6
Полет из Лос-Анджелеса в течение первого часа проходил спокойно. Потом до посадки для дозаправки в Чикаго самолет постоянно болтало. Но Джеф почти не замечал этого. Он думал о Шарлен. Возможно, ему удастся позвонить ей из аэропорта.
Все его колебания насчет звонка рассеялись, когда самолет начал снижаться. Пилот объявил, что пассажирам необходимо выйти на двадцать пять минут. Джеф поискал в кармане мелочь. К моменту остановки самолета монеты нагрелись в его руке. Он первым оказался у двери, первым спустился по трапу. Потом побежал по ветреному полю к зданию аэропорта, чтобы найти телефон.
Добравшись до кабинок, он выбрал крайнюю, чтобы было труднее подслушать разговор, захлопнул дверь, набрал номер. Только тогда он понял, что потеет. Наконец ему ответил голос, который он уже слышал. Нет, мисс Шарлен нет дома, хотя ее ждут с минуты на минуту.
Джеф повесил трубку и посмотрел на большие часы, висевшие на стене над регистрационными стойками. Двадцать минут. У него еще есть двадцать минут. Если она вернется в ближайшее время. Он начал ходить между стойками и телефонами.
Четырежды его останавливали пассажиры, узнававшие актера. Двое попросили автографы — один для дочери, другой для внука. Джеф улыбался, пытался проявлять интерес, но продолжал думать о Шарлен.
Когда у него осталось восемь минут, он решил попытаться снова. Вошел в единственную свободную кабинку, стал торопливо набирать номер, сбился, начал все сначала. На этот раз соединение произошло, но вместо длинных гудков он услышал досадные, разочаровывающие сигналы «занято».
Она дома. Говорит по телефону. И поскольку она — женщина, это займет больше восьми минут. Он повесил трубку, вынул монету, снова набрал номер. Снова занято. Он слушал гудки, глядя на наручные часы. Осталось четыре минуты. Сейчас пассажиров позовут в самолет.
Монета вернулась к нему. Он вставил ее влажными, скользкими пальцами обратно. Набрал номер аккуратно, тщательно; раздался длинный гудок.
— Мисс Шарлен? Да, да, мисс Шарлен дома, одну минуту, кто звонит? О, понятно, одну минуту, пожалуйста.
Он подождал, глядя на большие часы над стойкой. Если они не врут, осталось две минуты.
И тут впервые за много недель он услышал ее голос. Он прозвучал сдержанно, но с придыханием, выдававшим волнение.
— Джеф, — произнесла она.
— Да. Это я. Я в Чикаго, в аэропорту.
— Не приезжай к нам! — испуганно взмолилась она.
— Я лечу в Нью-Йорк. Должен быть там к сегодняшнему вечеру. Проведу в городе несколько недель. Почему ты не перезвонила?
— Я… я не могла… — произнесла она так, словно боялась сказать больше.
— Ты можешь говорить? Ты одна?
— Да, я одна.
Но она казалась скованной.
— Тогда почему ты не перезвонила? Я ждал весь день.
— Знаю, — испуганно произнесла она.
— Шарлен? Дорогая, что случилось?
— Мне не следовало звонить тебе! — внезапно сказала она.
— Почему? Что произошло?
Она заколебалась, и он настойчиво произнес:
— Ты должна сказать мне!
Из громкоговорителя донеслось: «Пассажиры рейса номер три! Пожалуйста, вернитесь в самолет. Пассажиры рейса номер три!»
— Не трать время! Уже объявили посадку. Скажи мне! — попросил он.
— Мне не следовало звонить тебе. Я… я немного выпила на вечеринке.
— На какой вечеринке?
— По случаю… моей помолвки.
Он услышал, что она всхлипнула.
— Помолвки? С кем, Шарлен? Говори!
Громкоговоритель снова ожил: «Пассажир Джеф Джефферсон, подойдите к стойке номер семнадцать. Пассажир Джеф Джефферсон…»
— Шарлен, дорогая, послушай меня. Я должен бежать. Обещай мне одну вещь. Ты приедешь в Нью-Йорк. Я буду в «Плазе». Обещай мне, что ты приедешь.
— Я не могу. Тут Мервин и все остальные, — умоляюще произнесла она.
— Мервин? Мервин Берг?
— Да. Мервин Берг, — отчетливо выговорила Шарлен.
— Скажи, что тебе надо съездить в Нью-Йорк за туалетами.
«Пассажир Джеф Джефферсон, пожалуйста, подойдите к стойке номер семнадцать».
— Моя мама захочет поехать со мной.
— Найди какой-нибудь предлог, скажи ей что угодно, только приезжай одна, дорогая, пожалуйста!
«Пассажир Джефферсон… пассажир Джефферсон…»
— Я должен сесть в самолет, иначе он улетит без меня. Обещай мне, что ты приедешь в Нью-Йорк. Обещай!
— Я не могу сказать сейчас… но я подумаю.
К телефонной будке подошла стюардесса.
— Мистер Джефферсон! Нам придется улететь без вас!
Шарлен услышала эти слова, потому что она сказала:
— Иди, дорогой, ты упустишь самолет. Мы увидимся в Нью-Йорке.
— Хорошо, хорошо, — произнес он, повесил трубку и повернулся к взволнованной стюардессе.
Он улыбнулся ей и зашагал к выходу на летное поле. Сильный ветер напомнил ему о том, что он изрядно вспотел. Но теперь, после обещания Шарлен, он мог успокоиться. Когда она приедет, он заставит ее передумать насчет Мервина. Миссис Мервин Берг! Нелепость! Сейчас он мог смеяться над этим, хотя минуту назад у него защемило сердце.
Он чувствовал себя так хорошо, что даже простил «Америкен Эйрлайнз», задержавшую рейс еще на четверть часа после того, как его оторвали от телефона.
Приземлившись в Нью-Йорке, он увидел в толпе встречающих Фредди Фейга. Он вспомнил слова Доктора о том, что его встретят в аэропорту, но Джеф не рассчитывал на появление самого Фейга. С одной стороны от Фредди стоял шофер в форме, с другой — фотограф с массивной камерой и вспышкой. Улыбающийся Фредди начал протискиваться через лавину выходящих пассажиров, точно лосось, движущийся против течения. Он добрался до Джефа, протянул руку и спросил:
— Где ваши багажные квитанции?
Джеф отдал их шоферу. Фредди взял Джефа под руку, повернул его и повел назад к самолету.
— Зачем? — удивился Джеф.
— Фотографии для прессы! — сказал Фредди. — Мы накроем ими всю страну.
