ЗАПАХ СМЕРТИ
МИСТЕР КОСТА
– Прошу вас, мистер Коста, следуйте за мной. – Стюардесса была блондинкой с кукольным носиком и вежливой улыбкой. Она была похожа на манекенщицу, и форма «Алиталии» очень шла ей.
– Ладно, – буркнул в ответ Кало, на невозмутимом лице которого не было заметно следов бессонной ночи и одолевавших его тяжелых мыслей.
Он шел за ней покорно, как робот. Девушка то и дело оборачивалась и улыбалась ему. Она была безукоризненно подкрашена, без особых претензий на кокетство, и распространяла вокруг себя дух свежести и приятной деловитости. За ней тянулся тонкий аромат духов «Арпеж», напоминавший ему запах олеандров и цветов померанца. Кало чувствовал себя потерянным в этом странном месте, столь непохожем на привычную ему реальность, и с подозрением поглядывал по сторонам.
Прилежно соблюдая инструкции, полученные в Риме в момент посадки, девушка обращалась к нему самым почтительным тоном, который приберегала только для Очень Важных Персон. Ей было предписано оказывать ему особое внимание во время перелета, а по прибытии в Сан-Франциско передать из рук в руки мистеру Лучано Конфорти, представителю по общественным связям калифорнийского аэропорта. Надо было признать, что никаких особых хлопот он ей не доставил.
Этот светловолосый великан с добрыми голубыми глазами, которому было явно не по себе в темном костюме с белой рубашкой и черным траурным галстуком, покорно позволил пристегнуть привязной ремень и беспрекословно выполнял все ее предписания. Было ясно, что это его первый полет, но очевидно было и другое: новое средство передвижения не вызывало у него никаких эмоций.
Когда ему предложили обед, он лишь с улыбкой покачал головой, потом прикрыл глаза, словно стараясь заснуть, а на самом деле не желая, чтобы его беспокоили. В салоне первого класса летели еще четверо пассажиров: трое мужчин и одна женщина. Кало слышал их голоса, но смысла слов не улавливал.
Лишь один раз, посреди ночи, он попросил стакан воды, а потом принялся жевать лакричный корень.
Они вошли в зал ожидания аэропорта, показавшийся Кало огромным и оживленным, как городская площадь в базарный день, и таким же пестрым благодаря разноцветным вывескам авиакомпаний и броской униформе служащих. Через громкоговоритель разносились вкрадчивые голоса дикторов, что-то объявлявших на незнакомом языке.
В центре возвышалась статуя святого Франциска , в честь которого был назван город в Калифорнии. Присутствие святого подбодрило Кало, он даже немного подобрел к американцам.
Мужчина средних лет с дежурной улыбкой на гладком невыразительном лице двинулся им навстречу. Он был высок ростом и худощав, на нем был идеально выутюженный серый итальянский костюм, облегающий, как вторая кожа.
– Здравствуй, Лучано, – приветливо поздоровалась стюардесса.
– Как дела? – спросил человек в сером, пожимая ей руку.
– Here is mister Costa, – представила она своего спутника. – He doesn't speak English .
– Я не говорю по-американски, – вмешался Кало, – с вашего позволения.
– Добро пожаловать в Калифорнию, мистер Коста, – сказал представитель по связям с общественностью, вложив свою холеную руку в медвежью лапу Кало.
– О'кей, – ответил Кало, продолжая настороженно оглядываться по сторонам.
– Будьте добры, передайте мне ваш паспорт, я буду рад лично заняться таможенными формальностями. – В действительности он был рад избавить свою онемевшую руку из небывало энергичного рукопожатия.
Кало что-то пробурчал в ответ и протянул ему паспорт.
– Прекрасно, – сказал чиновник. – А теперь будьте любезны несколько минут подождать.
Стюардесса провела его в современно обставленный салон ожидания, показавшийся ему очень холодным и неуютным, несмотря на весь свой комфорт.
Его поразило назойливое механическое жужжание.
– Что это? – спросил он, недоуменно оглядываясь по сторонам.
– Это кондиционированный воздух, – успокоила его стюардесса.
– Какой воздух? – он всегда думал, что воздух – это воздух, и все.
– Кондиционированный, – терпеливо объяснила она. – Кондиционер – это аппарат для создания искусственного климата. Он действительно шумноват. Если хотите, я попрошу его выключить.
