Глава 7

Дням, оставшимся до лапароскопии, казалось, не будет конца, но все-таки наступила пятница. Диане велели ничего не есть и не пить с вечера четверга, а рано утром Энди привез ее в больницу.

В приемном отделении ей сразу же сделали укол, усадили на коляску и увезли, после того как она сонно посмотрела на мужа и помахала ему рукой.

Когда ее привезли обратно около полудня, она все еще была очень слаба. Доктор Джонстон уже виделся с Энди и сообщил ему плохие новости перед тем, как сказать об этом его жене. Энди не стал ей ничего говорить, решив предоставить это нелегкое дело доктору, который зашел в палату чуть позже после полудня, чтобы проверить самочувствие Дианы и сообщить результаты исследования.

— Что вы обнаружили? — спросила она возбужденно, садясь на кровати, как только увидела, что он заходит в палату.

Какую-то долю секунды доктор медлил с ответом. Он взглянул на Энди, потом сел и посмотрел на пациентку. Новости были плохие, и она поняла это, как только его увидела.

— Что, все так плохо?

— Да, — спокойно сказал он. — С обеими маточными трубами есть проблемы. Одна, как оказалось, непроходима полностью, а вторая значительно повреждена. И в обоих яичниках образовалось по нескольку спаек. Я считаю, что яйцеклетки не могут попасть в матку из-за повреждений в трубах. Так что, к сожалению, сегодня у нас плохие новости, Диана.

Она уставилась на него, не в состоянии поверить тому, что он только что сказал. Не может быть, чтобы все было так плохо. Или может?

— Вы можете устранить повреждения? — хрипло спросила она.

Доктор Джонстон покачал головой.

— Мы абсолютно бессильны. Одну из труб, возможно, мы бы могли продуть, но это ничего не даст, потому что еще существуют спайки в яичниках. Повреждения довольно сильные, и я не вижу способа избавиться от них. Не хочу сказать, что не существует вероятности того, что яйцеклетка может попасть в матку, но это почти невозможно. Конечно, в жизни все бывает. Но вам могу сказать, что вероятность того, что вы забеременеете, — один шанс на десять тысяч. К тому же спайки в яичниках так велики, что, если попытаться искусственным способом извлечь яйцеклетку, можно повредить кишечник. Обычно в таких случаях применяют искусственное оплодотворение. Мы можем взять яйцеклетку другой женщины, оплодотворенную сперматозоидом Энди, и поместить в вашу матку, но и в этом случае я не могу гарантировать абсолютный успех. Вся ваша половая система, похоже, повреждена в результате действия какой-то сильной инфекции, возникшей скорей всего в результате применения вами спирали, причем воспаление было скрытое, потому что оно не имело никаких внешних признаков и не вызывало болевых ощущений.

Я считаю, что вы сможете забеременеть только благодаря невероятной случайности, а на это, как вы понимаете, мы в нашей работе никогда не делаем ставку. Фактически мы ничего не можем сделать, кроме оплодотворения донорской яйцеклетки. Или вы можете усыновить ребенка.

По щекам Дианы непрерывным потоком катились слезы, и Энди почувствовал, как у него защипало глаза. Он потянулся и стиснул сильно ее руку. Но он не мог освободить жену от той ужасной боли, которая охватила ее, не мог изменить ту истину, которая заключалась в словах доктора. Единственно, что он мог, — от души пожелать, чтобы все это оказалось неправдой.

— Но как это могло со мной случиться? Почему я ничего не знала? Почему я ничего не чувствовала? — Ей казалось невозможным, что весь этот ужас произошел именно с ней.

— Это особенность подобного воспаления, — попытался объяснить доктор Джонстон, — очень часто именно спираль является причиной этого. К сожалению, она безопасна не для каждого организма. При такого рода воспалении нет ни боли, ни выделений, ни повышения температуры — никаких признаков, но инфекция очень опасна, она делает непроходимыми маточные трубы, а в вашем случае затронуты даже яичники. Вы даже представить себе не можете, сколько женщин с аналогичными проблемами прошли через нашу клинику. Я искренне сочувствую, что такое случилось именно с вами. Это большая неприятность, но вы должны найти возможность справиться с ней. — Он хотел вселить в нее надежду, но своими словами вверг Диану в совершенное отчаяние. Мечта иметь собственного ребенка стала для нее неосуществимой.

— Нет, я не хочу яйцеклетку другой женщины. Пусть лучше у меня вообще не будет детей!

— Это вы сейчас так говорите, но, возможно, позже, когда вы успокоитесь и все обдумаете…

— Нет! Я не хочу даже думать об этом! И я не хочу никого усыновлять! — Ее голос сорвался на крик. — Я хочу моего собственного ребенка!

Почему это так просто для всех, кроме нее? И зачем, черт возьми, она пользовалась этой чертовой спиралью? Ей хотелось наброситься на кого-нибудь с кулаками, кого-нибудь обругать, но, увы, виновника ее несчастья не было, как не было и того, кто бы мог облегчить ее страдания или избавить от них. Энди успокаивал ее, прижимая к себе, а она дрожала и всхлипывала, и доктору ничего не осталось, как выйти из палаты, оставив их вдвоем. Больше он ничего не мог для них сделать.

— Мне жаль, любимая… Мне очень, очень жаль, — снова и снова повторял Энди, обнимая и успокаивая ее.

А когда немного позже они отправились домой, у нее все еще болел живот, но страшнее этой боли для Дианы было сознание того, что ее лоно пусто и бесплодно.

— Я не могу в это поверить, — сказала Диана Энди, когда машина остановилась перед домом. Она с ужасом посмотрела вокруг. Теперь она ненавидела этот дом. — Нам необходимо продать этот дом, — проговорила она, направляясь в спальню, — эти пустые комнаты наверху… они как будто обвиняют меня. Они кричат мне: «Ты бесплодна! У тебя никогда не будет детей!» — Она вспомнила слова доктора, и ей захотелось умереть.

— Почему бы нам не обдумать то, что он предложил… ну, он же сказал, что есть другие способы завести ребенка. — Энди старался говорить спокойно. Он не хотел расстраивать ее, хотя сам был расстроен не меньше. Это был самый ужасный день в их жизни, и теперь они должны были заглянуть в будущее и принять решение, от которого будут зависеть их судьбы. Все планы рухнули, а построить новые в нынешней ситуации казалось им обоим делом непростым и неприятным. — Этот вариант с донорской яйцеклеткой может оказаться прекрасным выходом.

— Это не выход! И уж тем более не «прекрасный»! — У нее началась форменная истерика, она почти визжала, Энди никогда раньше не видел, чтобы она вела себя так. — В этих отвратительных методах нет ничего прекрасного! Прекрасно иметь своего собственного ребенка, а я не могу! Ты что, не слышал, что он сказал?! — Диана судорожно всхлипывала, и он не знал, что сделать, чтобы ее успокоить. Он тоже был подавлен, но ей было в сто раз хуже от сознания того, что роковой изъян обнаружили именно у нее.

— Почему бы нам не поговорить об этом позже? — сказал он, аккуратно расправляя постель, чтобы она могла лечь. Он знал, что надрез у нее еще болит.

— Я вообще больше не хочу говорить об этом никогда! И если ты захочешь развестись со мной… что ж, тем лучше. — Она говорила это, укладываясь в постель и все еще всхлипывая. На нее было жалко смотреть.

Энди ободряюще улыбнулся жене. Она была в смятении, и это вполне оправдывало ее поведение. Он почувствовал, что любит ее еще больше, чем прежде.

— Я не хочу с тобой разводиться, Ди. Я люблю тебя. Почему бы тебе сейчас не уснуть? Завтра мы сможем все это обдумать на свежую голову.

