3
Репетиции во всем мире проходят одинаково. Они завершаются множеством окурков, плавающих в пакетах из-под кофе. Репетиции телеверсии «Додсворта» ничем не отличались от других. Они начались и шли, как работа над любой постановкой с участием Кларка Форда. Он был серьезным, даже мрачным, необщительным, сосредоточенным. В перерывах не курил и не обменивался любезностями с другими актерами, а в одиночестве учил свой текст. На самом деле, как заметила актриса, игравшая Фран, жену Додсворта, Форд отлично знал свою роль еще до первой репетиции. Что он учит? — удивлялась его партнерша.
Иногда молодой режиссер — в то время все телевизионные режиссеры были молодыми — подходил к Форду, чтобы поговорить с ним. Обычно предлог был связан со снимаемой сценой. Он напоминал Форду, где будет находиться в определенный момент камера номер один. Или просил Форда выдержать где-то паузу, чтобы камера номер три показала его лицо чуть дольше.
Форд слушал, всегда глядя мимо молодого человека, вознаграждая его лишь одним сухим кивком. Через пять дней такого пренебрежения работа режиссера начала страдать. Он потерял уверенность в оценках, его стали раздражать малейшие ошибки других актеров. В конце шестого дня он позвонил Спенсеру Гоулду и попросил освободить его от работы над спектаклем.
В этот момент вмешалась Джанет Флинн. Она делала это на второй неделе работы над всеми бродвейскими постановками Форда в течение последних восьми лет. За коктейлем она объяснила молодому режиссеру, что в поведении Форда не было ничего личного. Так он держался с Джошем Логаном, Гатри Мак-Клинтик и даже Казаном, этим известным тираном. Она обещала появляться на каждой репетиции и действительно стала приезжать перед полуденным перерывом.
Ежедневно труппа спускалась в «Ратнер» — еврейскую столовую, находившуюся под репетиционным залом и славившуюся яйцами всмятку, сливочным сыром и мучными изделиями. Джанни и Форд всегда сидели за столом одни. Форд во время еды был таким же замкнутым, как и на репетициях, но Джанет к этому привыкла.
Он оживал, только когда задавал вопросы относительно «Короля, королевы, пешки». Удалось ли Доктору договориться с Шервудом о доработке сценария? Нет. А с Андерсоном? Макс думает. Он не любил переписывать произведения других авторов, но из уважения к Кларку Форду он обещал «подумать». Как насчет С. Джи Пирелмана? Он работает над книгой. А Берман, первая идея Доктора? Берман находится на побережье и готовится к съемкам своего первого фильма.
Джанни уклонялась от любых обсуждений телепостановки. Она лишь сказала, что молодой режиссер кажется ей очень хорошим.
— Он — дерьмо! — заявил Форд.
— Он действительно очень хорош, Кларк.
Не испытывая на самом деле этот энтузиазм, который она изображала, Джанет небрежно добавила:
— Для телевидения.
— Для телевидения! — ухватился за ее слова Форд. — ТВ — это дерьмо! Чертов сценарий урезали втрое! Публика не сможет следить за действием. Что касается игры, то на нее не остается времени. Подойди к этому месту! Посмотри в камеру! Задержи эту реакцию! И это называют игрой?
Бедняжка Джанет тихо, умоляюще повторила:
— Кларк… дорогой… пожалуйста… труппа тебя слышит.
— Ну и черт с ней! — громче, чем прежде, произнес Форд.
Джанни смутилась, но не испытала удивления. При каждой постановке Форд проходил через эту фазу. Если актер будет следовать своей традиции, завтра он потребует уволить режиссера.
Он действительно поступил так. Форд смягчился только после телефонных звонков Джанет и Спенсера Гоулда. Мисс Флинн примчалась на такси на Вторую авеню, где находился репетиционный зал. В конце концов лишь после звонка Доктора Форд согласился продолжить работу.
Так прошли три мучительные недели.
Новые проблемы и протесты возникли, когда Форд впервые оказался в настоящей телестудии. Его не устраивали декорации. Освещение было слишком ярким, от ламп исходил жар. Множество камер и техников затрудняли работу — в кино была только одна камера, одна операторская группа.
