной, в нем была даже некоторая брутальность, бычья шея и могучие плечи говорили о недюжинной физической силе, а в лице чувствовалась властность.

– Мы рады, – без обиняков заявил он. – В последнее время нам нечасто доводится видеть друзей Пэнси. Это Ким, моя жена.

Ким поздоровалась с Пэнси совсем не так тепло, как Мейсфилд. Она подставила ей щеку для поцелуя и тут же стерла его след кончиком пальца.

– Дорогая, – томно проговорила Ким, – опять ты в джинсах! Я понимаю, ты студентка, но неужели тебе больше нечего надеть? Если это так, то давай поедем сегодня по магазинам, я тебя приодену. Нельзя же ходить в таком виде! К нам сегодня приглашены на обед Рикаделло!

– Ким, – весело откликнулась Пэнси, – я пригласила Хлою специально для тебя! Она почти так же, как и ты, обожает ходить по магазинам. Хлоя составит тебе компанию, Элен будет любоваться картинами и старинными мрачными соборами, а я… – Пэнси закружилась по мраморному полу, – я буду объедаться всякой вкуснятиной – в Оксфорде ведь кормят отвратительно! – и любоваться на мальчиков в гондолах. А сейчас я бы с удовольствием выпила чаю.

– Сначала проведи наверх своих подруг, – резко сказал Мейсфилд.

Пэнси вздрогнула и покраснела, потом любезно кивнула и повела девушек в дом. Идя за подругой, Элен думала о том, что властный отец и очень современная мачеха до сих пор обращаются с Пэнси как с капризным ребенком. Можно себе представить, как Пэнси это надоело!

Комнаты для гостей находились на верхнем этаже. Элен чуть ли не бегом бросилась к окну и распахнула балконную дверь. Внизу простирался Большой Канал, она видела купола собора Святого Марка и верхушку стройной колокольни, стоявшей на площади. Элен завороженно наклонилась вниз, словно припадая к живительному источнику. Уличные шумы разлетались по воздуху, взмывая к серо-голубому небу, и как бы оседали на раскаленных на солнце крышах, так что даже оглушительный грохот казался Элен, стоявшей на балконе, напоминавшем орлиное гнездо, этаким птичьим щебетаньем.

– Смотри не свались! – предупредила подошедшая сзади Пэнси.

Элен обернулась.

– В сравнении с этим из Фоллиз-Хауса открывается ужасно унылый вид, – смеясь, сказала она. – Пэнси, спасибо за то, что ты меня пригласила! Это для меня так много значит…

– Я вижу по твоему лицу, – тихо произнесла Пэнси. – Хорошо, что ты сюда приехала. Как бы мне хотелось, чтобы… чтобы все было иначе… Ну, ты знаешь, о чем я…

Элен знала. Как странно, что Оливер и Пэнси, два самых привилегированных человека, которых она встречала в своей жизни, настолько несчастны, хотя и каждый по-своему!

Пэнси лежала на кровати Элен, уставясь в белый сводчатый потолок. По нему бесконечной чередой бегали солнечные зайчики.

– Раньше тут была кухня, – сказала она. – Поскольку эти комнаты на самом верху, у Ким до них не дошли руки, и она не успела превратить их в Идеальное Жилище. Настоящие апартаменты для гостей находятся внизу.

Комната была довольно просто обставлена разрозненной темной мебелью, пол был выложен прохладным кафелем, которым обычно выстилают террасы. На окнах трепетали тонкие тюлевые занавески.

– Я знала, что тебе очень понравится отсюда вид, – сказала Пэнси.

– Да, я просто в восторге, – откликнулась Элен. Пэнси посмотрела на нее с полуулыбкой, но глаза ее затуманились.

– А знаешь, Элен, ты счастливица! Ты умеешь наслаждаться жизнью. Не теряй этой способности.

Элен не успела ничего ей ответить: Пэнси уже спустила ноги на пол и поднялась с кровати.

– Ладно. Пойду приведу в порядок ногти и выряжусь в пух и прах, чтобы Ким допустила меня к чаепитию. Увидимся внизу.

Элен не терпелось вырваться на свежий воздух и отправиться осматривать Венецию, но она, как вежливый человек, спустилась вниз и присоединилась к своим хозяевам, сидевшим за столом.

Почти сразу же после чаепития Ким принялась отдавать указания насчет обеда. Мейсфилд пригласил в гости очень влиятельных людей, с которыми он имел общие дела. Девушки пошли переодеться, договорившись встретиться и выпить по коктейлю в «комнате отдыха» – так ее называла Ким. Элен попыталась себе представить, как же должна выглядеть такая комната в этом изящном мраморном дворце, и с трудом подавила смех, заметив, что Пэнси весьма красноречиво подняла брови.

Элен нерешительно отправилась наверх, чтобы еще раз переодеться. Свет за окном был уже не лимонно-желтым, а золотистым, и Элен боялась, что ей так и не удастся выбраться на улицу. Отвернувшись от окна, она порылась в своем чемодане, и вдруг стала понимать, почему Ким так одержима идеей приобретения новой одежды. Если всякий раз, когда в Палаццо Кроче – гости, ей нужно будет переодеваться, то ей тоже не избежать похода по магазинам…

«Комната отдыха» оказалась продолговатой комнатой на первом этаже, выходившей на канал. Там были окна во всю стену, от пола до потолка, однако тяжелые резные ставни закрывали их довольно плотно, и в комнате царил полумрак. Элен восхищенно оглядывалась, пока Мейсфилд угощал ее напитками, стоявшими на очень красивом сервировочном столике в углу. Похоже, он слегка удивился, когда она отказалась от виски. В комнате были идеально соблюдены все пропорции, но с мебелью явно перестарались. Пестрые занавеси с бахромой смотрелись как-то аляповато в сочетании с богато украшенными ставнями. Между пухлыми диванами стояло огромное множество длинных столиков, Элен показалось, что в комнате слишком много пуфиков и разноцветных стеклянных безделушек. Старый мозаичный пол с красивым рисунком был накрыт дорогими, яркими, современными коврами. Ким явно не любила эту мозаику, но совсем ее спрятать все-таки не отваживалась.

На дальней стене красовался ее портрет, он был бездарно намалеван масляными красками, особое внимание на нем уделялось бриллиантовому кольцу, надетому на безымянный палец: от камешка во все стороны расходились лучики света.