— Ну и что это даст? — пробормотала она горестно, устраиваясь поудобней. — Завтра больше не будет… И следующей недели не будет, и синих анализов, и температуры… Все кончилось… — Они потеряли надежду, но вместе с тем из их жизни ушло это бесконечное напряжение и лихорадочное ожидание.

«Может, это не так уж плохо», — решил про себя Энди. Он задернул шторы и вышел из комнаты, надеясь, что она в конце концов уснет.

Но Диана не могла уснуть и проплакала почти весь уикэнд. И когда утром в понедельник она отправилась на работу, то выглядела как привидение. Она приняла твердое решение не отвечать на звонки сестер.

Всю следующую неделю она ходила как сомнамбула, и Энди, как ни старался, ничем не мог ее утешить. Элайза пригласила ее на ленч, но Диана отказалась. Она не хотела ни видеться, ни говорить с кем бы то ни было. Даже с Энди.

Перед Днем Труда муж попробовал уговорить ее поехать на свадьбу к Биллу с Денизой, на озеро Тахо, но она флегматично отказалась ехать, и после бесполезных уговоров, длившихся всю неделю, Энди поехал один. Диана ничего не имела против, и нельзя сказать, чтобы он там очень уж повеселился, но чувствовал себя гораздо лучше вдали от ее бессильной ярости и той бесконечной тупой боли, которая угнетала их обоих. Казалось, этим мучениям не будет конца, и он уже совершенно не представлял, как ей доказывать, что их жизни не оборвались вместе с известием о ее состоянии.

— Ни ты, ни я вовсе не умерли, Диана, — сказал он в конце концов, — и смертельных болезней нам тоже никто не напророчил. Единственное, что изменилось в нашей жизни, — мы узнали, что не сможем родить собственного ребенка. Но я отказываюсь разрывать из-за этого наш брак. Да, конечно, я хочу детей, и, может быть, когда-нибудь мы кого-нибудь усыновим. Но сейчас есть только два человека — ты и я. И если мы оба не возьмем себя в руки, то в конце концов доведем друг друга до отчаяния. — Он изо всех сил пытался вернуть в их жизнь нормальные отношения, но Диана не была настроена даже попытаться помочь ему в этом.

Она постоянно с ним спорила и впадала в ярость из-за любого пустяка, а иногда по целым дням вообще с ним не разговаривала. Она выглядела и вела себя нормально только в те минуты, когда собиралась на работу, но к моменту возвращения она опять превращалась в полоумную фурию, и Энди иногда приходила в голову мысль, что она делает это все специально, стараясь разрушить их брак. Но сама она была не уверена ни в чем и ни в ком: ни в нем, ни в себе, ни в друзьях, ни в работе. И меньше всего она была уверена в будущем.

В субботу, накануне Дня Труда, старый друг Чарльза — Марк предложил ему вместе пообедать. Его очередная подружка уехала на несколько дней на Восток — проведать родителей, а днем раньше, на работе, Марк выяснил, что его молодой приятель тоже остался один на выходные.

Они отправились поиграть в шары сразу после полудня, а потом зашли в любимый бар Марка выпить пива и посмотреть бейсбольный матч. Друзья любили такие встречи, но им редко удавалось найти для них время. Они оба много работали, и большинство выходных Чарльз проводил так, как хотела Барби: они или ходили по магазинам, или навещали друзей. А играть с ним в шары жена не любила.

— Ну что, сынок, какие новости? — по-свойски спросил Марк, наблюдая, как игроки «Метеора», отбив мяч, бросились через поле. Ему нравилось проводить время с Чарли, и он всегда искренне интересовался делами своего молодого друга. У него не было сына, а только две дочери, и иногда, глядя на Чарли, он сознавал, что, будь у него сын, он бы испытывал к нему именно такие чувства. — Куда отправилась Барби? В свой Лейк-Сити, проведать семью? — Он знал, откуда Барби родом, но даже не догадывался, что она скорее умрет, чем отправится навестить близких. Чарли никогда ни с кем не обсуждал ее секретов.

— Она поехала с подругой в Вегас, — честно сказал Чарли и улыбнулся. Он тоже любил Марка, тот здорово помогал ему в работе, и за три года их знакомства они стали настоящими друзьями.

— Ты что, шутишь? — Марк удивленно взглянул на него. — Что за подруга?

— Ее бывшая соседка по комнате, Джуди. Они решили проведать каких-то своих старых приятелей.

— И ты отпустил ее одну?

— Ох, но я же сказал тебе… она поехала с Джуди. — Чарли, казалось, удивило его беспокойство.

— Ты с ума сошел. Джуди в десять секунд подцепит себе какого-нибудь парня, а что, по-твоему, будет делать Барби?

— Она не ребенок. И вполне сможет позаботиться о себе. И потом, если у нее возникнут проблемы, она позвонит. — Чарли был абсолютно уверен, что с ней все в порядке. Он не собирался мешать ей, Барби так рвалась в эту поездку. Она не была в Лас-Вегасе уже два года, и воспоминания о го роде уже начали стираться из ее памяти. Все, что она могла вспомнить, как она объясняла, это сверкающие огни и постоянная суматоха.

— А почему ты не поехал с ними? — спросил Марк, когда они заказали пиццу с перцем.

— А… это не для меня, — Чарли пожал плечами, — я ненавижу такое времяпрепровождение. Весь этот шум и суету… и азартные игры… Если мне захочется, я могу напиться и дома, — отшутился он, хотя это бывало с ним очень редко, — чего ради я потащусь в Вегас? Она гораздо лучше будет себя чувствовать среди своих подружек без меня. Что было бы, если бы я поехал с ней? Сидел бы как дурак в стороне, пока они хихикают и сплетничают о парнях и косметике.

— Надеюсь, подобные развлечения еще не вошли у нее в привычку? — Марк выглядел серьезным и озабоченным, и Чарли улыбнулся, тронутый участием своего старшего друга.

Какие развлечения? Парни и косметика? — Чарли позволил себе пошутить, потому что полностью доверял же не. — Не волнуйся, с ней все в порядке. Она просто все еще любит иногда окунуться во всю эту атмосферу. Это дает ей возможность почувствовать себя актрисой. В этом году она почти не работала, и наша жизнь показалась ей слишком пресной. — Ему нравилась их размеренная жизнь с Барби, до он знал, что она часто скучает по своему беспокойному прошлому, хоть и любит повторять, что она благодарна Чарли за то, что он избавил ее от него.

— Да, и что же нарушает ваш покой? — нахмурился Марк, а молодой человек рассмеялся.

— Ты говоришь, как мой отец… если он у меня, конечно, был. — Чарли очень нравилось, что Марк так заботится о нем. Никто никогда не делал этого, кроме него и… Барби.

— Тебе бы не следовало отпускать ее в Вегас. Замужние женщины не должны вести себя подобным образом. Им полагается сидеть дома со своими мужьями. Да, но откуда тебе это знать? У тебя же никогда не было матери. Но учти, если бы моя жена выкинула что-нибудь подобное, я тут же бы с ней развелся.

— Ты и так с ней развелся, — поддразнил Чарли, и Марку нечего было возразить.

— Это совсем другое. Со своей я развелся потому, что она крутила кое с кем… — Со «старым другом». Чарли знал эту историю. И в конце концов она забрала их девочек и переехала из Нью-Джерси в Лос-Анджелес. Поэтому Марк тоже перебрался в Калифорнию. Он хотел быть поближе к дочкам.

— Тебе не стоит так о нас беспокоиться. У нас правда все хорошо. Просто ей нужно немного развлечься, вот и все. И я ее понимаю.

