Глава 6
— Гляди! — Дан с торжествующим видом разложил карты.
— Проклятье! — Марджери раздраженно бросила свои. — Даже карта мне не идет!
Дан быстро считал.
— Дай-ка я взгляну… ты должна мне… неплохую сумму — три тысячи восемьсот семнадцать долларов, — а дела таковы, что я предпочту наличные, если ты не против. Никаких чеков, никаких кредитных карточек…
— Ты всем так будешь говорить? — с интересом спросила Касс.
— Зависит от того, с кем буду играть. — Его зубы сверкнули в улыбке. — А тебе я бы посоветовал самой начать копить собственные центы и десятицентовики, дорогая моя Касс. Нас ждет долгая, суровая зима.
Марджери резко отодвинула стул, царапнувший по паркету, и Хелен вздрогнула, увидев, что это один из двенадцати изящных, с изогнутыми лирою спинками, настоящих шедевров времен Людовика XIV.
— Ты хочешь нам об этом напомнить? — с отлично накрашенного лица Марджери не сходило кислое выражение. Но она держалась доблестно, насколько возможно, украсив себя. На ней было черное платье от Халстона, с вырезом до ключиц, плотно прилегающее к телу, длиною до лодыжек, позволяющее видеть ноги в простых открытых черных атласных туфельках, длиннейшая нитка крупных сапфиров вперемежку с более мелкими, но безупречными жемчужинами. Как всегда, она направилась прямо к ближайшему зеркалу. — Мне просто дурно от этого ожидания, — говорила она, поправляя прядь волос. — Почему Харви не звонит?
— Он звонил, — напомнила ей Касс.
— Неделю назад! И больше ничего! Ради чего он там торчит?
— Ты хочешь сказать, ради кого, — поправил Дан, — верно? Он заполучил ее в свое распоряжение и воспользовался тем, что после пережитого шока она как воск в его руках. И, несомненно, склоняет ее в свою пользу.
— Не говори за других! — Все только рты разинули, глядя на Хелен, которая подняла голову от своего бесконечного шитья, чтобы одернуть Дана. — Харви никогда так не поступит — и ты не смеешь порочить его!
— Прошу прощения, — обезоруживающе улыбнулся Дан. — Все мы знаем, что Харви надежен, как стена, но даже ты, дорогая Хелен, не станешь отрицать, что и стену можно разрушить с помощью тех денег, которые оставил Ричард.
— Но не тебе, — ухмыльнулся Дейвид.
Дан медленно повернулся, смерил Дейвида с ног до головы взглядом, заставившим того густо покраснеть.
— А, Дейвид… ты, кажется, трезв? Прости, наверное, поэтому я не сразу узнал тебя…
Дейвид отвернулся.
— Как мне хотелось бы, чтобы что-нибудь наконец произошло… — протянула Марджери. — Все это дурацкое ожидание унизительно!
Дан хохотнул, а она обернулась к нему с искаженным злобой лицом.
— Конечно, жиголо с опытом ценится высоко, но что ты собираешься делать, когда твоя красота вся изойдет?
— Ну да, — поддержала ее Касс, — если ты всю ее растратишь? — Она с мягкой улыбкой встретила его взгляд.
— Марджери права, — сказал Дан, не вступая в пререкания с Касс. — Действительно, нехорошо со стороны Харви, что он держит ее так долго под покровом тайны.
— А ты бы тут же затащил ее под другие покровы? — вкрадчиво спросила Касс.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Когда-нибудь, дорогая моя Касс, тебя повесят за твой язычок. — Улыбка раздвинула его губы. — И по заслугам.
Касс покраснела, а Дан довольно рассмеялся. Марджери хихикала, довольная, что на этот раз досталось не ей.
— Сознайся, неужели у тебя на этот случай ничего не припрятано в кармане? — лукаво спросила она.
— Припрятано, да не там, — пробормотала Касс, все еще в обиде на Дана.
— Да, у меня есть планы… — Дан решил не заводиться.
— Я так и знала! — воскликнула Марджери. — Давай, рассказывай.
— Но пока я не увидел ее, я не знаю, каким именно воспользуюсь. Видишь ли, все зависит от того, что она собой представляет.
Касс фыркнула:
— Ричардова дочь!
— Даже она. Не стоит забывать, что существуют две различные теории относительно преимущественного влияния среды или наследственности, но в данном случае, если нам известно, что можно было унаследовать от Ричарда, мы имеем очень слабое представление о ее среде… только то, что приют, где она росла, наверняка мало похож на этот дом, который, насколько я могу судить, потрясет ее совершенно! — Он удобно скрестил ноги. — Представь себе, каково обнаружить, что ты больше не безымянный ублюдок, а Темпест — хотя и внебрачный ребенок — и что твоим отцом был Ричард, «король» Темпест, суперзвезда и миллиардер. Все это, я думаю, надолго собьет ее с ног. А когда она окажется здесь и увидит все это великолепие, она тут же созреет. — И он с удовольствием принялся обдумывать этот вариант.
— Но как? — заинтересованно спросила Марджери.
— Мы дождемся момента, когда она будет выведена из равновесия, — и собьем ее с ног! При этом мы станем обращаться с ней как следует обращаться с тем, кем она стала, — с богатейшей женщиной мира.
Рот Марджери приоткрылся. Со страхом и благоговением она смотрела на сияющую улыбку Дана.
— Конечно! Как же я об этом не подумала? Это то, что надо!
— Начнем с Парадных апартаментов, я думаю. — Дан взглянул на Хелен. — Ты согласна?
Хелен вышивала, склонив голову над рукоделием, лица ее не было видно.
— Теперь это ее дом. Она может делать здесь все, что захочет. — Приглушенный голос звучал ровно.
— Так, да не совсем! Она должна быть очень взволнована. Всем известно — и она не может не знать, — что Мальборо — это твой дом, Хелен… он тобой создан.
Она будет лежать в постели не шевелясь, чтобы не потревожить всего этого зелено-золотого великолепия.
Марджери всплеснула руками.
— Она будет испугана до смерти!
— А когда она придет в себя и оглянется кругом, что она обнаружит?
— Кинжал под лопаткой? — предположила Касс.
— Семью. — Он снова не обратил на Касс внимания. — Оставшихся без денег членов семьи, отверженных, израненных, но не склонивших головы, мужественно переносящих бедствия… благородно-трагические, отказавшиеся от всего, но полные решимости пройти весь путь до конца. Да ей просто повезет, если она сумеет это выдержать!
— Мы все читали «Ребекку», — сказала Касс.
А Марджери, неспособная воспринимать иронию, серьезно подхватила:
— Ну конечно! Обыкновенный человек испугается денег в таком количестве, которое досталось ей. Не будет в состоянии распорядиться ими. Ведь то и дело слышишь о людях, которые проматывают целые состояния, растрачивают деньги на какие-нибудь дурацкие религиозные культы и даже кончают банкротством! Огромное богатство — это огромная ответственность, — добавила она добродетельно, при том, что сама никогда не была отягощена богатством. — Если мы хорошо разыграем свои карты, она будет только благодарна, что мы помогаем ей нести это бремя.
— Разумеется, мы должны разыграть свои роли, — предупредил Дан. — Это означает быть вежливыми, любезными — в благородно-трагическом стиле. Печальный вздох, укоризненный взгляд… но не больше, ни одного слова протеста. И никакого жеманства. Я имею в виду вас, графиня. Никаких кислых мин. Только твоя собственная добросердечная натура. Крошка Марджери Боскомб из Небраски, чья матушка вышла замуж за «короля» и была вознесена в его замок. Что же, наша маленькая мисс Никто внезапно становится большой мисс Все. Да под ней ноги будут подгибаться.