Великан пожал плечами:
– Я просто так спросил.
В углу был накрыт стол, уставленный разноцветными бутылками и какими-то сомнительными, ни на что не похожими закусками.
– Могу я вам что-нибудь предложить? – любезно осведомилась стюардесса. Ей очень хотелось хоть раз угодить молчаливому колоссу, выбравшему самоизоляцию как образ жизни.
Он улыбнулся ей впервые за столько долгих часов, и стюардесса сочла это за признак успеха.
– Спасибо, не нужно, – ответил он. – Мне хватило того бульона, что на вашем аэроплане называется «кофе».
Чего-чего, а прямоты ему было не занимать, этому подозрительному типу, попавшему в список VIP явно по недоразумению.
– Как хотите, синьор Коста, – холодно сказала девушка, исчерпав весь свой репертуар хороших манер.
Она облегченно вздохнула, когда вернулся мистер Конфорти. С ним был еще один мужчина, черноволосый и черноглазый, с приветливым выражением лица.
– Все в порядке, мистер Коста, – сказал представитель по связям с общественностью. – Мы получили ваш багаж. Этот синьор, – добавил он, представляя вновь прибывшего, – Дон Тейлор, водитель мистера Брайана.
– Очень рад, – с поклоном сказал мексиканец.
– Он не знает итальянского, – продолжал Конфорти, – но прекрасно говорит по-испански. Надеюсь, вы сумеете понять друг друга.
Кало поднялся на ноги, и они с Доном Тейлором обменялись рукопожатиями. Дон тут же обрушил на него поток слов.
– Скажите, что ему лучше помолчать, – сказал Кало. – Я все равно ни слова не понимаю.
Путешествие из аэропорта в больницу Сент-Джеймс продолжалось целую вечность. Кало не привык к такому густому потоку машин, тянувшихся в обоих направлениях по улицам, круто уходящим то вверх, то вниз, как «американские горки» в луна-парке. От сумасшедшей езды его укачивало, как на ярмарочной карусели. Пару раз Дон пытался заговорить с загадочным пассажиром, но сицилиец замкнулся в тяжелом молчании, предаваясь своим мрачным мыслям. Мексиканец не стал его за это осуждать.
Кало понял, что они прибыли, когда «Кадиллак» проехал в ворота какого-то парка и, преодолев еще несколько сотен метров, остановился у небольшого белого здания с готическим порталом. Это была часовня.
Сицилиец не стал дожидаться, пока Дон заглушит мотор. Он вышел из машины и вошел в часовню. В нос ему ударил запах ладана и свечей, через цветные витражи с изображением святых свет проникал причудливым узором. В серебряных трубах органа еще замирали последние ноты заупокойной мессы.
В центре храма, ближе к алтарю, на широком и низком катафалке стоял гроб с телом Аннализы. Гроб светлого дерева с розоватыми прожилками, снабженный массивными золочеными ручками, напоминал драгоценную шкатулку. Горящие свечи создавали вокруг него таинственную и несколько театральную атмосферу, фальшивую и не подобающую величию смерти.
Священник с круглым румяным лицом что-то монотонно бубнил, обращаясь к немногим присутствующим на непонятном для Кало языке. Кто-то пытался сдержать приступ кашля. Голос священника был немного гнусавым, в нем слышалась скука. Что бы он ни говорил, не таким тоном следовало провожать в последний путь Аннализу Сайева Мандраскати ди Монреале. Кало замер у входа и остался неподвижен, как гигантская статуя. Спазм сдавил ему горло, пронизывающая боль терзала внутренности.
Два дня назад барон, глядя на него без слез, твердым голосом сказал: «Кало, Аннализа умерла. Привези ее обратно домой».
И Кало отправился за ней. Выждав момент, он стал пробираться к катафалку. Голубые глаза, покрасневшие от усталости и горя, были прикованы к стоявшему напротив золотого алтаря гробу.
Он почувствовал, что его тянут за рукав.
– Ты Кало, правда? – Мальчик ухватился рукой за лапу великана. Впервые за все это время он почувствовал себя в безопасности.
– Бруно, – прошептал Кало, глядя на него. Прикосновение детской руки успокоило его и придало сил в море отчаяния и боли.
– Мама, – пролепетал мальчик, – мама умерла.
