Глава 11
Элизабет Шеридан в ужасе бежала от Дэва Локлина. Только оказавшись в своей комнате и заперев дверь, словно это могло спасти ее, она принялась перебирать в уме его слова, пытаясь обнаружить в них ошибку. Безуспешно. Каждое его слово дышало здравым смыслом, которого она всегда придерживалась. Собственный разум вынудил ее признать справедливость сказанного.
В отчаянии она пыталась укрыться в темноте, лежащей за пределами сознательной памяти: вот она лежит на чужой кровати, в чужом доме, где пахнет мастикой и вареной капустой, испуганная, потерянная, одинокая. Но это ничего не давало. Единственным ключом может служить ее страх перед кладбищами, о котором Дэв ничего не знал. Этот панический страх оттуда, из ее детства, о котором она ничего не помнит. И вдруг она с отчаянием поняла, почему, пробыв на острове почти месяц, она не побывала на могиле своего отца. Не потому, что не думала, не могла думать о нем как о своем отце. А потому что боялась.
Она похолодела. Значит, он был прав. Она все время притворялась. Цеплялась за логику и разум не потому, что презирала неумеренные чувства, а просто потому, что пряталась от этих чувств.
Потрясенная, она вглядывалась в ту Элизабет Шеридан, которую всегда старалась подавить. Которую Дэв Локлин выпустил на волю прошлой ночью. От которой она в ужасе бежала. Элизабет, которая умела чувствовать глубоко, страстно, мучительно. Нет, она совсем не такая, как думала. Та женщина не совершила бы того, что сделала она. Не упивалась бы тем, что она всегда считала излишним. Ненужным. Опасным.
Вот почему она обратилась в бегство. Ее гнал старый подсознательный страх. Отступление — высшая доблесть. Значит, она трусиха? Предпочитает мертвую холодность живому чувству. «Боже мой, — подумала она, обхватив себя руками, не в силах сдержать дрожи. — Боже мой!..»
Она сидела скорчившись на развалинах собственной жизни, изредка вздрагивая от боли, причиненной ее осколками. И вдруг услыхала, как кто-то колотит в дверь.
— Элизабет Открой же наконец!
Это Касс.
— Мне нужно кое-что тебе сказать. — Дверная ручка задергалась. — Я знаю, что ты здесь.
— Уходи, — глухо сказала Элизабет.
— Это очень важно… пожалуйста, открой. Элизабет! — Голос Касс звучал пронзительно, настойчиво.
Дверь затряслась, дверная ручка заходила ходуном. — Это очень важно, — умоляюще произнесла Касс. — Дан вернулся из Лондона.
Элизабет подняла голову. Из Лондона?
Едва она повернула ключ в замке, Касс ворвалась в комнату.
— Наконец-то!
— В чем дело? С чего ты взяла, что это важно?
— Дан сам так сказал. Он что-то замышляет… выглядит так, словно проглотил клетку с канарейками! Он говорит, что должен сообщить нам потрясающую новость, и в первую очередь — тебе!
— Что именно? — Элизабет нахмурилась.
— Он скажет нам, когда все соберутся внизу… все до единого! Он изнывает от нетерпения. Похоже, нас ждет неприятный сюрприз, — Касс сделала многозначительную паузу. — По-моему, он рылся в грязном белье там, в Лондоне, — выпалила она.
Элизабет не двигалась. Выглядела она ужасно. Что же произошло в домике на пляже? Но это подождет.
Она инстинктивно почувствовала: то, что собирается сказать Дан, не терпит отлагательств.
— Пошли!
Все собрались в белой гостиной. Хелен в облаке зеленоватых кружев выглядела удивленной и не слишком довольной. Харви, как всегда, был рядом с ней. Матти, приглаживая волосы, неодобрительно взирала на свое отражение, а Дейвид хмуро глядел на изысканно одетого, сияющего от удовольствия Дана. Не было одной Ньевес. Дэв ночевал в домике на пляже. Пусть там и остается, подумала Касс.
— А вот и сама хозяйка, — расплылся в улыбке Дан, заметив Элизабет. — Теперь можно начинать.
Касс пристально разглядывала его элегантные, ручной работы туфли.
Он ухмыльнулся.
— Располагайтесь поудобнее. Мне кажется, вам лучше выслушать эту новость сидя.
Он церемонно придвинул стул Хелен, которая неуверенно произнесла:
— Не понимаю, зачем тебе понадобилось среди ночи поднимать нас с постели.
— Это я и собираюсь вам сообщить.
— Что именно? — потребовала объяснений Касс.
— Кое-что о прошлом!
— Чьем?
Дан повернулся к Элизабет, в его глазах светилось дьявольское торжество.
— Разумеется, ее!
— Так вот почему ты так поспешно уехал! — воскликнула Касс. Свет наконец пролился и на это темное пятно. — И Марджери с тобой?
— О, она давно в Венеции… Не может расстаться со своим венецианским красавчиком, особенно после того, как он снюхался с Барбарой… как там ее… Да вы ее знаете, с королевой косметики. Марджери пулей туда помчалась. Но я и без нее прекрасно справился. Ричард всегда нас учил: никогда ни с кем не делись, делай все для себя.
— И что же тебе удалось сделать? — подозрительно спросил Харви.
— Как что? Разгадать головоломку! — Беглый взгляд на их лица убедил Дана в том, что каждый из них ломает голову над своей.
Он рассмеялся.
— О, это так приятно… держать вас в напряжении. — Он посмотрел на Элизабет. — Интересно, что вы сейчас чувствуете?
— Ты всех нас измучил, — взорвалась Касс. — Переходи к делу.
— Терпение и еще раз терпение, — он подвинул к себе стул и удобно на нем расположился, не забыв поддернуть штанины брюк.
— Итак, как вы слышали, я был в Лондоне. Решил провести там расследование. Всем известно, что мне не понравилось завещание Ричарда. И чем больше я о нем думал, тем меньше оно мне нравилось. В нем было столько неясностей. Вот я и решил кое-что выяснить.
— Например? — спросила Касс.
— Будучи в Лондоне, — продолжал невозмутимо Дан, не обращая на Касс ни малейшего внимания, — я по счастливейшей случайности встретился с Фредди Темпестом. Ты помнишь Фредди, Хелен? Сына Лайонела Темпеста?
— Конечно, — послушно кивнула головой Хелен. — Но какое отношение?..
— Сейчас объясню. Позволь мне насладиться своим успехом. Это все, что мне осталось. — Он бросил острый, как бритва, взгляд на Элизабет. Та сидела очень прямо, с каменным лицом.
— Так вот, Фредди пригласил меня в Темпест-Тауэрз на уик-энд. То был удивительный уик-энд, хотя и несколько печальный. Вы и представить себе не можете, как стеснены в средствах наши английские родственники. Два налога на наследство один за другим! Они вынуждены распродавать кое-что из обстановки, и когда я там был, пришел человек от «Сотбис» оценить несколько картин… и, между прочим, великолепного Каро. И среди этих картин, — он поднялся, подошел к одному из диванов, наклонился и взял в руки плоский пакет в коричневой оберточной бумаге, — было это маленькое сокровище.
С большой предосторожностью он развязал узлы, свернул бечевку, бережно снял бумагу и извлек небольшой, около полуметра, портрет в золоченой рамке.
Затем прислонил его к стоящей на маленьком столике лампе и выдвинул вместе со столиком вперед для всеобщего обозрения.
— Вот! — восхищенно воскликнул он, отступив назад. — Разве не прелесть?
Все повернули головы, а Дейвид в качестве эксперта по искусству подошел к портрету и с видом знатока над ним склонился.
— Да это же Хелен! — воскликнул он.
— Возьми его в руки, — предложил Дан, — и рассмотри получше.
Взяв портрет, Дейвид поднес его к свету.
— Неплохо… тонкая работа… детали четко выписаны… я вообще люблю темперу… — Склонившись над портретом еще ниже, он изумленно воскликнул:
— Р.Т.! Но уж никак не Ричард Темпест?
— Нет, не Ричард Темпест, — подтвердил Дан. — А Руперт Темпест… английский кузен. — Он повернулся к Хелен, которая дрожащими руками пыталась надеть очки. — Ты помнишь Руперта, Хелен? Ты ведь прекрасно его знала, правда?
Дейвид протянул ей портрет. Она взяла его, недоуменно принялась разглядывать. Она сидит на свисающих с толстой еловой ветви качелях, юная, залитая солнечным светом. Качели взмывают вверх, ее волосы и платье развеваются по ветру, голова откинута назад, веселые глаза широко раскрыты, рот смеется, руки крепко сжимают толстую веревку. На ней нарядное шелковое платье, и вся она полна жизни — такой ее никто никогда не видел. И счастлива.
— Портрет нарисован в имении Темпестов весной 1946 года. Тогдашним сыном и наследником Темпест-Тауэрз со всеми долгами в придачу. Его полное имя Руперт Дайсарт-Иннз-Темпест, виконт Дайсарт… твой Руперт, Хелен… тот, с которым ты была помолвлена.
Хелен так резко вскочила, что склонившийся над ней Харви едва успел отпрянуть. С тревогой заглянув ей в лицо, он увидал, что оно стало пепельно-серым.
— Видишь кольцо? — Дан услужливо указал на руку, сжимавшую веревку. — Это его подарок. Прелестная сентиментальная вещица. Разумеется, викторианская. В то время любили разные послания. И кольцо тоже содержит послание. На портрете не видать всех камней, но я назову их: малахит, изумруд, лазурит, аметист, яшма. Прекрасные камни. Остается только взять первые буквы из каждого названия и поставить их рядом. Раз, два, три! Что получилось? Слово «МИЛАЯ».