От такого потрясения она размягчится, и мы сумеем без труда заронить в нее свои идеи. Затем взрастить их — и получить урожай! Но первый шаг предоставьте сделать мне. Такова моя цена.
— Ха! — Касс выпрямилась, блестя глазами. — Понятно! Что ты собираешься делать? — промурлыкала она. — Соблазнить ее?
Дан удостоил ее ледяным взглядом:
— Ты сомневаешься?
Она покачала головой.
— Ни одной минуты. Я думаю, ты справишься с ней раньше, чем она успеет достать из багажа зубную щетку.
— Что же, ради большой цели следует идти до конца, — ответил Дан. — Если это, конечно, не твой собственный конец. Но так далеко я идти не намерен.
— А как насчет нее? — лукаво спросил Дейвид. — Ты уверен, что она не успела набить руку в любимых тобою играх и развлечениях?
Дан улыбался, прищурив глаза.
— Развлечения ее, игры — мои.
Негромкий стук возвестил появление Мозеса, дворецкого. Его черное лицо было спокойно, но глаза горели от волнения.
— Только что звонили с посадочной полосы, мэм, — обратился он к Хелен. — Самолет мистера Грэма должен приземлиться через пять минут. Я выслал туда автомобиль.
Хелен подняла взгляд, руки ее замерли, затем она отложила рукоделие.
— Спасибо, Мозес. — Она посмотрела на часы. — Я думаю, ужин сегодня будет попозже… Скажем, в восемь тридцать.
— Очень хорошо, мэм. — И Мозес исчез.
Марджери вскочила на ноги, нервно теребя пальцами бусы.
— Сядь! — резко скомандовал Дан. — Давайте соблюдать всю мыслимую вежливость, но не будем забывать, кто мы! Никакой враждебности, я прошу вас, но и никакой униженности! Несмотря на свои только что обретенные деньги, она, в сущности, осталась ублюдком, лишенным имени, и у нее масса причин, чтобы нервничать. Она приходит к нам, а не наоборот. Ей надо будет свыкнуться с новыми обстоятельствами, обстоятельствами, которые уже давно составляют часть нашей жизни. Держитесь этой линии и не отступайте! Неважно, кем она стала сейчас, мы остаемся теми, какими были, и если вы прислушаетесь к моим советам, и дальше будем такими же! Помните об этом! Для нее мы богаты и сильны.
«Она очень высокая, — писал Дейвид, — с золотисто-белокурыми волосами и потрясающе красивая. Помнишь, как Теннисон писал о Мод? Это в точности про нашу Элизабет! Отнюдь не податливая, робкая и неуверенная девица. Мы заполучили крепкую штучку, острую, как иголка, и, надо тебе сказать, она знает, как кольнуть побольнее!
О Дэв, если бы только видел, как все происходило!
Это же готовый сценарий! Поглядел бы ты только на их лица! Все мы видели ее фотографию, но из всех один я знаю, как фотокамера может лгать. Потому что во плоти она действительно потрясает. Как она идет! Как в торжественной процессии. При всем при этом она вполне Темпест… Забавно, правда? Относительно этого не может быть никаких сомнений. Ричард не совершал ничего случайного.
Но возвращаясь к ней… Я никак не могу начать, хотя мне просто необходимо рассказать кому-нибудь.
Ее самообладание переходит все границы. Мне понадобится твоя помощь, Дэв. Очевидно, нужно гораздо большее, чем унаследованные миллионы, чтобы затронуть ее. Уже стало ясно, что она не польстилась на продемонстрированный перед нею шарм Дана и не согнула шею под тяжестью богатства Темпестов.
Ее история — это чистый Диккенс. Таинственная мать (кто, черт побери, это мог быть?). Воспитывалась в приюте, с шестнадцати лет предоставлена самой себе и, Бог мой, неплохо справилась! Она не даст задурить себе голову ни нам, ни кому другому. И ей на всех наплевать. Она не нуждается в одобрении либо согласии.
Никаких подходов, никакого желание снискать доверие. Вот она здесь. И ты должен подойти к ней. Но, Бог мой, к ней стоит подойти! Что за лицо! Ты поймешь, о чем я, когда узнаешь, что я пытался запечатлеть его на холсте… не смейся, я действительно пробовал! Она необыкновенно привлекательна — и непостижима. Знаешь, как иногда в магазинах мебель покрывают пластиком? Примерно то же самое с ней, только она-то покрыта не пластиком, а листовым стеклом. Удивительное сочетание противоречий. Безымянная (до сегодняшнего дня) незаконная дочь выглядит как потомок тысячелетиями старательно подбиравшихся родов. Но тепла в ней не больше, чем в сверкающем бриллианте. И когда подходишь ближе, тебя обдает холодом. Стоит ли говорить, что Дана слегка прихватило морозцем.
В одном можно быть уверенным. Ричард знал, что делает. Единственно, чего мы не можем понять, — почему? Касс, конечно, ходит крутом и мрачными предсказаниями словно старается оправдать свое имя.
Ударили в гонг… Пора идти переодеваться к ужину.
Мы устраиваем в ее честь великосветские приемы. Ты представляешь — Парадные апартаменты, королевская пышность, сервизы Людовика XVI… и так далее. Подожди. Я вернусь так скоро, как только смогу».
Дан одевался к ужину, завязывая галстук идеальным узлом, когда дверь его гардеробной распахнулась и ворвалась разъяренная Марджери, что, однако, не помешало ей быть одетой с убийственным шиком в черный атлас, с тремя рядами жемчужных бус.
— Чего теперь стоят твои прекрасные планы? — прошипела она.
Дан кивком головы отправил прочь лакея, и тот немедленно исчез.
— Я думаю поменять планы, — весело проговорил он, нисколько не сбитый с толку и не обеспокоенный.
— Подонок! — выведенная из себя, закричала Марджери.
— Шлюха!
— Ну скажи, чего она, по-твоему, стоит?
— Многого — гораздо больше, чем я думал… или рассчитывал. — Он засмеялся. — Представляешь, что она сказала, когда я показал ей Парадные апартаменты? «Как красиво. Зеленый — мой любимый цвет…» — Дану это казалось удивительно забавным. Он взял со стола часы, почти вовсе лишенные толщины, чистого золота, марки «Эгерле Кутюр».
— Она не отдаст ни пенни, — простонала Марджери. — Тебе не удастся ничего выцарапать у нее из кармана — либо из какого другого места.
— Если бы я надеялся, что ты в состоянии расплатиться, я бы побился с тобой об заклад…
— А если бы я выиграла, как бы ты сумел расплатиться? Твое досье, как и мое, черным-черно.
— Однако моя репутация не в таких клочьях… Ну, ну, потише. — Он перехватил за запястье ее поднятую для удара руку, завел ее назад так грубо, что она задохнулась от боли. Пока она пыталась освободиться, он потянул носом воздух. — Что-то мне мерещится запах бренди, заглушенный ароматом «Джой». — Он злорадно рассмеялся. — Что, достала она тебя?
Марджери выдернула руку с такой силой, что откачнулась назад и ударилась о ручку комода.
— Ой! — На глазах ее выступили слезы. — Ублюдок! Надеюсь, тебе не перепадет от нее ни цента!