Разреши заметить тебе, мой мальчик, что ты слишком легковерен! — Он погрозил ему пальцем, и в этот момент принесли пиццу. — Я тоже был когда-то таким, но жизнь меня многому научила, и теперь я непреклонен! — Марк напустил на себя строгий вид, но они оба прекрасно знали, как он мягок и безволен с женщинами. Фактически любая могла вить из него веревки и вести себя так, как ни с одним другим мужчиной. И он никогда не мог ничего с собой поделать. И все-таки сейчас он был откровенен с Чарли. Он бы никогда не позволил ни одной из своих многочисленных подружек бросить его одного, а самой уехать на уик-энд в Лас-Вегас.

— Ладно, лучше скажи, что нового у тебя, — спросил Чарли в то время, как они разделывались с огромной пиццей. — Как поживают Марджори и Хелен?

Это были его дочери. Одна была замужем, а вторая все еще училась в колледже, и Марк невероятно гордился ими обеими. Он души в них не чаял, и всякий, кто не уверял, что его дочери — просто прелесть, не задерживался у него в друзьях больше пяти минут, особенно если это была женщина.

— О, с ними все в порядке. Я говорил тебе, что Марджори должна родить в марте? Прямо не могу поверить… Мой первый внук! И представляешь, они уже знают, что это мальчик. Да… как все изменилось со времен моей молодости… — Потом он вдруг нахмурился и подумал о том, что его молодому другу с женой пора тоже уже что-то предпринимать. Может, это как раз то, что молодой жене просто необходимо для того, чтобы сидеть дома и не разъезжать в одиночку по увеселительным местам. — А Как насчет вас? Ничего не намечается? А между прочим, уже пора, тебе не кажется? Вы уже женаты… сколько вы уже женаты?.. Четырнадцать, нет, пятнадцать месяцев. Не пора ли молодой супруге уже начинать думать об этом?

— Это как раз то, чего она боится, — грустно сказал Чарли, но проблема была даже скорее не в том, хочет она этого или нет, а в том, что этого до сих пор не случилось. Прочитав несколько специальных книг и применяя на практике те знания, которые он там почерпнул, Чарли был совершенно уверен, что они каждый месяц занимаются любовью в самое подходящее время для зачатия ребенка. Прошло уже четыре месяца, но с Барби ничего не происходило. И Чарли начал волноваться.

— Она что, не хочет детей?

— Это она сейчас так говорит, — сказал Чарли, стараясь убедить Марка в том, что он не придает значения ее словам, — но она непременно изменит свое решение. Ведь без детей нельзя обойтись. Сейчас она просто боится, что беременность может помешать ее карьере. Она говорит, что ее «шанс» может подвернуться в любую минуту, а она не сможет им воспользоваться.

— Может, этот ее «шанс» не подвернется ей никогда. Ты не можешь жертвовать детьми ради ее призрачных надежд. — Марк говорил тоном, не терпящим возражений. Его все больше начинали возмущать капризы Барби. Он считал ее взбалмошной и испорченной, и ему не нравилось, что Чарли балует ее. — Ты должен сделать так, чтобы она забеременела, независимо от того, хочет она этого или нет, — сказал Марк, откидываясь с довольным видом от стола, но Чарли тяжело вздохнул:

— Не все так просто.

— Она что, принимает противозачаточные таблетки?

— Нет, во всяком случае, я так не думаю.

Вообще-то такое даже не приходило ему в голову, но он не думал, что Барби могла делать это тайком от него. Она не хотела иметь детей и пользовалась диафрагмой, когда ей не лень было вставать с постели, что, к счастью для Чарли, случалось нечасто. Вообще они почти совсем не предохранялись, и то, что она до сих пор не забеременела, все больше и больше начинало беспокоить Чарли. Да ведь она сама еще несколько месяцев назад сказала, что никогда не была так беспечна, как с ним, и удивилась, что до сих пор не залетела.

— Я не знаю, — он робко посмотрел на друга, — но почему-то у нас до сих пор ничего не получилось. — Чарли как-то сразу сник, и Марк посмотрел на него с симпатией и беспокойством. Он прекрасно знал, как Чарли хочет иметь ребенка, и считал, что это было бы очень кстати его жене, которую малыш сумеет привязать к дому, а это для нее сейчас просто необходимо.

— Чтобы женщина забеременела, нужно соблюдать определенные правила, и для этого существует целая наука. Ты должен проконсультироваться со своим врачом. — Сам он с этим не сталкивался, его первая дочь была зачата на заднем сиденье автомобиля, когда ему было всего девятнадцать и он еще не был женат на ее матери. А вторая родилась через десять месяцев после первой. Потом его жена решилась на операцию, чтобы перевязать маточные трубы, а все его подруги принимали противозачаточные таблетки. Но он был осведомлен, что существует подходящее и неподходящее время для зачатия ребенка, но ведь Чарли мог этого и Не знать.

— Да нет, судя по тем книгам, которые я изучил, мы занимаемся любовью в самое подходящее время. Можно сказать, прямо по графику.

— Может быть, тогда вам просто надо быть понастойчивее, — сказал Марк заговорщическим тоном. — Вы оба молодые и здоровые, и это обязательно произойдет, рано или поздно.

— Да, наверное. — Но это уже начинало угнетать его, и в глубине души Чарли был обеспокоен.

— Не думаешь же ты, что с вами что-то не в порядке?

— Я не знаю. — Тревога, появившаяся в глазах Чарли, тронула Марка, он дружески похлопал его по плечу и заказал им еще по одной порции пива. Поистине это был приятный, дружеский вечер.

— Ты не болел в детстве свинкой или какой-нибудь венерической болезнью? — поинтересовался Марк.

— Нет. — Чарли улыбнулся прямоте, с которой был задан вопрос. — Ничего подобного у меня не было.

Марк нахмурился и озабоченно посмотрел на друга.

— Ты знаешь, моя сестра с мужем очень долго не могли иметь детей. Они были женаты уже семь лет, а она все никак не могла забеременеть. Они живут в Сан-Диего. И ее муж пошел к самому лучшему доктору. Оказывается, моя сестра принимала гормональные таблетки или уколы… ну, что-то там такое… и, в общем, я не знаю, что они там сделали с моим шурином… но только знаю, что ему некоторое время пришлось носить жокейские шорты, в которые он клал кубики льда. Невероятно звучит, правда? Но — тьфу, тьфу, тьфу — у них теперь трое детей. Два мальчика и девочка. Когда я буду разговаривать с ней в следующий раз, я узнаю имя врача для тебя. Он очень известный специалист в Беверли-Хиллз, и это лечение стоило им недешево, но цель оправдала средства. Детишки просто замечательные.

Чарли улыбался, когда им принесли пива, представляя шурина Марка в жокейских шортах, наполненных кубиками льда, и они оба вдруг рассмеялись. Все-таки жизнь — хорошая штука! Как приятно иногда бывает провести вечер в обществе любимого друга. Чарли нравилось бывать с женой, но он не всегда мог поговорить с ней откровенно о том, что его волнует, а то, что волновало ее, мало интересовало Чарли. А вот с Марком у них очень много общего, и он высоко ценил их дружбу.

— Я не уверен, знаешь ли, что мне понравится засовывать лед себе в штаны.

— Знаешь, если это нужно для пользы дела… черт, что, я не прав?

— Жаль, что я женат не на тебе, — поддразнил его Чарли. — Мне очень нравится, как ты относишься к детям. — Он, улыбаясь, смотрел на друга.

— Это самое главное в жизни. Так я узнаю для тебя имя врача? — повторил он настойчиво.

— Я пока не уверен, что у нас не все в порядке, — неуверенно сказал Чарли. — Я начал об этом серьезно задумываться только с июня. Говорят, даже самым благополучным парам иногда требуется год, чтобы зачать ребенка.