Ну разве не прелесть?
Когда он повернулся к Элизабет, его улыбка стала просто ослепительной.
— Но вам это и без меня известно. У вас ведь есть такое же кольцо. В самом деле, точно такое же. Странное совпадение, не так ли? — Он обвел взглядом ошеломленные лица. — Две женщины из одной и той же семьи, живущие в тысячах миль друг от друга, имеют одинаковые кольца… удивительное совпадение. Впрочем, у Хелен кольца больше нет, верно, Хелен? Быть может, ты его потеряла? Или отдала кому-нибудь? Ведь ты не могла вернуть кольцо тому, кто его подарил, потому что его убили. Как грустно! Кольцо — это все, что от него осталось.
Спина у Касс похолодела от дурных предчувствий.
— К чему ты клонишь?
— Терпение, терпение… Позволь мне насладиться своим триумфом. Я много для этого потрудился. Вот Хелен понимает, к чему я клоню. Правда, Хелен?
Его слова разили, как кинжал. Но Хелен не чувствовала боли. Она ничего не чувствовала.
Все взгляды устремились на нее, но она, не отрываясь, глядела на портрет.
— Ну конечно же, понимает, — довольно промурлыкал Дан, — она узнала эту дверь в прошлое. И если вы потерпите еще немного, я проведу вас сквозь нее. — Он снова торжествующе засмеялся. — Как Алису в Зазеркалье. Но сначала… — Он повернулся к Элизабет, которая, слегка нахмурясь, глядела на Хелен. — Могу я попросить вас принести сюда ваше кольцо?
— Зачем?
— Потому что это важная, быть может, самая важная часть головоломки, главные фрагменты которой Ричард намеренно спрятал. А я их нашел. — Его голос зазвучал резко, почти повелительно:
— Кольцо, пожалуйста.
Дерзко улыбаясь, он выдержал ее взгляд, с трудом подавляя клокотавшую в нем ярость. Элизабет молча поднялась и вышла.
— Какое отношение имеет кольцо Элизабет к кольцу Хелен? — застенчиво спросил Харви.
— Самое прямое, — отрезал Дан. Харви смущенно замолчал, его все больше тревожило состояние Хелен, да он и сам был не на шутку взволнован. Хелен была помолвлена! Он ничего не знал об этом. Почему она ему не сказала? В его взгляде сквозила обида, но Хелен ее не замечала. Она не видела ничего, только себя на портрете — счастливую, молодую. Взгляд ее остановился, поза стала напряженной. В ее глазах стояло что-то такое., казалось, из ее груди вот-вот вырвется крик.
— Откуда тебе известно, что у Элизабет есть такое же кольцо? — грозно спросила Касс.
Дан пожал плечами.
— Я взял себе за правило знать своих врагов. Еще один урок Ричарда.
— Так вот почему ты все это затеял! Ты с самого начала относился к ней враждебно!
— Я относился к ней в точности так, как этого хотел Ричард, — быстро отпарировал Дан. — В отличие от тебя я не собираюсь перед ней пресмыкаться…
Касс вспыхнула, хотела возразить, но в комнату вошла Элизабет в сопровождении сонной Ньевес.
— Что происходит? — спросила она, ища глазами Дэва. Увидев, что его нет, она нахмурилась.
— Мы просто развлекаемся, — язвительно ответил Дан. — Присоединяйся к нам. — Он повернулся к Элизабет. — Кольцо!
Он протянул руку ладонью вверх, но она не пошевелилась. Дан молча опустил руку.
— Хорошо, тогда покажите остальным… но покажите! — его голос стал пронзительным.
Касс протянула руку.
— Верно, давайте посмотрим.
Она улыбнулась Элизабет, но та, не ответив на улыбку, опустила кольцо в ладонь Касс.
— Назови камни, — потребовал Дан.
Касс медленно начала перечислять вправленные в золото камни.
— Малахит, изумруд, лазурит, алмаз, яшма. — Затем пожала плечами. — Это ничего не доказывает.
Если кольцо викторианское, таких могли быть дюжины…
— Взгляни на внутреннюю сторону кольца. Прочти, что там написано.
Метнув на Дана полный ненависти взгляд, Касс подчинилась.
— Инициалы Х и Р и дата… 1946, — голос Касс осекся. Медленно, словно боясь чего-то, она подняла глаза на Элизабет — ее лицо походило на гипсовую маску.
— Откуда у вас это кольцо? — вкрадчиво спросил Дан.
— Его дала мне ми ее Келлер, — голос Элизабет был таким же бесцветным, как ее лицо.
— Когда?
— Когда я покинула приют.
— Почему?
Пауза. Все напряженно ждали. Элизабет нерешительно произнесла:
— Она сказала, что кольцо принадлежало моей матери.
Настала мертвая тишина. Затем Дан взял кольцо с безжизненной руки Касс и, держа его между большим и указательным пальцами, приблизился к недвижной, словно изваяние, Хелен.
— Помнишь это кольцо, Хелен? Ты получила его по случаю помолвки. На внутренней стороне твои инициалы…
Хелен съежилась, ее испуганные глаза были широко раскрыты, губы дрожали. Она заслонила лицо рукой, словно защищаясь от удара.
— Нет, — хрипло произнесла она. — Нет…
— Да! Это твое кольцо. Подарок Руперта Темпеста.
Это же кольцо дала Элизабет наставница приюта Хенриетты Филдинг, сказав, что оно принадлежало ее матери!
— Нет! — из груди Хелен вырвался мучительный стон. — Нет… этого не может быть… Они сказали мне, что я все выдумала… сказали, что я сошла с ума, — ее голос сорвался, и она зажала себе рот обеими руками, словно боясь, что слова вырвутся наружу.
— Но я-то ведь не сумасшедший и Элизабет тоже.
Кольцо было твоим. Теперь оно принадлежит Элизабет… — Его голос стал мягким и вкрадчивым. — И теперь нам известно, почему.
— Нет! Нет! — закричала Хелен, вскочив с места.
Она покачнулась. Харви быстро протянул руку, чтобы поддержать ее, но она оттолкнула его. В ее широко открытых глазах застыл ужас, голова дергалась. — Это не правда… Я все придумала… никакого ребенка не было… это плод моего воображения.
— Но ребенок был, — голос Дана не отпускал, опутывал ее. — Ребенок от Руперта Темпеста, маленькая девочка, помнишь? Но теперь она стала взрослой. Вот она, Хелен, твоя дочь, совсем большая — и зовут ее Элизабет Шеридан!
Касс почувствовала, как по ее спине поползли мурашки. Хелен оцепенела. Она стояла, прижав руки к груди, впившись взглядом в Элизабет, а та расширенными, недоверчивыми глазами глядела на нее.
— Она похожа не на Ричарда, а на тебя! — патетически воскликнул Дан, выкинув вперед руку, все больше вживаясь в свою роль. — Взгляните на портрет! — Все присутствующие послушно повернули головы, только Хелен и Элизабет не отрывали друг от друга глаз. — Вылитая Элизабет! Ричард ввел нас в заблуждение, заставив думать, что Элизабет похожа на него… ведь вы брат и сестра, а все Темпесты имеют фамильное сходство. Он хотел одурачить нас, разве вы не понимаете? Она не дочь Ричарда. И он прекрасно это знал. Она твоя дочь, Хелен. Твоя малютка… Та самая, про которую говорили, что это плод твоего воображения… она настоящая, Хелен! Твоя плоть и кровь! — Он схватил совершенно растерявшуюся Элизабет за руку и потянул вперед так резко, что Касс вскочила со стула. Дан подтащил Элизабет вплотную к Хелен, но та по-прежнему не двигалась. Тогда Дан взял руку Хелен и, не особо церемонясь, положил ее на щеку Элизабет. — Ты чувствуешь, Хелен? Посмотри на нее! Твое лицо! Твое дитя!
Твоя дочь!
— Сейчас же прекратите! — Харви бросился вперед, но застыл на полпути, услышав жуткий, леденящий душу вопль Хелен:
— Нет… нет!
Хелен раскачивалась из стороны в сторону, лицо ее исказилось.
— Моя малютка… они отняли ее, я не могла ее найти. Я искала повсюду, но мне сказали, что я все придумала…
Харви приблизился к Хелен, протянул к ней руки.
— Хелен… любовь моя. — Его лицо побледнело, голос был полон боли.
Она медленно повернулась к нему. Устремила на него пустые, странно блестевшие глаза. Но она не видела его, не видела ничего вокруг.
— Помоги мне найти мою дочурку, — произнесла она странным, словно стеклянным голосом. — Ты ведь не откажешь мне, правда? — Она улыбнулась, казалось, она узнает его. — Ты поможешь… ведь ты меня любишь, — произнесла она жестокие в своем неведении слова.
— Да, — Харви старался говорить спокойно. — Я помогу тебе.
— Я знаю, ты поможешь… — ее губы растянулись в улыбке, которая зияла, словно рана, на ее лице. И вдруг улыбка исчезла, а Хелен, как подкошенная, упала на пол.
Гостиная мгновенно превратилась в сущий ад. Касс, вцепившись в Дана, принялась молотить его руками и ногами.
— Выродок! — визжала она. — Садист! Сукин сын!
Жадный, самовлюбленный ублюдок… — От ярости у нее перехватило дыхание, но она продолжала наносить удары, пока Дан не схватил ее за кисти обеих рук.
Харви со страдальческим лицом стоял на коленях возле Хелен, прижав ее голову к своей груди, а Матти пыталась оттащить Касс от Дана.