— Ну, мне нужно гораздо больше! — Он пригладил перед зеркалом блестящие волосы, взял оправленную в серебро щетку, несколько раз провел по волнистым волосам. — Ты забываешь, что она женщина. — Он опустил щетку и задумчиво взглянул на свое отражение. — Во всяком случае, надеюсь… — Он снова прибегнул к щетке. — А мне ли не знать женщин? — Он улыбнулся ей в зеркале. — И тебе ли не знать об этом?
Марджери бросила на него сердитый взгляд. Дело было давно. И ничего хорошего из этого не вышло.
Дан засмеялся. Угадать реакцию Марджери ничего не стоило. Ей хотелось выругаться.
— Оставь слова дуракам, — посоветовал Дан. — Нежная улыбка творит чудеса. Мужчина не может устоять перед улыбкой женщины.
Губы Марджери дрогнули.
— Уж ее-то улыбка способна заморозить океан!
Дан чуть нахмурился.
— Да, разумеется, ее легкой добычей не назовешь.
Но будь уверена, дорогая, какова бы она ни была, я скоро это выясню.
— Тогда дай мне знать, ладно? — встрепенулась Марджери.
Дан положил в карман чистый носовой платок, зажигалку, ключи.
— Предоставь это мне, — посоветовал он доверительным тоном. — Я знаю, что делаю.
Великолепные двери Парадных апартаментов открылись на его стук, и одна из горничных, Линетта, провела его в гостиную. В этот момент Элизабет Шеридан вышла из своей спальни, поправляя жемчужную серьгу.
— О, замечательно! — реакция Дана была непосредственной, теплой. — Вы возникли на пороге совершенно волшебно. Я даже испугался, что вас может сдунуть, когда дверь откроется…
— Разве она еще не открылась?
Он восхищенно рассмеялся.
— О, вы действительно мне нравитесь! — воскликнул он. — Какая освежительная перемена.
— Вы хотите сказать «освежающая»?
— Разумеется, вы правы. Но, Боже, как вы похожи ни Ричарда!
— Да, мне часто говорят об этом.
— Но это правда. Поверьте мне, я понимаю в таких вещах. Даю вам слово — как правило, мое слово здесь последнее.
— Ну так пусть там и остается…
Она видела его насквозь. Сука! — подумал он, продолжая лучезарно улыбаться.
— Знаете, я на вашей стороне.
— Почему?
— Я думаю, вы выиграете.
Ее глаза остановились на нем, и он почувствовал себя мелким, ничтожным под увеличительным стеклом микроскопа.
— Да… Я думаю, вы всегда выбираете выигравшую сторону.
Из спальни вышла Линетта и подала Элизабет вечернюю сумочку того же глубокого темно-зеленого, почти черного цвета, что и платье, о котором Дан с пониманием заметил:
— Сен-Лоран?
— Копия. У меня больший, чем у манекенщиц, размер.. Но я неплохо шью.
— Так вы его сами сшили! — Это произвело на него впечатление. Вряд ли Марджери в состоянии даже вообразить такое.
— Нас учили шить в приюте Хенриетты Филдинг.
Предполагалось, что нам это может пригодиться.
Он слушал невнимательно.
— Но теперь вы можете позволить себе покупать оригиналы — причем в любых количествах. Очевидно, что вы обладаете вкусом. Теперь же у вас будут еще и деньги.
Платье было из тонкого шелкового джерси, облегающего фигуру, обрисовывающего грудь и талию, перехваченную поясом, отделанным полоской бледно-розового атласа, который завязывался спереди мягким узлом. Узкие рукава доходили до запястий, к глубокому V-образному вырезу была приколота изумительная темно-красная роза.
— Вы вполне гармонируете с окружением, — похвалил ее Дан, обводя рукою зеленое и золотое великолепие комнаты. — Вам здесь удобно, я надеюсь? — В голосе Дана звучала забота, словно администратор отеля разговаривал с важным постояльцем.
— Вполне удобно, спасибо.
— Может быть, спустимся вниз?
— Конечно, пожалуйста… но на чей уровень?
Ох, остра на язык, думал он злобно, ощущая, как сжимаются кулаки, чувствуя, как ему трудно владеть собой. Она вызывала у него желание показать зубы. И проверить их остроту на ее косточках.
Гостиная, куда он сопроводил ее, была выдержана в желтых тонах и отделана белым. Ковер, портьеры, мебель были белыми, сверкали зеркала и две огромные, в несколько ярусов, люстры, комнату украшали картины и масса белых цветов. Платье Элизабет Шеридан резко выделялось на фоне затянутых шелком стен и тяжелых бархатных портьер с фестонами и кистями.
— Теперь, — сказал Дан, — кажется, пришло время мартини.
— Можно я посмотрю, как вы смешиваете мартини?.
Мне всегда хотелось научиться.
— А я всегда готов учить… чему угодно.
Он подвел ее к великолепному портрету жившего в восемнадцатом веке Темпеста. Фрэнсис Темпест, гласила золотая доска, которую Дан открыл, как дверцу. За ней находился полностью укомплектованный бар. Дан достал большой кувшин и чашку с кусочками льда и высыпал лед в кувшин. Затем, взяв бутылку «Noille Prat», налил столько, что жидкость закрыла лед целиком. Покрутил кувшин так, что его бока покрылись маслянистой пленкой. Затем слил жидкость. Залил лед джином «Tanqueray». Размешал серебряной ложкой с длинной ручкой. Взял два бокала для мартини на длинных ножках и наполнил их. Последним штрихом был ломтик лимона, который нужно было чуть сдавить, прежде чем бросить в бокал. Дан вручил ей один.
— Вот, — сказал он, — это мартини. Если вам приготовят его по-другому — не верьте, а главное — не пейте.
— Выглядит убийственно. — Она критически приглядывалась к своему бокалу.
— Так и есть. Но только до тех пор, пока вы не научитесь пить, не пьянея, в то время как все остальные не выдерживают… — И, как бы демонстрируя это, Дан сделал глоток.
Она только пригубила.
— Я чувствую только лед.
— Зато сейчас ощутите тепло.
Он подвел ее к мраморному камину, над которым висел еще один чудесный портрет Хенриетты Темпест, в платье из тончайшего шелка и изумрудах, стоивших целое состояние, датированный 1817 годом.
— Элизабет — могу я называть вас Элизабет? Вы — девушка моей мечты.
— Я думаю, вы мечтаете о моих деньгах.
Его рука, державшая бокал, не дрогнула. Что она, радаром пользуется, что ли?
— Я живу надеждами, — скромно ответил он и добавил печально:
— Теперь…
— Да, это все, что он вам оставил.
Она села в уголок изящного дивана времен Людовика XVI, позолоченного и обтянутого лионским шелком яркого, солнечного желтого вдета.
Он весьма небрежно уселся рядом.
— Кстати, вы представляете, что он вам оставил?
— Очень много.
— Слишком скромно сказано. Он оставил вам все!
Сейчас вы могли бы купить благодаря вашим деньгам целую страну или даже две. Рокфеллеры, Ротшильды… — Дан посмотрел на ее бокал. — Пейте! — поторопил он ее. — Теперь, когда вы умеете делать мартини, вам надо научиться его пить. И что» же вы собираетесь делать со всем вашим богатством?
— А вы что посоветуете?
— Тратить, разумеется.
— Как вы?
— Я отлично это умею.
Она глотнула мартини.
— Почему вы так сосредоточены на деньгах?
— А что еще есть на свете?
Как это мы так далеко зашли, подумал он.
— Я хочу сказать, что вы без этих денег?
— Бедна, — ответила она.
— А с ними вы — все…
— Вы так понимаете мою теперешнюю ситуацию?
Ох, и сука же она. Такая же холодная и жесткая, как ее глаза. Он просто должен одолеть ее.
