10
В половине первого следующего дня Даунинг-стрит была забита машинами. В основном это были «роверы» и «ягуары» с бронированным дном для защиты от мин.
Обычно по четвергам заседание заканчивалось в час. Шоферы болтали друг с другом, опустив окна. Около машин министров, которые с наибольшей вероятностью могли стать жертвами террористов, толпились детективы в штатском.
Без нескольких минут час двери дома номер 10 открылись, выпустив на улицу восемнадцать мужчин и двух женщин. У каждого был в руках красный портфель. Кроме министра иностранных дел. Его чемодан был черным. Среди них не было министра финансов. Он обедал дома, а домой к нему можно было попасть, пройдя через внутреннюю дверь, соединявшую дома номер 10 и 11.
Ян Лонсдейл подошел к своему «роверу» и передал портфель шоферу.
— Я прогуляюсь, Крис. И вернусь тоже пешком, совсем засиделся. Нужно размяться.
Высокие чугунные ворота, которыми Маргарет Тэтчер распорядилась перегородить Даунинг-стрит, были открыты для выезда машин. Полицейские отдали Яну честь. Он свернул на Уайтхолл. Голубые стрелки Биг Бена показывали ровно час.
Ян пересек площадь парламента, вышел на Виктория-стрит. Перед ним, на другой стороне улицы, возвышалось здание КПТЭ. Ян невольно поднял голову и взглянул на верхний этаж, хотя окна его кабинета выходили на другую сторону, на Вестминстерский госпиталь и Темзу. Из кабинета открывался шикарный вид на противоположный берег реки.
Со стороны можно было подумать, что Лонсдейл направляется в один из ресторанов, где любили обедать члены парламента. Он оглянулся и посмотрел через площадь на католический собор. Ему нравился неовизантийский стиль: величавый купол, массивные ступени лестницы.
Ян свернул направо, потом еще раз направо, на Стаг-плейс, и через несколько минут он уже нажимал на кнопку звонка.
Фасад дома был не так давно выкрашен дешевой краской и уже начал лупиться. Поглядев вверх, он увидел на окнах верхнего этажа ящичек с геранями и петуниями.
— Да, — послышалось из переговорного устройства.
— Это Ян.
Замок щелкнул, открываясь. Ян вошел. Перед ним была лестница, покрытая бежевым ковром, протертым почти до дыр. Не потому, что он был таким уж старым. Просто хозяин тратил минимум средств на то, чтобы дом производил хорошее впечатление. На каждом этаже была одна дверь. Когда Ян поднялся на последний этаж, дверь была уже открыта, он закрыл ее за собой.
Прихожая была крохотной, зато спальня справа от Яна была довольно большой. Там никого не было. Ян прошел в гостиную и через дверь, ведущую в кухню, увидел наконец Морин. Она набивала льдом хромированное ведерко. У девушки были золотисто-каштановые курчавые волосы до плеч. На ней были розовая футболка, розовые брюки и босоножки на высоких каблуках. В глазах был вызов.
— Давай поговорим, Морин.
— Что может быть лучше, господин министр? — ответила девушка, вручая ему ведерко.
Морин не торопясь открыла дверцу буфета, достала оттуда два бокала, а Ян так и стоял с ведерком. Самообладание девушки раздражало его и заставляло чувствовать себя неловко.
— Только после вас, — произнесла она вежливо, от чего Яну сделалось еще более неловко. Они прошли в гостиную. На полу лежал бежевый ковер, вытертый в двух местах.
Он поставил ведерко на книжную полку, рядом с бутылкой виски. На полке стоял разрисованный горшок с полиантусом. Двухцветные зелено-белые листья цветка каскадом спускались почти до пола, прикрывая корешки стоявших на полке книг в мягких обложках. Ян чуть улыбнулся про себя, вдруг вспомнив, с каким удовольствием он недавно наблюдал за Морин, когда она обрывала с этого цветка зеленые листья без белых крапинок. «Хотя все равно на этом месте уже не вырастут пестрые», — повторяла она. Морин нравилось выглядеть хозяйственной.
Ян не особенно интересовался работой Морин. Он только знал, что она была чьим-то секретарем, и работа девушке нравилась, так как она могла самостоятельно планировать свое рабочее время. Обсуждать с женщинами их работу вообще было не в характере Яна, что, впрочем, вполне устраивало Морин.