— Да? Мне с этим повезло, у меня вышло с первого раза. — Марк закатил глаза, и они оба расхохотались. — В любом случае, если ты проверишься, вреда от этого не будет. Ты только представь — врач говорит тебе, что у тебя все в порядке и ты в отличной форме… Ты и сам чувствуешь себя как зверь, приходишь домой, набрасываешься на жену, валишь ее прямо на пол, овладеваешь ею и… о радость! — она забеременела. А все этот доктор… правда, твое поведение смахивает на поведение изголодавшегося вояки… как ты считаешь?

— Ты просто сумасшедший… — Чарли был искренне тронут заботой друга, он даже не знал, как ему сказать об этом.

— Я сумасшедший? Это я, что ли, отпустил жену одну в Лас-Вегас? Уж кто из нас сумасшедший, так это ты.

— Да, может быть, ты и прав. — Чарли улыбнулся, он уже давно не чувствовал себя так хорошо, да еще и «Метеор» выиграл к тому моменту, когда они допили пиво.

Когда Марк повез его домой, был уже одиннадцатый час, и, выйдя из машины, Чарли медленно брел к своей квартире, думая о том, придется ли ему обратиться к врачу. На первый взгляд могло показаться, что обращаться к специалисту еще слишком рано, скорей всего все у него в порядке, но все-таки это стоит сделать, хотя бы просто для очистки совести. Еще следует учесть тот факт, что Барби даже не подозревает о том, сколько он прилагает усилий для того, чтобы она забеременела. Это даже не приходило ей в голову, особенно сегодня, когда она, наверное, вообще не думает о Чарли. Сегодня в Вегасе она пьет в компании своих подружек и наверняка встретила там знакомых парней, с которыми не виделась сто лет.

Во время выходных в День Труда Пилар в третий раз за три месяца обнаружила, что она не беременна. Это подействовало на нее угнетающе, но в панику она впадать не собиралась. Они с Брэдом уже решили, что если у них на этот раз ничего не выйдет, то они обратятся к специалисту. Она на всякий случай начала наводить справки, и Марина рассказала ей об одном проверенном специалисте в Беверли-Хиллз, которая, если верить тем источникам, по которым Марина отыскала ее, стоила того, чтобы к ней съездить. Лос-Анджелес был всего в двух часах езды, а все врачи, которые знали ее, в один голос утверждали, что Хелен Вард просто потрясающий специалист с прекрасной репутацией.

Сразу после Дня Труда Пилар связалась с ней, и та назначила ей прием на следующей неделе. Вообще-то Пилар считала, что, по-хорошему, ей бы надо было еще несколько месяцев подождать, но врач настояла на том, чтобы осмотреть ее как можно раньше, и она согласилась. Да и Брэд был не против того, чтобы поехать с ней.

Ему, правда, не очень нравилось то, что Марина навязала им врача-женщину, но жена была в этом плане непреклонна: она должна чувствовать себя непринужденно с доктором, который будет ее осматривать.

— А что же они собираются делать со мной? — спросил он нервно, когда они ехали в клинику. Он вынужден был отложить слушание дела по личным причинам, что было исключительным случаем в его практике.

— Я думаю, они скорее всего отрежут твой инструмент, изучат его тщательно, а потом пришьют на место. Все очень просто. Но ты не бойся, сегодня ничего не будет, они сделают это в следующий раз.

— Ты всегда готова посочувствовать. — Он нахмурился, а Пилар рассмеялась.

Она была очень благодарна ему за то, что он сам согласился поехать с ней. Она страшно нервничала и даже не могла себе представить, что их ожидает. Но встреча с доктором развеяла все их сомнения. Доктор Хелен Вард была маленькой изящной женщиной с яркими голубыми глазами и сединой в каштановых волосах. Внимательно она выслушала супругов, делая настолько простые и понятные заключения по ходу разговора, что им стало ясно — она прекрасно понимает, что они от нее хотят. Сначала Брэду показалось, что она немного холодна и замкнута с ними, но чем дольше они беседовали, тем большим сочувствием и вниманием проникалась к ним доктор, к тому же у нее было великолепное чувство юмора. Она относилась к своим пациентам так же, как Пилар к своим подзащитным: с уважением и сочувствием, но главное — с высоким профессионализмом. Благоприятно подействовал на обоих супругов и тот факт, что она изучала медицину в Гарварде, и то, что ей было за пятьдесят, вполне устроило и Брэда, и особенно Пилар. Ей было совершенно очевидно, что какой-нибудь молодой, новомодный врач ее бы не устроил. Она с самого начала хотела, чтобы ее осматривал и лечил кто-то более серьезный и спокойный, может быть, немного консервативный, но делающий все возможное, чтобы помочь им.

После того как они познакомились и привыкли друг к другу, доктор достала две анкеты и начала заполнять их. Она задала им массу вопросов, касающихся состояния их здоровья как в прошлом, так и в настоящем. Брэд был приятно удивлен, заметив, что жена ведет себя с врачом абсолютно непринужденно и откровенно делится с ней интимными вещами. Она сказала, что делала аборт, когда ей было девятнадцать лет, хотя об этом ужасно не любила вспоминать, и Брэду она призналась в этом как-то ночью, изрядно выпив перед этим, и добавила, что с того дня, когда она это сделала, и по сей день она чувствует себя преступницей. Правда, у нее были веские причины, оправдывающие ее нежелание иметь ребенка: она была на первом курсе колледжа, и ребенок лишил бы ее возможности продолжать учебу, а отец ребенка, первый мужчина в ее жизни, исчез, узнав о беременности Пилар. На помощь и сочувствие родителей она не могла рассчитывать. В отчаянии Пилар решилась на аборт, который сделала нелегально в испанском квартале. И теперь, уже не в первый раз, она удивилась тому, что тот давний аборт может быть причиной того, что она теперь не может забеременеть. Но доктор Вард заверила ее, что это совсем не обязательно.

— Многие женщины, перенесшие даже по нескольку абортов, рожают после этого совершенно нормальных детей, и совсем не обязательно, что после аборта женщина не может забеременеть. Вот если во время аборта в организм попадет инфекция — тогда другое дело. Но судя по тому, что вы рассказали, все у вас было в порядке. — Ее слова сразу же успокоили Пилар.

Они поговорили о детях Брэда, о том, как супруги предохранялись все эти четырнадцать лет, и после того, как она узнала то, что касалось их двоих, она начала задавать вопросы, касающиеся только Пилар, и в конце концов сообщила ей, что, исходя из ее ответов, она не обнаружила ни малейшего повода считать, что у нее могут возникнуть проблемы с зачатием ребенка.

— Существует ли какая-нибудь определенная причина, по которой вы здесь оказались? Судя по вашим рассказам, волноваться пока совершенно не о чем, а три месяца бесплодных стараний зачать ребенка — довольно незначительный срок, чтобы обращаться к специалисту. — Доктор Вард говорила уверенным тоном, с дружеской улыбкой на губах, и Пилар чувствовала, что она ей все больше и больше нравится.

— Это все подходит шестнадцатилетним, доктор Вард. Мне же уже сорок три. И я не думаю, что располагаю достаточным количеством времени, чтобы чего-то ждать.

Да, это правда, и мы сразу можем сделать кое-какие анализы, проверить ваш гестагенный уровень, который может влиять на способность организма забеременеть; обследовать вашу щитовидную железу и выявить работу пролактина все с теми же целями. Было бы желательно выяснить ваш гестагенный уровень выше обычной точки, чтобы убедиться, что яйцеклетка оплодотворяется. Надо будет ежедневно измерять температуру, чтобы составить график базальной температуры тела, как мы его называем, БТТ. Также вы можете попробовать принимать слабый возбудитель с хломифеном, посмотрим, может, это подействует. Обычно сорокалетним женщинам хломифен не всегда помогает, но, если вы хотите, мы можем попробовать. Этот гормон заставит ваш организм вырабатывать больше гестагенных веществ, что поможет вам забеременеть.