Сильнее всего его раздражал голос режиссера, звучавший из динамиков. Сам режиссер сидел в аппаратной. Джанни испуганно побежала туда. Спенс последовал за ней. Фредди Фейг ковылял взад-вперед; его хромота усиливалась по мере того, как жалобы Форда становились все более язвительными. Карла Брюстера сознательно не пускали в студию до генеральной репетиции.
В перерывах Джанни говорила с Фордом, пыталась успокоить его. Яркий свет необходим для качественной съемки. Большое число дорогостоящих камер объяснялось высокой репутацией Форда. Его крупные планы были очень выразительными; он сам не сознавал, как проецируется на телеэкран малейший его жест. Нет нужды обрывать то, что он называл «настоящей игрой». И декорации были хорошими. Созданные бродвейским художником, они будут казаться на экране крупными и роскошными. Если бы они имели большие размеры, то подавляли бы драматическое действие.
Теперь Кларк даже не кивал, слушая Джанни. Она знала, что это худший симптом. Она оказалась права.
Перед концом второго дня в студии Кларк внезапно отвернулся от камеры, и режиссеру пришлось снова нажать кнопку переговорного устройства.
— Мистер Форд, в этом месте вы должны посмотреть влево, чтобы камера номер четыре запечатлела ваш крупный план. Пожалуйста!
Кларк Форд повернулся в сторону черного окна аппаратной и крикнул:
— Послушайте, вы, зеленый сопляк! Вы будете подстраиваться с вашей чертовой камерой к моим движениям. Я больше не буду губить мою игру вам в угоду!
Сказав это, Кларк Форд покинул сцену, зашагал по большой студии, взял в костюмерной свое пальто и вышел из здания. Напуганные сотрудники ТКА позвонили Доктору.
Когда Доктор появился в Нью-Йорке и поговорил с Фордом, актер согласился вернуться. С этого дня все время, пока Форд работал, Доктор сидел в аппаратной. С одной стороны от него находились Спенс и Фредди, с другой — Джанни. Кларк шел на сотрудничество, но не демонстрировал настоящую игру. В одной важной сцене, где Додсворт отказывался от своей жены Фран, актер сыграл совсем плохо.
Режиссер жаловался вслух в аппаратной:
— Если он запорет эту сцену, можно будет забыть обо всем спектакле! Мне следовало уйти, когда я хотел сделать это.
Доктор похлопал Джанни по руке, потом встал и вышел. Она последовала за ним. Коун отыскал пустую гримерную. Пропустив вперед Джанни, он плотно закрыл за собой дверь.
— Джанни, — начал он, — я попрошу тебя кое о чем не ради меня. И не ради ТКА. Он продержится до субботнего вечера. Сыграет в спектакле. Потому что он хочет сыграть в «Короле, королеве, пешке». Но, — Доктор заколебался, — он может выступить так плохо, что это причинит ему непоправимый вред. Мы не можем допустить поражения. У нас есть годовой контракт с дополнительными условиями. Это — официальный дебют Форда на телевидении. Я не хочу, чтобы он испортил свою репутацию, как это случилось с ним в кино.
— И что? — спросила Джанни.
— Я никогда никого не просил об этом. Хотя мне не раз приходилось обращаться к людям с просьбами. Сегодня вечером, после репетиции, пообедай с ним. Напои его.
Доктор замолчал, потом добавил:
— А затем уложи его в постель.
Лицо Джанет вспыхнуло от злости и смущения.
— Послушай, дорогая, все знают о вашем романе.
— Он закончился! — рассерженно выпалила Джанет и повернулась, чтобы уйти.
Доктор крепко сжал ее руку и остановил.
— Джанни, я хочу внести ясность. Какое бы решение ты ни приняла, ты останешься в ТКА. Если ты мне не веришь, я пришлю утром долгосрочный контракт.
— Неужели кто-то может вам не верить? — с сарказмом сказала Джанет.
— Хорошо, я — негодяй. Я лгу. Краду. Иногда обманываю моих клиентов. Но, — сказал он, — покажи мне хоть одно агентство, которое делает для своих клиентов больше, чем я! Хоть одно! Мы добиваемся для них самых высоких гонораров, наилучших условий, даем максимальные шансы на успех!
Доктор разжал пальцы, но Джанет не сдвинулась с места.
— Это принесет ему пользу. Я знаю! Своди его в ресторан. Напои. Разреши заняться с тобой любовью. Завтра ты увидишь нового человека. Ему нужна вера в себя. Какая-то победа. Лучше всего — в постели.