Ян и Морин познакомились на встрече Яна с радикальной парламентской группой. На встрече присутствовала пресса, и Морин пришла туда вместе с журналистом из «Белфаст Телеграф». Из Яна пытались выудить, действительно ли его комитет собирается вложить пятьдесят миллионов фунтов в фабрику мотоциклов в Белфасте, чтобы та осталась на плаву. Почти все рабочие этой фабрики были католиками. Ян лишь коснулся этого вопроса в своей речи, никак не дав понять, каким будет решение комитета. «Придется подождать, пока об этом будет объявлено в Палате общин».
После встречи был прием, на котором Морин Халлоран сама представилась Яну. Девушка рассказала, что специально пришла послушать Яна, поскольку ее интересует все, что имеет отношение к Ольстеру, где она родилась. Выяснив, что Морин живет в десяти минутах ходьбы от здания парламента, Ян предложил как-нибудь вместе позавтракать.
— Я тоже хочу узнать из первых рук, что же такое Ольстер.
Их первое свидание прошло во французском ресторане на Виктория-стрит, где никому не казалось подозрительным, если член парламента приходил обедать с симпатичной девушкой. Морин могла быть журналисткой, избирательницей, кузиной, приехавшей погостить, да кем угодно. У ресторана ждала машина, и Крис высадил Морин на Вестминстерской площади, прежде чем отвезти Яна обратно в палату. Во второй раз они встретились в ее квартирке на Стаг-плейс. В два пятнадцать Ян позвонил в ресторан, где на его имя был заказан столик, и извинился, сославшись на затянувшееся утреннее заседание. С тех пор Ян бывал у Морин раз в две-три недели.
Ян не любил звонить Морин из комитета, так как звонки шли через внутреннюю телефонную службу, хоть и считалось, что его телефон прямой. Он обычно звонил из своего небольшого кабинета в Палате общин. Однажды девушка передала ему через секретаря просьбу позвонить Морин Халлоран.
«Министр знает, по какому вопросу?»
«Да».
Сейчас Ян прямо приступил к делу:
— Почему ты звонила мне домой?
Морин пригубила виски, глядя на него поверх стакана. Ян чувствовал себя так, будто Пэтси наблюдала за ними в эту минуту.
— А почему бы и нет?
Ян и Морин были знакомы уже три месяца. Однажды Морин как бы в шутку выпытала у него домашний телефон. Ян даже не думал, что она вообще запомнит номер. И уж, конечно, само собой разумелось, что Морин никогда не станет звонить ему домой.
Сейчас Ян внимательно смотрел на Морин. Ей было около тридцати, может, чуть больше. Иногда она напоминала ему кошку. Особенно в постели, после занятий любовью, когда она, лежа на спине, поднимала руки и потягивалась. Хотя Ян не всегда мог избавиться от воспоминаний о том, что так любила делать Пэтси.
В постели Морин была удивительно изобретательна. Ян любил поддразнивать ее, повторяя:
— И откуда у благовоспитанной католической девушки столько опыта по части плотской любви?
После этих слов они, смеясь, валились на постель.
Прежде чем дело доходило до постели, Морин любила поиграть с ним, чтобы раздразнить еще больше. То она изображала невинную ирландскую девушку, которую пытаются соблазнить, то девицу из бара в черном поясе и черных чулках. У нее был настоящий дар импровизации.
Закончив заниматься любовью, Морин почти тут же вскакивала с постели и, полуодетая, шла на кухню угостить его чем-нибудь вкусненьким. Она специально покупала к его приходу всякие деликатесы.
Они обедали в гостиной за круглым столиком. Ян обычно открывал бутылку шампанского или кларета, если Морин не забывала заранее поставить вино охладиться. Ян сделал заказ в агентстве «Берри Броз», и Морин прислали ящик шампанского и ящик кларета. Ян часто посылал вино от «Берри Броз» своим друзьям, поправляющимся после болезни или отмечающим выход в свет своих книг. Так почему не мог он сделать то же самое для этой добродушной обаятельной девушки? К тому же в постели она была просто чудо.
— Сама ведь понимаешь, моя жена о тебе ничего не знает.