Важные гости еще не пожаловали. Пэнси, надевшая шелковое платье, которое ее слегка взрослило, чинно сидела рядом с Мейсфилдом и рассказывала ему об Оксфорде. Сидевшая в другом конце комнаты Хлоя была сегодня ослепительно хороша. На шее у нее поблескивала тяжелая золотая цепь, на запястье, перехваченном черным манжетом, желтели золотые браслеты. Она давно не была так оживлена. Мейсфилд то и дело поглядывал на нее. Ким же не занималась никем в отдельности. Она сновала взад и вперед, передвигала пуфики, звенела бокалами и бутылками, стоявшими на сервировочном столике. Ее светлые волосы были собраны в пучок на затылке, а декольтированное белое платье без бретелек напоминало и о наивности греческой туники, и о расценках модного портного.

– Ну, как? Вам, наверное, не терпится осмотреть Венецию? – громко спросил Элен Мейсфилд.

– Да. Я жду не дождусь.

– Элен любит живопись, – вставила Пэнси. Мейсфилд просиял, он был в восторге от дочери.

– Прекрасно, прекрасно! Раз ты так хорошо занимаешься, ты сможешь много порассказать Элен обо всех этих Челлини и Тинторетто, которыми тут так восхищаются.

В голосе Мейсфилда чувствовалось уважение, которое испытывает по отношению к учебе человек, добившийся всего сам. Элен, прекрасно понимавшая, что она знает об искусстве эпохи Возрождения раз в десять больше, чем ее подруга, ведь Пэнси не была ни на одной лекции по истории искусств, отвела глаза, чтобы не видеть ангельской улыбки Пэнси, и пролепетала:

– О, мне не терпится это услышать!

– Я обожаю Каналетто, – заявила Ким. – Правда, Мейс?

Гостями оказались два толстенных, мордатых мужика и их тучные, увешанные драгоценностями жены. Только один из гостей говорил по-английски, а Ким совершенно не знала итальянского, так что ей приходилось переводить самые простые фразы. Разговор, в основном, шел о деньгах или о людях, которые имеют деньги, и о том, что они с этими деньгами делают.

За обедом, который тянулся нескончаемо долго, идеально вышколенная прислуга подала множество разных соусов. Когда, наконец, обед завершился, мужчины – включая Мейсфилда – поспешно удалились. Их лица вдруг оживились, в них появилось что-то волчье: мужчины шли поговорить о делах. А шесть женщин остались сидеть в гостиной. Если бы не веселая болтовня Хлои, которая легко объяснялась на итальянском, разговор вовсе угас бы. Элен подумала о том, что она никогда еще так бездарно не проводила время, и у нее появилась еще одна причина пожалеть Пэнси. Глаза Элен все чаще устремлялись на полуприкрытые ставни, за которыми темнела бархатистая вечерняя мгла. Она с завистью прислушивалась к смеху, доносившемуся с лодок и набережной, к пению гондольеров.

Пэнси перехватила ее взгляд. И тут же сказала:

– Ким, дорогая! Ты же знаешь, это первый вечер Элен в Венеции. Как ты думаешь, может, мы с Хлоей сводим ее куда-нибудь? Ну, хотя бы в «Квадри», попить кофе. Я уверена, что сеньора Рикаделло и сеньора Трончино не будут возражать.

Ким ужасно хотелось воспротивиться, но пришлось отдать дань вежливости.

– А что скажет сама Элен?

– Я бы с удовольствием прокатилась в гондоле. Ким была поражена.

– В гондоле? Но куда? Гвидо отвезет вас, куда пожелаете, на моторке.

– Да нет, мне вообще-то никуда не нужно. Я просто хотела посмотреть город.

Ким явно считала осмотр достопримечательностей самым нелепым занятием, которое только можно себе придумать.

Все церемонно попрощались, и Пэнси вывела своих подруг из комнаты. Оглянувшись, Элен увидела, что Ким одарила итальянских матрон ослепительной улыбкой, однако на губах у нее появились ямки, словно она подавляла зевок. Такие вечера были для Ким своеобразной работой, за которую Мейсфилд расплачивался с ней европейскими дворцами и нарядами от Армани и Криции.

Элен подумала, что, наверное, трем предыдущим женам Мейсфилда такая работенка пришлась не по вкусу.

Девушки стремглав сбежали по лестнице, словно спасаясь от погони.

– А кто эти мужчины? – спросила Хлоя. – Какие-то мафиози…

– Хлоя! – Элен была шокирована, но Пэнси только рассмеялась.

– А я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что они действительно мафиози. У Мейсфилда есть очень странные знакомые.

Пройдя по прохладному и тихому внутреннему дворику, они спустились по каменным ступенькам частного причала. И снова в воздухе запахло зеленоватой водой, которая плескалась о набережную и лизала камень. Из темноты вдруг материализовалась белая рубашка, над воротником белели зубы улыбающегося Гвидо, шофера Мейсфилда. Пэнси объяснила ему, что они хотят, он вставил в рот два пальца и свистнул. И тут же послышался звук подплывающей гондолы. Гондольер опустил весло в воду, удерживая лодку, и девушки вошли в нее, Заметив, что девушек три, гондольер ответил на призыв Гвидо пронзительным свистом. Гвидо торопливо отдал ему короткие распоряжения, и гондольер пожал плечами. Затем раздался шелест передаваемых денег.

Элен сидела посередке, теплые руки Хлои и Пэнси лежали на ее плечах. Фонарь, раскачивавшийся впереди на выгнутом носу гондолы, отбрасывал на воду золотистые отблески. Гондола накренилась, быстро проплыла под аркой моста у Палаццо Кроче и погрузилась в венецианскую ночь. Канал буквально кишел гондолами, которые проскальзывали под мостом Риальто, по воде сновали и более быстроходные лодки, повсюду плясали разноцветные огоньки. Элен слышала, как стоявший сзади гондольер что-то напевал себе под нос и иногда окликал своих товарищей, проплывавших мимо. Закрыв глаза, она прислушивалась к плеску воды и обрывкам музыки, разносившимся по каналу, и твердила себе:

– Венеция… Я в Венеции!

Пэнси и Хлоя молчали, погрузившись в свои мысли.

Они проплывали по узким, темным каналам; желтые квадратики окон смотревших на набережную домов были высоко-высоко, мостовую освещали старинные фонари, большие мосты круто выгибали спины, а маленькие мощеные улочки вели к оживленным магистралям, «траттори», как их тут называли. Элен откинулась на подушки и заранее наслаждалась, думая о том, как она сможет бродить по этим мостам и заходить в полутемные, уютные церкви.