— Ради какого-то несчастного телеспектакля? — сказал Джеф.
— Дорогой Джеф, Доктор хочет, чтобы с вами обращались, как со звездой первой величины. О'кей, вы это получите! Его заставили позировать на верхней ступени трапа со сценарием в руке, машущим рукой Нью-Йорку, улыбающимся довольной стюардессе. Затем спускающимся по ступеням, остановившимся внизу.
Фотограф побежал по летному полю, чтобы заснять, как Джеф и Фредди приближаются к зданию. Возле здания шофер встретил их, чтобы проводить к лимузину.
По дороге в Манхэттен Фредди спросил:
— Хотите перекусить или выпить до гостиницы? Мы можем заехать в «Аист». Или в «21».
— Нет, спасибо. Пожалуй, я сразу отправлюсь в отель. Если я захочу поесть, я позвоню в бюро обслуживания.
Затем он с максимальной небрежностью добавил:
— У меня будет немного свободного времени, когда я устроюсь в гостинице?
— Конечно, конечно, — заверил его Фредди. — Я даже подыскал для вас пару девочек.
— Я не имел в виду это, — сказал Джеф. — Я просто хочу побыть один. Мне нужны покой и уединение.
Потом он добавил:
— В конце концов у меня много работы.
«Пара девочек, — мысленно произнес он. — Они действительно встречают меня по высшему разряду».
Он не был уверен в том, что ему удалось обмануть Фредди, но это не имело значения, если ему удастся побыть наедине с Шарлен.
Он проснулся от телефонного звонка. Узнав голос Фейга, он понял, что надеялся услышать Шарлен.
Фредди извинился бодрым тоном:
— Простите, если я разбудил вас, Джеф, но я подумал, что вы еще живете по западному времени и можете опоздать на первую репетицию.
Джеф протянул руку к своим часам. Они показывали половину девятого. Он должен был приехать в другой конец города на первую читку к десяти.
— О, — простонал он. — Спасибо. Я успею.
— Я заберу вас в девять тридцать, — сказал Фредди.
— В этом нет необходимости, — начал Джеф.
Но Фредди перебил его:
— Доставьте мне удовольствие, мой дорогой.
Джеф положил трубку. Коун явно распорядился, чтобы его постоянно опекали. Похоже, Доктор считал это событие весьма важным лично для себя. Джефа это воодушевило. Лишь бы у него оставалось свободное время после приезда Шарлен.
Репетиционное помещение оказалось большим танцзалом в старом уэстсайдском отеле. Почти всю остальную часть здания занимал публичный дом. Хотя режиссер уже прибыл, труппа еще не собралась. Стало ясно, что эту раннюю встречу устроили только для Джефа.
Режиссер — коротышка с вьющимися волосами и толстыми очками — напоминал гнома. Когда дверь лифта открылась, Джеф тотчас увидел этого человека. Уперевшись руками в бока, он изучал пространство, где предстояло разместить декорации и предметы мебели. Их расположение на полу было помечено кусками липкой ленты. Внезапно режиссер спросил свою помощницу, стоявшую возле него с большой книгой в черном переплете:
— Что это, черт возьми?
— Это — банковский сейф, — ответила она. — Тот самый, из которого Валентайн освобождает мальчика.
— Не годится!
— Все соответствует одобренному вами эскизу, — сказала помощница режиссера.
— Не годится! Позовите сюда дизайнера!
— Он сейчас в мастерской на Лонг-Айленде, — объяснила девушка.
— Вызовите его сюда, прежде чем тут будет забит первый гвоздь! — приказал режиссер.
Заметив Джефа и Фредди, он отреагировал на их появление лишь поднятием своего крошечного указательного пальца. Этот жест означал: подождите, я займусь вами, когда придет время. Он продолжил осмотр разметки для декораций, задал еще несколько вопросов девушке, затем послал ее звонить дизайнеру. Наконец он направился к Джефу и Фредди.
Режиссер протянул руку. Его пожатие оказалось значительно более сильным, чем предполагал Джеф.
— Давайте начнем с дружбы, — сказал гном. — Позже она может перерасти в откровенную ненависть. Но сейчас мы будем друзьями. Джеф. И Берни. О'кей?
— О'кей.
— Скоро сюда нахлынут актеры, чтобы взглянуть на очередную голливудскую знаменитость. Которую они уже решили ненавидеть. С другой стороны, не заигрывайте с ними. Это как кормление диких зверей в Сентрал-парке. Они откусят вам руку. Просто будьте mensch.
Он посмотрел на Джефа. — Вам известно, что означает это слово?
— Да, известно.
— Хорошо. Будьте mensch, но и звездой тоже. Не старайтесь быть своим в доску. Будьте звездой, но приятной, порядочной. Если какой-нибудь второстепенный актер ошибется, не возмущайтесь. Если придется сыграть сцену заново, сделайте это. Не жалуйтесь. Потому что бедняга, перепутавший слова, кормится этой работой.
Если я сделаю нечто такое, что вас удивит, не реагируйте, не задавайте вопросов. Я имею в виду следующее: если какой-то актер будет портить сцену, я могу внезапно изменить план съемок, чтобы он не попал в объектив. Это приведет к изменениям и для вас. Если вам это не понравится, дайте мне знать в перерыве, а не на репетиции.
— Хорошо, — сказал Джеф, вспомнив те дни, когда он сам был начинающим актером.
— Самое главное, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнес Берни, — не вздумайте меряться со мной силой в присутствии труппы. Я — маленький человек с комичной внешностью, но я могу быть самым злобным сукиным сыном, какого вам доводилось встречать. Так что не давите на меня вашим статусом. Вы — звезда. Я это знаю. Но я — режиссер. Я хочу, чтобы вы помнили это. О'кей?
Джеф заколебался.
— О'кей.
— Тогда мы можем быть друзьями. — Берни направился к своей помощнице, возвращавшейся от телефона.
Когда режиссер отошел, Фредди сказал с некоторым смущением:
— Он — гений телевидения. Тот еще хер. Злой, гадкий хер. Но гений.
— Я таких встречал, — отозвался Джеф.
Он начал расслабляться после лекции Берни, хотя раздражение от нее еще не прошло.
Остальные члены труппы начали появляться. Фредди представлял их Джефу, поскольку режиссер изучал проект декораций. За чашкой кофе Джеф познакомился с девушкой, которой предстояло сыграть роль дочери банкира и возлюбленной героя. Он также познакомился с банкиром, величественным Гомером Клинтоном, и исполнителями других ролей. Мальчик, младший брат девушки, объект героического самопожертвования Джимми Валентайна, отсутствовал, поскольку по утрам он учился в школе.
