33

Когда Хьюго позвонил в дом Лонсдейлов в субботу вечером, на Восточном побережье было часа четыре. Прежде чем увезти тело Лизы из Райкрофт Лодж, полиция допросила Хьюго и Пирса. Они сообщили все сведения, необходимые для медицинской экспертизы, которую должны были проводить на следующий день.

В воскресенье утром Ян отвез Джорджи в Хитроу. Самолет прилетел в Вашингтон около полудня. Уитмор уже ждал ее. Сначала они поехали в Джорджтаун. Хотя Джорджи ожидала увидеть перед домом репортеров и фотографов, она все-таки нахмурилась, когда они окружили ее.

— Джорджи, собираетесь ли вы развестись с Хьюго?

— Считаете ли вы, мисс Чейз, что это был несчастный случай?

— Джорджи, посмотрите сюда, всего один кадр…

Сара и Джеми сидели на ступеньках внутренней лестницы. Они кинулись к матери, едва за ней закрылась входная дверь. Из гостиной вышла мать Хьюго и один из его братьев.

— Я все время говорю Джеми, что папа не виноват в том, что случилось, — сказала Сара. — Нечего ей было дразнить собак.

— Я всегда не любил этих собак, — сказал Джеми.

Сара посмотрела в глаза матери.

— Как там Пэтси? — спросила она.

Через час Джорджи вновь села в машину и попросила отвезти ее в Райкрофт Лодж.

Когда Уитмор опустил окно, чтобы заплатить за проезд по мосту, в салон дохнуло жарой, как из печки. Закрывая окно, Уитмор сказал Джорджи:

— Вечером жара спадет.

Когда они начали спускаться с моста, небо потемнело. О стекло машины ударили первые капли дождя. Джорджи смотрела вниз, на Чизапикский залив. На огромные массы воды, увлекаемой приливом в океан. Когда машина съехала с моста на шоссе, все кругом было черно, если не считать периодических вспышек молний где-то на горизонте.

— Так вам всем и надо, — пробормотала Джорджи, глядя на репортеров, жмущихся под зонтиками возле закрытых ворот. Когда Уитмор вылез из машины, чтобы открыть ворота, кто-то направил прожектор в лицо Джорджи. Все камеры и фотоаппараты повернулись к ней. Уитмор молча вернулся в машину, с фуражки его стекала струями вода. Он проехал сквозь толпу, потом опять вылез и занялся воротами.

Когда они проезжали вольер, Джорджи отвернулась. Ей вспомнились слова, сказанные Саре, казалось, тысячу лет назад: «вольер» звучит лучше, чем «клетка».

Фургон стоял во дворе. Ставни в доме были закрыты. За те несколько секунд, что понадобились Джорджи, чтобы добежать до входной двери, она успела промокнуть насквозь.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я остался? — спросил Уитмор. Вода стекала с него ручьями.

— Все будет хорошо, — ответила Джорджи. — Спасибо, Уитмор. Свяжемся завтра.

Джорджи услышала звук отъезжающей машины. По крыше стучал дождь.

— Хьюго? — позвала она.

Джорджи открыла в холле ставни, чтобы впустить свежий воздух. Потом она открыла стеклянные двери и, глядя на умытую дождем траву газона, стала вслушиваться в шум. Лодочный сарай на дальнем конце пирса был почти невидим за пеленой дождя. Джорджи вернулась в холл.

— Хьюго?

Наконец она обнаружила мужа в спальне. Ставни были открыты. Хьюго лежал на кровати, закинув руки за голову. Он даже не повернулся, чтобы взглянуть на жену.

— Принести тебе выпить? — тихо спросила Джорджи.

Когда она вернулась с двумя стаканами кампари, Хьюго уже сидел на кровати. Он поглядел на напиток, который Джорджи выбрала совершенно случайно, и вздрогнул, увидев его почти кровавый цвет. Затем Хьюго посмотрел на промокшее белое платье жены, и его охватил ужас. Он закрыл глаза рукой.

Джорджи присела на краешек кровати рядом с ним.

Хьюго наконец собрался с силами и взглянул на нее, оба взяли бокалы и глядели в окно на струи дождя. Минут через десять Хьюго заговорил. Голос его был лишен всякого выражения.

— Я привез ее сюда, чтобы сказать, что мы не можем больше встречаться. Мне казалось, что будет правильно сообщить ей об этом именно здесь. Она восприняла это плохо. Наверное, нельзя ее в этом обвинять.

Они прислушались к шуму дождя. Хьюго продолжал:

— Ей хотелось пойти пострелять в цель. Я взял собак с собой. Она забыла патроны. Я попросил ее подождать меня у тополей. Когда я увидел, что она прошла дальше, я не стал торопиться, пошел на пирс проверить лодку. Я шел по берегу к пшеничному полю, когда услышал крики. Пирс добежал туда раньше меня.

Хьюго сделал паузу, потом продолжал:

— Я не натравливал на нее собак, но чувствую себя так, будто я это сделал.

Они выпили еще по глотку.

Через какое-то время Джорджи сказала:

— Наверное, какая-то часть тебя в этот момент хотела, чтобы она умерла. Когда кто-нибудь встает на моем пути, я зачастую желаю ему смерти. Но это ничего не значит. То, что случилось на пшеничном поле, от тебя не зависело.

Как и Хьюго, Джорджи не могла назвать вслух этот ужас, она могла говорить только о «том, что случилось на пшеничном поле». Сделав паузу, Джорджи продолжала:

— Нет смысла терзать себя всякими «если бы…». Все произошло случайно. Несчастный случай.

Они сидели в полутьме спальни. По крыше стучал дождь.

— Есть еще кое-что… — сказал Хьюго.

Джорджи ждала.

— Тогда, в воскресенье утром, после того, как я тебя ударил, я проснулся рано. Не мог спать. Я повел собак на поле и натравил их на пугало. Когда я смотрел, как они его терзают, я подумал о тебе, о твоей белой одежде. — Джорджи знала, что он скажет дальше. — И я не остановил их.

Джорджи тяжело вздохнула.

Через несколько минут она взяла руку мужа в свою.

— У меня тоже бывали разные бредовые фантазии. Я хорошо знаю, что они не имеют ничего общего с действительностью.

Рано утром в понедельник Хьюго и Джорджи выехали из Райкрофт Лодж. Пирс открыл ворота перед фургоном. Из-за поднятых стекол Джорджи и Хьюго помахали журналистам, прежде чем свернуть на дорогу к Бэй-Бридж. Они видели, как Пирс закрыл ворота и направился по грязной тропинке к пустому вольеру.

Вечерним рейсом Хьюго и Джорджи улетели в Нью-Йорк, чтобы Джорджи могла успеть утром в редакцию.