В послеобеденное время в дальнем зале «21» обычно можно увидеть лишь сотрудников рекламных агентств, развлекающих иногородних клиентов, которые не хотят возвращаться одни в свои пустые гостиничные номера. В зале было мало посетителей. Обшитые деревянными панелями стены и клетчатые скатерти на столах способствовали созданию клубной атмосферы.
Стол в дальнем углу был сервирован на двоих. Когда Джанни и Форд прибыли в «21», их тотчас отвели туда. Метрдотель радушно поприветствовал Форда. Актер что-то буркнул в ответ и проследовал за Джанни к столу, держа под мышкой истрепанный сценарий.
Они почти не разговаривали до того момента, когда они заказали два двойных виски. Первый бокал оба осушили быстро. Джанни знала, что ей не составит труда напоить Форда. После того, как им подали третью пару бокалов, Джанни предложила заказать еду.
В период репетиций Кларк Форд ел, как тренирующийся боксер. Он считал, что излишества размягчают его; расслабленный актер — это не актер. Джанни не знала, с чем это связано: то ли Форд помнил о своей голодной молодости, то ли он наказывал себя за успех. Они заказали бифштексы с каперсами, тосты и черный кофе.
Избавившись от общества утомительно-услужливого метрдотеля, Форд мрачно произнес:
— Я чувствую себя, как бык на арене!
Джанни перестала пить, но ничего не сказала.
— Как несчастный бык. Измученный, с воткнутыми в него бандерильями. Которого готовятся убить в субботу вечером!
— Если забыть о той ошибке с камерой, сегодня все прошло очень хорошо, — тихо сказала Джанни, не желая увеличивать его страдания.
В мучительные дни репетиций Кларк Форд мог быть злым, жестоким, особенно с женщинами. В первую очередь — с теми женщинами, которых он любил. Одна из жен Форда совершила самоубийство сразу после неудачной премьеры.
— А если подобная ошибка произойдет в «живом эфире», когда миллионы людей будут смотреть на меня? Я буду выглядеть, как обезьяна, делающая комичные гримасы. Это моя репутация! Моя карьера! Показывают меня, а не этого сопливого режиссера!
Джанни заметила, что люди слушают их. Она обрадовалась появлению еды. Официант артистично подал тарелки, посыпал бифштекс пряностями. Кларку пришлось замолчать; Джанни получила возможность заказать ему новую двойную порцию виски. Они начали есть молча, без большого удовольствия.
Возле «21» их ждал лимузин, присланный Доктором. Маленький человек предусмотрел все. Водитель открыл для них дверь, отдал честь, поднеся руку к фуражке, и сел за руль.
— Куда, сэр?
— Семнадцатая Восточная, шестьдесят два, — мрачно произнес Форд адрес Джанни.
— Нет, — сказала она. — Давай немного прокатимся. Через парк. Я не хочу возвращаться домой сразу после ужина.
— Хорошо, — отозвался Форд и сказал водителю: — Сначала объедем парк.
Шофер свернул на Пятую авеню и поехал в сторону Шестидесятых улиц. Затем лимузин покатил по Парку, по пустынной петляющей дороге, шедшей на север мимо полей, рощ и аллей. Уже давно перевалило за полночь.
Сначала Кларк сидел молча, с угрюмым видом. Так на него действовало виски. Но вскоре, как и ожидала Джанни, он коснулся ее руки; затем его рука осторожно поползла к ее грудям. При других обстоятельствах она бы остановила его; он довез бы ее до дома и поехал один к себе. Сейчас она лишь сделала вид, что хочет избежать сближения; она выбрала такую степень сдержанности, которая не могла оттолкнуть Форда. Наконец она позволила ему засунуть руку ей под блузку. Когда он склонился над Джанни и поцеловал ее в губы, она раскрыла рот. На этом соблазнение было завершено. Его язык проник внутрь Джанни; она ответила на поцелуй Форда.
Он прошептал:
— Поедем ко мне, Джанни, пожалуйста, дорогая?
Она ответила тихим «да».
Его квартира не представляла для нее тайну, вызов. Она провела здесь немало ночей в прошлом. Ее смутило только выражение лица лифтера; он узнал Джанни, пожелал ей хорошего вечера и не сумел скрыть своего удивления тем фактом, что она вернулась сюда и снова остается на ночь. Войдя в квартиру, Форд протянул руку к выключателю, но Джанни попросила:
— Не надо. Мне нравится смотреть на город из темноты.