Дейвид, отстранив Харви, взял Хелен на руки и бережно опустил на ближайший диван.
Элизабет словно приросла к месту. Люди сновали вокруг, натыкались на нее, но она не шевелилась.
Испуганная Ньевес бросилась к телефону.
— Дав? О, Дав… приходи, пожалуйста, скорей… все так ужасно… тетя Хелен… — ее голос дрогнул. Выслушав ответ, она кивнула, благодарно выдохнула «спасибо!» и повесила трубку.
Все бестолково суетились возле бледной недвижной Хелен. Одна Матти заметила, что с Элизабет что-то не так. Быстро придвинув стул, она слегка подтолкнула к нему Элизабет, и та, безвольно рухнув на сиденье, опять застыла. Матти ринулась к дивану, где с пустыми, широко открытыми глазами лежала Хелен.
— Ей не хватает воздуха! — крикнула она раздраженно, расталкивая всех и склоняясь над Хелен, которая казалась восковой куклой. — Боже! Она совсем как деревянная! Скорей звоните Луису Бастедо.
На этот раз к телефону бросился Дейвид.
— Ну что, теперь доволен? — набросилась на Дана Касс.
— Я буду доволен лишь тогда, когда получу то, что мне причитается. Мне, а не ей! — резким кивком головы он указал на Элизабет, и только тогда Касс заметила характерную для шока скованность. Бросившись к Элизабет, она взяла ее руки в свои. Они были холодны как лед. Подняв искаженное гневом лицо, она прошипела:
— Ублюдок!
— Ублюдок не я, а она — и не Ричарда Темпеста, а Хелен! Теперь это ясно. Завещание не имеет силы! Но если тебе этого мало, я приведу новые доказательства.
Что-то в его голосе заставило всех, кто столпился вокруг дивана, повернуть к нему головы.
— Помнишь, как Элизабет сказала, что кольцо дала ей некая Мэрион Келлер, наставница приюта? Так вот, особа по имени Мэрион Келлер была нанята в 1946 году компаньонкой и сиделкой к Хелен Темнеет. Более того, она сопровождала Хелен в Европу. Напряги-ка свою память, Касс… Помнишь ее? Высокая, строгая, энергичная.
Лицо Касс покраснело, затем сделалось бледным.
— О Боже, — прошептала она.
— Вспомнила!
Харви недоверчиво глядел на Касс.
— Это правда?
Касс, прикусив губу, утвердительно кивнула.
— Так, значит, это правда, — довольно сказала Матти.
— Конечно, правда! — огрызнулся Дан. — Не слишком приятная… Но правда часто бывает такой, особенно правда Ричарда Темпеста. И я хлебал ее ложками со всеми грязными уроками, которые он мне преподал: никогда не помогай подняться тому, кто оказался внизу, не то тебе опять придется сталкивать его вниз; лги всем и каждому, но не самому себе; никого не жалей, это дорого тебе обойдется; бери сразу, а не жди, иначе ничего не дождешься. Я исповедовал его веру, потому что он всегда мне обещал, что в один прекрасный день я войду в его Царствие Небесное, то есть туда, где хранились все его денежки! Но он оставил меня за воротами! Она одна, — он снова злобно покосился на Элизабет, — была допущена в рай. Мне оставалось только взорвать ворота. Теперь я заберу, что мне принадлежит по праву, и плевать на ваши оскорбленные чувства!
— Сегодня ты убил все наши чувства к тебе! — отрезала Касс.
— Это меня ничуть не волнует, — равнодушно заметил Дан. — Меня волнуют только деньги.
— Откуда тебе известно про Мэрион Келлер? — вмешался Харви.
— Я отыскал свидетельницу событий. Самую что ни на есть надежную. Верную служанку Темпестов. Вы же знаете этих англичан: содержат старых слуг за свой счет где-нибудь поблизости от имения. Так вот, поблизости от Темпест-Таузрз живет старушонка по имени Нэнни Бейнз, ей восемьдесят семь, но бойка, словно эльф, и с потрясающей памятью! Она была нянькой мистера Руперта и души в нем не чаяла. Она была так рада поговорить о нем, вспомнить, как он и мисс Хелен безумно влюбились друг в друга. Любовь — это райское блаженство, сказала она. И все были счастливы, особенно старая графиня — уже тогда наша английская ветвь нуждалась в деньгах. Единственный, кто не испытывал восторга по этому поводу, так это брат мисс Хелен Ричард. И он категорически запретил ей выходить замуж.
«Мисс Хелен, — сказал он, я цитирую, — не создана для брака». Она, как он дал им понять — здесь я снова цитирую, — «не совсем в своем уме». И наконец он сказал, что, если бы не он, ее бы заперли в сумасшедший дом!
Настала напряженная тишина.
— Вот почему ей наняли сиделку-компаньонку.
А попросту говоря, санитарку! Но мистер Руперт не мог с этим смириться. Не мог расстаться со своей прекрасной, нежной Хелен. Поэтому они сбежали, как сказала Нэнни Бейнз, с согласия и благословения Мэрион Келлер. Они ускользнули под покровом ночи, и мистер Ричард чуть не лопнул от злости. Он учинил такой скандал старой графине, что та слегла в постель, а он бросился в погоню. Через неделю мистер Руперт вернулся. Один.
Очень грустный. Очень несчастный. Сказал, что Ричард увез Хелен, а самому ему пора возвращаться в свой полк. Он отправился в Германию, где и нашел свою смерть на каких-то маневрах. Ужас и мрак! Все сладкие мечты о денежках растаяли, как дым! Графиня в отчаянии, дружеские связи между двумя ветвями разорваны, сын и наследник в могиле, словом, катастрофа. Для Темпест-Тауэрз настали черные дни. Нэнни Бейнз прекрасно это помнит.
— Откуда ты взял, что они не были женаты? — спросил Харви, все еще не теряя надежды.
— Потому что так мне сказала Нэнни Бейнз, а Руперт сказал ей. В Англии не побежишь в первому же судье, как в Америке. Нужно иметь особое разрешение, и оформление бумаг требует много времени. К тому же, если ты виконт Дайсарт, а твоя невеста мисс Хелен Темпест, формальностей не оберешься. Нет, они так и не связали себя узами брака, хотя и вступили в брачные отношения. — Вытянув руку, он указал на застывшую Элизабет Шеридан. — И вот тому живое свидетельство! Мы так старательно искали в направлении, указанном Ричардом, что совершенно проглядели, что Элизабет как две капли воды похожа на Хелен!
— Ричард и Хелен — брат и сестра и очень похожи между собой! — выпалила Касс.
— Брось, Касс. Я предъявил очень веские доказательства… кольцо на портрете — это то же самое кольцо, которое Мэрион Келлер дала дочери Хелен как единственную оставшуюся от матери вещь! Черт побери! Прежде чем Ричард их накрыл, они провели вместе целую неделю. Где они пропадали, одному Богу известно. Но Ричард опоздал. Она уже ждала ребенка — того самого, Харви, которого просила тебя найти!
Неожиданно для всех Харви одним прыжком подскочил к Дану и вцепился ему в горло. Они повалились на пол, опрокидывая мебель. Дейвид бросился к ним, но над дерущимися уже стоял Дэв Локлин, который нагнулся, схватил их за шиворот и отбросил в разные стороны. Вошедший вслед за Дэвом доктор Бастедо поспешил к Хелен.
— Ox, — держась за горло, с трудом выдавил из себя Дан, — вот уж не думал, что когда-нибудь обрадуюсь твоему приходу. — Его губы кривила злобная усмешка.
— Что здесь происходит? — спросил Дэв, обводя всех мрачным взглядом.
Все загалдели, перебивая друг друга, а Ньевес вышла вперед и, взяв Дэва за руку, сказала:
— Дан говорит, что дедушка ей не отец и что тетя Хелен ее мать!
Дэв перевел взгляд на Элизабет и тут же подошел к ней.
— Позвоните в больницу, — раздался голос склонившегося над Хелен Луиса, — и попросите, чтоб прислали «скорую помощь».
Харви потянул Луиса за рукав.
— В больницу? Для чего в больницу? Ведь у нее просто обморок.
— Но крайне неприятный, — мягко ответил Луис. — Ей нужно сделать кое-какие анализы…
— Анализы? Какие анализы?
— Просто на всякий случай, — солгал Луис.
— Да она твердая, как дерево, — не вытерпев, вмешалась Матти. — Если хотите знать мое мнение, то это не просто обморок.
— Нет, не хотим, мисс Арден, — ответил Луис вежливо, но так, что она, покраснев, недовольно пожала плечами.
— «Скорая» выехала, — сообщил Дейвид, вешая трубку.
— Я что-то не могу понять… — начал Харви.
— Зато я могу, — сказал Луис по-прежнему мягко, но на этот раз Харви сдался. — Мне нужно знать, — продолжал Луис, — что стало причиной обморока.
Дан расхохотался.
— Она увидела скелет, — это прозвучало оскорбительно. Луис посмотрел на него в упор. — Я вернул ее в прошлое, — мрачно пробормотал Дан.
Луис глядел на Хелен, глубоко задумавшись.
Харви робко кашлянул.
— Вероятно, она… — он сглотнул, — потеряла контакт… с реальностью, — закончил он неуверенно, по-прежнему стараясь защитить Хелен. — Позвольте, я объясню… — Он взял Луиса за руку, отвел в сторону и тихим шепотом, то и дело бросая гневные взгляды на Дана, стал пересказывать случившееся. Касс, обладавшая тонким слухом и сидевшая к ним ближе всех, расслышала только: «…за пределами этих стен, вы понимаете меня? В этом все дело…» — тут он заговорил еще тише, и больше ей ничего не удалось расслышать.