Наконец они выплыли на широкое место, вдалеке мерцали огоньки другого острова. Гондола стремительно понеслась вперед, а затем свернула налево, где покачивались привязанные к большим деревянным шестам у причала лодки.

Подняв глаза, Элен увидела, что они уже у собора Святого Марка. Они вылезли на дощатый настил, а затем поднялись на набережную.

– Пошли в «Квадри»? – предложила Пэнси.

– Пошли, – согласилась Хлоя.

Решительно подхватив Элен под руки, они вывели ее на площадь Святого Марка. Огромное пространство оживляли людские голоса, из кафе доносилась музыка, в небе летали стаи голубей.

Элен остановилась как вкопанная. Базилика, залитая светом прожекторов и увенчанная приземистыми византийскими куполами, царила буквально надо всем.

– Посмотрите! – выдохнула она. – Вы только посмотрите на это!

Пэнси и Хлоя снисходительно улыбнулись и потащили ее вперед.

– Завтра, – пообещали они подруге.

В преддверии лета перед кафе уже стояли под открытым небом столики, но туристов за ними еще не было. Венецианцы пока еще оставались хозяевами своего города и, попивая кофе, болтали на досуге. В «Квадри» между столиками ходил скрипач, он играл грустную песенку, и ее звуки повисали в теплом ароматном воздухе.

Элен села на стул и замерла, глядя прямо перед собой.

Подруги смеялись над ней, а она вдруг почувствовала прилив любви к ним и радость от того, что они вместе с ней в этот волшебный вечер.

Пэнси заказала мороженое, и им подали в вазочках пять разных видов.

Элен взмахнула ложкой.

– У меня такое ощущение, – сказала она, – что я сейчас праздную все свои дни рождения. Подруги, Венеция, такое восхитительное мороженое… Что еще можно пожелать?

– Чтобы ты сюда почаще возвращалась и была так же счастлива, – ответили ей девушки.

Несмотря на свои опасения, Элен имела много свободного времени и могла посвятить его Венеции, своей новой любви. Серо-голубым утром она отправлялась на прогулку – порой с Хлоей, а чаще одна – и бродила по узеньким улочкам, то и дело останавливаясь на высоких мостах и любуясь на воду. Сначала Элен осматривала город методично, руководствуясь путеводителями и списком достопримечательностей, но постепенно отказалась от этого и все больше бродила просто так, без цели. Наградой ей служили неожиданно обнаруженный, потрясающе красивый алтарь в пыльной церкви, стоящей где-то на задворках города, или же прелестный вид узенькой улицы с одним-единственным фруктовым лотком, возле которого беспечно резвится ребенок. Элен увидела картины Тинторетто, Тьеполо и других великих художников, увидела все знаменитые архитектурные шедевры, но самую большую радость ей доставляли ее личные маленькие открытия. Иногда она пропадала целыми днями, вместо обеда, покупая какие-нибудь фрукты с лотка или заходя в какую-нибудь дешевую забегаловку, чтобы выпить кофе в компании незнакомых людей.

Элен узнала, как выглядит город в разное время суток – и на рассвете, и на закате – а потом пошла еще дальше; отправлялась на «вапоретти» в Мурано и Торчелло, а на пароме – в Лидо, где бродила среди разряженных богачей, резко контрастировавших с пестрой толпой, разгуливающей по улицам настоящей Венеции.

Элен открыла для себя, что на нее очень странно действуют такие бесцельные прогулки по прекрасному городу. Ею вдруг овладела какая-то мечтательная чувственность, только в начале романа с Оливером она испытывала подобные ощущения. В ее мыслях часто возникал Дарси. Как приятно было бы бродить по Венеции с ним – тихим, спокойным. Элен представляла себе, как его светловолосая голова резко выделялась бы на фоне темноволосых, гладко причесанных голов итальянцев. Она вспоминала его слова в аэропорту, вспоминала, как его губы прикоснулись к ее губам, и думала: «Я хочу назад, к нему!»

Но затем ее вновь захватывала реальность, и образ Дарси тонул в глубинах ее подсознания.

Пэнси и Хлоя тоже по-своему наслаждались каникулами. Ким моментально распознала в Хлое союзницу. Они были примерно одного возраста, и гости втайне забавлялись, глядя, как Ким ссылается на свой жизненный опыт и апеллирует к Хлое, чтобы та помогла ей держать в узде падчерицу. Хлоя тут же поняла, что Ким смертельно скучает и не знает, чем себя занять. Пэнси исподтишка подтрунивала над ней, но Хлоя добродушно ездила по магазинам (Пэнси называла это опустошительными набегами). Вернувшись, они с энтузиазмом демонстрировали остальным свои покупки. Пару раз Ким, расщедрившись, ведь у Мейсфилда денег куры не клевали, делала Элен «маленькие подарочки», и Элен ничего не оставалось, кроме как принять их. Дорогие, довольно фривольные наряды смотрелись очень забавно в ее шкафу рядом с поношенными юбками и рубашками.

Хлое было искренне жаль Ким за то, что у нее такая унылая, хотя и роскошная жизнь, и она была рада, что ее жизнь теперь совершенно другая, а та, прошлая, с каждым днем все больше отдаляется от нее. Спокойное существование Венеции как бы вне времени облегчало ее страдания, они начинали казаться Хлое ничтожными, пустяковыми.

Мейсфилда они видели мало. Он, похоже, предпочитал деловую переписку и телефонные разговоры обществу своей жены и даже дочери, хотя неизменно возмущался тем, что у Пэнси так мало для него времени и он ее почти не знает. Пэнси же целыми днями сидела на балконе и читала; выбор книг удивил Элен своей эклектичностью и заставил по-новому взглянуть на Пэнси. То она читала «Под вулканом», а то в ее руках оказывались «Камни Венеции» Рескина.

– Тебе это нравится? – спросила Элен.

– Суховато написано, – вот и все, что ответила ей Пэнси. – У него не было каких-нибудь странностей в личной жизни? Я правильно почувствовала, да?

Элен заподозрила, что за внешней тщательно оберегаемой маской таится другая Пэнси, которую никто не знает.

Однажды вечером, уже к концу пребывания девушек в Венеции, роскошно разодетые Мейсфилд и Ким отправились на званый обед к очень важным людям. Мейсфилд уговаривал девушек съездить в ресторан, который он сам за них выбрал. Он лично заказал для них столик и распорядился, чтобы счет прислали к нему домой.