— Будет правильно, если вы будете так считать, — сказал он серьезным тоном. — Обычно люди в вашем положении… очень уязвимы. Нуждаются в совете. Ноя не думаю, что вам когда-нибудь понадобится совет.
— Не понадобится.
— Да… Вы кажетесь женщиной, которая дает себе отчет в собственных мыслях. — И в моих тоже, подумал он. — Это необычно для женщины. Но… — Глаза его смеялись, в то время как язык жалил. — Вы ведь не слишком женственны, правда?
Он был ошеломлен тем, что она восприняла его реплику всерьез.
— Да, — ответила она. — Не женственна.
— Вы действительно не подходите под это определение, — пробормотал он, разглядывая ее пристально, будто хотел снять мерку. — Но я должен сказать, что с расстояния, которое делит нас, вы выглядите безупречно.
— Как ваши манеры, — ответила она, допивая бокал.
— Я знаю свои возможности, — скромно заметил он, взяв у нее пустой бокал.
— Прекрасно. Я тоже.
И еще как! Он кипел, заново наполняя их бокалы.
Ничего не выходит. Она каждый раз ухитряется опередить его. Хуже того. Она совершенно точно видит, что он делает, и ей наплевать. Он не привык к равнодушию.
Волнения, желания, предвкушение или сомнение — но не равнодушие! Это выводило его из себя. Он не представлял себе, как это может быть. Впервые в жизни он не производил никакого впечатления.
— Как вы на все это смотрите? — спросил он доверительно, подавая бокал.
— Беспристрастно.
Дан глотнул мартини. Он чувствовал, что с трудом сохраняет спокойствие.
— Вам, наверное, все окружающее кажется ненастоящим, — настаивал Дан, — но, поверьте мне, это ужасающе реально.
Увидев ее улыбку, он понял, что и этот выстрел прошел мимо цели.
— Я уже поверила…
Он чувствовал, что возненавидел ее. Он готов был отдать жизнь, чтобы разделаться с ней. И не только из-за денег. Но пока — он поднял бокал.
— Пейте… Первый бокал зажигает огонь, второй — дает тепло… Жгите свечку с обоих концов. Как ни говори, вы можете себе это позволить.
— Вы опять вернулись к деньгам. — В голосе ее слышалась скука.
— Нет, я просто не могу оставить этой темы.
— Вы пробуете оставить меня без денег.
— Если предоставится возможность, — сказал он самым любезным тоном.
Она смотрела на него поверх бокала. Глаза казались драгоценными камнями.
— Что он обещал вам? — вопрос был поставлен прямо, без обиняков.
— Разделить на всех поровну.
— Почему же он не сдержал обещания?
— Это уже другая история. Сначала докончим вашу.
— Уверяю вас, моя история лишь следствие.
— Ну… О мертвых не говорят плохо.
— Почему? Они же не слышат вас.
Снова безжалостная логика. Нет, определенно не женственна. Как искушена в словесной игре! Даже в этом доме, где слова то и дело становились оружием, с которым все умели ловко обходиться, она без затруднений вела беседу.
— Вы чувствуете себя обманутым?
— Я и был обманут. Все мы были обмануты. Все досталось вам, — напомнил он ей. — В том числе и его долги. — Затем чарующе добавил:
— Считайте меня накладным расходом.
— Сомневаюсь, могу ли я себе это позволить, — ответила Элизабет, чуть улыбнувшись.
— Не можете не позволить. — Это прозвучало как предупреждение, краткое и мрачное. Затем он продолжал с любопытством:
— Правда ли, что вы выросли в приюте?
— Да.
— Но вы не всегда были такой, как сейчас?
Она поняла, что он имеет в виду.
— Нет.
— Выучились?
— Вся сила — в знании.
— Нет. В деньгах.
Он сел поглубже, чтобы видеть ее профиль. Он был само совершенство. На фоне горящих в камине яблоневых поленьев — хотя нужды в этом не было, Хелен всегда настаивала на том, чтобы разжигали камин, — ее профиль казался вычеканенным на монете.
— Вы должны выглядеть, как Рапунцель, когда распустите волосы, — заметил он, глядя на тяжелый узел волос на ее затылке. — Вы когда-нибудь распускаете волосы?
— При случае.
— Случай найдется! Мальборо, как вы видели, первоклассное место для подобных случаев…
— Это изумительно красивый дом.
— А вы — изумительно красивая женщина.
Никакой реакции.
— Вам, разумеется, уже не раз это говорили.
Ее голос нисколько не изменился:
— Мое лицо было моим богатством, пока я не унаследовала этого.
Сука! Но есть же способы укрощать и таких.
Дверь отворилась, и в комнату легким и быстрым шагом вошла Касс, одетая в платье, явно купленное на какой-то распродаже старья.
— О!.. Вы начали без меня, — запротестовала она.
И голос, и взгляд выдавали ее живейший интерес.
— Боже упаси! — Дан встал с места с готовностью и, что удивительно, с облегчением. — Ты ведь у нас душа общества… — Он налил ей мартини, и она, выпив бокал одним глотком, протянула его за другой порцией.
С полным бокалом в руке она устроилась на диване, стоявшем напротив, достала сигареты, придержала руку Дана с зажигалкой.
— Ну, что новенького? — спросила она, выдыхая дым. — Кроме мисс Шеридан, конечно.
— Я чем-то беспокою вас? — вежливо спросила Элизабет.
Касс фыркнула.
— Вы чересчур невозмутимы.
— Слишком сильные эмоции неприятны, наподобие холодного чая или теплого пива.
Касс уставилась на нее.
— В этом вы правы.
Еще одна уступка. Ну же, Касс, подумал Дан.
Давай. Срежь ее хорошенько.
— Возможно, я ошибаюсь, — сказала Элизабет, — но таково мое мнение.
— Которых у вас, разумеется, полный набор, — сладко протянула Касс, — и согласно которым вы живете сами.
Женщины смотрели друг на друга. Глаза их горели.
Дан наблюдал со стороны. Это может оказаться довольно забавным, подумал он, но тут же нахмурился, взглянув на Элизабет. Впервые он заметил на ее лице проблеск интереса. Глаза Дана смотрели то на одну, то на другую. Возможно ли? Он снова присмотрелся к Элизабет. Так это больше похоже на дело…
Элизабет начала разговор.
— Мистер Грэм сказал мне, что вы проработали с моим отцом тридцать лет.
— Это правда, — ответила Касс с большим достоинством.
— И что вы знаете об Организации Темпестов больше, чем кто-либо другой.
— Касс и есть Организация, — вставил Дан.
— И поэтому вы не одобряете, что отец оставил ее мне?
— Не одобряю! Да это все равно что поручить шестилетнему ребенку пост президента США!
Дан сдержал ухмылку. Продолжай в том же духе, Касс, мысленно подбадривал он ее.
— Возможно, он справился бы лучше, чем некоторые из тех, кто занимает высокие посты.
Перепалка продолжалась, Дан посматривал то на одну, то на другую.
— Касс, как всегда, драматизирует. — Дану страшно нравилась их стычка.
— Драматизирует! Да никакому драматургу и не снилось ничего подобного!
— Но это все же не причина для того, чтобы допускать худшее.
— Допускать? Что вы имеете в виду?
Ну, замечательно, молча наслаждался Дан.
— Вы не правильно рассуждаете, — спокойно объясняла Элизабет.
— Какого черта! Как ни рассуждай, все пути ведут к пропасти, и придется мне прыгать! — Она взглянула на Элизабет. — Назовите хоть одну причину, которая остановила бы меня.