Дэв опустился на колени рядом с Элизабет.
— Все хорошо, — произнес он тихим, ровным голосом. Он повернул голову. — Налейте-ка ей немного бренди.
Касс бросилась за графином. Когда она протянула стакан Элизабет, Дэв забрал его и поднес к губам Элизабет:
— Выпей.
Та послушно выпила. Наблюдавшая за ними с большим интересом Матти пробормотала тихо, но так, чтобы слышала Касс: «Ну, что я тебе говорила?» Ньевес услышала тоже. Бросив быстрый взгляд на Матти, она перевела его на Дэва, который одной рукой обнимал Элизабет за плечи, а другой держал стакан у ее рта.
— Слышите? — Дейвид вскинул голову. — «Скорая помощь». — Далекий пронзительный звук сирены быстро приближался. — Пойду открою двери.
В гостиную быстро вкатили каталку, положили на нее Хелен и накрыли красным одеялом. Все молчали.
Наконец Харви нарушил тишину.
— Я поеду с вами, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
— Как вам угодно, — вежливо ответил Луис. Кивнув всем на прощание, он последовал за каталкой.
В дверях Харви задержался и отыскал глазами Касс.
— Я позвоню тебе.
Касс молча кивнула, и Харви затворил за собой дверь.
— Господи, — хрипло пробормотала Касс, опускаясь в кресло, — дайте и мне что-нибудь выпить!
— Это нам всем не помешает, — согласился Дейвид.
Дэв встал во весь рост.
— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
— Мы разгадывали загадки, — язвительно ответил Дан.
— Касс? — обратился к ней Дэв.
Но прежде чем ответить, Касс взяла из рук Дейвида и залпом осушила изрядную порцию бренди.
Дэв слушал ее молча и, только когда она закончила и протянула пустой стакан Дейвиду, чтобы тот снова его наполнил, спросил:
— Вы пробовали надеть кольцо на палец Хелен?
Дан побелел от злости. До этого он не догадался.
— Это не аргумент! У меня предостаточно других доказательств!
— Но Хелен всего лишь в больнице, — практично заметила Матти. — Мы можем сделать это в любое время.
— Хорошо, — согласился Дэв, — пока оставим это.
Давайте лучше вернемся в 1946 год. — Он поглядел на Касс. — Насколько мне известно, ты в это время уже была на острове.
— Да, я недавно приехала.
— Тогда ты можешь нам рассказать.
— Но это было так давно…
Дэв посмотрел на нее в упор.
— Нам всем известна твоя великолепная память, Касс.
Она не поняла, упрек это или комплимент.
— Ну, давай же, Касс, — не выдержала Матти. — Про поездку в Европу… Наверняка ты была с ними.
— Да, была.
— Тогда рассказывай.
Касс потянулась за сигаретой.
— Я ничего не знаю ни про портрет, ни про кольцо.
В первый раз их вижу.
— Так расскажи об остальном.
Касс глубоко затянулась.
— К тому времени, как Ричард решил поехать в Европу, я проработала у него всего три месяца. Он задумал купить там несколько обанкротившихся компаний и этим положить начало Организации. Он взял с собой Хелен, потому что считал, что ей необходимо развеяться. Он хотел оставить ее у английских родственников на то время, пока мы будем разъезжать по Европе. — Помолчав, она прибавила:
— Мэрион Келлер тоже была с нами… как компаньонка Хелен.
— Но зачем понадобилась компаньонка? — спросил Дэв.
Касс ответила не сразу.
— Ричард сказал, — неуверенно произнесла она, — что временами у Хелен бывают припадки. Сказал, что у нее эпилепсия, пти-маль. Что иногда она бывает не в себе и даже впадает в нечто вроде транса… как это случилось сегодня. Он сказал, что доктор посоветовал ему ни на минуту не оставлять ее одну.
— Кто был ее доктором?
— Старый доктор Уолтерз.
— Предшественник Луиса?
— Да.
— Как проявлялось ее болезненное состояние?
— Ну, она становилась мрачной… Кричала, швыряла вещи, отказывалась есть, ни с кем не разговаривала…
— Часто?
— Раз в несколько недель или около того. В такие периоды она ходила во сне.
— Ты видела ее?
— Однажды. Я допоздна работала. И когда я наконец пошла спать, столкнулась с ней в коридоре…
— И что ты сделала?
— Отвела назад к Мэрион Келлер.
— Она уже была здесь, когда ты приехала на остров?
— Да.
— И что она сказала?
— Ничего особенного. Что ей нужно приглядывать за Хелен. — Она сделала еще одну паузу. — Хелен довольно часто держали… отдельно.
— Как выглядела эта Мэрион Келлер?
— Сильная, крепкая. Но приятная. Серьезная. И Хелен была к ней очень привязана. А потом и она привязалась к Хелен.
— Итак, вы все отправились в Европу, — нетерпеливо перебил Дан.
— Да. Мы плыли на «Куин Мэри», а по прибытии в Саутгемптон я поехала в Лондон, а Ричард с Хелен и Мэрион Келлер — в Кент, в Темпест-Тауэрз. Ричард присоединился ко мне через два дня. Затем мы полетели в Германию. Сначала во Франкфурт, потом в Мюнхен.
В Мюнхене Ричарду позвонили из Англии, и он сказал мне, что должен лететь обратно. Сказал, что Хелен ведет себя очень странно. Его не было дня три. Когда он вернулся, я поняла, что что-то произошло. Вы знаете, каким он мог быть. Все не так, всем недоволен… Но все же мы поехали в Берлин, а оттуда в Вену. Через неделю ему снова позвонили из Англии. На этот раз он отсутствовал неделю. Вернувшись, он сказал, что Хелен пережила серьезный нервный срыв. — Касс загасила окурок. — И следующие пять лет я ее ни разу не видела.
— Где она была?
Касс закурила другую сигарету. Ее руки дрожали:
— Наверное, в сумасшедшем доме. Ричард никогда об этом не говорил. Он ясно дал всем понять, что это не тема для обсуждений. Тогда я была еще новым человеком… И не решалась спросить.
— Он навещал ее?
— Он говорил, что да. Всякий раз, когда Ричард бывал в Европе, он исчезал на несколько дней, как мне казалось, чтобы навестить ее.
— Он никогда не брал тебя с собой?
— Нет.
— Говорил про нее?
— Нет. Мне казалось, что это… огорчает его.
Дав глядел на Элизабет пристально, внимательно, заботливо. Заметив это, Касс сделалась мрачнее тучи.
Но когда Дэв снова повернулся к ней, выражение ее лица было прежним.
— Когда Хелен вернулась в Мальборо?
Касс снова задумалась.
— Пожалуй, в 1953-м… Да. У меня как раз был опоясывающий лишай. На острове еще не было больницы, и меня увезли в Нассау. Когда я вернулась, Хелен была здесь.
— Как она выглядела?
— Сначала я не видела ее. Она не выходила из своих комнат. Когда она наконец спустилась вниз, Ричард предупредил нас, чтобы мы не пугались.
— Она так плохо выглядела?
Голос Касс дрогнул.
— Она была очень худая… руки и ноги как тростинки. Ей отрезали ее прекрасные волосы… — С подбородка Касс стали капать слезы, и Матти протянула ей носовой платок, в который Касс громко высморкалась. — И она была такая беззащитная. Вздрагивала от каждого взгляда. А вместо Мэрион Келлер с ней была мерзкая старая карга. Настоящая горгона! Серафина ненавидела ее. Но Ричард требовал, чтобы старуха неотлучно находилась при Хелен. Они даже спали в одной комнате.
Он сказал, что ему позволили забрать Хелен домой при условии, что при ней будет находиться санитарка. — Касс потянулась за следующей сигаретой. — Он сказал, что Хелен пыталась покончить с собой.
— А что говорил доктор Уолтерз?
Касс криво усмехнулась.
— То, что говорил ему Ричард.
— К ней приглашали психиатра?
— Нет. Ее смотрел только старый доктор Уолтерз, а когда он умер, появился Луис Бастедо.
— Но Хелен поправилась.
— Со временем, — ответила Касс. — Она долго была безразличной и выходила очень редко, только чтобы посидеть в саду — и всегда со старой крысой.
— Когда наступило улучшение?
Касс снова задумалась.
— Гм… приблизительно тогда, когда Ричард женился на Анджеле Данверз, в 1957-м. Он собрался в кругосветное путешествие, решил совместить медовый месяц с инспекционной поездкой по делам Организации.
Предполагалось, что он будет отсутствовать три месяца.
И тогда он предложил Хелен заняться переустройством Мальборо. Дал ей полную свободу действий. Она всегда увлекалась мебелью и антиквариатом.
— И Хелен согласилась?
— Мгновенно. Она все перевернула вверх дном и создала Мальборо заново. Раньше здесь было совсем по-другому. То, что вы теперь видите, целиком заслуга Хелен. Но в прежние времена здесь было полно довольно уродливых вещей. Она избавилась от тяжелой викторианской мебели, пригласила декораторов, отдала в реставрацию все картины и старые ткани. Она ушла в это дело с головой, и, видимо, это вдохнуло в нее новую жизнь.
— Еще бы! — рассмеялся Дан. — Ричард был хитер как дьявол. Он направил ее материнский инстинкт на Мальборо. Сколько раз мы слышали от Хелен слова:
«Мальборо — это мое детище».
Рот у Матти открылся.