– Вам там очень понравится, – твердо заявил он. – Такую еду, как готовят в «Рыбаке», вы еще неизвестно где попробуете.

Обрадованные, что на сегодня они избавлены от ежевечернего общения с Уорренами, которое вызывало у них чувство некоторой неловкости и воспринималось как досадная обязанность, девушки замешкались с переодеванием, а затем, смеясь, вышли на улицу. У них было такое чувство, что этот вечер какой-то особенный.

«Рыбак» действительно оказался замечательным рестораном. Он был маленьким, уютным, в нем витали чудесные запахи. Когда еда была готова, ее благоговейно подали на белоснежную скатерть. Это оказались дары моря, вкус был изумительный, все прямо-таки таяло во рту. Они наелись до отвала и выпили несколько бутылок золотистого вина, настроивших их на веселый лад. Потом, насытившись, потягивали кофе и приятный, мягкий коньяк. Внешне такие разные, они привлекали восторженное внимание мужчин, но девушкам было хорошо втроем, и они никого не замечали.

Пэнси довольно вздохнула и откинулась на спинку стула.

– Кажется, что старый, унылый Оксфорд остался далеко-далеко, да? И Фоллиз-Хаус, эта вечно шныряющая повсюду Роза и подглядывающий бабник Джерри…

– Да, это совершенно другой мир, – согласилась Хлоя. – Но через два дня мы туда снова вернемся.

Наступила неожиданная, недолгая пауза.

Вот уже больше недели никто из них не упоминал про Стефана, но сейчас девушкам показалось, что он сидит рядом с ними за столом.

– Как чудесно, что вы приехали сюда, – отрывисто сказала Пэнси. – Мне ужасно тоскливо с Мейсфилдом и Ким. Конечно, все равно очень мило, что можно сюда приехать, я над всем этим посмеиваюсь, но мне бывает очень грустно. А с вами было по-другому. Я… я ни по кому не скучала, ни с кем не хотела повидаться.

– Я тоже, – тихо сказала Хлоя.

Пэнси подалась вперед и дотронулась пальчиком до ее запястья.

– Если бы я была еще уверена, что это правда, мне было бы вдвойне приятно, – прошептала она.

– Это правда, – откликнулась Хлоя. – Я любила его, но уже не люблю. Вообще-то у него уйма недостатков.

– Верно, – усмехнулась Пэнси. – Что бы ни случилось, он непременно подберет какую-нибудь цитату, чтобы все выглядело еще значительней.

– А этот его голос лектора! Даже в постели он разговаривает с тобой так, будто перед ним целая аудитория, и он проводит семинар.

Они захихикали. Элен потрясенно смотрела на них. Запретная тема вдруг стала для них поводом для общего веселья.

Пэнси потерла глаза.

– Бедный Стефан! Какие мы гадкие…

– Ничего, Стефан не пропадет. Беатрис – вот кто бедная, – неожиданно серьезно возразила Хлоя.

– Да. Между прочим, я не просила, чтобы он оставил свою жену. Я вообще его ни о чем не просила.

– Этим мы с тобой отличаемся, – спокойно сказала Хлоя.

– Может быть. Но, не знаю уж почему, он пришел ко мне, и… все получилось… Меня это перепугало до смерти, да и сейчас пугает. Я пыталась однажды поговорить с тобой на эту тему, Элен, помнишь?

Элен слегка покраснела под ясным взглядом голубых глаз Пэнси.

– Я тебе не очень-то помогла, да? Ты решила, что я так себя веду из моральных соображений, но это было только из-за Оливера и Хлои.

Оливер… Они не сговаривались, но им вдруг стало понятно, что об Оливере нельзя упоминать в этом уютном ресторанчике, слушая, как мирно журчит вода за окном.

– Ты очень верный друг, – воскликнула Хлоя, взяв Элен за руку.

– Да-да, – подтвердила Пэнси. – И ты единственная из нас, у кого есть разум. Дарси – совершенно очаровательный человек, и он тебя боготворит.

«Он тебя боготворит»… Эти слова эхом прозвучали в ушах Элен, и Венеция исчезла. Она увидела Дарси: он стоял на лугу в Мере и улыбался ей.

– А ты что, не знала? – донесся до нее вопрос Хлои.

Элен сделала над собой усилие и вернулась к реальности.

– О нет, знала, – она торопливо посмотрела на подруг и решительно сменила тему разговора. – Но почему мы сидим тут и болтаем о мальчиках, словно школьницы? Нам что, больше не о чем поговорить?

Они снова рассмеялись.

– Ну, конечно, есть о чем! Например, для начала о «Камнях Венеции».

– Как вы думаете, может, нам стоит заказать еще коньяку прежде, чем Пэнси сделает критический разбор этого произведения?

– Да, я уверена, что без коньяка нам не обойтись!

Гораздо позже, вернувшись в Палаццо Кроче, они увидели, что Мейсфилд и Ким ждут их в гостиной. На одутловатом лице Мейсфилда читалась явная, искренняя озабоченность. В руках он держал серебряный поднос, на котором лежал маленький квадратный конвертик.

– Вот, мы только что получили… Это для вас, Элен.

Сомнений быть не могло: это была международная телеграмма.

Радость от приятно проведенного вечера мгновенно улетучилась, и Элен похолодела от страха.

«О Господи! – взмолился ее внутренний голос. – Только не мама!.. Пожалуйста, Господи, не отнимай у меня еще и маму!..»

Она взяла дрожащими руками конверт с хорошенького подноса и неловким жестом надорвала его.

– Надеюсь, это не плохие новости, – проговорила Ким.

Элен уставилась в телеграмму и не сразу поняла, что там написано. Она нахмурилась, шепотом перечитывая короткое сообщение. Наконец напряжение спало, и Элен почувствовала такое огромное облегчение, что даже тихонько рассмеялась. Телеграмма выскользнула из ее пальцев и отлетела в сторону.

– Да в чем же дело, Элен? Ради бога, скажи!

– Ничего. То есть, не совсем ничего… Это Дарси. Пэнси подняла телеграмму и вложила ее Элен в руку.

– Ну, читай! – живо попросила она.

Элен снова взглянула на бумажку и медленно прочитала текст, словно он был написан на каком-то трудном иностранном языке.

– Тут говорится: «Элен! Выходи за меня замуж. Дарси» – Раздались невнятные восклицания. Элен вдруг заметила, что до сих пор смеется немного истерическим смехом.

– Это так на него похоже! – воскликнула она, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Он не мог прямо сказать. Или позвонить по телефону. Это так на него похоже… совершенно в его стиле!