Элизабет назвала.
— Я.
Выражение лица Касс заставило Дана прикусить губу.
— Боже, до чего вы уверены в себе!
— А у меня больше никого нет.
— Не по моей вине!
— Я не обвиняю вас. Но и вы не выносите мне приговора, не выслушав.
— В чем же будет состоять ваше заявление? — мгновенно отреагировала Касс. — Попытка самозащиты?
— Нет. Попытка изложить собственный интерес.
Я должна позаботиться о себе.
— Вы замечательно преуспели в этом!
Между женщинами шла настоящая схватка. Дан с удовольствием наблюдал. Можно надеяться, что Касс рассчитается с ней за то, что Дан до сих пор еще считал своими деньгами.
— Почему бы нам не поговорить обо всем? — спокойно спросила Элизабет. — Выложим карты на стол…
— Не надо! — воскликнул Дан, изображая испуг. — Касс опасный противник в покере.
— Здесь нечего терять, — продолжала Элизабет, — все давно потеряно. — Ее улыбка была холодной. — При мне вся эта кутерьма прекратится на деле…
Касс снова застыла в изумлении, затем чувство юмора возобладало у нее над всеми остальными.
— Боже, — сказала она, — вот так шутка!
— Да, все это довольно смешно… как вы только что сами заметили, — последовал невозмутимый ответ.
— Кто же смеется? — горько спросила Касс.
— Мне превозносили вас как даму, в высшей степени обладающую здравым смыслом, — терпеливо продолжала Элизабет. — Почему бы вам не прибегнуть к нему?
— Что общего у здравого смысла и совершенно дурацкой ситуации?
— Тут-то он как раз кстати.
Касс, озадаченная, смотрела на Элизабет. Вот это действительно противник.
— Чего вы хотите? — спросила она прямо.
— Информации… Я многое хочу узнать… Мне хотелось бы также воспользоваться вашим опытом.
Во взгляде Касс мелькнул ужас.
— Для чего?
— Чтобы руководить Организацией, разумеется.
«…Только что окончились очередные наши игры, — писал Дейвид, продолжая письмо. — Атмосфера несколько напряженная, как ты легко можешь вообразить. У Касс скорбная мина, Дан, напротив, выглядит, как будто на обед съел пинту взбитых сливок, Хелен движется как марионетка. Благодарение Богу, у нас есть Харви! Хелен меня беспокоит. Она смотрит на Элизабет как кролик на удава. Завороженно и испуганно…
Не сводит с нее глаз. Но как бы там ни было, она одна не истекает кровью. От Касс я знаю, что Дан потерпел неудачу, но, что гораздо серьезнее, опять же, если верить Касс, — наша сводная сестрица собирается руководить Организацией. Касс просто взорвалась. Кстати об играх и развлечениях. Она, конечно, олимпийский чемпион во всем этом, Дэв. Да, похоже, она сошла прямо с Олимпа. Есть что-то нечеловеческое в ее красоте… в ней самой. Она не подвластна человеческим слабостям, не знает ни слез, ни сомнений. Да, песенка наша спета, но жизнь кое-как влачится…»
Когда на следующее утро Харви вошел в Южную гостиную, он застал там только Касс, мрачную, окруженную облаком сигаретного дыма.
— А где все? — удивленно спросил он.
— Прячутся!
— Ну же, Касс… — Но он понял, что придется завтракать наедине с Кассандрой.
Он направился к буфету освидетельствовать, что лежит на серебряных блюдах. Напевая что-то себе под нос, он щедро наложил на тарелку нарезанный ломтиками бекон, яичницу, грибы, помидоры и крошечные сосиски. Увидев его тарелку, Касс спросила:
— Что, приговоренных принято кормить плотно?
Харви брал нож и вилку и ответил не сразу.
— В самом деле, Касс, это не конец света.
Касс фыркнула.
— Ты настроена ждать самого худшего, верно?
— Что значит — ждать?
Он протянул чашку, чтобы Касс налила ему кофе.
— Что, Дану не удалось добиться того, чего он ожидал?
— Это прежде всего его ошибка — чего-то ждать.
Ему просто доставляет удовольствие делать то, чего ты не ждешь. К примеру, вести себя, как будто ничего не случилось.
— Ничего и не случилось, — сказал Харви, как бы не понимая, о чем она.
— Я говорю не о Дане, и ты прекрасно это знаешь!
— А я о нем. Меня просто в жар бросает, как я подумаю, что он на этом не остановится!
— Никакой твой жар не удержит его от новых и новых попыток!
Харви посмотрел на нее.
— Да, мы оба знаем, что он способен на все, и на шантаж, и на кляузы — но где речь идет о Элизабет Шеридан…
Касс сердито взглянула на него.
— Мне она вовсе не кажется этакой Красной Шапочкой, которую ты привел из леса домой!
— Только не говори, что она тебя испугала.
— Я вся в шрамах от ее выпадов. Она совершенно не человек. Способен ли кто вывести ее из себя? Да у нее в жилах не кровь, а машинное масло!
— А ты разве такая уж мышка? Робкое существо, сбитое с толку, не способное слова сказать? Легкая добыча для Дана, которую и Марджери повергнет наземь, и Дейвид использует для своего дружка Дэва? Ты бы хотела видеть свою драгоценную Организацию в руках этакой наивной девочки? Мне всегда казалось, что тебе больше по нраву иконоборцы, а не идиоты!
— Кто?
— Те, кто не верит в изображения божества.
— Что значит — верить? Она сама — воплощенное божество.
Харви вздохнул, аккуратно, как благовоспитанный мальчик, отложил нож и вилку.
— Касс, какая бы она ни была, мы все должны привыкнуть к ней. Она останется здесь.
— Но не тогда, когда на нее насядут все эти парни, которые добиваются только собственной выгоды! Посмотрим, как она выдержит в этих джунглях!
— Меня удивляет, что ты не хочешь признать мисс Шеридан здешней обитательницей.
Касс нахмурилась.
— Не понимаю тебя! Готова спорить, что ты потираешь руки от удовольствия, глядя на весь этот абсурд!
Разве нет?
Харви внимательно посмотрел на нее.
— Во всем этом деле я жалею лишь об одном. Дом должен был достаться Хелен.
Касс вскинулась как норовистая лошадь.
— Ни черта не должен Не отделяй овец от козлищ, Харви. Мы тут все при рогах. Хелен тоже с изъяном, как и все мы, потому Ричард отверг и ее!
Харви поднялся, пылая, подобно Юпитеру, праведным гневом.
— Как ты смеешь! — прогремел он с побелевшими от ярости губами и раздувающимися ноздрями. — Я не позволю тебе ставить Хелен на одну доску со всеми этими сомнительного происхождения недотепами, так называемыми членами семьи!
— Плевать мне на твои позволения! Она была здесь и не мешала всему этому происходить! Она, как и мы, пыталась приукрашивать действительность!
— У Хелен более широкие взгляды. Она исполняла свой долг!
— Ну да! И собака свой долг знает! Не выгораживай ее, пожалуйста. Она была вместе со всеми — ну, может быть, только закрывала глаза и затыкала уши!
Касс выплескивала ярость и огорчение, скопившиеся со времени появления Харви с Элизабет Шеридан на пороге Синей гостиной.
— Разве не она смотрела, как Марджери, словно белую рабыню, продавали то одному, то другому? Разве не она знала, как Дан преуспел в гнусных науках, преподанных ему Ричардом? Разве не она умыла руки и отошла в сторонку, наблюдая, как талант Дейвида растрачивается впустую? Конечно, она, Хелен Темнеет? Ты просто подлый сноб, Харви. Ты считаешь, что быть Темпестом по рождению значит обладать божественными правами — даже если ты темпестовский ублюдок!