Девушка, Клер Колтон, была весьма высокой. Она обладала красивым сильным лицом с добрыми, чуткими глазами. Если бы она не была блондинкой, она напоминала бы Джефу Шарлен. Но она была светловолосой. И хорошо сложенной, тотчас отметил Джеф. Она подошла к нему, протянула руку.
— Я всегда считаю, что не мешает пожать человеку руку, прежде чем будешь целоваться с ним.
Джеф улыбнулся. Он бы хотел сказать что-то смешное или остроумное, но ничего не пришло ему в голову. Он понял, что нервничает. Возможно, она тоже это поняла, потому что задержала руку чуть дольше, чем это было необходимо.
К ним подошел режиссер. Он произнес своим высоким, резким голосом:
— О'кей! Мы и так уже потеряли немало времени. Приступим к работе.
Он позвал всех к длинному репетиционному столу, приказал убрать бумажные стаканчики из-под кофе и положил перед собой секундомер.
— Сегодня мне не нужна игра! Только держите темп. Не спите. О'кей!
Он включил секундомер и забормотал:
— Первая камера… логотип… музыка… объявление… название… титры… первая рекламная вставка…
При этом он выдерживал паузы, следя за стрелкой.
— Реклама… реклама… реклама… вступление к теме Джимми Валентайна… камера один — общий вид банка… камера движется вдоль улицы (Ну и улица! Я оторву голову этому дизайнеру!)… теперь объектив смотрит на дверь банка… панорама вестибюля от двери… показываем банк… теперь камера четыре смотрит в обратном направлении… в дверном проеме — молодой человек с чемоданом… он только что прибыл в город… он — наш главный герой! Звезда!
В последних словах маленького человека прозвучала явная насмешка. Но Джеф не посмотрел на него или на кого-то другого, хотя он почувствовал, что сидевшая рядом с ним Клер замерла.
— Первая реплика. Начали! — внезапно произнес режиссер.
Не глядя в сценарий, Джеф произнес свои первые слова из его диалога с девушкой. Он не старался играть, но к концу первой сцены все поняли, что он приехал сюда подготовленным, знающим текст и характер героя, что он серьезно относится к работе актера. Читка прошла хорошо. Профессионализм Джефа успокоил труппу. Он не был очередным голливудским баловнем, которого им придется тащить на себе на протяжении всех репетиций.
Во время читки возник лишь один неловкий момент. Режиссер читал за отсутствующего мальчика, игравшего сына банкира. Берни преднамеренно пародировал детский голос, давая всем понять свое презрительное отношение к истории и сценарию. После этого атмосфера стала более напряженной, но Джеф сдержал свой гнев и закончил сцену под фальшивые вопли мальчика, запертого в сейфе с часовым механизмом.
Все это время Фредди Фейг сидел в конце стола; его лицо постепенно становилось все более багровым. Джеф чувствовал, что его собственное лицо тоже горит, но он ничего не говорил.
Когда читка закончилась, они встали из-за стола. Клер Колтон уронила свой экземпляр сценария на пол. Страницы разлетелись. Джеф помог ей собрать их. Она воспользовалась этим моментом и прошептала:
— Не позволяйте этому самоуверенному наглецу действовать вам на нервы. Вы великолепны. Похоже, мне будет приятно влюбиться в вас.
Но ее слова ободрения были чисто профессиональными. До конца дня она рассказала Джефу о своих детях и муже, преуспевающем стоматологе, который позволял ей играть на сцене лишь потому, что оба малыша ходили в детский сад, и работа делала ее счастливой.
Тем временем Фредди подошел к режиссеру. Джеф никогда не узнал, что именно сказал ему Фредди. Несомненно, речь шла о поведении и манерах Берни. Когда беседа закончилась, Берни вернулся к труппе и заговорил более вежливым и любезным тоном.
— Мы почти уложились по времени, так что больших сокращений не будет, просто кое-где подожмем материал для сохранения темпа. В остальном все отлично!
Джеф знал, что его подготовка не была напрасной тратой времени. При разборке сцен он первым начал работать без сценария. Однако в каком-то смысле подготовленность Джефа, похоже, разрушила Берни. Дважды, когда Джеф с опозданием реагировал на указание режиссера, куда ему следует двигаться, Берни брал его за руку и отводил в нужное место.
На третий раз Джеф произнес достаточно громко, чтобы его услышала вся труппа:
— Я слышал, что вы — неприятный тип, но мне не говорили, что вы — гомик.
— Что это значит, черт возьми? — злобно спросил режиссер.
— У меня однажды был массажист, — невозмутимо сказал Джеф. — Он касался меня точно так же. Я не понимал, почему, пока он не начал приставать ко мне. Поэтому я вздрагиваю каждый раз, когда вы касаетесь меня.
— О! — Берни сделал вид, будто объяснение удовлетворило его.
— Поэтому, будьте добры, — сказал Джеф, — не прикасайтесь ко мне. Просто говорите, чего вы хотите. Думаю, я пойму.
Он почувствовал, что с этого момента он завоевал симпатию труппы. Когда пришло время ленча, Клер и Гомер Клинтон спросили Джефа о его планах. Поскольку Фредди ушел, Джеф отправился с ними в большой ресторан, расположенный на Бродвее. По дороге Клер сказала:
— Вы разозлили его.
— Чем? Я старался этого не делать.
— Во-первых, знанием ваших слов.
— Это плохо?
— Берни любит, когда актеры приезжают с Побережья неподготовленными, беспомощными. Это дает ему ощущение господства, власти и пополняет коллекцию историй для вечеринок о том, как он научил очередную звезду играть или спас чью-то игру от полного провала. Это его единственный шанс быть большим человеком, — печально произнесла она.
— Я знаю этот тип.
— Но он хороший режиссер, — добавила Клер. — Думаю, у вас больше не будет с ним проблем.
Затем она внезапно спросила:
— Это действительно было? С массажистом?
Джеф улыбнулся.
— Конечно, нет.
— Это хорошо, — сказала она.
— Почему?
— Не знаю. Наверно, я рада, что гомикам не удается добираться до таких мужчин, как вы. Вас осталось немного.
— Что, по-вашему, произошло бы, если бы такой массажист действительно существовал? И он стал бы приставать ко мне?
— Мне неприятно думать об этом, — сказала она. — От таких мыслей по моей коже ползут мурашки. У меня два сына.
— Хорошо, мамочка, я никогда не буду забавляться с гомиками. Даю слово.
Они оба рассмеялись.