Ким ошарашенно поглядела по сторонам.

– Может быть, кто-нибудь мне объяснит, кто такой Дарси?

– Ким, – сказала Пэнси, – это старший брат Оливера Мортимора.

У Ким отвисла челюсть.

– СТАРШИЙ брат?

– Так точно. А значит, среди нас сейчас находится та, что, вполне вероятно, станет графиней Монткалм, – Пэнси повертела в руках телеграмму. – Ответ уже оплачен. Он знает свое дело, Элен.

Хлоя ласково взяла Элен за руки.

– Может, нам надо уйти и оставить тебя одну?

Элен вздрогнула.

– Нет! Не уходите, пожалуйста! А что… что надо сделать, чтобы ему ответить? Он ведь ждет.

Мейсфилд протянул ей радиотелефон.

– Хотите позвонить?

Элен покачала головой.

– Нет. Я хочу просто послать телеграмму.

Она протянула ему скомканную бумажку.

– А что вы там напишите?

Элен посмотрела на его тяжелые веки, потом перевела взгляд на потрясенную Ким. Стоявшие за спиной Ким, Хлоя и Пэнси с нежностью смотрели на Элен. А за окном с распахнутыми ставнями чернела благоуханная ночь… Элен подумала о том, как Венеции удалось завладеть ее душой и телом, и о том, что в этом томном городе все кажется простым и милым.

Воспоминания о последних месяцах ее жизни мучительно контрастировали с этими впечатлениями, гам была сплошная борьба и печаль… Она безнадежно влюбилась в Оливера и очень переживала его утрату.

Даже потом, медленно приходя в себя, она не смогла обрести спокойствия, ибо оно омрачалось тем, что Оливер становился все несчастней и несчастней… Теперь же она испытывала к нему нежность, и в ее заботах и тревоге проскальзывали искорки былой любви. Даже здесь, в Венеции, далеко-далеко от Оливера, она, держа в руке телеграмму Дарси, видела лицо его младшего брата и слышала его горький смех.

И все же именно Дарси изменил ее жизнь. Он спас ее от одиночества и почти совсем развеял печаль, снедавшую Элен. Дарси, конечно, не был Оливером. Он был самим собой, и она вдруг поняла, насколько это для нее важно… «Элен! Выходи за меня замуж. Дарси».

Элен вспомнила, как она прощалась с Оксфордом и как ее руководительница спросила, чего же она на самом деле хочет от жизни? Ответ Элен изумил их обеих. «Я хочу выйти замуж и иметь детей». Мысль о совместной жизни с Оливером была мучительно-нелепа. А вот с Дарси – другое дело. Он был верным, без закидонов, и она знала, что он ее любит.

Придя в гости к Стефану Спаррингу, Элен позавидовала Беатрис, позавидовала уютной неразберихе, царившей у них на кухне. Теперь она тоже сможет так жить, и ее мужем будет Дарси, очень хороший человек, тут двух мнений быть не может.

Она вернется в Оксфорд, и ее будут там ждать Дарси, невысокий серый дом на пригорке и горячая любовь… А знаменитая фамилия – хотя он так мало ей соответствует – придаст ей несокрушимую уверенность в себе. За Дарси она будет, как за каменной стеной, и сможет быть счастлива. И она это сделает не только ради себя. Маме и Грэхему больше не придется ни о чем беспокоиться. Элен не сомневалась, что Дарси позаботится о них.

Пэнси, Хлоя и Уоррены все еще смотрели на нее и нерешительно улыбались. За окнами по-прежнему раздавалась негромкая музыка, как обычно, ночью в Венеции. Жизнь была здесь простой и милой. И сердце Элен бешено забилось в груди, когда она осознала, что и ее жизнь тоже может быть теперь очень простой…

«А ты-то сама любишь Дарси? – спросила она себя и без колебаний ответила. – Да».

Ну, а если она и не любит его так, как любила когда-то Оливера, то что с того?.. Та любовь сперва ее душила, а потом чуть не убила. Такого явно следует избегать.

Элен медленно подняла голову и посмотрела на подруг. Они ободряюще улыбались. Мейсфилд ждал у порога.

– Я хочу ответить: «Да. Элен».

– Что ж, я сейчас это устрою, – сказал он. Все было решено.

Ей больше не нужно будет бороться с собой, не нужно будет убегать от Дарси. Все, что от нее требовалось, уже сделано. От нее требовалось лишь принять решение.

Но затем перед ней неожиданно предстало другое лицо. Элен увидела скептически нахмуренные брови Тома Харта и еле заметную усмешку, которая так часто ее бесила. Том удивится ее решению… Однако она отогнала подальше неприятную мысль и смутный страх, засевший где-то глубоко внутри. Если Том – ее друг, значит, он будет рад ее счастью. А если даже и не рад, то какое ей до этого дело?

Том Харт не имеет ко всему этому никакого отношения.

Все столпились вокруг Элен.

– Поздравляем! – послышался чей-то голос. Ее целовали в щеки, обнимали за плечи.

– Это надо отметить, – заявил Мейсфилд. Он откупорил бутылку шампанского, и их обдало серебристой пеной.

– За виконтессу Дарси! – провозгласили друзья.

– Нет! Просто за жену Дарси, – запротестовала Элен.

Она вдруг увидела перед собой Монткалм: он горделиво высился на горизонте, со всеми своими башнями и куполами…

Затем она увидела лорда и леди Монткалм: они натянуто улыбались, глядя, как она и Пэнси садятся в «роллс-ройс» Мейсфилда.

Интересно, они знают? Что они подумают, когда узнают?

Ладно, сейчас нечего об этом беспокоиться… Ты просто вспоминай Дарси… ласкового, любящего Дарси и широкие просторы Мера.

Элен обхватила обеими руками бокал и сделала такой большой глоток, что пузырьки шампанского, казалось, забурлили у нее в голове.

Все были готовы веселиться, но не успела Элен допить свой бокал, как ее охватила безумная усталость.

Она нетвердой рукой поставила бокал и, моргая, посмотрела по сторонам.

– Мне нужно лечь. Я вдруг так утомилась… Сон манил ее, казался самой чудесной перспективой, какая только может быть.

– С тобой все в порядке? – в голосах друзей звучала явная озабоченность.

– Это просто от волнения, – успокаивающе проговорила Ким. – Надо как следует выспаться, а завтра мы поедем в магазин и выберем вам в подарок какую-нибудь красивую вещь из венецианского стекла. Хотя я думаю, в Монткалме полно красивого стекла.