Ричард счел ее лишенной прав, поэтому отверг наряду с остальными!
— Я не желаю сидеть здесь и слушать это! — Харви в гневе вскочил.
— Тогда стой, но, клянусь Богом, тебе придется выслушать меня!
Касс тоже поднялась, и они оба с яростью перебрасывались репликами над накрытым для завтрака столом.
— Нет никаких причин делать для Хелен исключение только потому, что она принадлежит к Темпестам, и будь я проклята, если допущу это!
— Именно потому, что она из Темпестов! — орал Харви. — Думаешь, я стану заступаться за всех этих прихлебателей? Да эти пиявки не стоят чеков, выписанных на их имя! Я хочу напомнить тебе, что своим наследством Элизабет Шеридан обязана и самопожертвованию Хелен, а не только капризу Ричарда!
— Что же он не оставил дом ей?
— Потому что знал, это единственное, чего она хочет.
— Он также знал, что деньги — единственное, чего хотят все остальные, и не оставил им ничего! Никаких исключений, Харви! Помни, я наряду с тобою душеприказчица Ричарда, возможно потому, что он прекрасно знал — ты способен нарушить все правила и законы, чтобы дать Хелен то, чего, по твоему Мнению, она хочет.
— Чего она заслуживает!
— Она не заслуживает ничего — ровно столько ей и оставил Ричард! А она, как ты совершенно справедливо подчеркиваешь, — его собственная сестра! Факт остается фактом, она знала, что происходит вокруг, и не вмешивалась!
— Думаешь, она от этого не мучилась?
— Я иногда мучаюсь несварением желудка, но я тогда принимаю меры! А она не делала ничего! Она так ранима, что происходящее могло оскорбить ее! Я знаю, она страдала под властью Ричарда, как и все мы, но именно она шла впереди со знаменами и барабанным боем, со всеобщей лестью и низкопоклонством! Если привыкнуть пить вино каждый день, трудно перейти потом на простую воду, но это не меняет факта, что Хелен должна была исполнять свой долг по отношению к людям, а не к имени и традиции!
— Хелен гордится, что принадлежит к роду Темпестов! Это единственное, что ей дорого, кроме Мальборо.
— В задницу гордость и традиции! Ее братец плевать хотел и на то, и на другое!
— Хелен ценит свою историю — кто она и из какого рода!
— Мне известно, кто она. Трусиха! Пора оставить прошлое позади и решиться увидеть настоящее! Может быть, тогда она поймет, что ее брат взорвал его!
Харви подул, чтобы разогнать сигаретный дым.
— Как ты смеешь! Хелен Темпест никогда ни от чего не бежала! Она просто была связана обстоятельствами своего рождения, своими обязанностями и состоянием здоровья!
— Черт возьми! Единственное, что она выполняет, это обязанности по отношению к дому. К кирпичам и известке, Харви! Она предпочитает их людям… тебе!
И тем самым душит всякую эмоциональную жизнь, какая у нее могла бы быть… могла бы быть с тобой!
Лицо Харви побелело и застыло. Касс вступила в запретные области.
— Я не стану продолжать перепалку с тобою! Ты зашла слишком далеко. Мы не тем занялись, нам надо держаться вместе, а не расходиться в разные стороны!
— Уже поздно! Связь порвана, и сейчас каждый сам по себе.
— Тем не менее это не дает тебе права нападать на женщину, от которой ты не видела ничего, кроме доброты и участия. Я поражен, Касс. Чтобы ты, именно ты, из всех обрушилась на беззащитную женщину…
— Но ты ведь не пощадил меня, правда? Ты сказал, что я всего лишь служащая… как быть с этим?
Слишком поздно Харви понял, насколько его реплика задела ее.
— Если я обидел тебя, прошу прощения. Это не было намеренно. Я просто придерживался фактов…
— Разве я придерживалась чего-то другого?
Они скрестили взгляды.
— Давай оставим попытки переубедить друг друга, — сказал Харви ледяным тоном.
Мгновенно, точно открыли клапан, гнев Касс улетучился. Нрав у Касс был крутой, но гнев ее проходил быстро.
— Я знаю, что Хелен значит для тебя, — сказала она. — Но Ричард ясно показал, что она значила для него, поставив ее в один ряд с нами, неудачниками.
— И это самое несправедливое!
— Всем нам нанесены раны, — вздохнула Касс.
— Зачем же ты тогда хочешь ранить Хелен еще сильнее?
У Харви были свои претензии. Хелен Темпест была его слабым местом. В его глазах она всегда выглядела совершенством, он никогда не судил о ней, как о других.
— Хорошо… — вздохнула Касс. — Давай, как ты и сказал, оставим попытки переубедить друг друга и не будем больше спорить.
— Я с самого начала не хотел этого, — язвительно заметил Харви. — В любом случае, нам сейчас следует подумать о том, что может подумать она…
Касс говорила по телефону и услышала, что дверь за ее спиною отворилась. Она повернулась на вращающемся стуле. Это вошла Элизабет Шеридан. Касс показала ей рукой на стул рядом со своим письменным столом.
— ..Мне не важно, какого черта ты думаешь, Макс, говорю тебе! Оторви задницу от стула и действуй… да, могу. К твоему сведению, я в числе душеприказчиков Ричарда… Нет, не знаю — это закрытая информация.
Да, тебе придется ждать, как и всем остальным. Пока руковожу я — понятно?
Слушая верещание в трубке, она потянулась за сигаретой.
— Не беспокойся о Роджере! — прервала она. — К четырем часам я жду звонка от тебя и хочу знать, что все сделано. Мне также нужны подписи, слышишь? Хорошо, пока. Сделай все, что надо, Макс. Непременно! — Она положила трубку. — Все еще пробуют увильнуть. Чем скорее я снова начну работать, тем лучше.
— Как раз об этом я хотела с вами поговорить.
— Да? — спросила Касс.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне об Организации.
Касс откинулась на спинку стула.
— Зачем?
— Я собираюсь руководить ею.
— Не может быть.
— Это необходимо.
Их глаза встретились.
— И вы хотите, чтобы я научила вас, как это делается? — спросила Касс.
— Вы единственная, кто может это сделать. — Это была не лесть, а чистая правда. Но Касс нелегко было убедить.
— Вы думаете, этого хватит? Несколько лекций, несколько домашних заданий, реферат по теме, и я ставлю вам по всем предметам «отлично»?
— Не понимаю, почему бы и нет. В школе я всегда получала «отлично».
— Организация Темпестов — не институтская аудитория, — заметила Касс, сопровождая свои слова уничтожающим взглядом.
— В этом я не сомневаюсь. Я знаю, для этого нужно время и серьезная работа. Но времени у меня много, а работы я не боюсь. Так что почему бы не попробовать?
— В самом деле, почему?
— Ведь он оставил все это мне.
— Вот именно.
— Вы не можете смириться с этим?
— И имею на это полное право!
— Но ведь вы руководили ей, правда? Если вы сумели, почему бы не суметь и мне?
Касс была повержена, но не сдалась.
— Я знаю, как это делать!
— Так научите меня. Разве вам не хочется стоять за моим троном? Мадам де Помпадур таким образом правила Францией, как вам известно. По словам мистера Грэма, вы до тонкостей знаете, как управлять Организацией. Я хочу, чтобы вы поделились со мной этой информацией.
Касс не сводила с нее глаз:
— Боже, вы это серьезно?