— Он знал, что тогда она перестанет спрашивать, где ее настоящий ребенок.
Глядя на Касс, Дэв спросил:
— А она спрашивала?
Касс утвердительно кивнула.
— Когда она вернулась. Она по-прежнему ходила во сне, но не так, как раньше. Раньше она просто разгуливала по дому, как привидение… или стояла где-нибудь неподвижно. Я думаю, это было из-за пти-маль. Но потом… — Касс жадно затянулась, — она плакала и стонала, ломала руки. В первый раз она испугала меня до полусмерти. — Касс вздрогнула. — Я подошла к ней и спросила, в чем дело, а она протянула ко мне руки и посмотрела так жалостливо… — В горле у Касс стоял комок. — «Я ищу свою дочурку, — сказала мне она, — они забрали ее у меня. Пожалуйста, помогите мне ее найти. Ей плохо без меня…» Тут на нее налетела эта старая карга, а когда я спросила, что все это значит, та огрызнулась, что это не мое дело. Однако когда я пригрозила, что пожалуюсь Ричарду, она ответила, что это одно из проявлений болезни, что Хелен вообразила, что у ней есть ребенок.
— Вот видите! — Дан хлопнул себя по ляжкам. — Все сходится!
Дэв снова задумался.
— Есть доказательства, что Хелен была в сумасшедшем доме? — спросил он.
— Только слова самого Ричарда.
— Ты вела все его финансы. Тебе приходилось оплачивать счета из психиатрической больницы?
Касс покачала головой.
— Какие-нибудь счета за лечение?
Опять отрицательный ответ.
— Все сходится! — Дан торжествовал. — Если Касс не платила, значит, платить было не за что. Через ее руки проходили все счета Ричарда… даже счета за драгоценности, которые он покупал Матти!
— Я всегда считала, что он платит за лечение сам, — сказала Касс извиняющимся тоном. — Все, что касалось Хелен, хранилось в строгой тайне. Он не желал, чтобы кто-нибудь об этом знал. Когда его спрашивали, он всегда отвечал, что Хелен в частном санатории в Швейцарии, что врачи не рекомендуют ей жить в тропическом климате.
— А что ему оставалось! — язвительно заметил Дан. — Клянусь, он понятия не имел, где его сестра.
А когда он якобы ее навещал, он просто-напросто искал ее! Слишком много совпадений. Две женщины, похожие друг на друга как две капли воды, пропадали неизвестно где пять лет, с 1946-го по 1952-й, точнее, Хелен пропадала шесть лет, но здесь необходимо принять в расчет ее беременность. В жизни обеих фигурирует Мэрион Келлер. И еще одна «случайность»: кто был попечительницей приюта Хенриетты Филдинг? Графиня Темпест, безутешная мать нашего дорогого Руперта!
Что вы скажете об этом совпадении?
— И она допустила, чтоб ее внучка, плоть от плоти Темпестов, росла в приюте, который содержался на средства ее семьи? Это уж слишком! — фыркнула Касс.
— Я спрашивал Нэнни Бейнз и об этом. О внучке никто ничего не знал. Никому и в голову не пришло связывать девочку по имени Элизабет Шеридан с Хелен и Рупертом Темпестами.
— Но ты же ссылался на поразительное сходство, — не сдавалась Касс.
— Верно! Но когда Элизабет было пять? Просто еще один ребенок, еще одно лицо в толпе детей, которых графиня, вероятно, не слишком часто видела. Нет, Мэрион Келлер никому не раскрыла секрета. Она была отнюдь не глупа, опять-таки по словам Нэнни Бейнз.
И понимала, что если узнает графиня, то узнает и Ричард Темпест, а от него она и хранила эту тайну.
Дан повернулся к Элизабет.
— Вы когда-нибудь встречались с графиней лицом к лицу? — спросил он.
— Нет.
— Вот видите!
— Она посещала приют раз в год, — продолжала Элизабет тусклым голосом. — Изредка мы видели ее в церкви.
— Где лучше всего спрятать ребенка? На виду у всех! — победно воскликнул Дан. — Она наверняка читала «Похищенное письмо»… Нэнни сказала, что Мэрион была образованная женщина.
— Она уехала в Гертон, — произнесла Элизабет тем же тусклым голосом.
— Не сомневаюсь, что она умерла, — произнес Дэв, глядя на Дана умными голубыми глазами. — Иначе ты притащил бы ее сюда.
— Умерла в 1968 году, — коротко ответил Дан.
— В октябре 1968-го, — уточнила Элизабет.
— Ты была на ее похоронах? — быстро спросил Дэв.
Он почувствовал, как ее рука напряглась в его руке, а по телу пробежала дрожь.
— Нет, — ответила она.
— Ты виделась с ней после того, как покинула приют?
— Несколько раз.
— Она больше ничего не говорила тебе о матери?
— Нет.
— Вряд ли вы когда-нибудь о ней спрашивали, — уничижительно заметил Дан.
— Нет, не спрашивала.
Что-то в ее отстраненности не понравилось Дану.
Схватив портрет, он подбежал к Элизабет и поднес его почти вплотную к ее лицу.
— Взгляните на эту картину! Внимательней! Неужели это лицо ничего для вас не значит? Это же ваша мать!
Родная мать! Как можно забыть свою мать?
Дэв возмущенно оттолкнул Дана, но Элизабет, взяв портрет, принялась напряженно его разглядывать.
— Краски… — произнесла она странным, неуверенным голосом.
— Смелей! — Дэв положил ей руку на плечо и ободряюще его пожал.
— Они напоминают мне… другие краски. — Дэв видел, как она старается поймать ускользающие воспоминания. — Отсветы на полу… Я там играла.
— Где? Когда? — не выдержал Дан.
Она предельно напряглась, затем удрученно сказала:
— Нет, не помню.
— В приюте? — спросил Дав.
— Нет, — ее голос окреп, — в приюте не было витражей. — Лицо ее изменилось. — Это окно, большое квадратное окно… Витраж, с изображением корабля… галеона в открытом море. — Она закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти остальное. — Нет, больше ничего не помню.
— Черт побери! — обрушился на нее Дан. — Почему это я помню все, что со мной было в глубоком детстве?
— Наверное, это имеет отношение… к смерти ее матери, — сказал Дэв спокойно.
— Но ее мать жива… — сердито начал Дан.
— Мы знаем это — теперь. Но тогда Элизабет этого не знала.
— Ты думаешь, это случилось с ней… когда Хелен снова попалась в лапы Ричарду? — медленно спросила Касс.
— Вероятно. Нам не известно, что именно произошло, но Хелен внезапно исчезла. Как еще объяснить ребенку исчезновение матери?
Касс замерла и вдруг услышала, как Элизабет говорит чужим, стеклянным, как недавно у Хелен, голосом:
— Быть может, как раз поэтому я боюсь кладбищ…
Дэв заглянул ей в лицо.
— Расскажи нам об этом, — произнес он таким голосом, что Ньевес прикусила губу, а Касс сжала зубы.
— Они… меня беспокоят, пугают… я даже не могу идти по улице, где есть кладбище… меня охватывает панический ужас, я задыхаюсь, ноги становятся ватными…
В ее лице, ее глазах застыл знакомый страх. Касс глядела на эту новую, до боли непривычную Элизабет, которую хотелось прижать к груди со словами: «Успокойся, Касс с тобой». Но приходилось сидеть смирно и помалкивать. Здесь распоряжался Дэв. Касс видела, как крепко Элизабет вцепилась в его руку — на смуглой коже проступили белые полосы. Видела, как он ободряюще сжал ее ладонь.
— Как только я вижу кладбище… со мной творится что-то странное… я теряю над собой контроль… и мне приходится спасаться бегством, чтобы не стать посмешищем.
Элизабет была не в силах продолжать. Она сидела, закрыв глаза, бледная и дрожащая.
Касс не могла поверить своим ушам. Сама мысль о Элизабет Шеридан, потерявшей над собой контроль, не умещалась в голове. Однако она заметила, что Дэва признание Элизабет ничуть не удивило. Она почувствовала, как в ней закипает гнев.
До глубины души изумленный Дейвид, который до этого не произнес ни слова, робко высказал предположение:
— Быть может, ты испугалась на похоронах матери?
— Как она могла испугаться, если ее мать жива? — раздраженно спросил Дан. — Ее мать — Хелен.
— Я поверю, когда это скажет сама Хелен, — мрачно покосился на Дана Дейвид.
— Проклятье! Что тебе еще нужно? Я привел кучу доказательств 1 — Остается еще много неясного, — коротко заметил Дав. — К примеру, где Хелен жила эти пять лет.
— Конечно же, в доме с витражами! — мгновенно нашлась Матти.
— Возможно, но где этот дом? И как Мэрион Келлер узнала, что Хелен больше не вернется? Иначе она не отдала бы Элизабет в приют. — Он покачал головой. — У нас в руках множество оборванных нитей.
— Тогда мы заставим Хелен связать их, — не унимался Дан.
— Когда еще это будет… — уныло протянул Дейвид.
— К тому же не ясно, зачем Ричарду понадобилось выдавать свою племянницу за родную дочь, — вмешалась Матти.
На этот вопрос никто не смог ответить.
— На это должна быть причина, — настаивала Матти. — Найдите ее, и вы найдете все остальное… попомните мои слова! — Она вызывающе обвела всех взглядом.