В ее интонациях проглядывала тоска. Элен подошла к порогу.

– Спокойной ночи! – заплетающимся языком пробормотала она. – Желаю всем спокойной ночи!

Элен знала, что она кого-то ждет. Она была уверена, что он придет, и знала, что торопиться некуда. Поэтому она терпеливо сидела на солнышке, ощущая под собой нагретую каменную стену и поглаживая кончиками пальцев грубую, шершавую поверхность. Перед ней открывался вид на старинное английское пастбище, на котором росла сочная, молочно-спелая трава и кое-где высились дубы; дело происходило ранним летом.

Затем она заметила, что по кочкам к ней кто-то идет. Это был не тот человек, которого она ждала, но Элен не удивилась. Больше того, она спрыгнула со стены и подбежала к нему. Трава щекотала ее голые лодыжки.

Том протянул к ней руки.

Она уткнулась лицом в его плечо и подумала, что слышит, как бьются их сердца. Потом открыла рот, собираясь что-то сказать, но он остановил ее.

– Тише! Послушай!

Над их головами пел жаворонок, заявляя свои права на место под синим небом.

Том поцеловал ее. Он дотронулся губами до ее ресниц, до щек… казалось, он их пробует на вкус… а потом его губы отыскали ее. В его темных глазах сквозила страсть, которая так часто маскировалась циничной усмешкой. Пальцы Тома перебирали пуговицы на ее платье, беленькие пуговки на платье, которое она носила только летом.

Он их расстегивал одну за другой.

Глаза его были теперь закрыты, на лице резко выделялись черные полосочки ресниц. Том провел кончиком языка по ее ключицам и прикоснулся к маленькой белой выемке на горле. Он провел руками по ее бокам, талии и остановился на бедрах.

«Цыганка Элен, – тихо-тихо произнес он. – Моя дорогая цыганочка…»

Луг уже исчез. Они лежали, повернувшись лицом друг к другу, на белой постели в полутемной комнате. Элен почувствовала, как его тело на мгновение прикоснулось к ее телу. Затем в распахнутое окно задул ветер и тонкие занавески взметнулись вверх. Элен слегка обернулась и посмотрела в ту сторону. Ей было очень приятно, она ни в чем не сомневалась. Не было ни спешки, ни страха, ее ничто не разделяло с любимым человеком, лежавшим рядом. Занавески снова затрепетали, она повернулась обратно к Тому, потянула к нему руки и губы…

Ее пальцы схватили пустоту.

Она была одна. Все в той же комнате – в своей венецианской спальне со сводчатым потолком и окном, выходящим на канал. Но она никогда тут ни с кем не спала! Сон был еще очень внятным, Элен все еще чувствовала рядом нагретую вмятину на матрасе, но это был лишь сон. И не больше того! Ощущение счастья, оставшееся у нее при пробуждении, сменилось разочарованием, а потом ужасом.

Элен села на постели. Она уже проснулась, но все равно поглядела на подушку, лежавшую рядом с той, на которой она спала. Подушка была гладкой и пышной – точно такой же, какой ее оставила служанка.

Мысли постепенно прояснялись, возвращая ее к реальным образам. Она искала не Тома, а Дарси.

Ведь вчера вечером она согласилась выйти замуж за Дарси!

Элен встала с постели и вышла на балкон. Было еще очень рано. Под мостом Риальто плыла одна-единственная гондола, и мимо нее прозаично проплывала баржа с мусором. Над водой курился туман.

Элен наспех оделась и выскользнула из спящего дворца. На улице было холодно, она поежилась в своем тонком свитерке, а потом решительно пошла вперед. Теперь уже Элен хорошо знала расположение узеньких переулков и уверенно шагала по стертым каменным плитам, то поднимаясь на маленькие мостики, то спускаясь вниз. Мысли ее мелькали так же лихорадочно быстро.

Она отогнала досадную эротическую фантазию и воспоминание о Томе Харте. Это было слишком взаимопереплетено и наложилось на чувственность, которую в ней пробудила Венеция, так что Элен вдруг овладело такое жгучее желание физической любви, которого она никогда еще не испытывала.

Она начала думать о Дарси и о своем сокровенном обещании. Элен радовалась, представляя, как она его осчастливила своим согласием, но все омрачала какая-то тень сомнения.

Она никогда не думала о том, что ей хочется выйти за Дарси, но, когда он предложил ей, согласилась, не колеблясь.

Элен ухватилась за эту мысль. Раз она ответила «да», не копаясь в своих чувствах, почти не подумав, значит, в глубине души она понимала, что права. И все же ее тревожило то, что она никак не может вспомнить лицо Дарси. После этого сна его все время заслоняло лицо Тома Харта, она видела его совершенно отчетливо, в нем была какая-то таинственность и даже издевка.

Волнение, вызванное неожиданной телеграммой Дарси, сообщилось и ее мыслям. Элен вспомнила про мать и улыбнулась. Мама, конечно, была бы рада любому человеку, который в состоянии сделать ее дочь счастливой, но как всякая мать, она, разумеется, обрадуется еще больше, узнав, кто такой Дарси. Ну, и потом были еще их королевские высочества…

Нет-нет! Так они их прозвали тогда с Томом.

Лучше говорить: лорд и леди Монткалм. Элен снова улыбнулась, на этот раз радостно. Забавно поглядеть на их лица, когда Дарси снова привезет ее в Монткалм, только теперь не как незаметную подругу Оливера, а как их будущую невестку. Она их больше не будет бояться. Ведь с ней будет Дарси.

Элен ускорила шаг. Ей очень захотелось увидеть его. Всего через два дня они будут вместе.

Она гадала: интересно, он захочет жениться побыстрее или свадьба с виконтом требует массы приготовлений? Эта мысль тоже показалась ей забавной. Она прекрасно знала Дарси и была уверена, что он будет настаивать на простой, тихой свадьбе. Слово «свадьба» ее немножко вспугнуло, но она взяла себя в руки, подумав, что ведь это не сию секунду случится.

Сначала нужно сдать выпускные экзамены, а до них целых два месяца. До вчерашнего дня экзамены казались ей самой главной целью. Теперь их значение слегка уменьшилось, но они все равно были очень важны. Элен хотела получить высший балл.