Джефа радовало общество женщины, с которой можно было дружить без намека на роман.
Когда они добрались до ресторана, Джеф извинился, прошел к телефонной кабинке и позвонил в отель. Никаких новостей относительно Шарлен. Она не появилась. Не звонила. Он попытался убедить себя в том, что она сейчас едет из Чикаго. Перед уходом из ресторана Джеф снова позвонил. Никаких вестей.
После ленча они продолжили подробный разбор сцен. Знакомились с перемещениями по сцене, расположением камер и предметов реквизита. После такой работы кажется, что сцена никогда не станет снова цельной. Но после каждого такого разбора Берни заставлял их дважды сыграть сцену от начала до конца. Это помогало.
Фредди Фейг был прав. Гном был злым, жестоким хером, но абсолютно компетентным режиссером. Это помогло Джефу пережить первый день репетиций, хотя его начало, казалось, оправдывало все опасения, которые испытал актер, когда Доктор заговорил с ним о постановке телеспектакля в Нью-Йорке.
Когда они репетировали последнюю сцену, в зале появился Фредди Фейг. Его сопровождал высокий мужчина в деловом костюме. Незнакомец смотрел на происходящее весьма скептически. Когда репетиция закончилась, Фредди пересек зал. Мужчина следовал за ним. Фредди явно хотел что-то сказать Джефу с глазу на глаз. Его спутник, похоже, стремился не допустить этого.
Когда они подошли к Джефу, актер застегивал воротник рубашки и надевал галстук. Фредди пришлось представить высокого человека без предисловия и объяснений.
— Джеф, это Карл Брюстер из ССД. Он занимается счетом «Алюмко».
Джеф улыбнулся, пожал руку Брюстеру, который тоже улыбнулся, хотя и не смог скрыть свое беспокойство. После короткой вежливой беседы Брюстер отошел поговорить с режиссером. Было ясно, что Брюстер задает какие-то важные вопросы. И что эти вопросы касаются Джефа. Актер вспомнил, что Брюстер был тем самым человеком, о котором его предупреждал Доктор.
— Чем он так обеспокоен? — спросил Джеф Фредди.
— Первое, что вы должны усвоить относительно телевидения, — объяснил Фредди, — это то, что управляющие рекламных агентств всегда нервничают. При каждой постановке они изводят режиссеров вопросами. Хорош ли сценарий? Не слишком ли он длинный? Подходит ли труппа?
— Подходит ли звезда? — сердито перебил Джеф.
— Тут нет ничего личного. Они спрашивают о каждой звезде. Оливье играл у нас в качестве гостя, и они беспокоились даже насчет него. Таковы правила игры. Без нервотрепки эти ребята заскучают.
Клер подошла попрощаться. Она неожиданно поцеловала Джефа в щеку.
— Я сделала это, — поддразнила она Джефа, — теперь я могу пойти домой и сказать моему мужу — сегодня я поцеловала знаменитую кинозвезду. Это пробудит в нем ревность. Ничто не делает еврея-стоматолога более страстным, чем ревность.
Они оба засмеялись; Джеф спросил:
— Вы замужем за евреем?
Улыбка внезапно исчезла с лица Клер.
— Да, а что? Вам это не нравится?
— Нет. Я просто хотел знать. Если вы согласны говорить на эту тему. У вас получается? Я имею в виду, на самом деле?
— Да, получается. Поверьте мне.
Она произнесла это с сочувствием, и он тотчас понял, что она догадалась, почему он спрашивает.
— Спасибо. До свидания. Увидимся утром.
Он взял руку Клер, поцеловал ее, потом поцеловал актрису в губы.
— Теперь вы можете сказать, что звезда ответила на поцелуй. Он не даст вам уснуть до утра!
Джеф и Фредди поехали в лимузине через город. В пути Фредди сказал Джефу, что режиссер будет звонить ему в отель каждый вечер. Таким образом они смогут разрешать все проблемы в отсутствие труппы.
Когда лимузин остановился возле «Плазы», Фредди произнес:
— Не забывайте — если я могу что-то для вас сделать…
— Есть одна просьба… — начал Джеф.
— Какая? — обрадованно выпалил Фредди.
— Прекратите этот дерьмовый спектакль! Это обслуживание по высшему классу! Я — звезда, но не идиот. Я могу найти дорогу через город, воспользовавшись такси. Меня не надо привозить и доставлять назад, как двухлетнего ребенка. И я не злоупотребляю спиртным, так что нет необходимости проверять меня каждый вечер. У меня устойчивые привычки во всем — от посещения туалета до явки на репетиции. Так что оставьте меня в покое!
Не дождавшись ответа, он выскочил из лимузина и зашагал вверх по ступеням «Плазы».
На стойке администратора для него не было сообщений. Джеф отправился в свой «люкс», решив заказать напитки, но заметил, что кто-то прислал ему в ведерке со льдом по одной бутылке скотча, бербона и водки, а также содовую и тоник. На маленькой карточке было напечатано: «Подарок от «Плазы».
С ним снова обошлись, как со звездой первой величины.
Он не стал включать свет в комнате. Смешал себе напиток, подошел к окну посмотреть на парк и подумать о Шарлен. Когда позвонил Берни, Джеф с трудом услышал звук. Он пробормотал, что может поговорить, выслушал режиссера и положил трубку, не высказав никакого собственного мнения.
Прошло больше часа. Шарлен не звонила. Джеф собрался пойти пообедать, хотя у него не было аппетита. Даже если бы он проголодался, ему не хотелось есть в одиночестве. Он решил заглянуть в телефонный справочник, найти там номер Клер и позвонить ей. Но он не знал ее фамилии по мужу.
Он все же взял манхэттенскую телефонную книгу и начал искать на букву К. Коэн, Коукинс, Колстен, Колтон… Колтон, Клер. Строкой ниже — Колтон, Ирвин, Доктор. Адрес был тот же. Значит, это ее фамилия по мужу. Он раздумал звонить. Он подождет.
К восьми часам Джеф обнаружил, что он грозит Шарлен. Если она не появится, он воспользуется предложением Фредди насчет двух девушек. Но он знал, что не поступит так. Вместо этого он решил позвонить Клер. Она поймет его. Днем она тотчас догадалась, когда он спросил ее насчет брака с евреем. Он снял трубку и неожиданно услышал голос телефонистки:
— Мистер Джефферсон?
— Да.
— Вам звонят, мистер Джефферсон.
— Хорошо! — быстро ответил он и услышал голос Шарлен:
— Джеф, дорогой, это ты?
— Шарлен! Где ты?
