Глава 8

После того как они вместе с Джейн съездили на Тахо, где каждый спал в своей особой спальне, что вызывало у Лиз горестные чувства, Берни настоял на том, что ей следует выбрать платье, которое она наденет на открытие оперного сезона. Открытие сезона было центральным событием в жизни Сан-Франциско, у них же, помимо прочего, билеты были куплены в ложу. Берни знал, что у Лиз нет платьев, приличествующих такому случаю, он хотел, чтобы она выбрала для себя что-то достойное.

— Все-таки магазин — штука хорошая. Не зря же я там вкалываю по семь дней в неделю.

Естественно, Берни ничего не мог взять бесплатно, но для него и таких, как он, существовала система скидок. Впервые за все время работы в магазине его порадовало это обстоятельство.

Она пошла в магазин и, примерив с дюжину платьев, остановила свой выбор на платье одного итальянского модельера, который чрезвычайно нравился Берни, — оно ниспадало роскошными складками вельвета цвета коньяка, украшенного золотыми бусинками и полудрагоценными камнями. Вначале оно показалось Лиз слишком вычурным — вроде тех заморских туфель, к которым Берни прикрепил ее обручальное кольцо, но стоило ей надеть его, как она тут же оценила его поразительную красоту. Чувствовалось, что модельер увлечен Ренессансом, об этом говорили и глубокое декольте, и свободные рукава, и длинная широкая юбка с небольшим шлейфом, который она могла легко подобрать. Она прошлась по примерочной модного салона, чувствуя себя едва ли не королевой; захихикала и гордо выпрямила спину. В тот же миг скрипнула дверь, и знакомый голос спросил:

— Нашла что-нибудь?

Берни пригляделся получше и остолбенел. Он уже видел это платье, когда оно прибыло из Италии, тогда его появление в салоне произвело настоящий фурор. Конечно, оно было очень дорогим, но с учетом скидок стоимость его становилась вполне приемлемой. Берни поразило другое — то, как оно шло Лиз.

— Вот это да! Надо бы тебя показать в этом платье модельеру!

Продавщица, работавшая в зале, улыбнулась. Нечасто увидишь такую красавицу, как Лиз, да еще и в таком платье… Берни чмокнул продавщицу в щечку, и та тут же удалилась, порекомендовав Лиз подобрать к платью туфли.

Она прекрасно знала свое дело и была очень тактичным человеком.

— Тебе действительно нравится?

Лиз прошлась перед Берни. Глаза ее поблескивали подобно самоцветам, украшавшим платье, смех звенел серебряным колокольчиком. Сердце Берни едва не разрывалось от восторга, ему хотелось поскорее оказаться в опере…

— Не то слово. Оно сшито для тебя, Лиз. Может быть, тебе понравилось что-то еще?

Она засмеялась и тут же, мило покраснев, потупила глаза. Она боялась быть ему в тягость.

— Пожалуй, нет. Я до сих пор не знаю, сколько стоит это… Его я тоже не буду брать.

Она прекрасно понимала, что платье стоит немыслимых денег — скидка здесь уже не играла особого значения. Ей нравилось примерять платья — и только. В этом смысле Лиз ничем не отличалась от Джейн. Конечно, платье понравилось ей, но…

Берни смотрел на Лиз с улыбкой. Неожиданно ему вспомнилась Изабель Мартен. Как все-таки они были непохожи. Лиз не требовала ничего, той же всегда чего-то хотелось. Берни по-настоящему повезло.

— Миссис О'Райли, в данном случае вы покупателем не являетесь. Платье и, возможно, что-то еще — это подарки от вашего будущего супруга.

— Берни…Я…

Он не дал ей договорить, запечатлев на ее устах поцелуй, и, направившись к двери, добавил:

— Ты бы действительно подобрала себе туфли… Когда выберешь, поднимись ко мне в офис. Сходим пообедаем.