— У меня из-за этого могут вырасти волосы на подбородке? — не удержалась от вопроса Пилар, но Хелен Вард только рассмеялась в ответ.

— Никогда о таком не слышала. Хотя вы, может быть, будете чувствовать легкое напряжение, что-то наподобие стресса в течение тех пяти дней, пока будете принимать лекарство, и еще несколько дней после этого. У некоторых возникают незначительные проблемы: ухудшается зрение, появляются слабые головные боли, тошнота, иногда наблюдается резкая смена настроения, но в большинстве случаев ничего серьезного не происходит.

— Я думаю, мне стоит попробовать, — уверенно сказала Пилар. — Может быть, можно попробовать что-нибудь более сильное? Гормональные уколы, например?

— Не думаю, чтобы это сейчас было так уж необходимо. Не стоит слишком усердствовать, вмешиваясь в естественный ход вещей.

Она не хотела форсировать события, не имея для этого веских оснований. Доктор Вард полагала, что, если бы у пациентки были серьезные проблемы, она сама попросила бы ее принять более действенные меры. Она могла попросить сделать ей искусственное оплодотворение, когда с помощью гормонов в яичниках образуются несколько яйцеклеток, потом они извлекаются оттуда и оплодотворяются в пробирке спермой мужа, после чего помещаются в матку, в надежде, что это вызовет беременность. Оплодотворение яйцеклетки таким способом иногда бывает очень удачным, но только в том случае, когда и сперма, и яйцеклетки — абсолютно здоровы, но даже и тогда нет гарантии, что женщина наверняка забеременеет. Но для Пилар в ее возрасте об искусственном оплодотворении не могло быть и речи. Многие медицинские центры уже давно отказались делать его сорокалетним женщинам. К тому же этот процесс — не из легких. Для его успеха необходим вводить в организм большие дозы гормонов, а для того, чтобы манипулировать с яйцеклеткой, нужен очень опытный специалист, так что только десять или двадцать процентов этих операций были успешными. И те немногие беременности, возникшие в результате искусственного оплодотворения, считались чуть ли не даром божьим.

Доктор Вард взяла у Пилар кровь для нескольких простых анализов, выписала ей рецепт на хломифен, попросила ее начать измерять температуру по утрам перед тем, как встать с постели, и показала, как составляется график БТТ. и, наконец, дала ей набор пробирок и инструментов, с помощью которого Пилар должна была выделить лютеинизирующий гормон перед овуляцией.

— У меня такое впечатление, будто я вступила в морскую пехоту, — пожаловалась Пилар Брэду, когда они уходили, нагруженные набором пробирок и указаниями доктора о том, когда им теперь положено заниматься любовью.

— Надеюсь, что это не так. Мне она понравилась. А ты что думаешь? — На Брэда произвели большое впечатление ее мудрость и осторожность. Она отказалась сразу принимать серьезные меры, так как прекрасно понимала, что Пилар достаточно хорошо осведомлена в этом вопросе и прекрасно знает, к чему могут привести слишком поспешные и ошибочные решения.

— Мне тоже она понравилась. — Хотя Пилар была слегка разочарована, в глубине души она надеялась, что доктор сотворит какое-нибудь чудо. Но та, оказалось, придерживалась консервативных методов, хотя именно это и было им нужно. В любом случае их выбор был ограничен из-за возраста Пилар. Она была стара для искусственного оплодотворения, если бы даже оно им понадобилось. Может быть, она стара даже для хломифена, хотя испробовать его она собиралась.

Доктор Вард считала, что им больше подойдет внутриматочное оплодотворение. Ей казалось, что в этом случае у них будет больше шансов, чтобы Пилар забеременела, если, конечно, ей не удастся сделать этого с помощью хломифена.

— Мне кажется, мы делаем из мухи слона, — сказал Брэд. Он впервые задумался над тем, что желание завести ребенка может сопровождаться такими трудностями.

— В моем возрасте все не так просто, — жаловалась Пилар, — даже накладывать косметику мне теперь приходится гораздо дольше и тщательнее, чем раньше. — Она усмехнулась, и муж наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Ты уверена, что хочешь все это проделать? Не похоже, что все эти процедуры очень приятны. У тебя достаточно напряженная работа, стоит ли принимать еще и таблетки, которые будут еще больше возбуждать тебя?

— Ты знаешь, я подумала об этом… Но это наилучшая возможность достичь того, чего мы хотим. И мне хотелось бы попытаться ею воспользоваться. — Теперь, когда она приняла решение, ей хотелось сделать все возможное, чтобы родить ребенка.

— Конечно, ты же у нас хозяйка, — сердечно проговорил Брэд.

— Ну почему я? Просто я тебя очень люблю. — Они снова поцеловались.

Перед тем как вернуться в Санта-Барбару, они пообедали в Лос-Анджелесе в бистро. Они были рады тому, что им удалось выбраться и приятно провести этот вечер. Когда они вернулись домой, Пилар разложила в ванной все свои новые приобретения: пробирки для выделения ЛГ, градусник, график. По дороге домой они купили лекарство. Но принимать она должна была его только через три недели, в том случае, если на этот раз она опять не забеременеет естественным путем. Но в любом случае на следующий день ей надо было начинать ежедневно измерять температуру и использовать пробирки.

— Выглядит как арсенал надежды, правда? — улыбнулась Пилар Брэду, когда они вечером чистили зубы, и жена обвела рукой все свои новые принадлежности, стоящие на ее умывальном столике.

Да, это хорошо, если уж мы действительно должны это все проделать. Никто не говорит, что это будет легко и просто. В конце концов, во всем этом важен результат. — Он замолчал и поцеловал ее. — И если в результате все это не сработает и мы с тобой останемся одиноки, что ж, это тоже хорошо, и я хочу, чтобы ты это поняла. Я хочу, чтобы ты подумала и над этим, Пилар, и постаралась примириться с такой возможностью. Конечно, если у нас все получится, это будет просто замечательно, но если нет… то у меня останешься ты, а у тебя — я, и по-прежнему наша жизнь будет наполнена людьми, которых мы любим и которые о нас заботятся. Мы не должны обязательно заводить ребенка.

— Нет, конечно, но я бы этого очень хотела, — грустно сказала она, глядя на него, и он положил ей руку на плечо.

— Я этого тоже хочу. Но я бы не хотел, чтобы мы из-за этого подвергали себя риску. Или чтобы ты подвергала себя риску. — Брэд слышал, что такие перемены могут быть очень мучительными, и это даже может разрушить семью, а вот уж этого он никак не хотел после стольких лет счастливой жизни с Пилар. То, что они уже имели, стоило слишком дорого.

Она все думала над его словами на следующее утро, сидя за своим рабочим столом и уставившись в пространство пустыми глазами. Проснувшись сегодня утром, она, следуя предписаниям, измерила температуру, перед тем как встать и пойти в ванную, и аккуратно занесла цифру в таблицу в графу «показания термометра». А перед тем как уйти на работу, она сделала анализ ЛГ. Манипуляции с полдюжиной крошечных пробирок с химикалиями заняли у нее больше времени, чем она предполагала. Но в результате она обнаружила, что ЛГ у нее еще не начал выделяться, и это означало, что организм еще не был готов к овуляции. Брэд был прав. Было очень похоже, что они делают из мухи слона.

— По какому поводу ты выглядишь такой озабоченной? — спросила Алиса Джексон. Она шла к себе и по дороге заглянула в кабинет Пилар.

— О, нет… ничего… я просто думаю, — Она выпрямилась и постаралась выкинуть из головы все свои мысли, но это оказалось не так-то просто. Казалось, вопрос о том, как ей забеременеть, неотступно преследовал ее все эти дни.