— Не знала. А теперь?
Морин отпила еще глоток виски. На губах ее играла озорная улыбка.
— Ты мне больше нравишься в другой роли.
— Раньше. А теперь? — Морин издевалась над ним.
— Что происходит в твоей хорошенькой головке, Морин? — спросил Ян полушутливо, хотя вопрос был задан вполне серьезный.
Морин же решила отвечать на этот вопрос всерьез.
— Почему ты не звонил мне почти три недели?
— Я работал. Возможно, тебе когда-нибудь приходило в голову, что я бываю иногда занят на работе? — Теперь Ян был уже по-настоящему зол.
— Настолько занят, что никак не можешь найти пяти минут, чтобы вспомнить о трех сотнях ирландцев, которые вкалывают с утра до ночи, и чья вина только в том, что они не принадлежат к проклятой протестантской церкви.
— Морин, черт возьми, о чем ты?
Ответ на его вопрос был ясен, хотя Ян не понимал, почему Морин так волнует, примет ли он решение вложить деньги в фабрику мотоциклов в Белфасте. Морин поставила виски на столик и потянулась, откинувшись на спинку дивана. Она раздвинула ноги и опустила между ними руку. Полулежа в таком положении, она ждала, пока Ян хорошо представит себе то, что скрывали розовые брюки. Но Яна меньше всего интересовал сейчас секс. Он испытывал сложное чувство, какого никогда раньше не испытывал с женщинами. Злость, негодование, страх — все вместе.
— Ну что, господин министр, покувыркаемся? — Морин продолжала похлопывать одной рукой между ног. — Или лучше поболтаем об этих парнях из Ирландии, о которых никак не может забыть такая серьезная девушка, как Морин, как бы ей ни нравилось проводить с тобой время. — Другой рукой Морин начала поглаживать левую грудь, так что сосок проступил через розовую футболку.
— Или, может, побеседуем о нашей дорогой Пэтси? А то мы редко о ней вспоминаем. Мы вообще редко о чем-нибудь говорим, господин министр, кроме, разумеется, того, что вам нравится делать с моим телом. Вы просто пользуетесь мною, господин министр. Я — ваша жертва.
Ян почувствовал, что к чувству страха и негодования прибавилось вдруг неистовое желание. Он встал, подошел, взял Морин за руку и поднял с дивана. Он предпочитал дивану ковер — больше места. Они не раздевались. Ян просто расстегнул брюки. Когда он сделал то же самое с брюками Морин, то обнаружил, что под ними ничего нет. Все произошло грубо и быстро. Когда они закончили, Морин встала, застегнула брюки и опять развалилась на диване, оставив Яна лежать на полу.
— Ну так как, господин министр, о чем поговорим? О ребятах из Ирландии или о милашке Пэтси?
Ян вскочил. В припадке бешенства он чуть не сшиб стол, а затем залепил Морин такую пощечину, что голова ее откачнулась до спинки дивана. Она инстинктивно закрыла лицо руками, ожидая второго удара, но его не последовало. Морин подняла голову, Ян увидел след своей ладони на ее правой щеке.
— Эй, господин министр, а что сказала бы ваша сиятельная женушка, если бы увидела, что респектабельный английский джентльмен ведет себя как пьяный ирландский крестьянин?
Ян привел в порядок свой костюм и, даже не взглянув на ярко-розовую фигуру на диване, направился к выходу. Замок входной двери щелкнул за его спиной. Интересно, если поднять голову и посмотреть на ящики с геранью и петуниями, увидит ли он по ту сторону окна золотисто-каштановые волосы Морин. Или она так и лежит, развалившись, как шлюха, на своем проклятом диване.
Только дойдя до Виктория-стрит, Ян посмотрел на часы. 2.10. А ему-то казалось, что прошла вечность с тех пор, как он вышел из ворот на Даунинг-стрит после заседания кабинета. Встреча с министром торговли Германии назначена на 3.30. У него есть еще больше часа свободного времени. Ян зашел в первый попавшийся бар, заказал порцию виски и сандвич и поставил все это на столик в углу. Хорошо, что он не мог здесь встретить никого из знакомых. Ему необходимо было успокоиться. И решить, куда идти дальше.