— Слава богу, что ты еще здесь! Я думала, ты уже ушел обедать или еще куда-нибудь.
— Где ты? — снова спросил он.
— В «Ла Гардии», — ответила она; эти слова заключали в себе целый мир.
— Я приеду за тобой! — сказал он.
— Это глупо, — она засмеялась, испытав облегчение от того, что нашла его. — Пока ты будешь добираться сюда, я успею приехать в Нью-Йорк.
— Хорошо, — сказал он. — Возьми такси. Я буду ждать внизу.
— Нет, не надо, — возразила она серьезным тоном. — Не будем устраивать зрелище в том месте, где нас может увидеть дюжина знакомых отца.
— Хорошо. Я буду ждать в номере. «Люкс» двенадцать — ноль четыре. Не задерживайся!
Шарлен добралась до «Плазы» меньше чем за полчаса. Она взяла себе номер на одном этаже с Джефом. Освежившись, она подняла трубку, попросила соединить ее с номером 1204 и тихо произнесла:
— Я здесь. Двенадцать-десять.
Положив трубку, она задрожала.
Если бы он не постучал в дверь через несколько секунд, Шарлен заплакала бы. Они обнялись, прежде чем дверь закрылась.
Он не выпускал ее из своих объятий. Ощущения были не хуже тех, которые он помнил.
— Ты не разочарован? — спросила она.
— Господи, нет!
— Я думала, ты будешь разочарован. В конце концов, это просто я. Никакого романтического уединения. Просто мы двое.
— Что тут плохого?
— Я вот что имела в виду — иногда знакомишься с кем-то на вечеринке или летом в отеле и теряешь голову. Не можешь дождаться звонка. Но когда наконец снова видишь человека, то спрашиваешь себя — и что я нашла в нем?
— Действительно, и что же? — спросил он.
Она поцеловала Джефа. Затрепетала от волнения.
— Ну и полет! В Чикаго был ураган. Мы взлетели с опозданием более чем на два часа. Я думала — он решил, что я не прилечу. Он не будет ждать. Рассердится. А я не виновата. Все дело в «Юнайтед Эйрлайнз». И в погоде. Но он обвинит меня. Я хотела сойти с самолета и позвонить. Но, конечно, не могла это сделать. Поэтому сидела и нервничала в жаре. Пока самолет стоит на земле, кондиционеры не включают. Я мысленно говорила — поднимите эту чертову машину в воздух! Давайте взлетим! Плевать, если мы разобьемся! Потом я сказала себе — я хочу увидеть его, прежде чем мы разобьемся. Один раз. Еще один раз.
Она прижималась к нему своим длинным сильным телом, дрожащим от желания. Он заглянул в ее фиолетовые глаза, которые стали влажными. Сейчас она больше, чем прежде, походила на маленькую девочку. Она, похоже, стыдилась своих слез. Затем Шарлен освободилась из его объятий и сказала:
— Я должна разложить вещи.
Пока она занималась этим, он, сидя на краю кровати, любовался грациозностью ее движений.
Добравшись до дна чемодана, она взяла что-то и бросила предмет Джефу. Он поймал одной рукой флакон туалетной воды «Данхилл».
— Не помню, скольких мужчин я спросила, сколько посетила магазинов, сколько запахов перепробовала, прежде чем узнала твой сорт.
Она улыбнулась.
— Я купила эту воду. Сказала себе: если он сменил сорт, я не желаю знать об этом. Воспользуйся этой водой!
— Я уже сделал это, — с улыбкой возразил он.
— Из моего флакона.
Он налил немного туалетной воды себе на руки и похлопал себя по щекам. Она поцеловала Джефа, прижалась лицом к его щеке.
— Так лучше, гораздо лучше, — сказала она.
Он тихо прошептал:
— В труппе есть одна девушка. Она — моя партнерша по пьесе.
— Она — красивая блондинка, и я ее ненавижу, — с улыбкой произнесла Шарлен.
— Откуда ты знаешь?
— С одиннадцати лет я постоянно проигрываю какой-нибудь блондинке, — пошутила она, чувствуя себя в его объятиях надежно и спокойно.
Но он добавил абсолютно серьезным тоном:
— Она замужем за евреем.
— Как и моя мать, — сказала Шарлен, пытаясь уйти от этой темы.
— Ты поняла, что я имел в виду. Она не еврейка. А он — да. Она говорит, что у них все обстоит отлично.
Она выскользнула из его объятий:
— Давай пообедаем, или выпьем, пока мы не заговорили снова об этом. Пожалуйста, Джеф?
— О'кей, — шепнул он.
Она переоделась. Он смотрел на Шарлен — на ее длинные красивые ноги, хорошие бедра, обнимавшие его много раз, полные высокие груди. Но он не стал приближаться к ней. Он страстно желал ее, но если они подождут, им будет еще лучше.
Они прошли по Пятой авеню до маленького дорогого ресторана, который Шарлен помнила. Она ела там однажды с матерью.
В пути он спросил:
— Что ты сказала им?
— Ничего, — ответила она.
— Тогда как тебе удалось уехать?
— Я думала, ты говоришь о нас, — сказала она и объяснила: — Я воспользовалась самым удобным предлогом. Сказала, что мне надо кое-что купить в Нью-Йорке.
— Что именно? — спросил он, заметив, что она не хочет произносить слово «приданое».
Поколебавшись, она заставила себя выговорить:
— Приданое.
Шарлен повернулась к нему лицом.
— Я не хотела об этом думать. Раньше времени. Возможно, до возвращения домой. Не заставляй меня говорить об этом сейчас.
— Мы должны. В этом весь смысл. Не в том, чтобы просто позаниматься любовью. Переспать друг с другом. Мы должны быть вместе. Пожениться.
— Джеф, пожалуйста, не надо.
Она заметила глядевших на них людей. Он еле заметно кивнул, давая понять Шарлен, что не будет ставить ее в неловкое положение.
— Пока я не буду готова к этому разговору. Пожалуйста? — попросила она.
— О'кей, о'кей, — сказал он.
Он старался не говорить об этом во время обеда. Она расспрашивала Джефа о постановке, но он, не будучи уверенным в результате, уклонялся от обсуждения. Он сказал, что работа идет нормально, что режиссер весьма талантлив. Когда она выразила желание прийти на репетицию, он возразил. Присутствие посторонних сковывает труппу. К тому же в их обстоятельствах ни к чему раскрывать ее личность.