— Непохоже, чтобы твои мысли были приятными. — Алиса на секунду остановилась, прижимая к груди папки с делами. Она собирала материал для сложного дела, которым занимался ее муж.

— Да нет, мысли-то приятные, только они очень непростые, — тихо проговорила Пилар. — А как продвигается ваше дело?

— Слава богу, мы уже почти подготовились к процессу.

Вряд ли я бы смогла выдержать все это еще шесть месяцев. — Но они обе хорошо знали, что, если бы это было необходимо, она смогла бы выдержать и дольше. Ей нравилось работать вместе с Брюсом и подбирать для него материал. Иногда, видя результаты их сотрудничества, Пилар задумывалась над тем, могла ли бы она вот так же работать вместе с Брэдом. Но она даже представить себе этого не могла, как бы высоко она ни ценила его советы. У каждого из них был свой, совершенно определенный стиль и неизменная точка зрения. Как муж и жена они были просто великолепной парой, но в качестве партнеров они, как считала Пилар, совершенно не подошли бы друг другу. У нее гораздо сильнее, чем у Брэда, было развито чувство сострадания, она любила браться за невероятно тяжелые, фактически неразрешимые дела и выигрывала их исключительно ради обвиняемых. В ней многое сохранилось от общественного защитника. С другой стороны, Брэд, не задумываясь, мог принять должность окружного прокурора, и супруги в профессиональном плане как бы находились на противоположных сторонах. Честно говоря, ни Пилар, ни Брэда это совершенно не волновало.

Она не успела закончить разговор с Алисой Джексон по поводу ее дела, когда зазвонил телефон, и тут же включился селектор. Секретарша сообщила, что у телефона мать Пилар.

— О боже, — произнесла Пилар, раздумывая, отвечать ей на звонок или нет. Алиса кивнула ей и, не выпуская из рук папки с делами для Брюса направилась к своему офису. — Хорошо, я возьму трубку, — сказала она в переговорное устройство и нажала нужную клавишу.

В Нью-Йорке сейчас был полдень, и Пилар знала, что ее мать проработала с утра уже пять часов в больнице и теперь собиралась быстро проглотить ленч, перед тем как в течение следующих пяти-шести часов принимать пациентов. Она была просто неутомима и работала в изнурительном для своего возраста режиме. Брэд не однажды повторял, что для Пилар это является хорошим примером, но она сама всегда, будучи настроена по отношению к матери более скептически, полагала, что та слишком разогналась, чтобы остановиться, и слишком скупа, чтобы упустить лишнего пациента. И ни о каких примерах для подражания здесь речи быть не может.

— Привет, мам, — небрежно сказала она, раздумывая, с чего бы это мать решила позвонить ей. Она всегда ждала звонка от дочери, даже если это тянулось месяц или два. И сейчас Пилар вдруг с надеждой подумала, что разговор будет не такой, как всегда. — Как ты?

— Прекрасно. У нас в Нью-Йорке страшная жара. И сегодня невероятно жарко. Слава богу, что в нашем офисе кондиционер еще не сломался. Как у вас с Брэдом дела?

— Мы с ним, как всегда, завалены работой. — «И пытаемся зачать ребенка». Она представила себе лицо матери, узнай она об этом, и Пилар продолжала говорить с улыбкой на лице: — Мы действительно оба ужасно замотаны. Брэд занят в бесконечном процессе, ау меня такое впечатление, что в моем офисе за этот месяц побывала половина населения Калифорнии.

— В твоем возрасте тебе уже пора стремиться к судейскому креслу, как это делали твой отец и Твой муж. Тебе незачем иметь дела со всеми свободомыслящими подонками Калифорнии. — «Спасибо тебе большое, мамочка!» Звонок нисколько не отличался от всех предыдущих: вопросы, упреки, скрытое обвинение, явное неодобрение. — Ты знаешь, твой отец стал судьей, когда он был даже чуть младше, чем ты сейчас. А когда ему было столько, сколько сейчас тебе, его назначили главой апелляционного суда — это была большая честь.

— Да, мама, я все это знаю. Но мне нравится то, что я делаю. И потом, я не уверена, что для нашей семьи сразу двое судей не будет слишком много. И, между прочим, далеко не все мои клиенты — «свободомыслящие подонки». — Но она уже разозлилась на саму себя из-за того, что вынуждена была оправдываться. Вечно мать провоцировала ее на это.

— Как я понимаю, ты продолжаешь защищать тех же людей, которых ты защищала, будучи общественным адвокатом.

— Не совсем так. Дело в том, что многие из моих теперешних клиентов имеют гораздо больше денег. Ладно. А как у тебя? Много работы?

Очень. Я сама совсем недавно дважды участвовала в судебных процессах, в качестве свидетеля, в случаях, связанных с неврологическими заболеваниями. Это было очень интересно. И, конечно, мы выиграли оба процесса. — Скромность никогда не была одним из достоинств Элизабет Грэхем, и тем, кто это знал, было легче с ней общаться.

— Конечно, — неопределенно сказала Пилар, — извини меня, пожалуйста… но мне действительно нужно заняться делами. Я перезвоню тебе скоро… береги себя. — Она поспешно положила трубку, как всегда, испытывая чувство поражения после разговора с матерью. Она никогда не могла одержать верх, мать всегда была не согласна с ней, и Пилар никогда не могла добиться того, чего она хотела. Но самое смешное во всем этом было то, что за все эти годы Пилар сумела понять, что ей и не надо ничего добиваться от матери. Она уяснила это уже давно. Ее мать была тем, кем она была всегда, и меняться она не собиралась. А вот Пилар продолжала ждать от нее чего-нибудь новенького и надеялась, особенно в те моменты, когда мать звонила сама, что она изменится по отношению к ней. Но Элизабет так и не стала той ласковой, доброй, отзывчивой и любящей матерью, которую Пилар всегда хотела иметь. И отец никогда не был таким. Но теперь у нее для этого есть Брэд, со всей его любовью, и пониманием, и добротой, о которых она так мечтала и не имела никогда. А если она нуждалась в ком-нибудь, похожем на мать, то рядом была Марина, и никто из этих двоих никогда не подводил ее.

Во время судебного перерыва она позвонила Марине, чтобы поблагодарить ее за рекомендацию хорошего врача, и Марина была довольна, что Хелен Вард понравилась ее подруге.

— Что она сказала? Обнадежила тебя?

— Да, вполне. Во всяком случае, она не сказала, как моя мать, что из-за того, что я старая, у нас могут быть дети-уроды. Но она объяснила, что нам потребуется время и кое-какие усилия.

— Я уверена, что Брэд готов сделать все, чтобы увидеть тебя счастливой матерью, — сказала Марина, и Пилар подумала, насколько бы отличалась реакция ее матери, скажи она ей об этом.

Он думает, что и так делал все от него зависящее, — рассмеялась Пилар. — Доктор Вард дала мне таблетки, которые, может быть, помогут. Самое главное во всем этом то, что я не теряю надежды, но согласись, я ведь уже не девочка.

— Кто? Ты? Вспомни мою мать… последнего ребенка она родила в пятьдесят два…

— Перестань. Каждый раз, напоминая мне об этом, ты пугаешь меня. Как будто хочешь сказать, что я забеременею, когда мне будет за пятьдесят.

— Я тебе еще не то могу пожелать, — Марина добродушно рассмеялась, — но если небесам будет угодно, чтобы ты забеременела в девяносто лет, будь уверена, ты забеременеешь.

— Ты мне очень помогла, Марина, я ценю это. Знаешь, моя мать звонила сегодня, вот это действительно был сюрприз.

— Да? И какими же приятными новостями она с тобой поделилась на этот раз?

— Особенно никакими. Сообщила, что в Нью-Йорке стоит сильная жара, и напомнила мне, что моему отцу было столько же, сколько сейчас мне, когда-то поставили во главе апелляционного суда.