– Да, Бруно. – Кало узнал его по фотографиям, которые видел в Палермо, впрочем, он в любом случае узнал бы его: у мальчика был приятный сицилийский акцент, а его детский голосок был точь-в-точь похож на голос Аннализы.
Бруно подвел его к гробу.
– Хочешь посмотреть на нее?
– Да, пожалуйста, – в эту минуту ему пришлось напрячь все силы, чтобы себя не выдать.
Бруно сделал знак двум служащим похоронного бюро, и они подняли крышку гроба. Аннализа покоилась на ложе белоснежного атласа. Ее обрядили в великолепное белое платье. Опытные руки что-то сделали с ее прекрасным лицом, чтобы и на смертном одре придать ей подобие улыбки, но добились лишь того, что она стала похожа на восковую куклу.
– Бедная моя любовь, – прошептал Кало. – Что это за страна, где пытаются обмануть даже смерть?
Жизнь не была к ней добра, но теперь их никто и никогда не сможет разлучить. Он сделал знак гробовщикам, чтобы они опустили крышку.
Кало обернулся к остальным и увидел Филипа. Лицо его было осунувшимся и напряженным. В нем ничего не осталось от крепкого и веселого американского парня с улыбкой победителя. Казалось, его фигуре недостает объема, голос стал тусклым и бесцветным.
Они пожали друг другу руки без дружеской теплоты, но и без злобы. Оба они, каждый по-своему, страстно любили Аннализу.
– Я отвезу ее домой, – сказал сицилиец.
– Таково было ее желание, – подтвердил Филип из уважения к ее последней воле.
– А мальчик? – отрицательный ответ стал бы для него болезненным ударом. – Мальчик может поехать с нами? – повторил он, опасаясь, что его просьба не будет услышана.
– Мальчик хочет поехать на Сицилию, – сообщил Филип, слегка поднимая брови.
Это была констатация факта, замечание общего порядка, а не разрешение уехать.
– И что же? – упорно не отставал великан.
– Он может поехать с вами. – Филип принял решение, которое далось нелегко, но делало ему честь.
– Барон Джузеппе Сайева будет вам очень признателен, – поблагодарил Кало.
Бруно взял Кало за руку и сказал:
– Идем. Отпевание окончено, – и повел его за собой к выходу из часовни.
* * *
На «ДС-8», арендованном бароном Монреале, чтобы привезти их домой, Кало и Бруно впервые остались наедине. В задней части самолета сиденья были убраны, чтобы освободить место для гроба.
Бруно спал рядом с Кало, не выпуская его громадной руки. Стоило великану шевельнуться, мальчик тут же просыпался в страхе утерять физический контакт, сообщавший ему успокоительное ощущение силы.
– Не так я представлял себе путешествие на Сицилию, – сказал он при одном из пробуждений. – Мама решила, что мы вернемся вместе, она и я.
– Она же с нами, – тихо проговорил Кало.
– Но она умерла. А рядом со мной – ты. – Бруно еще о многом хотел спросить, но ему не хватало смелости.
– Конечно, это не одно и то же. – Присутствие мальчика приносило Кало облегчение, но всей его веры было мало, чтобы оправдать или хоть попытаться спокойно принять поразившее их несчастье.
– Кало! – настал час неотложных вопросов.
– Да, Бруно, – о чем бы он сейчас ни спросил, надо было отвечать.
– Ты веришь в рай? – Мальчик не сводил с него любопытного и дерзкого взгляда.
– Я? – Кало опешил и пытался выиграть время.
– Да, ты. Ты веришь в рай?
За окном, как древние галеоны, проплывали облака.
Разговор прервало появление стюардессы, желавшей знать, не нуждаются ли в чем ее единственные в этом рейсе пассажиры.
– Может быть, мальчик голоден? – предположил Кало.
– Нет, мисс, спасибо, – ответил Бруно, – мне ничего не нужно.
– Смотри, какие большие облака, – сказал Кало, пытаясь отвлечь его внимание.
– Ты не ответил на мой вопрос. – Бруно упрямо стоял на своем.
– Какой вопрос?
– Про рай. Ты в него веришь?
– Конечно, верю, – он перевел дух и сунул в рот лакричный корешок.
– Значит, это правда! – восторженно воскликнул Бруно. Он считал, что этот человек, такой большой и сильный, не может ошибаться. – Кало?
– Да, Бруно.
– Мне так хорошо с тобой, – мальчик прильнул щекой к широкому плечу великана и снова заснул.
