Настоящее счастье

Виолетта проснулась с ощущением того, что должно произойти что-то неприятное. Откуда оно появилось, это ощущение, она понять не могла. Утро было на редкость солнечное и ясное. Лучи солнца заливали светом спальню и, преломляясь в зеркале, висящем напротив широкой двуспальной кровати, где лежала Виолетта, слепили ей глаза. Девушка постаралась вспомнить, не случилось ли с ней на днях чего-нибудь, что грозило бы ей неприятными последствиями. Но нет, ее жизнь последние два года протекала на редкость размеренно и гладко. Виолетта села на кровати, тряхнула головой, стараясь отогнать тучу, омрачающую ее настроение, и попыталась улыбнуться своему зеркальному отражению. «Что-то мне не по себе, — сказала она кареглазой девушке с длинными каштановыми волосами, смотрящей на нее из зеркала. — Что ты мне посоветуешь для улучшения настроения? Может быть, принять душ?» Девушка из зеркала вопросительно приподняла черные, четко очерченные брови и откинула назад волосы, обнажая загорелые плечи. Точеную стройность ее фигурки подчеркивала короткая обтягивающая ночная рубашка на тоненьких бретельках, открывающая красивые длинные ноги.

Вдруг девушка нахмурилась — до ее слуха донеслось тихое жужжание бритвы. «Душ нам с тобой вряд ли поможет», — сказала Виолетта своему зеркальному двойнику. Она поняла, отчего у нее такое настроение: сегодня суббота, а, значит, муж не идет на работу ни сегодня, ни завтра. И ей придется целых два дня быть с ним. В будни было легко и просто: он рано вставал и уходил на работу, и Виолетта делала вид, что еще спит. Приходил он поздно, и Виолетта притворялась, что уже спит. Он раздевался и тихонько, чтобы не будить ее, ложился рядом и быстро засыпал. А вот по выходным ей бывало нелегко.

В спальню зашел муж.

— Ну что, моя кошечка уже проснулась? — спросил он.

— Проснулась, — стараясь казаться веселой, ответила Виолетта.

— Какая она еще сонная, какая разнеженная, какая милая, — ворковал муж, одной рукой обнимая жену, а другой развязывая веревку на поясе спортивных брюк. — Проснулась и не встает, ждет не дождется своего котика.

Виолетта сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть мужа и не закричать. Она лишь постаралась высвободиться из его объятий.

— Я хочу есть, — наигранно капризно протянула она, делая попытку встать с кровати.

— Завтрак уже приготовлен, и я даже накрыл на стол, чтобы доставить удовольствие моей кошечке, но пусть сначала она доставит удовольствие мне, — горячо шептал муж, опять заключив Виолетту в объятия и продолжая бороться с неподдающимся узлом.

Девушка наблюдала, как его короткие толстые пальцы возятся под выпирающим животиком, и у нее внутри все сжималось от отвращения. Наконец узел развязался, и муж, скинув брюки, но все еще оставаясь в майке, лег на кровать, увлекая за собой Виолетту. Его рука, влажная и холодная, скользнула под ее рубашку.

— Подожди, я хотела тебе что-то сказать, — она с усилием оторвала от себя его руки и села, поправляя рубашку.

— Какие еще разговоры? Кошечки не должны разговаривать, они должны лишь мяукать, когда их гладят, ведь им это приятно. — Он притянул Виолетту к себе, преодолевая ее сопротивление.

— Перестань, пожалуйста, перестань. Послушай, что я тебе скажу. Я не могу сейчас, мне с утра нездоровится, — бормотала она, упираясь руками в его грудь, белую и мягкую, покрытую рыжими волосами, выглядывающими из выреза майки.

— Кошечка решила не слушаться, но котик живо усмирит ее, ведь она своим сопротивлением только разжигает его желание. — Он прижал девушку к себе и, уложив на спину, навалился на нее всем телом. Он был очень тяжелый, и Виолетте хотелось сбросить его, ей казалось, что она сейчас задохнется, но она не могла даже набрать в легкие побольше воздуха, потому что его жадные губы, блуждая по ее лицу, закрывали ей то нос, то рот. Он причинял ей боль, ей было тяжело и неудобно, но она не могла освободиться, а лишь упиралась кулачками в его рыхлые плечи. Но очень скоро ее руки устали, и она убрала их. Закрыв глаза, Виолетта решила подчиниться и вытерпеть до конца процедуру любви. Своей борьбой она лишь затягивает ее.

Наконец муж застонал и скатился с Виолетты, блаженно сопя. Она натянула на себя простыню и сжалась в комочек. «Боже мой, — думала Виолетта, — мы женаты всего два года, а я больше не могу выдерживать эту пытку. Неужели я не такая, как все? Ведь многие из моих подруг говорят, что испытывают удовольствие от подобных кошмаров. И сколько литературы написано о счастье любви. Не может же все оказаться ложью. Нет, наверное, просто природа ошиблась, создавая меня, и во мне что-то не так, если я не могу, так же, как все, познать радость семейной жизни. И если этого не случилось за два года, то вряд ли случится когда-нибудь. Что же мне останется? Развестись с Леонидом? Но он же ни в чем не виноват. С ним-то как раз все в порядке. За что же я сделаю несчастным человека, который любит и желает меня? Только потому, что я не способна к наслаждению, как все нормальные люди?»