— Ну да, ты же у нас просто неудачница. Даже не представляю себе… Как мило с ее стороны напоминать тебе об этом.

— Я тоже так подумала. Между прочим, она считает, что мне подходит твоя должность.

— Я с ней согласна. Но это уже совсем другой разговор, а мне сейчас надо возвращаться, чтобы как раз занять свое место. Сегодня после обеда я должна вынести приговор по делу, в котором преступление совершено пьяным водителем. Сам шофер вышел из-под обломков автомобиля абсолютно невредимым, но чуть не убил тридцатилетнюю беременную женщину и троих ее детей. К счастью, существует жюри присяжных, и им тоже придется принять решение.

— Да, видимо, случай непростой, — сочувственно сказала Пилар. Ей нравилось вот так обмениваться мнениями с подругой, она любила все эти разговоры и высоко ценила их дружбу. Она никогда не разочаровывалась в Марине.

— Конечно, непростой. Ладно, береги себя. Скоро я тебе все расскажу. Может, позавтракаем вместе на днях, если ты не очень занята?

— Хорошо, я позвоню тебе.

— Спасибо. Ну пока. — Закончив разговор, они обе вернулись к своей работе.

Им не удалось позавтракать вместе ни на этой неделе, ни на следующей. Обе были слишком заняты, и Пилар с головой ушла в работу, пока Брэд не предложил уехать на несколько дней и поселиться в одном очень уютном маленьком отеле в Кармел-Веле, о существовании которого он давно знал. Как он объяснил, наступала «критическая неделя». ЛГ у нее уже вот-вот начнет выделяться, а это значит, организм готов к овуляции и она наступит через день-два. И муж решил, что было бы гораздо лучше уехать и заняться ее проблемами вплотную, чем сидеть на месте и постоянно быть в напряжении: ему — в суде, а ей — у себя в офисе.

Но к тому времени, как они добрались до отеля, оба были совершенно измучены после нескольких дней напряженной работы. Они были просто счастливы от того, что оказались вдвоем, в уютной комфортабельной обстановке, и наслаждались обществом друг друга и тем, что можно было говорить и думать, не боясь быть прерванными телефонным звонком или тем, что на них в любой момент обрушится поток сводок и докладных записок.

И несмотря на беспокойные дни, предшествовавшие поездке, они отлично провели время, много гуляя по окрестностям. Пилар была страшно растрогана подарком мужа. В антикварном магазине в Кармеле Брэд купил жене небольшую, но очень красивую картину. На ней были изображены мать с ребенком, сидящие в сумерках на скамейке; в ней чувствовалось влияние импрессионизма, и она очень понравилась Пилар. Она была уверена, что если на этот раз забеременеет, то эта картина навсегда приобретет для нее особое значение.

После двухдневного отдыха они вернулись в Санта-Барбару посвежевшими и счастливыми и полными надежд на то, что на этот раз достигли цели. Пилар сказала Брэду, что она почти уверена в этом. Но в следующем месяце менструация пришла вовремя, и Пилар пришлось начать принимать хломифен. Он подействовал на нее так, как и предсказывал доктор. Она чувствовала себя взведенной до упора, как часовая пружина. Она готова была взорваться в ответ на любое замечание Брэда, и по шесть раз на дню у нее появлялось непреодолимое желание задушить свою секретаршу. Она едва могла сосредоточиться, чтобы выслушивать клиентов, а во время процессов прилагала массу усилий, чтобы не потерять над собой контроль, споря с судьей. Теперь все ее мысли были направлены на то, чтобы держать себя в рамках, и она постоянно чувствовала себя совершенно измотанной.

— Смешно, не правда ли? — говорила она Брэду. — Тебе, должно быть, это ужасно нравится. — Она капризничала и вела себя как последняя истеричка уже две недели, и сама себе была отвратительна, прекрасно понимая, чего ему стоит терпеть эти фокусы. Все было гораздо хуже, чем описывала доктор Вард, но Пилар знала, что ребенок того стоит.

— Все это будет оправдано, если из этого будет толк, — заверил ее муж. Но беда в том, что и на этот раз у них ничего не получилось. В общей сложности они старались добиться успеха уже пять месяцев, и в следующем месяце, за неделю до Дня Благодарения, доктор Вард посоветовала им сделать внутриматочное оплодотворение.

Перед тем как на него решиться, они долго втроем обсуждали эту возможность, и врач заверила их, что, по ее мнению, только это может привести к положительным результатам. Она собиралась в два раза увеличить дозу хломифена, которую принимала Пилар, что нисколько не обрадовало пациентку, непосредственно перед овуляцией с помощью ультразвука проверить, как развивается фолликул, потом в ночь перед овуляцией сделать ей укол другого гормона, ХГЧ, а потом произвести внутриматочное осеменение посредством ввода спермы прямо в матку.

Пилар не была в восторге от того, что ей придется принимать лекарства, и без того чувствуя невыносимое напряжение под действием этого препарата, но Хелен Вард уговорила ее, что стоит попробовать, и супруги забронировали номер в отеле «Бель Эр» на два дня, которые, как они высчитали, должны были быть наиболее благоприятными, исходя из действия лекарства и графика температуры. Доктор Вард посоветовала им в течение трех дней не заниматься любовью, чтобы у Брэда не понизилась активность спермы.

— Я чувствую себя, как породистый бык во время случки, — шутил Брэд по дороге в Лос-Анджелес. Между тем Пилар снова чувствовала себя человеком. Она приняла последнюю дозу хломифена пять дней назад, мало-помалу возвращалась в свое обычное состояние, и это доставляло ей несказанное удовольствие. Она уже давно успела забыть, как это здорово, когда ты можешь полностью управлять своим телом и держать эмоции под контролем.

Приехав в Лос-Анджелес, они сразу же отправились к доктору, чтобы сделать ультразвуковое обследование. Его результаты вполне удовлетворили ее. Сразу после этого она сделала пациентке укол ХГЧ и попросила их прийти на еле дующий день в полдень. Таким образом в их распоряжении оказались оставшиеся полдня и ночь, в течение которых они могли заниматься чем угодно, кроме любви. И они оба были удивлены тем, что чувствуют волнение и беспокойство.

— Может быть, завтра я уже буду беременна, — прошептала Пилар.

В этот вечер на Родео-драйв в магазине Дэвида Оргелла Брэд купил ей бриллиантовую брошку старинной работы, в форме маленького сердечка. Потом они заглянули в магазин Фреда Хеймана, который находился на той же улице. Это был необыкновенный вечер, но оба, паря в небесах, испытывали легкую тревогу от того, что в любой момент они могут упасть на землю.

Они немного выпили в отеле «Беверли-Хиллз» и пообедали в Спаго, а потом, вернувшись в «Бель Эр», прежде чем пойти спать, не спеша прогулялись по окружавшему отель парку, любуясь лебедями, скользящими по зеркальной поверхности пруда. Но они еще долго пролежали в постели, не смыкая глаз и думая о завтрашнем дне.

На следующее утро супруги были крайне взволнованы, а когда они зашли в лифт, чтобы подняться в приемную к Хелен Вард, Пилар начало трясти.

— Ну не глупо ли? — прошептала она Брэду. — Я чувствую себя как девчонка, потерявшая девственность. — Муж улыбнулся в ответ на ее слова. Он тоже был напряжен и скован. Ему совсем не нравилась мысль о том, что ему придется сдавать сперму прямо в кабинете врача. Правда, доктор заверила его, что он будет не ограниченно времени и Пилар сможет помочь ему. Но сама идея казалась им совершенно неприемлемой, и они оба были смущены предстоящим испытанием. Но как только супруги добрались до приемной, они были приятно поражены.