Они прошли в гостиную. Джанни направилась к широким дорогим шторам, плотно сдвинутым слугой Кларка. Она раздвинула их.
На другом берегу реки Лонг-Айленд светился рекламой пепси-колы и других известных товаров. Река была черной, маслянистой, периодически в воде вспыхивали отражения красных неоновых огней. Джанет подождала. Но не долго. Кларк ушел в спальню, снял с себя одежду и надел халат. Она увидела его отражение в стекле; он обнял ее. Он прижался лицом к ее шее. Джанет вздрогнула. Это заставило его отстраниться.
Но она крепко прижала его руки к своим грудям. Она почувствовала, что его член твердеет под халатом. Кларк повернул ее к себе лицом, начал одновременно целовать и раздевать Джанни. Когда у него возникали трудности, она ненавязчиво помогала ему, зная, что процесс раздевания женщины давал ему ощущение власти.
Платье соскользнуло на пол. Кларк расстегнул ее бюстгальтер, снял его и бросил через всю комнату, словно этот предмет женского туалета оскорблял его. Лифчик попал в лампу. Ее груди обнажились. Кларк принялся целовать и ласкать языком соски Джанет. Наблюдая за его отражением в стекле, она внезапно ощутила себя войеристкой, следящей за соблазнением.
Наконец Кларк взял ее за руку и повел в спальню. Свежие прохладные простыни заставили Джанет задрожать, но Кларк согревал ее, целовал; он приподнял голову и посмотрел на женщину, потом уткнулся лицом в ее груди. Его руки постоянно ласкали Джанет.
Почувствовав, что его тело напряглось от страсти, она крепко обняла Кларка. Приподняла бедра, впуская в себя большой и твердый член. Джанет обхватила руками и ногами Кларка. Чувство вины, связанное с обманом, покинуло ее. Она любила его. Делала все ради его благополучия, счастья. Она мысленно говорила себе это, занимаясь с ним любовью. Наконец силы обоих иссякли. Опустошенный, но торжествующий Кларк навалился на нее. Он еще находился в Джанет, наслаждаясь ее непрекращающимися пульсациями. Он ощущал себя сильным впервые со дня начала ненавистных репетиций.
Он выскользнул из нее, перевернулся на спину. Дыхание обнаженного, влажного Кларка начало выравниваться. Внезапно он поднялся. Его стройное тело напоминало греческую статую юноши. Кларк покинул комнату.
В такие моменты Джанет могла любить его. Он вернулся, держа в руках бокалы с охлажденным виски. Протянул ей один бокал и принялся сам потягивать спиртное. Его свободная ледяная рука коснулась ее живота. Джанет вздрогнула, засмеялась, произнесла:
— Перестань.
Он убрал руку. То, что он перестал играть с ней по ее просьбе, было плохим знаком. Им снова овладела депрессия.
— Все будет хорошо, — успокаивающе произнесла Джанет. — Пока что паблисити было великолепным. Лучшим за всю историю ТВ.
— Одна ошибка, одна чертова ошибка в эфире, и все погибнет. Я собьюсь перед двадцатью миллионами зрителей. Я буду стоять, как болван, а вы все будете прятаться в аппаратной!
— Все будет хорошо, — сказала она. — Поверь мне, дорогой. Я ведь никогда не обманывала тебя прежде, верно?
— Такого еще не было, — взорвался он, и Джанет насторожилась. Может быть, он что-то заподозрил?
— Доктор меня использовал! — продолжил Кларк. — Думаю, он и не собирался ставить «Короля, королеву, пешку». А ты как считаешь? Ответь мне честно, Джанни.
— Конечно, он хочет сделать это, — солгала она и, испугавшись, что он обнаружит правду, протянула к нему руки. Ее пальцы коснулись его бедра, медленно поползли вверх. Но Кларк не реагировал, что было плохим симптомом. Она знала, что он не мог самоутвердиться с помощью одного полового акта, совершенного за ночь. Внутреннее беспокойство Кларка лишь усилилось.