Оглядевшись, она заметила, что добрела до убогого района, где располагался железнодорожный вокзал. Краска на домах облупилась, штукатурка осыпалась, везде виднелись серые подтеки. В конце улицы две болезненно худые собаки дрались из-за каких-то объедков. Но в ослепительном солнечном свете Венеция все равно выглядела мучительно прекрасной. Элен немного постояла, как бы вдыхая эту красоту полной грудью, а затем подумала:

– Я приеду сюда с Дарси.

Ей трудно было представить, какое впечатление произведут на серьезного англичанина чары этого меланхоличного тонущего города, но она решила, что нужно постараться уговорить его приехать сюда.

Элен вдруг почувствовала, что ей хочется есть и пить. Зайдя в захудалое кафе напротив, она заказала кофе и приторно-сладкое пирожное, села на солнышке за маленький металлический столик, выкрашенный голубой краской, и принялась за еду. Какой-то рабочий в замызганном комбинезоне подошел к ней и зазывно улыбнулся.

– Привет, красотка! – сказал он по-итальянски. – Ты почему одна?

Элен переполняло счастье.

– О нет, я не одна, – ответила она, просияв. – Я совсем не одна!

Рабочий озадаченно посмотрел на нее и отошел. Элен громко рассмеялась.

Когда она возвращалась в Палаццо Кроче, ее походка была легкой и стремительной.

Все уже сидели за столом в гостиной и явно ждали ее. День обещали жаркий, и двери во внутренний дворик были заранее открыты, чтобы в дом тянуло прохладой.

– Что, не спалось? – спросила Ким. – Я это прекрасно понимаю, когда Мейсфилд сделал мне предложение, я три ночи не могла сомкнуть глаз, до того я была счастлива! Правда, дорогой?

Мейсфилд на секунду оторвался от финансовых документов, он явно не прислушивался к словам жены.

– Еще бы! – согласился он. – А что вы, девушки, собираетесь делать сегодня? Я бы с удовольствием к вам присоединился, но жду звонка из Лондона. Мне уже нужно быть в Лондоне. Если бы не эта история с развитием района Лидо, которая меня задерживает…

Он собрал бумаги и направился к двери, мимоходом поцеловав воздух над головой Пэнси.

– Мейсфилд! – жалобно протянула Ким. – Ну, неужели ты не можешь хотя бы денек отдохнуть?

– Сейчас об этом не может быть и речи, моя радость. Может быть, на следующей неделе… У вас все есть, что вам нужно? Почему бы вам не сходить в какое-нибудь симпатичное местечко на ланч?

Остаток дня он определенно намеревался провести, заслонившись от мира стеной бумаг. Хорошенькое личико Ким омрачилось, она недовольно надула губы, но потом вздохнула и, откинувшись на спинку стула, откусила маленький кусочек от последней четвертушки яблока – единственного, что она себе позволяла съесть на завтрак. Сохранение фигуры было для нее настоящей религией.

– Скажите спасибо, что вы не выходите замуж за бизнесмена, – произнесла она, обращаясь к Элен. – Мейсфилд столько работает! Но ведь он делает это ради нас, правда же, Пэнси?

– Нет, конечно! – живо ответила Пэнси. – Он это делает, потому что он трудоголик. И потом чем он будет заниматься, если не будет работать? Он не умеет отдыхать. Бедняжка!

Пэнси весело рассмеялась, а Ким уставилась на нее.

– Ну, а чем занимается Дарси? – поинтересовалась Ким.

– В основном, своей фермой, – ответила Элен. – Волнуется, пойдет ли дождь, принимает посередь ночи новорожденных ягнят и перевозит в багажнике «ленд ровера» охапки сена.

В лице Элен засквозила нежность, Хлоя и Пэнси переглянулись и подмигнули друг другу.

– Сам?

У Ким был такой разочарованный вид, что Элен поспешила добавить:

– Видите ли, поместья Мер и Монткалм такие огромные, там столько акров, что, по его мнению, с таким хозяйством можно управляться, только если сам работаешь на земле. Он руководит несколькими дюжинами работников и целой деревней арендаторов.

– Ну, да, конечно… – образ феодала куда больше соответствовал представлениям Ким о величии Дарси.

Элен старалась не смотреть на Хлою и Пэнси.

– А вы не хотите устроить в деревне праздник? – с завистью спросила Ким.

С того места, где сидела Пэнси, донеслось приглушенное фырканье.

– Я думаю, для этого приглашают музыкантов из местного ресторанчика. Но вообще-то Дарси не говорил мне о таком.

Элен отвечала беспечно, но сердце ее сжалось от неприятного предчувствия. Ким задала не такой уж нелепый вопрос, хотя он и вызвал насмешки. Как бы Элен ни желала быть просто женой Дарси, в сельском раю Мера это было невозможно. И неважно, будут там устраивать деревенские праздники или нет, все равно ей с Дарси придется играть вполне определенную роль в этой жизни. А когда умрет его отец, от них будут ожидать выполнения еще более серьезных обязательств. Элен знала, что Дарси ненавидит и страшится этой стороны жизни; знала она и то, что сама она не в силах помочь ему стать более светским человеком. Элен с легкой грустью подумала о том, что ему следовало бы найти себе добрую, бойкую девушку, уверенную в себе хотя бы в силу своего воспитания, из той же среды, что и он. Ведь бывают же и такие девушки! Не все они похожи на подружек Оливера. Именно этого их королевские высочества ждут от своего старшего сына. А он возьмет – и приведет в дом Элен!

Радость стала улетучиваться, а ее место заняли какие-то унылые мысли…

Элен заставила себя прислушаться к разговорам за столом. Пэнси предложила в последний раз прокатиться на лодке по лагуне и устроить пикник на одном из отдаленных островков.

– Поехали с нами, Ким! – предложила она неожиданно добросердечно. Пэнси вдруг посмотрела на мачеху глазами своих подруг и внезапно почувствовала к ней симпатию.

– Во-от как? – протянула Ким. – А нельзя ли нам перекусить в Лидо?

– Нет.

– Ну, тогда я не поеду. Мне нужны новые туфли, и потом я хочу купить Элен на память подарок.

Пэнси пожала плечами.

– Ума не приложу, как можно, имея сорок пар туфель, мечтать еще об одной?!

– Я, не в пример тебе, не люблю ходить в стоптанных башмаках, – резко сказала Ким.

Отношения быстро вошли в прежнее русло.

– Ким, я и без подарков буду о вас помнить, – запротестовала Элен.

Ким обернулась и удивленно посмотрела на нее.

– Ах, но вы должны получать подарки! Это входит в церемонию. Когда мы с Мейсфилдом поженились, меня буквально засыпали подарками!