— Ну что, моя кошечка, ведь тебе было хорошо со мной, правда? — Леонид, приподнявшись на локте и победно улыбаясь, потрепал Виолетту по щеке.

— Да, — ответила она, силясь улыбнуться. — Ты ведь знаешь.

«В конце концов зачем портить настроение еще и ему, зачем обижать человека, который делает вполне естественные для мужчины вещи и который ни в малейшей степени не ответствен за то, что это естественное отчего-то противно мне», — решила Виолетта.

— Ты, кажется, хотела есть. — Леонид, сидя на краю кровати, натягивал брюки. — Если ты увидишь, какие булочки испекла Маша к завтраку, твой аппетит разыграется еще сильнее.

— Никак не могу привыкнуть, что ты называешь по имени пожилую женщину, — сказала Виолетта.

— Она была еще молодая, когда пришла к нам работать. Родители наняли ее лет двадцать назад, и, разумеется, все звали ее Машей, и я в том числе, — объяснил муж.

— Все равно, мне кажется, что это неуважительно. Твои родители могут ее так называть, но не ты.

— А почему я должен уважать прислугу? — посмеиваясь, сказал муж. — Она ничего такого не сделала, чтобы я ее уважал. Она готовит нам и убирает квартиру, мы ей за это платим. Она жила на деньги моих родителей, теперь живет на мои. И я имею право обращаться к ней так, как мне это нравится.

— Леонид, если быть честным, то она живет не на твои деньги и платишь ей не ты, а твой отец, — начала было спорить Виолетта.

— Твои губки созданы не для того, чтобы спорить со мной, а для того, чтобы целовать меня, — прервал ее Леонид. — Покажи мне, как ты это делаешь. Ну.

Он приблизил к ней свое лицо, в упор глядя на нее своими бесцветными, близко посаженными глазами с короткими рыжими ресницами. Виолетта покорно поцеловала протянутые ей губы мужа.

— Такая ты мне больше нравишься, — прошептал Леонид. — Но когда ты пытаешься не слушаться меня, ты тоже бываешь хороша. За это я и люблю тебя. А ты любишь меня?

— Конечно, люблю, — сказала Виолетта. — Пойдем завтракать.

— Нет, завтрак — потом, ты опять раздразнила меня своими спорами. — Леонид покрывал поцелуями лицо девушки, снова увлекая ее на кровать. — В женщине, когда она спорит с мужчиной, есть что-то притягательное.

Домработница семьи Карабчиевских, Мария Николаевна, приходила рано утром и готовила завтрак, когда молодожены еще спали. И теперь, когда Виолетта и Леонид завтракали, сидя на просторной кухне, булочки уже остыли и не казались такими мягкими.

— Раньше Маша не позволяла себе таких фокусов, — недовольно бурчал Леонид, намазывая булочку ананасовым джемом. — Не припомню, чтобы мне приходилось есть черствые булочки. Ты ее защищаешь, и она совсем распустилась. Надо уменьшить ей зарплату, тогда посмотрим, как она запоет.

— Но послушай, Леонид, ведь прежде она готовила только для одной семьи, а теперь, когда ты женился и живешь отдельно, она сначала приходит к нам, а потом идет к твоим родителям. Не может же она дожидаться, когда мы соизволим завтракать, — защищала домработницу Виолетта. — И сейчас она, наверное, уже давно там. И твой отец будет против уменьшения зарплаты. Он, в отличие от тебя, ее ценит.

— Отца сейчас нет, он уехал в Америку, — с неприятной усмешкой произнес муж. — И я сумею доказать, кто главный в доме, хотя это, по-моему, понятно и так. Не правда ли?

— Не легче ли пригласить другую домработницу? Да и сколько раз я говорила тебе, что могу все делать сама, — уклонилась от ответа Виолетта.

— Жена настоящего мужчины не должна заниматься домашним хозяйством. Ты должна прекрасно выглядеть, чтобы нравиться мне, и должна думать о том, чтобы мне было хорошо. Ты должна уметь принимать моих гостей, быть всегда веселой и привлекательной, а остальное — дело тех, кто на это неспособен. Тебе повезло, что ты вышла за меня замуж. Кто еще смог бы дать тебе столько, сколько даю я? — самодовольно поинтересовался Леонид.

— Я не знала, что профессор уже уехал, — опять постаралась изменить тему разговора жена.

— Да, папа уехал вчера. И представь, с ним поехал этот бездарный выскочка Петров. Я думал, что он возьмет с собой меня, ведь я больше, чем Петров, понимаю в медицине, к тому же я его сын. Но эти карьеристы без роду, без поддержки пробивают себе дорогу любыми путями. Думаю, что он опять наговорил на меня отцу невесть что, лишь бы поехать самому. Деревенский парень едет за границу с самим профессором Карабчиевским! Тут, конечно, все способы годятся, лишь бы достигнуть цели. Но каков отец, он что, не понимает, с кем имеет дело? Ведь Петров опозорит его на первой же важной встрече, — возмущенно говорил Леонид, — он же совершенно не умеет держать себя в обществе. Представить себе невозможно этого парня с внешностью тракториста и с такими же манерами в ресторане.