Она села в темноте, по-прежнему лаская его. Приблизившись к нему, взяла свободную руку актера и прижала к своей груди. Джанет почувствовала, что его член снова поднимается. Когда он поставил бокал и начал целовать ее, она поняла, что все будет хорошо. Наконец он снова лег на Джанет. Она приняла его с большей легкостью, чем в первый раз. Его движения были более спокойными, размеренными; она успела кончить два раза.
Испытав оргазм, Кларк удовлетворенно перекатился на спину. Джанет повернулась и зашептала ему в ухо, точно мать, убаюкивающая ребенка:
— Это будет прекрасный спектакль. Они уже совершили все ошибки сегодня. Эфир будет идеальным. И ты — тоже. Вот увидишь, дорогой.
Он заснул, прижавшись к ее грудям. Губы Джанет находились возле его уха. Убедившись в том, что он крепко спит, она выскользнула из его объятий, встала с постели. Обнаженная, босая Джанет прошла по комнате, остановилась на мгновение у зеркала. Черт возьми, у нее действительно отличные груди! И весьма сексуальные бедра! Только лицо было некрасивым. Но она умела заниматься любовью, давать мужчине многое. Только не соглашалась получать в ответ меланхолию и депрессию.
Она нашла свою одежду на полу гостиной. Одевшись, Джанет открыла дверь, замерла на пороге. Впервые в жизни она чувствовала себя шлюхой. Поколебавшись, она закрыла дверь, нажала кнопку. Приготовилась к встрече с лифтером.
Ожидая его, она повторяла про себя: «Джанни, Джанни, Джанни, что ты делаешь ради ТКА!»
Она постоянно находилась возле Форда. Во время генеральной репетиции сидела в темной аппаратной, не разговаривая ни с кем, в особенности с Доктором. Несколько раз он пытался заговорить с ней, но она избегала общения с ним. Когда он пригласил ее в комнату для клиентов, чтобы посмотреть, как Джеф Джефферсон дает показания перед телекамерами комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, она отказалась пойти туда.
Режиссеру запретили давать какие-либо указания непосредственно Форду. Их передавала актеру Джанни. Она делала вид, будто это были ее собственные предложения. Форд слушал Джанни. Теперь он работал хорошо; он черпал силы в близости и помощи Джанет, ее любви и нежности, которые она дарила ему по ночам. Он начал демонстрировать настоящую актерскую игру.
Во время последнего прогона перед трансляцией все камеры работали слаженно, каждый кадр появлялся на мониторе в нужный момент.
Но самым главным было то, что Кларк Форд наконец-то сыграл великолепно. Вернувшись в гримерную, он застал там не только Джанет, но и Доктора. Коун обнял Форда и просиял:
— Такая игра годится для премьеры на Бродвее!
— Сценарий! — перебил его Форд. — Вы договорились с Максом Андерсоном?
— Агент обещал, что Макс позвонит мне в понедельник, — тотчас ответил Доктор.
— А Сэм Берман? Он вернулся?
— Он еще на побережье. Обсуждает контракт.
— Неправда! — выпалил Форд. — Мой адвокат видел его в субботу в «Сарди»!
— В таком случае я разыщу его еще сегодня.
— Сделайте это! — с угрозой в голосе сказал Форд.
Доктор посмотрел на Джанни, надеясь получить какую-то подсказку, но она не знала или не хотела сказать, как следует поступить. Когда дверь за Доктором закрылась, Форд сел и устало потер глаза. Массируя пальцами шею и плечи Форда, Джанет тихо произнесла:
— Я принесу тебе кофе.
— Пошли моего костюмера! — приказал Форд. — Я не хочу оставаться сейчас один!
Джанни отправила ждавшего костюмера за горячим черным кофе и сэндвичами. Затем она закрыла дверь и заперла ее, потому что знала, что Форду перед премьерой необходим покой.
Через несколько мгновений Форд протянул к Джанет руки, привлек к себе. Она попыталась остановить его, но вскоре сдалась. Его рука медленно поползла к самому нежному месту Джанет. Усталость Форда исчезла. Джанет уже не могла скрыть своей страсти. Он встал со стула, обнял Джанет и, не реагируя на ее шепот: «Кларк… дорогой… люди… за дверью находятся люди», быстро сорвал с нее одежду.