Девушки предоставили ей возможность развлекаться в магазинах, а сами идиллически провели день, плавая по лагуне, в водах которой играли солнечные блики, и наслаждаясь первым летним теплом.

Оставшиеся дни промелькнули моментально. В последнее утро своего пребывания в Венеции Элен упаковала чемодан с чувством острого сожаления и радостного ожидания. Она покидала город, который произвел на нее самое большое впечатление за всю жизнь, но она возвращалась к Дарси! Когда-нибудь они приедут сюда вместе. Элен осторожно завернула сувенир, который ей подарила Ким, и обложила его одеждой. Это был набор стеклянных салатниц, пожалуй, немного ярковатых, на вкус Элен.

Мейсфилд сам отвез их в аэропорт, давая понять всем своим видом, что оказывает им великую честь. Билеты у них были на свободные места, которые оказались совершенно неожиданно, так что Мейсфилд ехал быстро и решительно – он вообще все так делал. Ким всю дорогу цеплялась за его руку, словно ребенок, не желающий расставаться с любимой игрушкой.

Когда они добрались до аэропорта, уже была объявлена посадка на самолет, так что прощание было недолгим.

– Занимайся как следует, – приказал Мейсфилд дочери. – Ты уже думала о том, что будешь делать после окончания курса?

– Я хочу быть актрисой, – тихо сказала Пэнси.

– Вот как? Я позвоню Тони Прескотту. Его нельзя назвать моим приятелем, но я ему когда-то оказал услугу.

– Нет! – голос Пэнси прозвучал неожиданно резко, но она тут же смягчила интонации и ласково улыбнулась. – Давай я сперва закончу этот курс. Надо все делать постепенно.

– Ты совершенно права. Все, до свиданья! – Мейсфилд с одинаковым безразличием чмокнул в щеку Хлою и Элен.

Потом покосился на Ким и увидел, что она вертит в руках яркие журналы. Элен уже отходила от него, но все же услышала, как он спрашивает Хлою:

– Так вы не передумали насчет Лондона?

– Нет, – холодно ответила Хлоя. – Но все равно спасибо.

Элен поспешила к барьеру.

Когда девушки обернулись, чтобы помахать рукой провожающим, Мейсфилд и Ким стояли рядом. Это была любопытная парочка: грузный, властный мужчина и его юная, миловидная жена.

Через час Элен и ее подруги уже пролетали над итальянскими Альпами. Элен посмотрела на заснеженные вершины и торопливо повернулась к Хлое, которая сидела рядом. Пэнси сидела от них через проход и, судя по всему, крепко спала. Она уверяла, что только так можно летать на самолете.

– Ну, как тебе каникулы? – спросила Хлоя.

– М-м… Все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, – протяжно вздохнув, откликнулась Элен. – И Венеция, и Дарси…

Элен колебалась, но решила, что Хлое можно рассказать о том, что постоянно присутствовало в ее подсознании.

– Знаешь, со мной произошла такая забавная история… В ту ночь, когда от Дарси пришла телеграмма, мне приснился безумно сексуальный сон. Про Тома. Мне даже стыдно об этом вспоминать.

– Да чего тут стыдиться? – усмехнулась Хлоя. – По-моему, это классический случай: так всегда бывает, когда человек оказывается перед необходимостью окончательного выбора. Ты лучше исследуй возможности, открывшиеся тебе во сне.

– И все?

– Ну, конечно! Ты же не думаешь, что в глубине души беззаветно влюблена в Тома Харта?

– Нет! – поспешно заверила ее Элен.

– Тогда все нормально, да?

«Нормально или нет?» – спрашивала себя Элен. И очень забеспокоилась, поняв, что не знает ответа.

– А тебе понравились каникулы? – в свою очередь спросила она Хлою. Ей вдруг пришло в голову, что Хлоя опять стала прежней: гибкой и похожей на тигрицу. Она уже не ходила с потерянным видом, в глазах уже почти не было тоски.

– Да, понравились. Я начинаю думать, что опять смогу жить сама по себе, – Хлоя поглядела на свои руки и добавила. – Со мной тоже произошла забавная история. Мейсфилд интересовался, нельзя ли со мной встретиться в Лондоне.

Случилось это вот как: Хлоя сидела одна во внутреннем дворике палаццо, наблюдая за вечерними тенями, сгущавшимися на мозаичном полу. Мейсфилд вышел из дома и увидел пустые стулья.

– А где все остальные?

– Переодеваются, – ответила она, но он не ушел, а сел рядом и принялся бессовестно разглядывать ее лицо.

Хлоя заметила, что у него голубые глаза, не изменчивые, как у Пэнси, а серьезные и пронзительные.

– Вы очаровательны, Хлоя, – отрывисто произнес он и добавил – Вы, наверное, считаете меня стариком?

– Нет, – ответила она, понимая, к чему он клонит.

Они оба помнили о том, что во внутренний дворик выходит целый ряд темных окон. Мейсфилд с преувеличенной аккуратностью закурил сигарету.

– Я частенько бываю в Лондоне, – сказал он. – И порой приезжаю туда один. Может, мы там встретимся?

Они поглядели друг на друга, прошло несколько секунд, в течение которых эта возможность была вполне реальной, но потом Хлоя отвела взгляд.

Она ответила, стараясь говорить как можно мягче:

– Нет. Я думаю, это было бы неразумно с нашей стороны.

– Жалко, – сухо произнес Мейсфилд. – Мы бы с вами получили большое удовольствие.

Самолет летел над Швейцарией. Хлоя заметила, что Элен смотрит на нее безо всякого удивления.

– И что ты ему сказала?

– Ну, конечно, отвергла! – криво усмехнулась Хлоя. – Хватит с меня женатых мужиков.

Этот незначительный эпизод, однако, в корне изменил настроение Хлои. Отказ придал ей уверенности, она снова ощутила себя хозяйкой своей судьбы, и это ее радовало. Она вновь обрела свободу и могла распоряжаться ею по своему усмотрению. Оксфорд манил ее, она уже предвкушала удовольствие от занятий в университете.

Из всех трех девушек только Пэнси, лежа с закрытыми глазами, не испытывала никакого ликования от того, что возвращается в Оксфорд. Она, конечно, улетала от Мейсфилда и Ким, которые стесняли ее свободу, но Стефан и его всепожирающая страсть тоже ее во многом ограничивали.

В душе Пэнси поселилась тревога, но она упорно держала глаза закрытыми, и лицо ее было спокойно и расслаблено.