— Они поехали не ради ресторанов, им нужно наладить контакты и договориться о выпуске нового препарата профессора. А Петров, кажется, отличный специалист в этой области, — сказала Виолетта, — я читала его последние работы. По-моему, интересно.

— Что ты понимаешь в медицине? Женщина не предназначена для науки. Все идеи, на которых Петров делает себе имя, украдены у меня, но разве ты сможешь понять, о чем я говорю, даже если я стану объяснять тебе это на пальцах, — с иронией произнес Леонид. — Лучше вспомни о своих обязанностях и налей мне кофе со сливками.

Виолетта встала из-за стола, чтобы достать из холодильника фарфоровый молочник со сливками, заботливо поставленный туда домработницей.

— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты аккуратно вставала со стула, ты отодвигаешь его и царапаешь линолеум. Неужели нельзя быть поосторожнее? — резко спросил Леонид.

— Извини, — сказала Виолетта, доставая сливки и захлопывая дверцу холодильника.

— Если ты будешь так хлопать дверью, холодильник скоро сломается, — продолжал муж. — Ты живешь среди дорогих вещей, будь добра относиться к ним побережней.

— Ладно, — на смуглых щеках Виолетты выступили красные пятна. Ей хотелось швырнуть посуду на пол, закричать, но она сдержалась. Она все время чувствовала себя виноватой перед мужем за свою холодность к нему. К тому же он был старше ее на десять лет и, конечно, больше понимал в жизни.

— Открой холодильник и закрой его еще раз. Я хочу посмотреть, как ты это сделаешь, — строго сказал Леонид.

Виолетта открыла холодильник и тихонько закрыла дверцу.

— Умница, иди ко мне, — Леонид усадил девушку к себе на колени. — Я приготовил тебе сюрприз. Мы сегодня поедем ко мне на дачу, и я пригласил туда одного гостя. Ни за что не догадаешься кого.

От радости, что придется провести выходные не вдвоем с мужем, Виолетта обняла и расцеловала Леонида.

— Подожди, я ведь не сказал тебе, кто будет у нас в гостях, — удивился Леонид.

— Я ведь знаю, что ты пригласил человека, который будет по-настоящему интересен. А даже если это и не так, то я рада, что ты стараешься развлечь меня, я счастлива, что ты заботишься обо мне, — нашлась что сказать Виолетта.

«Если на даче с нами будет кто-то, кроме нас, он не станет постоянно домогаться меня, и мы сможем хорошо провести время, — думала Виолетта. — Ведь все было бы замечательно у нас с ним, если бы я чувствовала к нему такую же тягу, как он ко мне. А все наши недоразумения и происходят оттого, что он догадывается о том, как мне плохо с ним, и оттого злится. Ему, конечно, обидно, что он женился на такой бесчувственной женщине», — подумала она.

— Это главный режиссер нашего драматического театра. Тебе недавно понравилась его постановка по Булгакову. Мы с ним друзья, но я не знакомил вас раньше, как-то не пришлось к случаю, — сказал муж.

— Преображенский? — удивилась Виолетта.

— Да. Как видишь, меня ценят и любят не только в медицинских кругах, но и люди искусства предпочитают общаться со мной.

Леонид погладил Виолетту по волосам.

— Как жаль, что нам надо спешить. Неудобно заставлять его ждать нас. Если бы это был кто-нибудь менее значимый, мы бы с тобой задержались еще немного. Ты так сладострастно целовала меня, — произнес он.

— Нет, что ты, конечно, неудобно опаздывать. Он ведь еще не был у нас. Что он сможет о нас подумать? Ведь он привык к славе, — затараторила Виолетта, вскакивая с колен мужа.

Серая «волга» медленно тащилась по загородной автотрассе. Ее постоянно обгоняли автомобили, обдавая сидящих на передних сиденьях людей пылью и выхлопными газами. Было нестерпимо жарко, июль выдался на редкость знойным, и сейчас, в полдень, солнце, находящееся в зените, не давало высоким деревьям, растущим вдоль дорога, отбросить тень и раскалило железную поверхность машины так, что Виолетта уже готова была покинуть серую «волгу» и идти пешком.

— Может быть, мы можем ехать побыстрее? — еле сдерживая раздражение, спросила она у Леонида, сидящего за рулем.

— Ты права, мы уже опаздываем, но что я могу поделать? Мне не хотелось бы попасть в аварию. И, между прочим, я забочусь не о себе, а о тебе, — ответил Леонид.

— Ну почему другие не попадают в аварию? Посмотри, так медленно, как мы, никто не едет, — сказала Виолетта.