Кларк уложил Джанет на кушетку, которую поставили в гримерной, чтобы он мог отдыхать между сценами. Снял свой костюм и лег рядом с Джанет. Но когда он попытался проникнуть в нее, кушетка опасно закачалась. Он сполз с нее на пол и усадил Джанет сверху. Обхватил руками ее ягодицы. Его твердый пульсирующий член вошел в Джанет, причинив ей боль наслаждения. Она плотно сжала член Кларка самой горячей и влажной частью своего тела. Начала медленно двигаться.
Вскоре она заставила Кларка входить в нее глубже, с большей силой. Он отвечал на ее страсть, пока в дверь не постучали. Кларк раздраженно крикнул:
— Поставьте чертов кофе и уйдите!
Она почувствовала, что его эрекция может исчезнуть. Такая неудача могла погубить Кларка. Зная это, она напрягла мышцы, удерживая его внутри себя, и снова начала двигаться. Она почувствовала, что его член опять отвердел. Наконец Кларк прижал ее к себе с такой силой, что она испугалась. Отчаянным усилием вынудила его выплеснуть из себя жидкость. Джанет не испытала оргазм, но сделала вид, будто кончила. Она обрадовалась успешному завершению акта, очередной победе Кларка, тому, что теперь она могла освободиться, лечь рядом с ним.
Через несколько минут она встала, вымылась, как могла, возле маленькой ржавой раковины с краном, из которого текла ледяная вода. Ее бедра от холода покрылись мурашками.
Пока Джанет одевалась, Кларк накинул на себя старый истрепанный халат, приносивший ему удачу, лег на кушетку и закрыл глаза. Казалось, что он дремлет. Внезапно он сел и сказал:
— Доктор — сукин сын! Он не будет ставить «Короля, королеву, пешку»! После сегодняшнего вечера он придумает какую-нибудь отговорку. Негодяй! Подлый негодяй!
— Пожалуйста, дорогой! — взмолилась Джанет. — Не волнуйся перед спектаклем. Ты погубишь свою игру.
— Кому есть до этого дело! Никому! Никому, кроме тебя, Джанни! Дорогая, ты выйдешь за меня замуж?
— Пожалуйста, Кларк, не сейчас. Мы обсудим это позже.
— Ты — единственный человек, которому я могу доверять. Единственный, не лгавший мне в ходе этой чертовой затеи!
Она подошла к нему, коснулась его лица, нежно поцеловала в щеку. И задумалась. Кто предал его сильнее всего? Доктор? Или она сама? Мы поженимся, настаивал он. Чтобы заставить его снова надеть костюм, она обещала Кларку выйти за него замуж. Позже, если понадобится, она найдет путь к отступлению.
— Пять минут до эфира, мистер Форд. Пять минут! — объявил помощник режиссера.
Она отправила Кларка на сцену, поцеловав его, и осталась, чтобы привести в порядок гримерную. Вытерла пол, свернула полотенце и бросила его в корзину для мусора, стоявшую в углу. Она надеялась, что там его не найдут, а если найдут, то не догадаются, почему оно попало туда.
Джанет подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу. Она едва стояла на ногах. Торопливо попудрившись, она направилась к двери. Из динамика донесся голос режиссера:
— Всем приготовиться! Шестьдесят секунд до эфира. Вы будете великолепны! Я вами восхищен.
Динамик смолк. Джанни вошла в аппаратную в тот момент, когда режиссер сказал своему техническому помощнику:
— О'кей! Эфир! Камера один!
На мониторе вспыхнули титры: «Алюмко» представляет «Бродвейский театр звезд»!» Доктор произнес эти слова и добавил: «Каждую субботу «Алюмко» с гордостью приносит в ваш дом лучшие бродвейские постановки, величайших звезд, самые знаменитые американские пьесы. Сегодня…»
Он начал петь дифирамбы Кларку Форду, которому предстояло впервые появиться на телеэкране в американском шедевре под названием «Додсворт». Увидев в первой сцене улыбающегося, обаятельного, счастливого Форда, Джанет поняла, что он превратился в Додсворта и не представит проблемы до конца спектакля. Он хорошо двигался. Казалось, он охотно соблюдал требования к точности перемещений по сцене, которые отвергал во время репетиций.
Он играл так хорошо, что она даже не стала ободрять его в перерывах. Она боялась разволновать Кларка.