— Я всегда говорю серьезно.
Касс верила ей. В этой непреклонности чувствовалась правда. Она побарабанила по столу обкусанными ногтями и на короткое время задумалась.
— Да, — сказала она. — Без меня вам, конечно, не справиться. Я пробыла рядом с Мастером тридцать лет.
Черт, ведь это я помогала ему создавать Организацию…
Теперь, когда он умер, Организация — это я.
— Нет, — поправила Элизабет, — это я.
Глаза их встретились.
— Если отец бросил мне эту перчатку…
— Сделанную на заказ, — ввернула Касс. — Она слишком велика для вас!
— Что ж, значит, мне придется пригнать ее по себе.
Элизабет, как хороший игрок в теннис, мгновенно отражала удары. Восхищение Касс росло, заглушая доводы здравого смысла. В конце концов, думала она, мы сможем составить неплохую команду… Мои знания и опыт плюс ее энергия. Но будет множество подводных камней, а многие начнут кидать эти камни в нас. И так чертовски многому надо научиться… Она рассеянно почесала за ухом.
— Я быстро обучаюсь, — сказала Элизабет. — И так как мистер Грэм сказал, что я пробуду здесь наверняка несколько недель, а то и месяцев, до утверждения завещания, я вполне могу употребить это время с пользой.
Касс поежилась. С одной стороны, она была польщена. Ей требовалось что-то, что могло бы залечить раны, нанесенные Ричардом. И в мрачных глубинах, где она пребывала в последнее время, перед ней во тьме забрезжил свет.
Разве не этого она хотела? Да… но… Она определенно хотела, чтобы это выглядело иначе. Но кто сказал, что можно заполучить все? И разве она не оставалась ни с чем? Даже вспоминать об этом больно. Нечего ждать чуда, даже доброе слово многое значит… Не валяй дурака, Касс, уговаривала она себя. Это же карт-бланш, черт возьми. До тех пор, пока она не научится, ты будешь руководить всем… это даже лучше, ты сможешь направлять руль, куда захочешь… Боже, подумала она, предложение кажется все лучше с каждой минутой. Да, она знает, что делает… зато я знаю все об Организации…
— Вы бы не стали делать мне предложение, от которого я могу отказаться?
— Да. Потому что я знаю, что вы не откажетесь. Не сможете. Ведь у вас больше ничего нет.
Касс задохнулась от злости. Кровь прихлынула к сердцу. Она посмотрела в зеленые глаза, так похожие и непохожие на отцовские. В них не было откровенной жестокости, только правда, только деловитость. Всегда ты спешишь, рассердилась она на себя. Ну и глаза, просто рентгеновские лучи. Она чувствовала, как пульсирует кровь в висках, крепкие зубы прикусили несдержанный язык. Брось ты свою чрезмерную восприимчивость, уговаривала себя Касс. Иначе всегда будет что-нибудь саднить.
— Так как же? — терпеливо спросила Элизабет. — Может быть, нам начать с самого общего описания… с размеров и границ…
Да, как мне только что показали границы для меня, думала Касс в расстройстве. Но, Боже, до чего ловка!..
Ее восхищение талантом возобладало над всеми прочими чувствами. Она видит это прекрасно. Что еще важнее, она понимает. И ведь это только начало. В этом нет сомнения, думала Касс. Под красивой внешностью скрывается компьютер, и она получает удовольствие от пользования им. Любая нормальная — да, нормальная — женщина стала бы пересчитывать деньги, осматривать доставшуюся ей собственность, проверять столовое серебро. Но не эта. Не прошло и двух суток, как она здесь, а она уже хочет знать, и не сколько, а почему. Да, вздохнула она про себя. Как сказал Харви, лучше иконоборец, чем идиот…
— Так да или нет? — настаивала Элизабет.
Касс улыбнулась.
— Вы правы. От этого предложения я не могу отказаться.
— Прекрасно. — Ни улыбки, ни поздравлений. — Мы можем начать сразу же?
Касс понимала, что потерпела поражение.
— Хорошо… Обратимся к первоисточнику.
На стене, у которой стоял ее письменный стол, висела в рамке карта мира, занимая ее почти целиком. Касс нажала маленькую красную кнопку, обозначавшую Темпест-Кей, и карта сдвинулась, открыв просторную солнечную комнату, дальняя стена и потолок которой были стеклянными и давали возможность видеть великолепный пейзаж — сады, спускающиеся к голубому морю.
— Раньше использовалась как оранжерея, — кратко объяснила Касс. — Теперь здесь центр связи и офис… — Она обвела рукой строй электронного оборудования. Процессоры, электрические машинки, телексы, радиотелефонная связь, бюро для хранения документов; один большой письменный стол, совершенно пустой. — Ричард писал мало… но часто пользовался телефоном. Все документы хранились в его мозгу.
На письменном столе находились пресс-папье, лоток с карандашами и ручками, часы, настольный ежедневник, вечный календарь. И никаких бумаг.
— Офис президента? — спросила Элизабет.
— Да, можно так сказать… Хотя его офис всегда был при нем — ему хватало листка из блокнота во внутреннем левом кармане.
За столом висела карта, похожая на ту, что была в офисе Касс, но вся усеянная крошечными стеклянными кнопками.
— Что это? — спросила Элизабет, приглядываясь к ним.
Касс наклонилась, нажала кнопку на панели справа от стола. Мгновенно стеклянные кнопки зажглись.
— Красные означают производство, синие — распределение, желтые — склады, зеленые — продажу.
Это дает картину распространения учреждений Организации.
— Потрясающе, — прошептала Элизабет. Она обошла стол, выдвинула стул, который выглядел как наброшенный на жердочки кусок мешковины, и села.
— Удивительно удобно, — сказала она через минуту.
— Он изготовлен по специальному заказу… — Голос Касс прервался. Вид дочери Ричарда в его кресле сильнее всяких мрачных предчувствий напомнил Касс о том, что случилось. Такова была реальность, и если Касс не будет осмотрительной, ей останется только плакать на могиле. Все и вправду изменилось, сделалось другим. Ей нужно привыкать к этому.
Горько вздохнув, она взяла свой стул. Этот, по Крайней мере, был тот же самый, давал иллюзию постоянства, казался защитой от появления Элизабет.
— Прежде всего вам нужно понять и представить размеры Организации. Она огромна. Более трехсот отдельных компаний объединены в многонациональный конгломерат. Чистая прибыль в прошлом году составила 5 миллиардов долларов… — Она ждала хоть какой-то реакции на эти цифры. — Доход в 5, 5 миллиарда получен от торговли объемом в 79 миллиардов. У нас пятьдесят отделений, представляющих собою самостоятельно управляемые независимые объединения, подчиненные каждое собственному центру. Мы производим собственную сталь из руды, добытой на собственных рудниках, чтобы строить свои корабли; мы выращиваем хлопок и обрабатываем его на собственных фабриках; выращиваем деревья, чтобы производить собственную бумагу, добываем уголь из собственных шахт, чтобы сжигать в наших печах. Мы занимаемся не только производством, но и снабжением; страховкой, банковским делом, туризмом, собственностью, отелями, но в качестве совершенно частного бизнеса. Ваш отец был очень светским человеком, но Организация — не светское общество. У нас нет партнеров, с которыми надо считаться, нет никаких посредников, мы не объявляем дивидендов. Организация принадлежала вашему отцу.
Целиком. Теперь она принадлежит вам. Ею управляет Трест, Темпест-трест. Ричард предвидел, каким образом правительства будут грабить большой бизнес в пользу своих стран. Именно поэтому Организация была создана здесь, на Багамах. Она совершенно независима…
— И сама себе закон?