— Если другие хотят сломать себе и своим близким шею, то я не из таких. Но, чтобы быстрее доехать, мы можем выбрать другую дорогу, покороче. По ней мало кто ездит, не знают маршрута, но я привык ориентироваться в этой местности. — Леонид свернул с главной дороги. — И вообще, дорогая, обвиняй во всем своего любимого профессора Карабчиевского. Папа отпустил на две недели своего личного шофера — у того, видите ли, заболела дочь, и он повез ее в санаторий. А что будем делать мы с тобой, об этом папа почему-то не подумал. Я сегодня предполагал съездить с Преображенским на Зеленый остров на ночную рыбалку с пикником. И мне не хотелось бы самому вести машину и катер. Я тоже имею право на отдых и хочу расслабиться в выходной день. Так что Вася был бы очень кстати. Он в катерах разбирается, я его сам учил. Но ничего, я ему припомню эти отгулы. Он даже не поинтересовался у меня, нужен ли он мне.

Виолетта молча смотрела в окно. Ей не хотелось разговаривать, а тем более спорить. Лишь бы доехать поскорее.

— Так вот, детка, ты еще не знаешь, какая сложная штука жизнь. А я ее уже повидал. Ты еще глупая, да женщине и не нужно быть умной, ведь рядом есть мужчина, который будет думать за нее и принимать решения. Но ты защищаешь этих никчемных людей. Машу, Васю и им подобных. Потом ты поймешь, что с ними только и можно обращаться жестко, иначе они сядут тебе на шею. Или вот Петров. Если бы он не строил мне козни и не занимался бы интригами, я бы уже давно защитил диссертацию. Но он мне мешает, постоянно наговаривая на меня отцу и моим коллегам. Он не дает мне спокойно работать. А ты еще обижаешься, что я запрещаю тебе заниматься медициной. Это работа не для женщины. Даже мне, мужчине, приходится тяжело. А тебя сразу сотрут в порошок. И я не позволю им издеваться над тобой, — продолжал рассуждать Леонид.

— Но мне бы хотелось осенью продолжить учебу в институте, — Виолетта встревоженно повернулась к мужу.

Он сидел, сосредоточенно глядя на дорогу. Лицо его было покрыто капельками пота от жары и напряжения, с которым он вел машину.

— Ты опять заводишь ту же песню. Я ведь тебе уже твердо сказал, что учиться ты не будешь. Знаешь, как расшифровывается слово вуз? «Выйти удачно замуж». Замуж ты уже вышла. Еще как удачно! Так что свою миссию институт уже выполнил, — сказал Леонид.

— Но я занимаюсь научной работой вместе с профессором, твоим отцом. Я нужна ему. Он предлагал мне поехать с ним в Америку, хотел, чтобы я тоже участвовала в переговорах, — протестовала Виолетта.

— Он приглашал тебя как мою жену и как красивую женщину, которая была бы интерьером в переговорах с иностранцами. Как приманка. А когда мы поссорились с ним и поехал Петров, твоя поездка тоже не состоялась. Как же ты ничего не понимаешь? — возмущенно выговаривал ей Леонид.

— Моя поездка не состоялась потому, что ты меня не пустил, — возразила Виолетта.

— Не хватало еще, чтобы ты там без меня наделала глупостей. Я бы хоть контролировал твои действия. Ну хватит об этом, — отрезал Леонид. — Ты сегодня решила испортить мне настроение? — Он хотел сказать что-то еще, но двигатель неожиданно заглох, и машина остановилась.

— Все сегодня против меня, — Леонид со злостью ударил рукой по баранке автомобиля. — Но я вам всем еще покажу, на что я способен.

Он вылез из машины и поднял капот.

«Волга» застряла на дороге в полутора часах езды от города. Слева от извилистой дороги простирались поля, кажущиеся бескрайними, справа располагались густые лесопосадки. Если посмотреть назад по ходу движения машины, которая прочно стояла, дорога казалась бесконечной змейкой, уходящей за горизонт. Впереди был очередной поворот, скрытый высокими деревьями. Виолетта подошла к мужу и долго смотрела, как он тупо разглядывает детали двигателя.

— Ну что? — спросила она.

— Никак не пойму, в чем тут дело. Но ничего, не волнуйся, мне приходилось бывать и не в таких переделках, — ответил он. — Сейчас поедем.

Но «сейчас» никак не наступало, и Виолетта, чтобы как-то скоротать время, надев маленькую соломенную шляпку, которая немного защищала ее от палящего солнца, пошла гулять. Она скинула босоножки и, пройдясь босиком по раскаленной дорожной пыли, ощутила ступней приятную шелковистость травы. Из-под ее ног выскакивали встревоженные кузнечики и, отпрыгнув на безопасное, как им казалось, расстояние, снова заводили свои песни. Сладко пахли полевые цветы, их разноцветные головки пестрели среди свежей зелени травы. С цветка на цветок перелетали озабоченные пчелы, серьезно жужжа, и порхали беззаботные бабочки. Виолетта забыла про жару и усталость. Она присела на корточки и с детским любопытством наблюдала, как ярко-желтый с черными полосками шмель, весь перепачканный пыльцой, сердито возится в пушистом фиолетовом колокольчике. Цветок сотрясался от тяжести шмеля, и Виолетте казалось, что остальные, пустые, колокольчики тихонечко звенят.