Несчастье случилось в третьем, последнем акте. Форд шагал вниз по ступеням декорации, изображавшей итальянскую улицу. Он искал Эдит Кортрайт — вдову, к которой Додсворт испытывал сильное влечение. Герой пьесы уже избавился от своей эгоистичной жены Фран. На предпоследней ступени Форд зацепился туфлей за плохо забитый гвоздь. Актер говорил об этом гвозде режиссеру, который отдал указание своему помощнику. Тот, в свою очередь, предупредил декоратора, передавшего информацию одному из плотников. Рабочий обещал забить гвоздь после перерыва, но так и не сделал этого.
Кларк Форд неожиданно споткнулся и был вынужден опереться рукой о декорации, изображавшие стену дома. Холст прогнулся несильно, но телезрители смогли это заметить.
В аппаратной все вскочили со своих мест — Доктор, Спенсер Гоулд, Фредди Фейг, режиссер, технические работники.
Карл Брюстер и спонсор замерли в задней комнате. Брюстер боялся посмотреть на спонсора.
Но сильнее всех запаниковала Джанни. Она знала — случилось именно то, чего боялся Форд. Он предстал в смешном виде перед миллионами телезрителей.
Однако благодаря чуду Форд не упал. Мгновенно собравшись, он воспользовался своим опытом, ловкостью, инстинктом самосохранения, спасающим всех хороших актеров. Обретя равновесие, он зашагал по ступеням дальше к тому месту, где Эдит Кортрайт срезала цветы, не зная о возвращении Додсворта.
— Эдит! — позвал он.
Она повернулась. Они бросились в объятия друг другу. Она улыбалась и плакала одновременно, поняв, что остаток жизни они проведут вместе. По сценарию у Форда не было слов в этой сцене, но сейчас он улыбнулся и невозмутимо произнес:
— Если мне предстоит провести здесь остаток моей жизни, я должен буду починить эти старые ступени.
Его находчивость спасла положение. В аппаратной все с облегчением засмеялись. Молодой режиссер восхищенно произнес:
— Сукин сын! Вот молодец! На профессионала всегда можно положиться!
В комнате для клиентов президент «Алюмко» улыбнулся своими тонкими губами и произнес:
— Блестяще! Какая находчивость! Карл, вы поступили правильно, настояв на участии Кларка Форда!
Карл Брюстер почувствовал, что он может не беспокоиться о счете «Алюмко» в течение ближайших трех лет. Доктор, услышавший слова президента, впервые понял, что всеми хлопотами, связанными с привлечением Кларка Форда, он обязан не спонсору, а Карлу Брюстеру. Доктор не забудет этого.
Но сейчас следовало отпраздновать успех. Все направились в гримерную Форда, чтобы поздравить его с великолепной игрой. Дверь оказалась запертой. Ключ повернулся в замке, лишь когда Джанни, растолкав всех, подошла к двери и тихо произнесла:
— Это я, дорогой.
Дверь открылась лишь настолько, чтобы Джанни смогла пройти в гримерную.
Доктор объяснил спонсору:
— Конечно, вы понимаете, что такая игра порождает огромное напряжение.
Кларк Форд сидел в гримерной на стуле. По телу актера катились капли пота. Джанни молчала. Она знала, что в такие минуты слова восхищения вызывают у Форда настороженность.
Она обрызгала тело актера туалетной водой и принялась массировать его. Вскоре напряжение Форда спало. Джанни повернулась к двери, чтобы снять с вешалки смокинг, в котором Форду предстояло отправиться в «21».
— Я это не надену!
Он протянул руку к своим старым брюкам, в которых он репетировал.
— В них нельзя идти на прием, дорогой.
— Я не пойду туда! — отрезал Форд.
— Дорогой, все эти люди испытают огромное разочарование. Без тебя прием не получится.
— Будто меня это волнует! — сказал Форд, с вызовом надевая старые брюки и пропахшую потом рубашку. Он принялся застегивать пуговицы. Джанни продолжала упрашивать актера.
— На чьей ты стороне? — внезапно спросил он. — На моей или Доктора? С ним ты тоже спишь?
— Кларк, дорогой, за дверью находятся люди. И ты отлично знаешь, что я не сплю с ним. Я еще раз прошу тебя — сходи ради меня на прием.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я не пойду ни на какой прием! Сегодня я хочу напиться! И заняться сексом. Я буду делать то, что я хочу. Для разнообразия.
Он сказал это таким тоном, что Джанни поняла — она не сумеет переубедить его.