Они медленно вернулись к «Плазе», словно им не хотелось выдавать свою страсть друг к другу. Забрали оба ключа со стойки. Шарлен первой поднялась в свой номер. Он последовал за ней, постояв немного в вестибюле у газетного киоска. Войдя в ее комнату, он увидел Шарлен в кружевном пеньюаре.
Теперь для разговоров не было времени и терпения. Раздевшись, они оказались в объятиях друг друга. Их руки не могли остановиться. Когда Джеф проник в Шарлен, почувствовал силу и жар ее желания, он понял, что у нее не было никого с тех дней в Палм-Спрингс. Ни один мужчина не прикасался к ней все это время. Он обрадовался тому, что она много недель хотела только его.
Но в течение всей первой близости его беспокоила одна мысль. Если Шарлен так хотела его, однако воздерживалась от звонка, за исключением одного раза, когда она немного выпила, значит, она приняла решение не только под влиянием страсти. Ему казалось, что чем сильнее она любит его, чем полнее отдается в момент оргазма, тем меньше у него шансов на победу. Какова бы ни была природа отцовской власти над Шарлен, эта власть была сильнее желаний девушки.
Миновала полночь. В комнате было темно. С улицы время от времени доносились автомобильные гудки. Джеф и Шарлен лежали рядом на спинах и глядели в потолок. Он нашел руку девушки, сжал ее.
— Та ночь, — начал он.
Она поняла его, однако спросила:
— Какая ночь?
— Когда ты позвонила.
— Я сказала тебе — я была пьяна.
— Ты не пьешь столько, чтобы быть пьяной.
— Тогда я это сделала.
— Это я и имею в виду. Если тебе захотелось напиться, значит, твоя помолвка — это ошибка. Ты знала, что совершаешь ошибку. Если это было ошибкой тогда, значит, это и сейчас ошибка!
Вместо ответа она прильнула к нему своим длинным теплым телом. Когда она нашла его губы, он ответил на ее поцелуй и снова упустил шанс переубедить Шарлен. Она заставила его замолчать своей нежностью.
Когда он проснулся, было уже утро. Он осторожно встал с кровати, стараясь не разбудить Шарлен. Она спала как ребенок, зажав смятую простыню между ног и закрыв лицо ее концом.
Джеф вернулся в свой номер, принял душ, заказал кофе, оделся и написал записку: «Дорогая, желаю хорошего дня. Вернусь около шести часов. Люблю. Подумай — ради Бога, подумай — о нас!»
Репетиция была повторением первого дня, только в ее начале не было читки. Они отрабатывали одну сцену за другой до ленча. Джеф разговаривал с Клер, поддразнивал ее по поводу любовных утех прошедшей ночи. Когда он задал какой-то вопрос об Ирвине, она оторвала взгляд от кофе и заметила:
— Я не называла тебе его имя.
Он признался, что нашел ее в телефонной книге.
— Потом позвонила она, — сказала Клер, — и мы с Ирвином стали тебе не нужны. Я рада. Вчера весь день ты выглядел, как самый одинокий человек на свете. Это — одна из причин, по которой я поцеловала тебя.
Затем она добавила:
— Из-за нее ты спрашивал вчера о смешанном браке?
Он кивнул.
— Браки заключаются не между евреями и англосаксами, а между двумя личностями. И если один человек испытывает сильное чувство вины, ничего не получается. Я знала людей, любивших друг друга очень сильно, но чувство вины одерживало верх. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.
— Я бы хотел, чтобы ты поговорила с ней, — внезапно предложил Джеф.
— Нет, — отказалась она. — Такие вещи нельзя обсуждать с посторонними. Вы сами поговорите. Это единственный путь. И даже тогда все сложится не так, как ты думаешь. С Ирвином проблемой стали дети. Он настаивал на том, чтобы они воспитывались как евреи. Я согласилась. Когда они подросли, мне пришлось отдать их в еврейскую школу и водить в синагогу по праздникам. Оказалось, что Ирвин плохо знал еврейские традиции. Теперь я в большей степени еврейка, чем он. Скажу тебе одно — его сыновья будут лучшими евреями, чем Ирвин!
Нельзя все запланировать заранее. Необходимо иметь желание и быть внутренне свободным, чтобы это сработало.
Они продолжили репетицию. В конце дня Карл Брюстер снова появился с Фредди Фейгом. Сегодня нервничал Фредди. Джеф заметил это по тому, как дрожали его тонкие усики, когда он пытался улыбнуться. Причина заключалась то ли в присутствии Карла, то ли в том, что вчера Джеф резко осадил его. Карл испытывал беспокойство. Фредди нервничал. Джеф ненавидел их обоих.
Репетиция закончилась. Джеф освободился. Он сел в одно такси с Клер. Прежде чем отправиться к себе домой на Ист-Энд авеню, актриса высадила Джефа у «Плазы».
— Может быть, ты приведешь ее к нам до твоего отъезда?
— Спасибо, весьма охотно. Это может помочь!
Он побежал вверх по ступеням, вошел в лифт, ткнул какую-то женщину сценарием в ее большой бюст, извинился и наконец достиг двенадцатого этажа. Подошел к номеру Шарлен, почти постучал, потом вместо этого прислушался. Она была у себя. Его страх перед ее исчезновением рассеялся. Джеф отправился к себе, разделся, принял горячий душ.
Вытираясь, он посмотрел на отражение своего тела в зеркале. Для сорокадвухлетнего мужчины он был в отличной форме. Щедро воспользовавшись «Данхиллом», Джеф сел на диван и позвонил. Шарлен сняла трубку после первого гудка.
— Зайдешь ко мне выпить? — спросил он.
— Хорошо, — прошептала она.
Через несколько мгновений раздался стук. Джеф открыл дверь. Шарлен обняла его.
— Ты решил соблазнить меня, — сказала она. — Мужчина использует такое количество туалетной воды исключительно с этой целью.
— Это твой подарок.
Она снова поцеловала его и сказала:
— Ты заманил меня сюда обещанием дать выпить.
Он повернулся к маленькому переносному бару, чтобы приготовить два напитка. Она произнесла печальным голосом:
— Мы даже не можем шутить о нас. Ничего забавного в голову не приходит. Как прошла репетиция?
— Нормально. Я снова говорил с Клер.
— С женой еврея-стоматолога.
— С женой еврея-стоматолога. У них двое детей-евреев. Она сказала мне об этом. Судя по ее словам, тут нет большой проблемы. Если бы ты или твой отец поставили такое условие, я бы согласился. Даже водил бы их в синагогу по праздникам.