— Виолетта! — услышала она окрик мужа. — Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не ходила босиком. Ты можешь поранить ногу и занести себе инфекцию. Обуйся сейчас же!

Красота поля сразу померкла для девушки. Трава показалась пожухлой от солнца и пыли, бабочки и пчелы исчезли, а стрекот кузнечика превратился в надоедливый звон. Шмель перестал казаться интересным. Виолетте осталась только невыносимая жара и бесконечная извилистая дорога, пропадающая за поворотом, а на ней — серая «волга» с открытым двигателем и стоящий рядом высокий полный тридцатидвухлетний мужчина с прилипшими ко лбу светлыми редеющими волосами, в синей футболке с темными от пота пятнами и в коротких белых шортах. Девушке отчаянно захотелось оказаться сейчас на даче и, скинув одежду, сбежать по горячим ступенькам к Волге, упасть в ее упругие волны, ощущая каждой клеточкой разгоряченного пропыленного тела ее прохладу.

Виолетта подошла к Леониду и молча вопросительно посмотрела на него.

— Серьезная поломка. Одному вряд ли справиться. Но я попробую. Будет просто ужасно, если Преображенский приедет раньше нас. Я не хочу, чтобы меня считали негостеприимным хамом. Говорил же я, что папа напрасно отпустил этого бездельника шофера. Это в конце концов его дело — чинить моторы, а не мое. У меня и без этого полно забот.

Виолетта отошла в сторону, чтобы не слушать мужа. Ее нервы были натянуты, как струна. «Конечно, Леонид не виноват, что не может починить машину. Он врач, а не шофер», — убеждала она себя. Но ей так хотелось поскорее спрятаться от этой изнуряющей жары, что она чувствовала, как начинает почти ненавидеть мужа за его неспособность увезти ее от этого зноя.

Ждать помощи со стороны было безнадежно. По этой дороге мало кто ездил. Она была затеряна среди лугов и полей, и водители не желали портить свои машины на ее рытвинах и ухабах. Виолетта грустно смотрела на дорогу, ничего не видя. Она вдруг опять поймала себя на преступной мысли, что жалеет о своем замужестве. По крайней мере, можно было бы выйти замуж не так рано, как она это сделала, — не в восемнадцать лет, а лет в двадцать пять — двадцать шесть. Конечно, ей и тогда пришлось бы выносить такие же муки, какие она выносит сейчас, но еще несколько лет она могла бы пожить спокойно. Правда, тогда она не была бы вместе с Леонидом. И кто знает, стал бы другой мужчина так же, как Леонид, милостиво терпеть ее холодность к нему. Любил бы он ее так же, как любит ее муж? Заботился бы о ней, не получая от нее отдачи в постели? Ведь, говорят, для мужчин это очень важно. Нет, вряд ли кто-то другой стал бы так снисходительно прощать ей ее неполноценность. Так что, скорее всего, ей очень повезло с ним, а она — глупая вздорная девчонка, которая не ценит своего счастья. Но все-таки если бы ей было не так больно и противно от близости с ним хотя бы вполовину, она любила бы его гораздо сильнее. Но она и так его любит, если, конечно, исключить те часы, которые они проводят в постели. Или вот еще такие, как сейчас, когда она раздражена. Правда, эта любовь так непохожа на ту, которую она привыкла встречать в кинофильмах и книгах. Она не испытывает неземных восторгов, когда видит его, у нее не начинает колотиться сердце, она нормально спит по ночам. Но кто знает, не придумали ли писатели и режиссеры эту «необыкновенную» любовь, когда жить не можешь без человека, когда счастлив только оттого, что он живет на земле. А она, Виолетта, любит его нормальной, обычной любовью. Она не испытывает безумного счастья оттого, что сейчас на дороге вдали от города она застряла среди пыли и жары с Леонидом. Но и особого несчастья этот человек ей не приносит. Ей интересно с ним — он старше ее больше чем на десять лет, он лучше знает жизнь, он надежный. С ним дружат известные в городе люди. Такие, например, как режиссер Преображенский. И кто знает, смог ли бы другой мужчина создать ей такую жизнь, какую создает Леонид.