Она отперла дверь, что лишь усилило доносившийся из коридора шум. Доктор, Спенс, Карл Брюстер и спонсор попытались проникнуть в гримерную. Но Кларк Форд, крепко сжимая руку Джанни, грубо, рассерженно протиснулся сквозь толпу. Добравшись до следующей двери, он повернулся и крикнул:
— Будьте вы прокляты! Вы использовали меня. Получили то, что хотели. Теперь оставьте меня в покое!
Он потащил Джанни за собой по коридору, оставив позади себя смущенного Доктора и покрасневшего Карла Брюстера. Спонсор застыл на месте, не зная, как ему реагировать на такое неприличное поведение актера.
Доктор попытался сгладить ситуацию:
— Идемте! В конце концов это прием в честь премьеры нового цикла передач, а не теледебюта Кларка Форда.
Они сели в лимузины — Карл Брюстер и спонсор в первый, Доктор, Спенс и Фредди — во второй. Спенс и Фредди молчали. Фредди больше всего боялся гнева Доктора, поскольку все началось с его легкомысленного обещания обеспечить участие Форда.
Но Доктора, которого на протяжении многих лет оскорбляли несдержанные певцы, комики, актеры, выходка Форда беспокоила меньше, чем одна навязчивая мысль.
— Человек преодолевает столько трудностей! Обманывает, интригует, лжет своим клиентам! И каков результат? — внезапно сказал Ирвин Коун.
Фредди и Спенс решили, что замечание Доктора вызвано обидой на Форда. Затем Коун произнес:
— Если человек тратит столько сил, это должно приводить к чему-то существенному. Да, нельзя расходовать столько сил на подготовку одной трансляции. Это несправедливо!
На самом деле он хотел сказать, что такая работа не слишком прибыльна для него или ТКА.
Прием в «21» прошел успешно. Чувство обиды растворилось в хвалебных откликах прессы, которые поступали по телефону. «Нью-Йорк таймс» назвала спектакль «высочайшим достижением телевидения». «Дейли ньюс» высоко оценила всю постановку, особенно игру Кларка Форда, его удачный экспромт, и поблагодарила «Алюмко» за финансирование прекрасного цикла.
Для Карла Брюстера, «Алюмко», Спенса и Фредди вечер обернулся большим успехом. Только Доктор оставался неудовлетворенным. Он сосредоточенно размышлял об итогах. «Должен существовать способ…» — повторял он, обращаясь к Спенсу и Фредди под утро, когда они провожали его из «21» до отеля.
Уже возле гостиницы Доктор внезапно произнес:
— Фильм!
— Фильм? — повторил Спенс.
— Фильм — это ответ! Эти чертовы старые ковбои знают его лучше нас. Уильям Бойд со своим дерьмом двадцатилетней давности делает на телевидении огромные деньги. Мы должны заняться фильмами.
— Конечно. Это правильно, когда речь идет о небольших передачах типа шоу Джека Бенни, Бернса или Аллена. Но телефильм по длинному драматическому спектаклю обойдется в целое состояние, — сказал Спенс.
— И эти затраты окупятся! — заявил Доктор. — Телефильм — удобная собственность. Представьте себе, что мы записали сегодняшнюю игру Кларка Форда в «Додсворте». Мы могли бы показывать спектакль снова и снова! Тогда все усилия оправдались бы!
— Да, но подумайте, какую сумму составили бы расходы! — сказал Гоулд.
— Спенс, — снисходительным, покровительственным тоном произнес Доктор, — это будут расходы спонсора. Что, если бы мы получили в итоге фильм, который стал бы нашей собственностью?
— Нашей собственностью? — испуганно повторил Спенс. — Владеть правами могут студии. Продюсеры. Клиенты. Но не агенты. Столкновение интересов! — предостерег он, вспомнив курс коммерческого права, прослушанный им в гарвардской школе бизнеса.
— Не знаю, — задумчиво произнес Доктор.
— Мы не можем представлять актеров, режиссеров и сценаристов и одновременно нанимать их. Это приведет к столкновению интересов.
— Я задержусь в Нью-Йорке на несколько дней, — сказал Доктор. — Давайте обсудим это с юристами!
— Обязательно! — согласился Спенс.
Расставшись с Доктором, Гоулд не избавился от охватившего его недоумения.