Она постаралась отнестись к этому, как к шутке, и улыбнулась. Но он не улыбнулся. Через несколько мгновений она тоже перестала улыбаться. Они сидели напротив друг друга в темнеющей комнате, держа в холодных руках полные бокалы. Затем Шарлен отвела глаза от Джефа, поднялась, поставила свой бокал, посмотрела из окна на парк, огни, автомобили, весь уходящий в ночь город. Джеф подошел к Шарлен, обнял ее, прижался щекой к лицу девушки, стал смотреть вместе с ней. Ее дыхание было очень глубоким, и Джефу показалось, что Шарлен плачет. Он поднес пальцы к ее глазам, но они были сухими.
— Все, кроме нас, возвращаются домой, — грустно заметила она.
— Мы бы тоже могли, — сказал он.
Она не ответила. Они смотрели на город до тех пор, пока в комнате не стемнело окончательно. В парке зажглись фонари.
— Что еще она сказала? — спросила внезапно Шарлен.
— Клер? Она говорила о том, что ей пришлось взять дело в свои руки и растить детей евреями. Она делает это с удовольствием. Если у обоих людей есть желание, все получается.
Шарлен не ответила. Поняв, что она ничего не скажет, он произнес:
— Я оденусь, и мы отправимся обедать.
— Мы можем заказать обед сюда?
— Конечно, — тотчас согласился он.
Прошло несколько часов. Нескончаемый дождь хлестал в окна, дул сильный восточный ветер. Они лежали на его кровати, он — на спине, она — на боку, глядя на него. Она тихонько, как бы про себя, засмеялась.
— Что тебя позабавило? — спросил он.
— Ты. В синагоге. И в cheder, — поддразнила она.
— Cheder? — спросил он, с трудом произнеся резкий звук «ch».
— Это еврейская школа. Видишь, ты не знаешь простейших слов.
— Я могу научиться. Даже могу заставить этого маленького гнома Берни поработать над моим произношением. Я уверен, он занялся бы этим с удовольствием. Несколько уроков, и ты смогла бы представить меня твоему отцу в качестве раввина.
— Тебя, Барри Фитцджеральда и Бинга Кросби, — улыбаясь, сказала она.
Он поцеловал ее. На этом беседа закончилась.
Репетиции вошли в свою колею. Джеф и Клер всегда возвращались к себе в одном такси. Она высаживала его у «Плазы», он пытался внести свою долю платы. Но она говорила с улыбкой:
— Я замужем за богатым стоматологом. Я могу себе это позволить. К тому же мне нечасто удается показаться возле «Плазы» в обществе кинозвезды. Какой-нибудь продюсер может заметить меня и сделать знаменитой. Я использую тебя.
Джеф и Шарлен начали по вечерам появляться на людях. Они ходили в «Аист», сидели в маленьком, очень престижном «Медвежатнике». Биллингсли прислал им шампанское и подсел на минуту, чтобы познакомиться с Шарлен. Он не любил, когда в «Медвежатнике» появлялись незнакомцы, особенно эффектные девушки. Он не хотел, чтобы заведение обрело репутацию места сборища проституток. Содержанки — пожалуйста. Неверные жены — пожалуйста, если нет опасности появления мужей и возникновения скандала. Привлекательная девушка из Чикаго, отца которой Биллингсли знал — пожалуйста.
В другой вечер они отправились в театр. В перерывах люди узнавали Джефа, толкали друг друга в бок, украдкой указывали на него. Шарлен это нравилось. Особенно когда люди шептали: «Конечно, мы видели ее в кино. Я только не могу вспомнить ее фамилию». Они оба смеялись над этим. Он шутил: «Ты будешь любить меня по-прежнему, когда станешь звездой? Я столько слышал о браках между актерами».
Однажды вечером, когда они остановились у гостиничной стойки с сообщениями, Джеф обнаружил там несколько записок. Одна была от Доктора. «Срочно позвони». Джеф решил не делать этого. Пара сообщений, адресованных Шарлен, похоже, встревожили девушку. Когда они вышли из лифта, Шарлен вместо того, чтобы пойти в его «люкс», сказала, что ей надо позвонить. Она направилась по коридору к своему номеру. Джеф проследовал за ней, взял ее за руку, взглянул на записки.
Звонил ее отец. И две школьные подруги. Было еще одно сообщение. «Срочно позвоните мистеру Мервину Бергу по известному вам номеру».
— Ты будешь звонить ему? — спросил Джеф.
— Я должна.
— Что ты скажешь? — спросил он.
— Придумаю что-нибудь.
— Он захочет знать, когда ты вернешься. Что ты ответишь?
— Что мне нужно задержаться в Нью-Йорке… примерки и прочие дела…
— …и прочие дела? Это я?
— Что ты хочешь, чтобы я сказала ему?
— Правду. Что помолвка разрывается. Что ты остаешься здесь со мной. Что мы женимся.
— Я сделаю это позже. Сначала я должна подготовить моих родителей.
— Есть только один путь. Ты снимаешь трубку. Звонишь отцу. Говоришь: «Папа, я не могу выйти за Мервина, потому что я выхожу замуж за Джефа». Вот все, что ты должна сказать.
Она заколебалась, и он настойчиво произнес:
— Сделай это сейчас! Скажи ему!
Он был так уверен, что она сделает это, что отпустил ее руку; потом он проводил взглядом Шарлен, направившуюся по коридору к ее номеру.
Когда он вошел в свой «люкс», зазвонил телефон. Это был Доктор.
— Господи, малыш, где ты был? Почему не перезвонил? — с наигранной приветливостью спросил Доктор.
Прежде чем Джеф успел ответить, Коун продолжил:
— Как идут дела?
— По-моему, нормально. Мы много работаем, ладим между собой, хотя режиссер — сущий хер.
Доктор засмеялся.
— По моим сведениям, все идет гораздо лучше, чем просто нормально. Я не могу дождаться того момента, когда я приеду и все увижу.
Джеф знал, что Доктор позвонил по какой-то иной причине.
— Ты работаешь с тем другим материалом, да? Репетируешь самостоятельно? По ночам?
Последние слова все объясняли. Доктор узнал о Шарлен. Джеф испытал раздражение. Он не счел нужным уклоняться от прямого ответа. Он сказал:
— Я знаю тот материал наизусть. Мне нет нужды тратить на него ночи.
— Я знаю, — мрачным тоном произнес Доктор. — На самом деле я звоню, чтобы сказать тебе следующее: сегодня я имел долгую беседу с Джоан. Я убедил ее, что она должна обсудить вопрос о разводе, как только мы продадим нашу постановку. Многое зависит от следующей субботы.
— Знаю, Доктор, — сказал Джеф.