Виолетта вспомнила, как познакомилась с Леонидом и вышла за него замуж. Она была тогда студенткой-первокурсницей медицинского института и ни о чем, кроме медицины, думать не хотела. В то время как ее подруги после занятий бегали на свидания с парнями, она вместе со старшими курсами посещала лекции известных профессоров медицины. Однажды она попала на курс лекций по иммунологии профессора Карабчиевского и с тех пор заболела этой наукой. Она сама пришла к нему в лабораторию и предложила свою помощь. Конечно, решиться было трудно, но, как выяснилось, профессор не был ни Богом, ни чудовищем, а человеком, всецело преданным медицине и ценящим в людях прежде всего их преданность делу. Он критически отнесся к красивой первокурснице, пришедшей в его лабораторию, но, замечая, как старательно она выполняет порученную ей работу, даже такую, как мытье пробирок, он все внимательнее присматривался к ней. И через некоторое время они стали друзьями, если, конечно, можно назвать дружбой общение двух людей, когда один из них боготворит другого, а Виолетта продолжала его боготворить, хотя прекрасно знала его человеческие слабости. Например, он ни за что не стал бы пить теплый чай — пил только горячий — и сердился, как злой мальчишка, если в чашке у него был налит не кипяток. Еще он панически боялся сквозняков. Но в медицине он был гений, и его странности казались мелочами по сравнению с масштабностью его фигуры. С тех пор Виолетта могла говорить только об иммунологии и об обожаемом профессоре.

А во втором полугодии у них на курсе появилась новая дисциплина — анатомия и новый преподаватель, ее читающий. Он был невероятно похож на профессора Карабчиевского. Только он был молод, и у него не было густой рыжей профессорской бороды. Но разрез глаз, форма носа и губ были те же. И такая же солидная, как у профессора, фигура, и точно таким же жестом он поправлял на носу очки. Его лекции показались Виолетте слишком книжными. Преподаватель говорил слово в слово по учебнику, но девушка объяснила это его неопытностью и застенчивостью.

Однокурсницы, заметив ее интерес к нему, сообщили Виолетте, что это сын профессора Карабчиевского, а между собой стали судачить о том, что Виолетта наконец-то влюбилась. Леонид Борисович, так звали нового преподавателя, тоже не мог не заметить очаровательную молодую девушку с длинными каштановыми волосами и огромными, с любовью устремленными на него карими глазами. Он стал оказывать ей знаки внимания, забавляясь ее смущением.

В один из майских дней к Виолетте на перемене подошла ее однокурсница Таня и пригласила к себе на день рождения на дачу. Виолетта очень удивилась этому приглашению, ведь из-за постоянной занятости она мало общалась с однокурсниками и совсем не привыкла развлекаться. Она боялась показаться чужой в их компании и хотела отказаться, но Таня, улыбнувшись, взяла ее под руку и, отведя к окну, шепнула на ухо: «Леонид тоже обещал прийти». Виолетта вспыхнула и покраснела до корней волос. «Спасибо, я приду», — сказала она Тане. Таня расхохоталась и, обняв Виолетту за плечи, доверительно спросила: «Значит, ты и вправду влюблена в него?» — «Не знаю. Наверное», — смущенно ответила Виолетта.

Виолетта очень волновалась, собираясь на день рождения. Еще бы! Там будет сын ее дорогого профессора, так похожий на него. Она надела свое самое красивое платье, постаралась уложить непослушные волосы в прическу, отыскала на полочке в шкафу изящные золотые серьги с рубином, подаренные ей отцом на восемнадцатилетие, и тонкую цепочку с маленьким кулончиком.

— Милая, наконец-то ты решила порадовать меня и собираешься не в свою лабораторию с микробами, а, как все нормальные девушки, на вечеринку. Ты великолепно выглядишь, доченька. А что за общество там соберется? Будет там кто-нибудь интересный или только ваши мальчишки-голодранцы из общежития? — забросала ее вопросами мама, красивая женщина сорока лет, с безупречным макияжем на лице, хотя идти она никуда не собиралась. Просто она считала, что женщина «всегда должна жить в ожидании гусаров».

— Мама, там будет сын моего профессора, — поделилась своей радостью Виолетта.

— Какого профессора? Карабчиевского? Леонид? Со мной на кафедре в университете работает его тетя. По ее рассказам, это очень достойный молодой человек. Была бы неплохая партия для тебя. Но все равно, нужно навести о нем справки, — рука матери потянулась к телефону, стоящему на журнальном столике.

— Ну что ты, мамочка, какая партия? Какие справки? Он читает у нас лекции, но я ведь с ним почти незнакома, — засмеялась Виолетта.

— Ах, дорогая, что ты понимаешь! Так всегда делается в приличном обществе. И не мешай мне. Я лучше знаю этих людей. Но пока постарайся ему понравиться. Не думаю, что сын профессора Карабчиевского и племянник Алевтины мог бы оказаться неподходящим для тебя мужем, — перебила ее мать.

Когда Виолетта добралась до Таниной дачи, которая находилась на окраине города на опушке соснового леса, все гости были уже в сборе. Не было только Леонида. Виолетте было неудобно спрашивать о нем у Тани. Через некоторое время она просто решила, что он не приедет и что Таня решила подшутить над ней. Но вдруг к забору дачи подъехали красные «жигули», из которых с букетом цветов, коробкой конфет и бутылкой шампанского появился Леонид. Таня поспешила ему навстречу, и он, поздравив именинницу и вручив ей подарок, подошел к гостям. На ходу он обернулся и крикнул шоферу:

— Ты свободен на сегодня! Заберешь меня завтра после обеда. Привет, молодежь, здравствуйте, девочки. — Леонид пожал руки парням и по очереди расцеловал девушек.