Берни улыбнулся и исчез за дверью. В тот же миг в зале появилась продавщица. Она принесла с, собой целый ворох платьев, которые она хотела предложить вниманию Лиз, однако та отказалась даже смотреть их. Она быстро нашла нужные туфли — у них был примерно такой же цвет, как у платья, и украшены они были похожими камешками — с платьем туфли сочетались прекрасно. Крайне довольная собой, Лиз поднялась к Берни. Они вышли из магазина и направились в «Трейдер Вике». Всю дорогу Лиз болтала без умолку — о том, как она выбирала себе туфли, о том, как ей понравилось платье, о том, как Берни ее избаловал. Они обедали не спеша, то и дело смеясь и подшучивая друг над другом. Часа в три Берни пришлось ее отпустить. Лиз должна была забрать Джейн у своей подруги. До начала учебного года оставалось всего несколько дней, пора было подумать и о работе. Но Лиз теперь могла думать только об опере. В пятницу она сделала себе прическу и маникюр и ближе к шести надела на себя волшебное платье, подаренное ей Берни. Осторожно застегнув все застежки, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Аккуратно уложенные волосы были схвачены тончайшей золотистой сеточкой, купленной Лиз во время ее второго набега на «Вольф», из-под тяжелых складок вельветового платья выглядывали носы туфелек. Раздался звонок в дверь, и едва ли не тут же на пороге ее спальни появился разодетый в пух и прах Берни — белый галстук, фрак, накрахмаленная грудь идеально сидевшей на нем английской рубашки, алмазные запонки, доставшиеся ему в наследство от деда, — все это удивительно шло ему.

— Господи, Лиз… — пробормотал Берни и аккуратно поцеловал ее в щеку. — Ты выглядишь бесподобно.

Забытая всеми Джейн так и осталась стоять в дверях, она исподлобья смотрела на взрослых.

— Ты, надеюсь, готова?

Лиз утвердительно кивнула и в тот же миг заметила дочь. Особой радости в ее лице не чувствовалось. Конечно, девочке было приятно, что ее мама стала такой красивой, но то, что Берни стоит так близко к ней, Джейн явно не понравилось. Проблемы такого рода стали занимать Джейн со времени их поездки на озеро Тахо. Лиз понимала, что рано или поздно ей придется поведать дочери о своих планах, но она страшно боялась этого. Вдруг Джейн будет против их женитьбы? Лиз не сомневалась в том, что Берни нравится девочке, но этого было недостаточно. Более того, Джейн считала Берни своим другом, а не другом своей мамы.

— Спокойной ночи, моя хорошая. Лиз наклонилась, чтобы поцеловать Джейн, но та, зло сверкнув глазами, отвернулась к стенке. Берни на сей раз она не сказала ни слова. Лиз было разволновалась, однако тут же решила взять себя в руки, чтобы не портить этот чудесный вечер.

Вначале они отправились обедать в Музей современного искусства — по этому поводу Берни нанял «Роллс-Ройс». Они тут же оказались в толпе женщин, блиставших нарядами и украшениями, по которой шныряли фоторепортеры. Лиз чувствовала себя здесь в своей тарелке, она гордо шествовала, опираясь на руку Берни, стараясь не обращать внимания на блеск вспышек… Она знала, что фотографировать могут и их — Берни был хорошо известен в Сан-Франциско как управляющий самого роскошного магазина в городе, его знали и многие дамы в дорогих нарядах. Музей украшался на средства местных авторитетов. Повсюду виднелись серебристые и золотистые воздушные шары и выкрашенные золотой краской деревца. Каждого посетителя ждали изящно упакованные подарки — одеколон для мужчин и флакончик изысканнейших духов для женщин. Глядя на упаковку, можно было смело сказать, что подарки были сделаны магазином «Вольф».

Пробравшись через толпу, они вошли в огромный зал, в котором стояли столики. Лиз с улыбкой посмотрела на Берни, и он взял ее под руку. В тот же момент их вновь сфотографировали.

— Тебе нравится?

Она кивнула. Никогда в жизни она не видела ни таких дорогих платьев, ни такого количества украшений — ими можно было загрузить не одну тачку. Чувствовалось, что все необычайно возбуждены. Все знали, что они являются участниками чего-то важного.

Берни и Лиз сели за один столик с парой из Техаса, с хранителем музея и его супругой, с постоянной посетительницей «Вольфа», пришедшей сюда в сопровождении своего пятого мужа, а также с мэром и его супругой. Публика собралась интересная, разговоры велись легко и непринужденно — говорили о лете, о детях, о путешествиях и о Пласидо Доминго. В этот вечер Доминго прилетел в Сан-Франциско специально для того, чтобы вместе с Ренатой Скотто участвовать в премьере новой постановки «Травиаты». Любители оперы были на седьмом небе от счастья, правда, таковых здесь было совсем немного. Опера в Сан-Франциско — явление скорее не музыкальное, но социальное — великосветская прихоть, не более. Берни слышал об этом с первого дня своего пребывания здесь, но подобные вещи его мало трогали. Достаточно было того, что ему здесь нравилось. К Доминго же и Скотто он относился лишь как к достаточно условной затравке. Опера его никогда не интересовала.