Доктор с удовлетворением положил трубку. Не называя вещи своими именами, он дал понять, что знает о Шарлен и использует информацию в своих личных целях. «О'кей, — сказал себе Джеф, — о'кей. Ну и пусть, если это работает на меня!»
В его дверь тихо постучали. Он подошел к двери, распахнул ее.
— Ну, ты сказала ему?
— Его нет дома. Его мать сказала, что он на собрании адвокатской коллегии.
— Я имею в виду не Мервина! Я говорю о твоем отце! В конце концов я отнимаю тебя у него!
— Джеф…
— Прежде чем ты всерьез задумалась о Мервине, у нас уже была проблема — так они это называют.
— Джеф, не делай этого, — попросила она.
— Чего этого?
— Не злись на моего отца. Ты что-то погубишь. Это не его вина. Мы сами создали ситуацию. Не сердись на него.
Он обнял ее, прижал голову Шарлен к своей щеке.
— Я знаю одно — в день помолвки тебе пришлось напиться. А когда ты сделала это, кому ты позвонила? Отцу? Мервину? Нет! Мне! Это что-то значит.
Она промолчала, и он убежденно добавил:
— Должно значить!
— Только не испытывай ненависти к моему отцу, — сказала она.
— Хорошо, — охотно согласился он. — Я не стану его ненавидеть. Я полюблю его, если он не будет стоять между нами. Если ты выйдешь за меня замуж, Израиль не погибнет. Многие мужчины-евреи в Голливуде женаты на американках англосаксонского происхождения. Половина продюсеров и сценаристов, которых я знаю.
— Это другое дело. Почему-то более страшным грехом считается, если еврейская девушка выходит замуж за человека другой веры.
— Я поговорю с Клер. Скажу, что мы придем к ним в гости в воскресенье вечером. Ты сама все увидишь. Хорошо?
— Хорошо, — сказала она, не столько соглашаясь, сколько закрывая тему.
Он поцеловал ее, скрепляя этим договоренность. Из поцелуя родилось взаимное желание. На этот раз агрессором, похоже, стала она. Джеф почувствовал, что Шарлен приняла решение и, сделав это, избавилась от чувства вины и комплексов. Вечер у Клер, подумал он, станет их маленьким торжеством.
Утром, как только Клер приехала на репетицию, Джеф заговорил с ней.
— Воскресенье вам подойдет — после того, как мы разделаемся с постановкой?
Она не сразу поняла, о чем он спрашивает. Потом Клер улыбнулась.
— Есть прогресс? Отлично! Воскресенье подойдет. Приходите на обед. Я закажу грудинку, приготовлю мясо в горшочках и кейш. Если ты не знаешь, что это такое, то она, я уверена, знает. Если же она не знает, то она — не та еврейская девушка, которая подходит тебе. Воскресенье, шесть часов. Мои два yeshiva bochers еще не лягут спать.
— Yeshiva…
Он не смог выговорить второе слово.
— Что это значит?
— Объяснение займет вечность. Сегодня это означает, что они ходят в очень прогрессивную школу и весьма современную, реформированную синагогу.
По мере приближения дня трансляции Берни становился все более саркастичным. Брюстер стал появляться на репетициях сразу после ленча. Когда Джеф забыл реплику, Брюстер не счел нужным скрыть свой страх.
После долгого, жаркого обсуждения с Брюстером и Фредди режиссер подошел к Джефу.
— Послушайте, Джеф, если такое случится во время эфира, не волнуйтесь. Помощник режиссера подскажет вам. Не беспокойтесь. Только не надо застывать на месте.
— Скажите Брюстеру — пусть успокоится. Со мной все будет в порядке, — выпалил в ответ Джеф.
— Ему платят за то, чтобы он волновался. Управляющие — это евреи рекламного бизнеса. Одна ошибка, и им приходится собирать вещи и отправляться в путь.
— Чтобы спастись от pogrom'a, — вставил Джеф.
Берни, похоже, испытал приятное удивление.
— Вы — славный парень, — сказал он, словно только что сделал это открытие.
Потом он добавил доверительным тоном:
— Слушайте, я избавлю вас от этого типа на следующие четыре дня. Вы сыграете отлично.
Но, несмотря на все ободрения, когда они перебрались в студию, дела пошли даже хуже. Наличие нескольких камер постепенно развалило игру Джефа.
Утром второго дня он напрочь забыл слова; Берни пришлось прервать репетицию и устроить десятиминутный перерыв.
Очевидно, весть об этом вылетела за пределы студии. Карл Брюстер появился до перерыва на ленч. У него были свои шпионы в аппаратной. Через десять минут после прибытия Брюстера приехали Фредди Фейг и Спенсер Гоулд. У Фредди также были свои люди среди технического персонала. Во время перерыва Фредди и Спенс вошли в студию. Одновременное появление на репетиции двух кобр было сигналом тревоги. Джеф знал, что причина заключалась в его плохой игре.
Когда репетиция возобновилась, Фредди и Спенс смогли тихо обсудить ситуацию. Они сошлись в том, что необходимо позвонить Доктору. Он должен прилететь сегодня! Нельзя упускать время.
К концу следующего дня Доктор вошел в студию. Все осознали важность постановки и степень опасности.
Когда репетиция закончилась, Доктор пригласил Джефа пообедать, но актер отказался. Они договорились выпить в отеле, в баре «Дубовая комната».
Коун не упоминал имя Шарлен, он говорил только о постановке. Он коснулся вскользь неожиданных трудностей, напомнил, сколь большие надежды связаны у всех с телеспектаклем, сказал, что друзья Джефа проявляют большой интерес к этой работе. Многие актеры — члены Гильдии ждали начала телевизионного цикла постановок с участием Джефферсона и ролей в них.
Доктор давал понять, что субботний вечер должен оказаться удачным. Это необходимо не только Джефу и ТКА, но и всем актерам, режиссерам и сценаристам, поверившим ему.
Джеф слушал Коуна; бремя ответственности возрастало, как и напряжение. Почувствовав это, Доктор сказал:
— Джеф, помни — если все пройдет хорошо, это разрешит все другие твои проблемы.
Это был единственный намек на Шарлен. Доктор знал, что его хватит для стимуляции Джефа. Хлопнув актера по спине, он отправил его к Шарлен.
В лифте Джеф сказал себе: «Этот маленький человек обладает странным свойством. Он оказывает сильное влияние даже тогда, когда не веришь ни единому его слову». В душе Джефа по-прежнему присутствовал страх, но актер стал легче переносить его. Джефу даже показалось, что с ним можно справиться.