По мере того, как Леонид приближался к ней, Виолетта смущалась все больше. Неужели и ее он сейчас поцелует, как всех, в губы?! Но он взял ее руку и поднес к губам.

— Позволь поприветствовать тебя, малышка, — сказал он. — Я рад, что ты пришла.

Потом все сидели на открытой не застекленной террасе, пили шампанское и кое-что покрепче, празднуя день рождения. Виолетта даже не замечала, что было на столе и кто был среди гостей, она смотрела на Леонида. Он оказался очень веселым и общительным, пил и произносил тосты, смеялся и шутил, словом, был душой компании. На Виолетту он почти не обращал внимания, разговаривая в основном с ее смешливыми однокурсницами.

Постепенно начинало темнеть, и ребята парочками стали покидать освещенную террасу. Леонид что-то тихо сказал Ларисе, шустрой стриженой блондинке с голубыми, всегда насмешливыми глазами, и они, обнявшись, пошли в дом. Виолетта незаметно для всех вышла в сад. Она, конечно, не приняла близко к сердцу разговоры матери, но ей было обидно, что Леониду она не понравилась. Она была расстроена, и ей даже хотелось плакать. «Что за глупость. Неужели я и вправду влюбилась в него?» — подумала она.

В саду отцветали яблони, их белыми лепестками была усыпана земля. Стволы деревьев казались почти черными. Ночью сад выглядел таким таинственным. Виолетта села на толстую ветку приземистой раскидистой яблони и прислонилась щекой к шершавой поверхности коры. Конечно, обидно, что так все получилось. Но как красиво вокруг — звезды на черном небе, громадная желтая луна, белые лепестки на земле, как снег. Она не заметила, как сзади к ней кто-то тихо подошел. Она ощутила, что находится не одна, только тогда, когда чьи-то руки обхватили ее талию. Она вздрогнула, хотела закричать, но, повернув голову, различила в темноте лицо Леонида. Он был высокий, и их лица находились почти на одном уровне.

— Ты как ночная фея. Фея яблоневого сада, — произнес он.

Его лицо вплотную приблизилось к ее, и Виолетта, отчего-то испугавшись и спрыгнув с ветки, побежала в сторону домика. Она с трудом отыскала Таню, и та отвела перепуганную подругу в одну из дачных комнат.

— Я скажу парням, чтобы они тебя не трогали, — успокоила она Виолетту. — Спи спокойно, девочка.

Но когда Таня ушла, Виолетта долго лежала без сна. И не знала, чего она больше боится — что Леонид придет к ней или что не придет. Но его не было, и она уснула.

Когда Виолетта проснулась, было уже часов десять, но все еще спали. Наверное, все веселились до утра. Лишь одна она не умеет быть такой, как все. Правильно, что постоянно ее ругает за это мама. Виолетта опять вышла в сад. Вот та яблоня, на которой она сидела, когда к ней подошел Леонид и обнял ее. Почему она убежала? Ведь ей хотелось нравиться ему. А когда он обратил на нее внимание, она сама все испортила. Виолетта опять залезла на ветку яблони. Вот так она сидела, когда он обнял ее. Значит, она была ему не безразлична. И разве он не показал, что относится к ней иначе, чем ко всем остальным, когда ей единственной поцеловал руку? Она, только она виновата в том, что у них ничего не получилось.

Солнце грело по-летнему тепло. И Виолетта, сняв платье, осталась в купальнике. Она подставила свое тело солнечным лучам и закрыла глаза. «Раз уж я приехала сюда, то нужно провести время с пользой и немного позагорать», — решила Виолетта.

— Ночью ты показалась мне феей, а сейчас напоминаешь Еву. А этот сад благодаря тебе похож на рай, — услышала она голос Леонида.

Девушка испуганно открыла глаза. «Он решил, что я из-за него опять пришла сюда», — подумала она.

— Я увидел тебя из окна комнаты, и меня посетила глупая надежда, что ты ждешь меня, — сказал Леонид. — Но ведь этого не может быть, я вел себя вчера так глупо.

Виолетте стало жалко его. И обманывать не хотелось.

— Нет, я не ждала вас. Но я думала о вас, и мне казалось, что это я вела себя глупо, — опуская глаза, сказала она.

— Правда? — улыбнулся Леонид.

— Правда, — ответила Виолетта.

Ей вдруг показалось, что лучше Леонида нет никого на свете, такой он добрый и мягкий.

— Да, это на самом деле рай. А ты — Ева. И я счастлив, как Адам. Но для настоящей Евы у тебя не хватает одной детали: она была обнаженная, на ней не было купальника…

Виолетта не успела удержать его, так быстро он отстегнул сзади застежку купальника и, сняв с нее бюстгальтер, закинул его в кусты.

Девушка вскрикнула и закрыла грудь руками.

— Теперь ты по-настоящему Ева. Такая же первозданная и невинная, — продолжал Леонид. — Но ты не права, она не умела стесняться. Она, пока не съела яблоко с древа познания, была, как и ты, безгрешна и чиста.

Он отвел руки девушки в стороны.