— Нет, конечно, нет! Мы платим налоги, которые здесь, на Багамах, не так велики. И, если вы не знаете, Харви не единственный юрист Ричарда, он возглавляет целый отдел.
Касс села. И услышала вопрос Элизабет, который совсем сбил ее с толку.
— Как вы оказались в Организации?
Удивленная, не ожидавшая от Элизабет Шеридан никакого интереса к людям, Касс ответила:
— Шла война. Ваш отец служил в британской армии. Меня направили к нему секретарем, когда он руководил лагерем для перемещенных лиц в советской зоне. И как он справлялся! Прирожденный организатор! — Глаза Касс сверкали. — Ничто не ускользало от его контроля. Когда война окончилась, он спросил, не хочу ли я работать с ним в мирное время, и рассказал мне о своих планах создания Организации. Он предложил мне место в первом ряду, откуда можно было видеть, как на глазах создается история, и с тех пор я не покидала этого места.
— Какой он был?
— Он был гений. — Касс произнесла это без колебаний. — У него был талант делать деньги, какого я не встречала ни прежде, ни потом. — Вдруг Касс вскочила. — Как же я не подумала раньше. Ведь есть документальный фильм!
— Документальный фильм?
— Ну да, фильм, который сделал Дэв… Вы поймете из него за полтора часа больше, чем если я буду неделю рассказывать. Да вы, наверное, слышали о нем. Он завоевал на Венецианском фестивале в 1960 году первый приз среди документальных фильмов.
— Нет, я не знаю этого фильма. Но другие его фильмы я видела… Ведь вы говорите о Дэве Локлине?
— О ком же еще!
— Вы знаете его?
— Знаю его? — Касс закинула голову и рассмеялась. — Я люблю его! Он замечательный! И он ближайший друг Дейвида и в то же время кумир Ньевес. А этот документальный фильм включен в курс Гарвардской школы бизнеса. Это классика!
— А разве остальные не классика?
— В художественном смысле — безусловно. В коммерческом — нет. Они не дали никакого дохода. Только получили признание критики… Но давайте я устрою просмотр. — Она сняла трубку внутреннего телефона.
— Здесь?
В первый момент Касс была удивлена, затем улыбнулась. Конечно, откуда ей знать. Да, ей придется еще ко многому привыкнуть.
— У нас здесь есть собственный кинозал. Прямо в доме, человек на пятьдесят. Вы любите кино?
— Очень.
— Тогда вам понравится. Это просто замечательно… — Касс быстро переговорила по телефону, организовав просмотр попозже утром. — Через час, хорошо? — спросила она, кладя трубку.
— Хорошо. Расскажите мне еще об Организации — и о Темпестах. Они живут, как короли, правда? И как королей, нумеруют главу дома…
— Да, этот остров, конечно, их королевство. Но о семье вам лучше расспросить Хелен. Она — живая история их рода.
— А люди, которые живут здесь?
— По большей части это потомки рабов, которых Темпесты привезли с собой из Вирджинии, только здесь рабов нет. Они живут и работают на Темпестов по собственной воле, они хорошо зарабатывают здесь.
В глазах Элизабет промелькнул проблеск интереса.
— Интересно, как они примут меня?
— Трижды в день, запивая водой!
Элизабет Шеридан рассмеялась.
— Меня гораздо лучше принимать прямо.
— Да, это в вашей манере, — признала Касс.
— Помните старое изречение: «Честность — лучшая политика»?
— Конечно… если можешь позволить себе страховку.
Обе рассмеялись. Касс стало легче. Оказывается, ей можно сказать, что хочешь, и она отлично парирует.
Касс обожала словесные поединки. В таком доме, как Мальборо, в такой семье, как эта, слова расценивались как оружие. Против Ричарда Темпеста это оружие было единственным. Даже Дейвид, тугодум и человек более чувствительный, чем можно подумать по его виду, научился быстрому обмену репликами. Иногда, если ты не успевал увернуться или ответить тем же, то оказывался под градом сыпавшихся насмешек. Эта же, несомненно, научилась защищать себя уже давно. Как имел случай убедиться Дан вчера вечером.
Как будто читая мысли Касс, Элизабет спросила:
— А присутствующие члены семейства? Как насчет них?
Касс удивилась.
— Как насчет них? Мне казалось, вы хотите узнать только об Организации.
— Организация содержит их, не так ли? Деньги на их содержание идут из полученной прибыли.
— Ну да…
— А как я поняла из намеков мистера Грэма, ожидается, что я продолжу выплачивать им содержание.
Касс пожала плечами.
— Это только ваше дело.
— И, разумеется, их. Все они получили массу сведений обо мне. А если я должна давать деньги, то хотела бы знать, для чего.
Касс скрылась в облаке дыма. Доносительство было ей не по нраву, но Элизабет имела право знать.
— Что вы хотите узнать?
— Как они стали частью семьи, кто были их матери…
Касс вздохнула свободнее. В разговоре о давно умерших людях нет ничего плохого.
— Эми Боскомб была вдовой американского офицера, с которым Ричард познакомился на войне и который погиб в Арденнах. Она была милая. Конечно, ей было не по себе в Мальборо, но ради Ричарда она бы согласилась жить где угодно. У нее было больное сердце, и в 1951 году она умерла. Затем, в 1957 году, второй миссис Темпест стала Анджела Данверз. Она была так называемой «актрисой». Необыкновенно красивая и удивительно неразборчивая. Дан похож на нее внешне. Она погибла в авиакатастрофе в 1964 году… — Касс прервала рассказ, чтобы зажечь новую сигарету. — Насколько вы сблизились с Даном? — спросила она между прочим.
— На расстояние вытянутой руки.
— Прекрасно. Никогда не пускайте его к себе в постель. Он лучше всего — и хуже всего — именно там.
Он будет развлекаться с вами, а сам в то же время прикидывать, на какую сумму выставить вам счет. Имейте в виду… — Касс насмешливо улыбнулась. — Во всяком случае, вы знаете цену деньгам. Остерегайтесь его, — прямо посоветовала она. — Он может оказаться опасен.
— Он старался быть очаровательным.
— Конечно, он может просто зачаровать человека, чаще всего злыми чарами. Под внешней мягкостью у него скрыта жестокость, но мне думается, такое детство, как у него, испортит любого. Его отец — Уэнтворт Годфри, гонщик — разбился, когда Дану было шесть, оставив Анджеле одни долги. Единственное, чем она могла воспользоваться, чтобы прокормиться, была ее внешность и очень средние актерские данные. Именно благодаря внешности Анджелу содержали… Она буквально переходила из рук в руки, пока не встретила Ричарда.
— А Боскомбы?
— Это армейское знакомство Ричарда. Американская глубинка, средний класс. Тоже без особых денег.
И богатство пошло им не на пользу, а лишь способствовало их порокам. Марджери помешана на сексе и азартных играх, а Дейвид — пьяница.
Касс рассказывала сжато. Без всяких полутонов, но у нее было ощущение, что Элизабет Шеридан склонна видеть все в ярких основных красках.
— Амисс Арден?
— Она больна. Очень больна. Я звонила сегодня утром в больницу, и Луис Бастедо не разрешил навестить ее. Она все еще в глубоком шоке. — Касс покачала головой. — Матти очень эмоциональная дама. Ричард был… — Она развела руками. — Это большой удар для нее.
— Она великая певица.
— О, да… и настоящая примадонна во всех отношениях. — Касс помолчала. — Что вы собираетесь делать с ними со всеми?