Их пригласили войти в отдельное помещение, и они оказались в уютной комнате, больше похожей на хорошо оборудованный номер в отеле. Там была кровать, телевизор с набором эротических видеокассет, стопка журналов, чтобы занять «гостей», и целый набор эротических приспособлений и вибраторов, предназначенных для достижения той цели, ради которой они здесь оказались. А на столе стояла маленькая мензурка, в которую нужно было собрать сперму.

Их не предупредили, сколько в их распоряжении времени, а только, уходя, медсестра спросила, не желают ли они выпить кофе, чаю или какой-нибудь другой безалкогольный напиток. И вдруг Пилар, взглянув на мужа, безудержно расхохоталась. Он выглядел таким серьезным и чужеродным в этом месте, что она не могла удержаться от смеха. Все происходящее ей вдруг показалось ужасно глупым.

— Похоже на номер в публичном доме, правда? — Она хихикнула, и Брэд тоже ухмыльнулся.

— Откуда ты знаешь?

— Где-то читала о подобных заведениях. — Она снова начала смеяться, и он с жалкой улыбкой толкнул ее на кровать, а сам повалился рядом.

— И как только я позволил впутать себя во все это? — сказал он, глядя на нее.

— Не имею понятия. По дороге сюда я думала о том же. И знаешь что, — Пилар пристально взглянула на него, — если ты не хочешь этого делать, то давай скорее уйдем. Мы начали это вроде как несерьезно, но теперь, наверное, я зашла слишком далеко… Я сама такого не ожидала… но, поверь, я никогда не хотела ставить тебя в неловкое положение… — Она чувствовала себя виноватой в том, что втянула его в это. Ведь вся эта ситуация вызвана ее возрастом. И если бы она поставила вопрос о детях раньше, им бы никогда не пришлось иметь со всем этим дело.

— Ты все еще хочешь ребенка, Пилар? — тихо спросил ее Брэд, и Пилар грустно кивнула. — Отлично, тогда хватит переживать и давай займемся делом.

Он поднялся и включил эротический фильм, который смутил ее, но, отбросив неловкость, Пилар помогла ему снять одежду. Сама она тоже разделась и начала ласкать его, пока он смотрел на экран. Он возбудился очень быстро, равно как и она, и она даже пожалела, что им придется упустить такой момент. Брэд боролся с желанием завершить близость естественным образом, а она продолжала гладить, ласкать, целовать и возбуждать мужа, пока, наконец, нужный результат не был достигнут и он не успокоился в ее объятиях. Это было довольно непривычно для них обоих, но, что это очень неприятно, сказать было нельзя.

Они быстро приняли душ, оделись и позвонили медсестре. Она взяла чашечку и попросила Пилар следовать за ней.

— Можно мне тоже пойти? — нерешительно спросил Брэд. Пока в том, что они делали, не было ничего страшного, но он хотел быть рядом с ней на случай, если все самое неприятное было еще впереди.

Медсестра сказала, что он может пойти с ними. Пилар снова все с себя сняла, надела халат и, слегка нервничая, улеглась на процедурный стол. Через секунду вошла доктор Вард и поместила свежую сперму в гипотермальный раствор. Потом она ввела небольшую трубочку в матку Пилар и осторожно перекачала по ней сперму. Все было сделано буквально за минуту, и, вынув трубочку, доктор велела пациентке полежать полчаса. Она оставила их вдвоем, и супруги тихо переговаривались о пустяках в течение получаса. Брэд поддразнил ее, заявив, что считает, что ей вместо спермы ввели внутрь индюшачью подливку.

— Я сама чувствую себя как индюшка, лежа здесь, — ответила Пилар. Они были удивлены тем, что весь процесс оказался таким простым, но все равно он здорово измотал их. Пережитое напряжение привело их обоих к полному эмоциональному спаду.

— Держу пари, что у нас все получилось, — сказал Брэд уверенно и засмеялся, вспомнив неприличный фильм, который они смотрели в соседней комнате. — Нам тоже надо купить парочку подобных кассет, — пошутил он, и она рассмеялась. Все проделанные ими манипуляции изрядно позабавили их. И все же нельзя было сказать, что им было легко. Не все в жизни просто.

— Все, на этот раз дело сделано. — Доктор зашла проведать их перед тем, как они ушли. Она еще раз сказала Пилар, что все ее гормональные анализы в норме, а гестагенный уровень резко повысился с того момента, как она начала принимать хломифен. Также она предупредила их, что подобную процедуру, может быть, придется повторить шестьдесят раз, пока она «сработает». — Вам придется видеться со мной чаще, чем со своими друзьями и близкими, — с улыбкой заверила Хелен, но супруги Колеман ответили, что они ничего не имеют против. Она пожелала им счастливого Благодарения и попросила Пилар держать ее в курсе. Она сказала, что через две недели будет ждать от нее звонка, чтобы узнать, началась ли у пациентки менструация.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась Пилар, — я позвоню вам в любом случае, — особенно если пациентка забеременеет. — А если нет — то им придется прийти сюда для внутриматочного оплодотворения снова… и снова., .и снова… пока у них что-нибудь не получится или пока им это не надоест… Но. несмотря на то, что это было первый раз, Пилар надеялась, что он станет решающим.

Она также хотела обсудить с доктором метод оплодотворения клетки через фаллопиевы трубы. Пилар читала об этой процедуре. Это очень походило на искусственное оплодотворение, но было более результативным для женщин сорокалетнего возраста. Но доктор Вард отказалась пока даже обсуждать это.

— Давайте сначала посмотрим, что у нас получится, хорошо? — сказала она категорично. Она считала, что не стоит раньше времени обсуждать такие исключительные меры. А на искусственное оплодотворение она возлагала большие надежды. Под действием хломифена гестагенный уровень у Пилар изрядно повышался, что должно было неизменно привести к беременности.

Домой они ехали спокойные и умиротворенные, чувствуя, что последние несколько дней невероятно сблизили их. А неделя перед Днем Благодарения пролетела очень быстро, и Пилар старалась не переутомляться на работе.

Нэнси с Томом и с малышом Адамом праздновали этот день с отцом и мачехой, а Тэдди отправился со своей подругой в Денвер покататься на лыжах. Но он пообещал провести с ними Рождество в этом году, поэтому никто не был к нему в претензии из-за его отсутствия в День Благодарения. Между тем Адаму было уже пять месяцев, он постоянно гукал и всем радостно улыбался, а на нижней десне у неге красовались целых два зуба. Брэд был просто без ума от малыша, сам удивляясь той нежности, какую он испытывал к этому крохотному существу. Пилар тоже подолгу возилась с ним, пропуская мимо ушей обычные комментарии Нэнси с том, как ей хорошо с ее ребенком и что она всегда удивлялась, почему у мачехи с отцом не было детей.

— Я думаю, что это интуиция, — пошутила Пилар, но ни она, ни Брэд не заговорили с детьми о своих планах и по пытках завести ребенка. Это было для них слишком важно, слишком интимно, чтобы делиться с кем-нибудь. И Пилар с нетерпением ожидала того момента, когда наконец станет ясно, беременна она или нет. Даже праздник Благодарения не мог отвлечь ее от этих мыслей.

И поэтому, когда молодые супруги уехали, Пилар с облегчением вздохнула от того, что они остались вдвоем могут свободно поговорить о том, что их сейчас больше всего волновало.

— Я очень надеюсь на положительный результат, — при зналась она.

— Посмотрим, — сказал Брэд, но заметил необычное выражение в глазах жены, которое напомнило ему о чем-то давно забытом. Ее взгляд был лишь слегка затуманен, но ни каких признаков, никаких намеков на то, что что-то в ней изменилось, еще не было, и он решил, что сам, как и Пилар просто поддался желанию того, чтобы она была беременна.