— Ну что ж, ищите, — недоверчиво произнес Дан, — эта история как раз в его вкусе! Наверняка он чуть не лопнул от смеха. Сначала он доводит до безумия свою сестру, затем наблюдает, как ее дочь воспитывается в приюте, затем делает эту девочку наследницей всего своего состояния — и при этом никто ничего не знает и даже ни о чем не догадывается! Во всем видна его дьявольская рука! Помните, как он любил нас всех морочить, запутывать?
— Да, а потом глядеть, как мы выпутываемся, — отозвалась Касс и тут же испуганно замолчала, поняв, куда привели их эти рассуждения.
— Что ж… Возможно, такова его последняя игра…
К тому же он ничего не теряет. Он мертв.
— А мы зашли в тупик, — мрачно заметил Дейвид, — и только Хелен может нас оттуда вывести.
— У Хелен не просто обморок, — вмешалась Матти, решительно тряхнув головой. — Она была твердая как доска, а при обмороке человек расслаблен.
— Вот почему Луис забрал ее в больницу, — рассеянно заметил Дэв. — Все, что мы захотим узнать, теперь пройдет через его руки…
— Черта с два! — злобно ответил Дан. — Он служит нам и получает за это деньги.
— Он управляет больницей, — спокойно поправил Дэв.
— А мы управляем им!
Дан возбужденно расхаживал взад и вперед перед камином.
— У Хелен в руках все ответы, и мы обязаны их из нее вытащить!
— Если она их помнит, — пробормотала Матти.
— Так мы заставим ее вспомнить!
— Как?
— Есть множество разных способов… — раздраженно ответил Дан. — К примеру, наркотик правды, как там его…
— Содиум пентатол, — сказал Дэв.
— Нет, не этот. — Дан щелкнул пальцами. — Скополамин! Один раз уколоть Хелен, и истина выйдет наружу!
— Сначала тебе придется заколоть Харви, а заодно и Луиса Бастедо, — мрачно заметила Касс.
— Он управляет больницей с нашего согласия, — не сдавался Дан. — Нам нужно докопаться до истины любыми средствами… Завещание должно быть признано недействительным.
— Мы не разбираемся в этих вопросах, — возразила Касс. — Это компетенция Харви.
— Харви? Он специалист по административному праву, а мы должны проконсультироваться с адвокатом по наследственным делам.
— Только через труп Харви!
— Через труп любого! — сказал Дан таким тоном, что они в ужасе застыли. — Вы думаете, что теперь, когда дело зашло так далеко, я буду сидеть сложа руки и молчать? — спросил Дан ехидно. — Не надейтесь — Единственная надежда на Хелен, — сказал Дэв, подытоживая дискуссию. — На сегодня разговор окончен. Во всяком случае, из Элизабет уже ничего не выжать.
— Я отведу ее наверх… — Касс поднялась.
— Я сам отведу, — сказал Дав.
Касс пришлось снова опуститься в кресло, в бессильной злобе наблюдая за тем, как Дэв помогает обмякшей Элизабет встать со стула.
— Помоги мне, — сказал Дэв Ньевес, которая расцвела, поймав на себе его взгляд. — Поддерживай ее с другой стороны. — И послушно, потому что такова была его воля, Ньевес просунула свою руку под безжизненную руку Элизабет, и они втроем вышли из комнаты.
— Бедная дурочка, — сказала Матти без тени сочувствия.
Дан засмеялся:
— Они все становятся дурочками, когда появляется этот сукин сын.
Касс, угрожающе побагровев, рванулась с места и со всего размаха влепила ему пощечину.
— Попридержи язык! — прорычала она.
Держась за покрасневшую щеку, Дан несколько секунд изумленно глядел на Касс, затем недобро ухмыльнулся.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал он примирительно. — Так вот как обстоят дела… мне следовало бы об этом знать.
Матти с живым любопытством наблюдала эту сцену, тогда как Дейвид, который всегда узнавал обо всем последним, выглядел совершенно убитым.
Губы у Касс задрожали.
— Вы ничего не понимаете, — сказала она. — Ничего…
И выбежала из комнаты.
Ньевес помогла Дэву отвести Элизабет, которая шла между ними, как зомби, до спальни. Потом Дэв сказал:
— Спасибо, дорогая. Теперь я и сам справлюсь.
— Ты в этом уверен? — спросила она, прикусив губу.
— Да. А ты отправляйся спать. Иди же, — повторил он, видя, что она замешкалась, но, заметив ее расстроенное лицо, добавил:
— Я зайду к тебе чуть позже…
Как только уложу ее в постель.
— Хорошо.
Элизабет безучастно сидела, пока Дэв раздевал ее.
Ее глаза подернулись пеленой шока. Они были такими же безжизненными, как и ее движения. Когда он наконец уложил ее в постель и накрыл простыней, она, не мигая, по-прежнему глядела прямо перед собой.
— Моя любимая, — сказал он нежно. И повторил:
— Моя любимая…
Элизабет его не слышала. Какое-то время он смотрел на нее, затем круто повернулся и зашагал по коридору в комнаты Хелен.
Двери открыла Серафина.
— Мистер Дэв… — она приветливо улыбнулась.
— Мне нужна твоя помощь, Серафина… ты знаешь, что случилось сегодня ночью?
Улыбка исчезла.
— Да.
— Я хотел бы поговорить с тобой об этом, прямо сейчас. Приготовь, пожалуйста, один из твоих отваров для мисс Элизабет. Она в шоке. Я хочу, чтобы она уснула.
Серафина кивнула.
— Хорошо. — Она пристально вглядывалась в его лицо. Заметив в его голубых глазах боль и тревогу, она сказала:
— Я принесу ей сон.
— Спасибо, — Дэв широко улыбнулся.
Вдвоем они приподняли Элизабет, и, пока Дэв держал ее, Серафина поднесла чашку к ее губам.
— Пей, — приказала она вкрадчивым, обволакивающим голосом. — Пей…
Элизабет послушно выпила до дна прозрачную дымящуюся жидкость, не понимая, что делает, но подчиняясь настойчивому голосу.
— Она будет спать, — сказала Серафина. — Не меньше двенадцати часов.
— Это как раз то, что мне нужно.
Дэв осторожно опустил Элизабет на подушки, поправил простыню. Ее глаза все еще были открыты, но вскоре веки дрогнули и опустились.
Серафина стояла с пустой чашкой в руке. Ее загадочный непроницаемый взгляд блуждал по лицу Элизабет.
— Ты понимаешь, почему я хочу с тобой поговорить? — спросил Дэв.
— Конечно, — она утвердительно кивнула, затем подняла на него свои бездонные глаза. — Я жду тебя, — произнесла она, поклонилась и молча выплыла из комнаты.
Дэв коснулся губами губ Элизабет. Она не пошевелилась. Он отвел с ее лица пряди шелковистых волос.
— Я приду утром, — сказал он громко, чувствуя, как стучит его сердце. Она совсем ослабела, оказалась более уязвимой, чем он думал. Весь ее мир в одночасье рухнул. Но разве он не этого хотел: чтобы она воскресла из пепла? Дай Бог, чтобы его рецепты оказались верными.
Ньевес стояла на коленях перед образом девы Марии. На ней была ночная рубашка до пят, с глухим воротом в оборках. Она повернула голову и, увидав Дэва, радостно улыбнулась, затем опять погрузилась в молитву. Он видел, как передвигались четки в ее руках, глаза были закрыты, губы беззвучно шевелились. Он подождал. Она поцеловала четки, перекрестилась и поднялась с колен.
— Ах, Дэв, — испуганно произнесла она, — все так ужасно! — Она прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди. — Что теперь со всеми нами будет?
— Ничего особенного. Дан запустил машину, и теперь ее не остановить.
Ее глаза потемнели.
— Как же он ее ненавидит, — сказала она изумленно. Затем виновато добавила:
— Я не любила ее, но никогда так ее не ненавидела, честно.
— Я верю, — сказал Дэв, — ты на это не способна.
Он подвел ее к украшенной оборками кровати под балдахином. Забравшись в нее, Ньевес серьезно произнесла:
— Мы должны помочь тете Хелен, верно?
— Да.
Она облизала губы.
— И… и Элизабет… тоже.
— Да, и ей.
— С ней все в порядке?
— Да. Она спит.
Ньевес вздрогнула.
— Она ужасно выглядела… такая скованная… и бледная.
— Она была в шоке, вернее, они обе.
Глаза Ньевес наполнились слезами.
— Это жестоко, отвратительно… Я ненавижу его! — негодующе воскликнула она, — Он гнусный, злобный! — Голос ее стал жалобным. — Ведь это не правда, Дэн? Дедушка не мог этого сделать.
— Это мы и пытаемся узнать, — сказал Дэв мягко.
— Он не мог этого сделать, только не дедушка!
Но отчаяние в ее глазах говорило, что Ньевес знает: он мог. Сделал.
— Как хорошо, что ты со мной… Я бы не вынесла этого одна.
— Да, я с тобой. — Мягко он заставил ее улечься на подушку, накрыл простыней.
— Все кончится хорошо, правда, Дэв? В конце концов все уладится?
Весь ее мир рушился.
— Мы сделаем для этого все возможное, — ответил он ласково.
— Я не смогу уснуть, — пожаловалась Ньевес, скорчив горестную гримаску. — Все время только об этом и думаю.
Она схватила его за руку.
— Тебе обязательно идти? Когда ты здесь, мне не так страшно.
— Да, обязательно, — сказал Дэв мягко, но настойчиво. — Меня ждут кое-какие дела. — И тут же, заметив ее отчаяние, прибавил:
— Но я подожду, пока ты не заснешь.
Его рука потянулась к лампе и выключила свет.