Однако стоило ему оказаться перед зданием Мемориального оперного центра, он понял всю торжественность момента. Фотографов здесь было еще больше — они снимали всех входящих в здание оперы. Собравшуюся на площади толпу сдерживали кордоны полиции. Люди пришли сюда для того, чтобы поглазеть на разодетую театральную публику. Можно было подумать, что ты присутствуешь на церемонии вручения призов Академии, с той лишь разницей, что все смотрят на тебя, а не на Керка Дугласа или Грегори Пека. С этим чувством Берни вошел в двери, пропустив перед собой Лиз, и направился к той лестнице, которая вела к нужной, ложе. Свой места они нашли неожиданно легко. Повсюду Берни видел знакомые женские лица — все эти дамы были клиентками «Вольфа». Можно было только радоваться тому, что его платья имели такой успех. И все же платье Лиз и сама Лиз выделялись и здесь. Берни едва сдержался, чтобы не поцеловать ее в щеку, и нежно взял ее за руку. Свет в зале погас. Весь первый акт они так и сидели, держа друг друга за руку. Доминго и Скотто превзошли все его ожидания, Берни даже не заметил, когда закончился первый акт. Они отправились в бар, где шампанское текло рекой и неустанно щелкали затворами своих аппаратов фотографы. С начала вечера Лиз сняли раз пятнадцать, но она, казалось, даже не замечала этого. Она держала себя скромно и сдержанно, чувствуя себя рядом с Берни в полной безопасности. Он же был полон решимости защищать ее от чего и от кого угодно.

Берни подал ей бокал с шампанским, и они, неспешно попивая его, стали разглядывать присутствующих. Лиз захихикала.

— Забавно, правда?

Он заулыбался. Действительно, ситуация была крайне забавной. Все присутствующие вели себя так серьезно, что можно было подумать, будто именно здесь и именно сейчас решается их судьба.

— Приятно, когда вдруг можешь оказаться совсем в другой реальности, не так ли, Лиз?

Она улыбнулась и согласно кивнула головой. Завтра утром она отправится на Сэйф-Вэй закупить на неделю продукты для себя и Джейн. А в понедельник она будет стоять возле доски и учить детей правилам сложения.

— Все кажется таким нереальным…

— Чудо оперы, должно быть, состоит и в этом. Ему нравилось, что в Сан-Франциско относятся к этому событию с таким вниманием, еще больше ему нравилось быть участником этого замечательного действа, тем более что рядом с ним была Лиз. Свет мигнул, и откуда-то издали послышался звонок.

— Нам пора возвращаться.

Они поставили свои бокалы на столик и направились к выходу из бара. Примеру их, однако, не последовал ни один из присутствующих — все как ни в чем не бывало продолжали пить шампанское, болтать и смеяться. Такова уж была здешняя традиция. Бар и всевозможные интриги значили куда больше музыки.

Во время второго акта ложи были наполовину пусты. Начался второй антракт. Берни и Лиз вернулись в переполненный бар. Лиз, подавив зевок, смущенно взглянула на Берни.

— Устала, милая?

— Немножко… Такой длинный вечер.

Оба знали, что это еще не все. После окончания спектакля они должны были отправиться в «Трейдер Вике», в зал, называвшийся «Капитанской каютой». После этого их ждал бал в Сити-Холле. Берни предполагал, что они не смогут вернуться домой раньше трех или четырех часов утра, но понимал, что события, подобные этому, случаются в Сан-Франциско только раз в году.

Спектакль окончился, и они отправились вниз, к ожидавшей их все это время машине. Они устроились на сиденье поуютнее, и автомобиль повез их в «Трейдер Вике». В этот вечер необычная атмосфера Царила и там. Они пили шампанское и ели икру, суп бонго-бонго и блинчики с грибами. Лиз долго смеялась, когда обнаружила в своем печеньице записку с такими словами: «Он будет любить тебя так же, как ты любишь его».

— Мне это нравится, — сказала Лиз, просияв. Вечер действительно был необычным. Вскоре в ресторан приехали Доминго, Скотто и их свита. Они сидели за длинным столом, стоявшим в углу, и вели себя крайне шумно. То и дело у знаменитостей просили автографы, и тем это явно нравилось.