— Дай мне руку, — голос Ньевес звучал совсем по-детски. Он так и сделал. Ладошка Ньевес свернулась в его теплой, мягкой руке.
Он сидел в темноте, пока ее пальцы не разжались и дыхание не стало ровным. Осторожно уложив ее руку под простыню, Дэв тихо вышел из комнаты.
Серафина приготовила отвар и для него. Отвар пах лимоном и был восхитительно вкусным. Когда она положила свои легкие руки на его ноющий затылок, он спросил, мрачно усмехаясь:
— Ты и вправду ведьма?
Черные глаза сверкнули.
— Про меня всякое болтают.
— Но ты всегда знаешь, что делается на острове.
— Ведь я принадлежу острову, — прозвучал загадочный ответ.
— А как давно ты в Мальборо?
— Мне было четырнадцать, когда меня приставили к госпоже — сидеть у ее колыбели.
— И с тех пор ты неотлучно при ней.
Отвар снимал непомерное напряжение, облегчал восприятие ночных событий, сводя их к мыслимому размеру, с которым было легче иметь дело. Но Дэву пришлось выпить вторую чашку, прежде чем он рассказал Серафине, что случилось. Она слушала молча, не отрывая от него своих внимательных, настороженных глаз.
Только когда он закончил, она произнесла:
— Портрет и кольцо. Я хочу их видеть.
Он принес их из гостиной и протянул ей. Вынув из кармана фартука очки без оправы, Серафина долго изучала то и другое. Затем вздохнула:
— Да… — ее голова утвердительно качнулась. — Да.
Дэв подождал.
— Когда она ко мне вернулась, — начала Серафина как раз с того места, с которого он хотел, — она была уже другой. Не девушкой, а женщиной. Худой, запуганной, со шрамами на затылке, и я сразу заметила, что тело у нее тоже изменилось. Груди стала полнее, длиннее, не твердые, с розовыми сосками, а мягкие, слегка отвисшие — такое бывает лишь после того, как в них было молоко. И у нее исчезли ужасные боли при месячных. Раньше ей приходилось целыми днями лежать в постели, жестоко страдая. Старый доктор Уолтерз сказал, что ей поможет только рождение ребенка. Я дала ей один из моих отваров, и когда она заснула, осмотрела ее. Все сомнения исчезли. У нее был ребенок. Когда на острове еще не было доктора, мне приходилось принимать роды. Поэтому я знала.
— Но знала ли она?
— Нет. Она ничего не знала. Сначала она даже меня не могла вспомнить. Ей пришлось объяснять… столько разных вещей. А потом начались сны.
— Сны?
— Каждую ночь один и тот же сон. Она ходила во сне, стонала, плакала, протягивала руки, а потом стояла, склонив голову набок, и прислушивалась. Когда я подходила к ней, она прижимала палец к губам и говорила: «Тише… Слышишь? Мой ребенок плачет, зовет меня… Я должна найти своего ребенка…»
И она не успокаивалась, пока я не принималась искать вместе с ней. А наутро она ничего не помнила.
Когда я спрашивала, где она была и что делала, она не могла ответить. Всегда отвечала одно и то же: «Я не помню», — и мои расспросы ее огорчали. Мне удавалось выведать какие-то крохи, только когда она ходила во сне. Что ребенок был девочкой, что у нее были длинные светлые волосы, что госпожа отчаянно, безумно ее любила и что потом ее забрали. Но когда я спрашивала, кто ее забрал, она в страхе оглядывалась и, прижав палец к губам, шептала: «Они». Мне так и не удалось добиться от нее, кто это «они». Когда же я спрашивала, кто отец ребенка, она отвечала: «Это только мой ребенок» — и снова заливалась слезами. И мне приходилось быть очень осторожной, потому что та мерзкая женщина все время подглядывала и подслушивала. Я сразу поняла, что ее наняли, чтобы шпионить. В ней не было никакой нужды, ведь я ухаживала за госпожой. А ей оставалось лишь подглядывать, подслушивать и доносить ему. Но я сделала так, чтобы она перед сном всегда принимала отвар, поэтому она не слышала, как госпожа ходит ночью. И я всегда запирала на ключ ее комнаты, чтобы никто не узнал то, что знала я, потому что однажды ночью госпожа спустилась вниз, и там ее увидала мисс Касс. Но когда она пришла ко мне и рассказала, что говорила госпожа, я ответила, что у нее такая болезнь… что мистер Ричард предупреждал меня об этом.
— Он в самом деле предупреждал?
— Да. Он сказал, что доктора нашли у нее шизофрению, что все разговоры о ребенке ее фантазия, часть того мира, в который она погрузилась, когда сошла с ума. Когда он спрашивал меня об этом, я отвечала, что она ходила во сне всего раз или два и что после моих отваров она крепко спит. И он был доволен.
— Ты веришь в то, что она была сумасшедшей?
Лицо Серафины презрительно вспыхнуло.
— Она никогда не была сумасшедшей! Ее заставили в это поверить, на самом деле с ней было совсем другое.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ее лечил только старый доктор Уолтерз, а он говорил то, что ему прикажут. Он дорожил своей приятной, легкой жизнью, а еще больше боялся потерять доступ к наркотикам.
— Так он был наркоман! — ужаснулся Дэв. Это меняло дело.
— Морфинист. У него служил мой племянник Солемен. Это доктор Уолтерз сказал, что госпожа сошла с ума, когда она сделалась раздражительной и странно себя вела. Он сказал, что ее нужно изолировать. Но только потому, что ему приказали.
— Как мистер Ричард объяснял отсутствие Хелен?
— Что ее пришлось оставить в Европе ради ее же собственного блага. Когда я его спросила, можно ли мне поехать навестить ее, он мне ответил, что она нуждается в уединении и что посетители ее огорчают… даже он.
— Как ему удалось ее вернуть?
— Он сказал, что она пыталась покончить с собой, бросилась в лестничный проем и сломала череп. Сказал, что после несчастного случая она стала… послушной, но что за ней все время нужно присматривать, и вот почему при ней неотлучно находится та женщина. Но она не была сиделкой! — презрительно бросила Серафина. — Она была шпионкой, его глазами и ушами…
Но я утихомирила ее, — Серафина чуть заметно улыбнулась. — Она обожала мои отвары, и я позаботилась о том, чтобы она крепко спала всю ночь… да и большую половину дня. Я ей сказала, что вместо нее буду давать госпоже лекарства. Но я не давала. Я их выбрасывала.
А однажды я дала этой шпионке отвар, после которого она стала как пьяная… и он ее увидел. — Серафина злорадно усмехнулась. — Пришлось отослать ее назад.
— И больше никто не мешал тебе заботиться о госпоже.
— Нет.
— А он… не возражал? — деликатно полюбопытствовал Дэв.
Серафина презрительно улыбнулась.
— Нет. У него не было выбора.
Что-то в бесстрастном лице Серафины не позволило Дэву спросить: «Почему?» — но, кажется, он и сам это знал. Если Ричарда Темпеста можно было назвать королем Темпест-Кей, то Серафину — верховной жрицей.
— А после того как старый доктор Уолтерз умер, построили больницу и приехал доктор Бастедо.
— И тогда все изменилось, — заметил Дэв мрачно.
— Да, новый доктор установил, что было с госпожой на самом деле. Он был поражен тем, как ее лечили, и ясно сказал об этом мистеру Ричарду. Сказал, что старый доктор Уолтерз ничего в этом не смыслил. Госпожа стала первой пациенткой больницы, и доктор Бастедо сделал ей множество разных исследований. А потом он позвал специалиста из Нью-Йорка. Тот прописал ей совершенно новое лечение — гормональные инъекции. — Серафина хмыкнула. — А мистеру Ричарду пришлось согласиться, потому что доктор был очень известный, очень знаменитый. Доктор Бастедо позвал его, когда мистер Ричард куда-то уехал… Когда он вернулся, он ужасно разозлился, но делать было нечего, иначе вся правда вышла бы наружу. Он сказал, что просто потрясен, что всегда безоговорочно доверял старому доктору Уолтерзу, что тот был семейным врачом много лет. Но он также сказал, что доктору Бастедо, прежде чем звать другого врача, сначала следовало у него спросить.
— И что Луис ответил? — глаза у Дэва сверкнули.
— Что когда кто-то болен, то ты не ждешь разрешения, а делаешь то, что необходимо. Что его пригласили на остров в качестве врача и в этом качестве он нуждался в консультации специалиста. И что он описал этот случай в научном журнале… разумеется, без имени.
— И новое лечение помогло?
— Произошло чудо. Уже на следующий день госпожа стала совсем другой. Ни приступов раздражения, ни хождений во сне, ни прочих причуд. Она никогда не была сумасшедшей, сказал доктор Бастедо. Никогда.
Это было гормональное нарушение. Он сказал, что эту болезнь открыли совсем недавно, что доктор Уолтерз мог об этом не знать.
— Она по-прежнему проходит лечение?
— Да. Но гораздо реже, из-за возраста. Теперь она ложится в больницу раз в полгода для имплантации гормонов.
— Понятно, — сказал Дэв, который и впрямь многое понял. — Луис Бастедо знает о ребенке?
— Да.
По ее лицу, ее глазам он догадался:
— Но мистер Ричард не знал, что Луис знает?
— Этот вопрос никогда не обсуждался.
«Честь и слава Луису Бастедо, — подумал Дэв, — человеку, который всегда знал, когда держать язык за зубами».
— Ты совершенно ничего не знаешь, даже сейчас, где была мисс Хелен все эти годы?
Серафина покачала головой.
— Нет. Она не могла мне сказать. В ее памяти остался только ребенок… всегда ребенок, потому что она любила его.
Они молча глядели друг на друга, думая о страшном зле, причиненном женщине, которую они оба любили.
— Она по-прежнему ходит во сне?
— Нет. Это кончилось, когда она вылечилась. И она больше не видит снов. — Серафина вздохнула. — Она убеждена, что это вызвано ее болезнью… Доктор Бастедо объяснил ей, что у нее было не в порядке, но мне кажется, что в глубине души она убеждена, что она была сумасшедшей. Сегодня она испытала огромное потрясение. Оно воскресило в ее памяти те ужасы, о которых она забыла.
— Ей промывали мозги, — сказал Дэв тихо, но Серафина услышала.
— И я так думаю. Она сказала мне, что ей на голову надевали разные штуки… с проводами.
— Лечение шоком.
— Верно. Но не для того, чтобы восстановить ее память, а чтобы уничтожить ее.
— Но зачем? Зачем ему проделывать такое с собственной сестрой?
— Потому что он ненавидел ее.
— Ненавидел?
— Он завидовал.
И снова Дэв мог только повторить за ней:
— Завидовал?
С чего было такому человеку, как Ричард Темпест, завидовать своей робкой, нежной, мечтательной сестре?
— Из-за ребенка, — сказала Серафина спокойно.
Дэв ошарашенно на нее глядел.
— У него не было своих детей, — мягко напомнила Серафина. Ее тяжелый, умный взгляд не отпускал Дэва.
— Господи, — сказал Дэв. Ему нужно было встать, двигаться. — Он хотел ребенка? — Дэв поглядел на Серафину. — Наследника! А у него были только пасынки! — Он прошелся вперед, потом вернулся. — Сходится! Все сходится! Он всегда знал о ребенке, но ничего не говорил, потому что надеялся иметь своего.
Его завещанию всего три года. Похоже, что он составил его лишь тогда, когда понял, что у него никогда не будет детей. — Дэв глубоко вздохнул. — А чтобы удочерить ребенка Хелен, нужно было, чтобы у нее не осталось о нем ни малейшего воспоминания. — Дэв тряхнул головой. — Все так, да не так. Чего-то не хватает. — Он продолжал ход своих размышлений. — Зачем ему понадобилось все это городить, если он хотел…
Глядя ему в глаза, Серафина кивнула.
— У него не могло быть детей, — сказала она.
Дэв прекратил ходить взад и вперед по комнате и снова сел.
— Мне сказала леди Элеонора. Когда она в последний раз болела и знала, что умирает. Ей было тяжело лежать, и я растирала ее особым маслом, которое готовила сама. Однажды, когда я уложила ее в постель, она взяла меня за руки и заставила торжественно поклясться, что после ее смерти я буду заботиться о мисс Хелен.
«Обещай мне, Серафина, — сказала она. — Поклянись на моей Библии». Она не отпускала меня, пока я не поклялась, хотя я знала, что буду делать то же, что делала всегда. А потом она мне объяснила причину. Давно, когда мисс Хелен была совсем маленькой, к мисс Элеоноре приехала погостить английская кузина с детьми.
Они уже были совсем взрослыми, но через неделю один за другим заболели свинкой. А когда они уже выздоровели, заболела мисс Хелен. Никто из них не болел тяжело. Кроме мистера Ричарда. Ему тогда было четырнадцать., он только становился мужчиной. Мистер Ричард поправился, но остался бесплодным.
— Как они узнали об этом?
— Лишь через несколько лет. В Оксфорде мистер Ричард познакомился с девушкой. Она забеременела и обвинила в этом мистера Ричарда. Он утверждал, что, кроме него, у нее были другие мужчины. Девушка была из богатой, влиятельной семьи, поэтому были сделаны пробы крови и другие анализы. И тогда это выяснилось.
Он не мог быть отцом не только этого, но и любого ребенка. Все, разумеется, замяли, мистер Ричард принял на себя ответственность, но у девушки случился выкидыш, поэтому никакого ребенка не было. А после этого — после того, как он побывал у множества докторов и никто не сумел ему помочь — мистер Ричард начал меняться. Это сказала леди Элеонора. Она сказала, что он обвинил свою сестру. Он сказал, что заразился от нее, поэтому во всем виновата она… из-за нее он стал неполноценным. И у семьи не будет наследника, потому что мистер Ричард был последним по мужской линии. — Серафина замолчала. — Леди Элеонора сказала мне, что, наверно, ее сын на этом помешался. Он никогда не обвинял ее, но леди Элеонора знала своего сына… потому что любила. Вот почему она заставила меня поклясться хранить тайну и защищать мисс Хелен.
«Поклянись, что она не узнает… она не должна этого знать… Но береги ее, Серафина, защищай от него… никогда не оставляй на его милость, никогда! Я знаю, он стал чудовищем». Она заплакала, о, как горько она плакала. Ни от кого я не слышала такого плача.
Они долго молчали. Наконец Дэв сказал:
— Значит, когда появилась мисс Элизабет, ты знала, что она не может быть дочерью мистера Ричарда?
А тебе не приходило в голову, что она, быть может, дочь мисс Хелен?
— Я знала это, — невозмутимо ответила Серафина. — Но как я могла сказать об этом госпоже? После всех этих страшных лет она наконец обрела покой… забыла о том, что у нее был ребенок. И я ничего не сказала. Я решила подождать. И посмотреть.
Дэв изумленно на нее глядел.
— А мистер Ричард знал, что ты знаешь?
— Нет. Об этом знали только врачи, а они были в Европе. Никто не знал, — повторила Серафина. — Он не вынес бы этого.
— А мисс Касс?
— Нет. Только его родители. А когда они умерли, лишь он один, — Серафина улыбнулась. — И я.
Он не посмел избавиться от нее, подумал Дэв. Ричард Темпест не боялся никого на свете, кроме этой женщины… Дэв много про нее слышал: что она ведьма, что она умеет лечить, что задолго до того, как на острове появился доктор, люди шли к Серафине. Говорили, что она умеет колдовать, варить приворотное зелье, составлять лекарства от всех болезней. Отвар, который она дала ему сегодня, снял с него напряжение. Мысли прояснились, голова стала легкой. А отвар, приготовленный для Элизабет, принес ей глубокий целительный сон. Нет, Ричард Темпест не посмел отослать эту женщину прочь.
— Теперь время настало, — с жаром произнесла Серафина, — моя госпожа должна все узнать. — Ее властный взгляд смягчился. — Это будет нелегко.
Дэв вздохнул.
— Знаю… Но мне не хотелось бы, чтобы все узнали о бесплодии Ричарда. Особенно Дан Годфри. Тогда он окажется в выигрыше. — Дав беспокойно пожал плечами. — Одного не могу понять: ведь Ричард прекрасно знал, что Дан не будет сидеть сложа руки… Он сам сделал его таким.
— Да, их всех, — сказала Серафина. — Если бы я тогда смогла сопровождать госпожу в Европу. Впервые в жизни она оказалась без меня. Но у меня была язва на ноге… я знала, что смогу вылечить ее своими травами, но на это требовалось время, а я не могла ходить. Я уверена, что мистер Ричард нарочно повез мисс Хелен в Европу именно тогда.
— И поэтому нанял Мэрион Келлер?
— Он хотел ослабить мое влияние, — Серафина улыбнулась, — но Мэрион Келлер была умной женщиной и сама во всем разобралась. Она ему не доверяла.
Она мне этого не говорила, но я видела. И она была преданна госпоже, они любили друг друга, доверяли друг другу. Вот почему я не волновалась, когда они уехали без меня. Я знала, моя госпожа в надежных руках.
— Ты получала когда-нибудь известия от Мэрион Келлер? О том, что произошло с мисс Хелен или где она находится?
— Нет. Я думаю, она понимала, что мистер Ричард за мной следит. Это было опасно. Она поступила правильно. Главное — безопасность моей госпожи.
— А потом? Когда она работала в приюте?
— Нет, она не стала рисковать. А я не поехала в Европу, чтобы меня не выследили. Чтобы не подвергать опасности госпожу.
— Откуда ты знала, что она в безопасности?
— Я молилась об этом.
«Интересно, каким богам?» — подумал Дэв.
— Но мы еще не все знаем. — Он нахмурился. — Я уже говорил, что Элизабет ничего не помнит о первых пяти годах своей жизни. Но откуда Ричард знал об этом? А он наверняка знал. Он был уверен, что, приехав сюда, Элизабет ничего не заподозрит… прямо под носом у Хелен.
— Ричард умел знать все… Вот почему Мэрион Келлер была так осторожна. — Немного помедлив, Серафина спросила:
— Так мисс Элизабет совсем ничего не помнит?
— Ничего, если не считать одного момента с цветными пятнами на полу.
— Для мисс Элизабет это будет потрясением, — проницательно заметила Серафина. — Теперь самое время двинуться дальше… когда завеса над прошлым уже приоткрылась.
— Да, но как ее заставить через это пройти? У нее железная воля.
— У нее была железная воля, — поправила Серафина. — Мисс Элизабет, которую мы видели сегодня, сильно отличается от той, что сюда приехала.
— Пожалуй, — Дэв задумчиво почесал подбородок. — Но это опасно.
— Другого пути нет.
— Верно, — он тяжело вздохнул, — другого пути нет.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы моя госпожа соединилась со своим ребенком. — Взгляд Серафины завораживал. — Все, — повторила она.
Дэв кивнул.
— Благодарю, Серафина, — он поднялся с места. — Ты мне оказала огромную услугу, — он улыбнулся. — Надеюсь, не последнюю.