— Спасибо тебе за этот прекрасный вечер, любимый, — прошептала Лиз.

— Это еще не все.

Он погладил ее по руке и налил в ее бокал шампанского, хотя она и пыталась робко протестовать.

— Смотри, как бы тебе не пришлось выносить меня отсюда.

— На что, на что, а на это у меня сил хватит, — сказал Берни, глядя ей в глаза.

«Трейдер Вике» они покинули около часа и тут же поспешили на бал. Здесь все было совсем иначе. Публика, которую они видели в музее, театре, баре, ресторане, пришла сюда для того, чтобы снять напряжение вечера и откровенно расслабиться. Здесь себя вели иначе даже журналисты, к этому времени они успели отснять все, что их интересовало. Тем не менее, когда Берни и Лиз закружились в вальсе, вновь защелкали фотоаппараты.

Именно эта фотография и появилась на следующее утро в городских газетах: огромная фотография Лиз и Берни, танцующих вальс в Сити-Холле. Можно было рассмотреть не только платье — видно было и то, как Лиз смотрит на Берни.

— Он тебе действительно так нравится — да, мам? — спросила Джейн во время завтрака, когда Лиз, превозмогая дикую головную боль, пыталась читать свежую газету. Домой она вернулась в половине пятого, однако уснуть так и не смогла. За этот вечер они с Берни выпили четыре или пять бутылок шампанского — от одной мысли о нем Лиз начинало подташнивать. И все же это была самая замечательная ночь в ее жизни.

— Он очень хороший человек. Помимо прочего, он и к тебе очень хорошо относится. — Ничего более умного в голову ей сейчас прийти не могло.

— Я тоже к нему хорошо отношусь.

Джейн сказала это без прежнего энтузиазма. За лето в ее отношении к Берни многое изменилось. Она чувствовала, что происходит что-то по-настоящему серьезное.

— Почему ты так часто с ним видишься? Лиз оторвала глаза от чашки с кофе и в упор посмотрела на дочь.

— Он мне нравится. — И тут же она решила сказать Джейн все:

— Если сказать честно, то я люблю его.

Джейн замерла. Она не до конца понимала значение этих слов, однако что-то в них ей явно не нравилось.

— Я его… люблю, — повторила Лиз упавшим голосом.

— Ну и что? Что из этого?

Джейн хотела было выйти из-за стола, но Лиз остановила ее взглядом.

— Скажи, что тебе не нравится?

— Разве я так сказала?

— Это понятно и без слов. А ты знаешь, что он тебя любит?

— Да? Откуда ты это знаешь? — В глазах Джейн заблестели слезы.

— Он мне сам об этом сказал.

Лиз подошла к дочке. Как много ей нужно было рассказать Джейн… И чем раньше она это сделает, тем будет лучше. Лиз села на диван и посадила Джейн себе на колени.

— Он хочет на нас жениться.

Джейн прижалась к ней и горько зарыдала. Лиз почувствовала, что еще немного — и она тоже заплачет.

— Хорошая моя, я ведь тоже его люблю…

— Но зачем? Зачем нам выходить за него замуж? Разве нам плохо было вдвоем?

— Нет, конечно… Но разве тебе никогда не хотелось, чтобы у нас был папа?

Джейн на миг замолкла, но тут же вновь зашлась слезами.

— Иногда хотелось. Но нам и так хорошо. Джейн все еще не могла забыть о «своем папе», который был актером, но умер еще до того, как она родилась.

— А мне кажется, что с папой будет лучше. Джейн презрительно фыркнула:

— Ты будешь спать с ним в одной кровати, и я не смогу приходить к тебе ни в субботу, ни в воскресенье утром.

— Почему это? — Лиз прекрасно понимала, что многое в их жизни изменится и Джейн придется изменить многие свои привычки. — Ты лучше подумай, сколько появится хорошего… Мы будем ходить на море, кататься на машине, плавать на яхте… Подумай, какой хороший он человек!

Джейн кивнула. С этим она не спорила.

— Сказать честно, он мне тоже нравится… Даже с бородой… — Джейн улыбнулась матери сквозь слезы и наконец решилась спросить ее о том, что волновало ее больше всего:

— А если ты будешь с ним, ты меня станешь любить?

— Я буду любить тебя всегда. — По щекам Лиз побежали слезы. — Всегда, всегда, всегда.