— У тебя красивая грудь. Я бы вообще запретил таким, как ты, закрывать ее.

Не отпуская рук Виолетты, он приблизился губами к ее груди и поцеловал розовый сосок. Девушку пронзила странная сладкая истома, и она чуть не вскрикнула от неожиданности.

— Нравится? — Леонид, смеясь, смотрел на Виолетту.

— Не знаю, так странно то, что я почувствовала, — удивленно ответила она.

— Да, видно, мне придется быть одним в двух лицах — и Адамом, и змеем-искусителем, — расхохотался Леонид. — Я и яблоко прихватил для тебя. Вообще-то, я должен был бы сорвать его с дерева, но яблони еще только цветут. Не могу же я заставить тебя есть цветы. Вот я и стащил его со стола. Возьми.

Он протянул Виолетте маленькое зеленоватое яблоко. Веселое настроение Леонида передалось и Виолетте. И она, перестав стесняться, взяла яблоко.

— Откуси, а потом дай откусить мне, — сказал Леонид. — Ведь я теперь Адам, ибо моя миссия искусителя закончена.

— Хорошо, — рассмеялась Виолетта.

Она откусила кусочек и протянула яблоко Леониду.

— Нет, я хочу отведать его из твоих рук, — запротестовал он.

Девушку забавляло, что этот взрослый мужчина, преподаватель мединститута, ведет себя, как мальчишка.

— Отведай плод с древа познания, о мой Адам, — шутливо произнесла она и, сложив ладони, поднесла яблоко к губам Леонида. Он, пристально глядя ей в глаза, надкусил его и, взяв из рук, отбросил в сторону.

— Кислое, — по-детски пожаловался он. — Но эти дармоеды студенты слопали все хорошие.

И Виолетта расхохоталась. Она перестала стесняться его и сидела, откинувшись на ветке, не стыдясь своей наготы, прикрытой только длинными волосами.

— У тебя все наоборот. Теперь, когда ты съела яблоко, ты должна закрываться от меня, как Ева, ибо теперь ты знаешь, что такое грех. Но ничего, так даже интереснее, — сказал Леонид, снова обнимая ее и целуя ее грудь.

Голова у Виолетты отчего-то стала кружиться, и она, наверное, упала бы с дерева, если бы он ее не поддержал.

В конце сада послышались звонкие голоса однокурсников.

— Давай поженимся, — сказал Леонид, подавая Виолетте верхнюю часть купальника. — Так будет лучше.

— Давай, — согласилась Виолетта, с трудом приходя в себя от его поцелуев.

Следующие их свидания были сухими и деловыми. Леонид вел обстоятельные разговоры с ее родителями относительно свадьбы. Наедине с Виолеттой он не оставался, ему было некогда. Виделись они еще и в институте, но Леонид вел себя так, как будто не было вечеринки на даче и ни с кем из студентов он не знаком.

Свадьба была пышной и многолюдной. Леонид снял зал в лучшем ресторане города, на шестнадцатом этаже гостиницы «Волна», стоящей на набережной. Из огромных окон ресторана открывался прекрасный вид на широкую реку с зелеными островами и плывущими белыми пароходами. Кроме этих островов и пароходов, Виолетта мало что запомнила из собственной свадьбы. Она очень волновалась перед первой брачной ночью. Она выпила бокал шампанского, чтобы хоть отчасти снять страх, а Леонид поддерживал каждый тост.

Когда черная «волга» с пестрыми лентами подвезла их к дому, Леонид помог жене выйти из машины и, взяв на руки, внес ее в квартиру. Девушка чувствовала, как дрожат руки у ее мужа, и подумала, что он волнуется так же, как и она.

— Хорошо, что мы живем на первом этаже, — сказал ей Леонид, опуская ее на широкую кровать. — Ты такая тяжелая! И кто только придумал этот варварский обычай?

— А я решила, что руки у тебя дрожат от волнения, — сказала Виолетта. — Извини, я не знала, что тебе тяжело.

— Почему я должен волноваться? Я ведь не женщина, — возразил муж.

Он неторопливо разделся, аккуратно повесил в шкаф пиджак, брюки, рубашку, галстук. Сложил на стуле майку, носки, трусы и удивленно посмотрел на Виолетту.

— А ты почему не раздеваешься? Ты хочешь спать со мной в платье? Да, чуть не забыл. Сейчас наделали бы бед. — Леонид выдвинул ящик резной тумбочки и достал оттуда презерватив. — Чуть было не лег с тобой без этой штуки.

— А зачем она тебе? — удивилась Виолетта.

— Я ничего не имею против детей, ты не думай. Но сегодня мне пришлось пить, не мог же я не поддержать компанию, ведь среди приглашенных были люди, от которых во многом зависит моя карьера. Знаешь ли, на одном таланте далеко не уедешь. Вот и придется нам сегодня предостеречься, чтобы потом не воспитывать уродов, — объяснил Леонид. — Но долго я буду тебя ждать?

Виолетта отстегнула фату, и она упала на пол к ее ногам, а потом стала расстегивать пуговки на платье. Ей было неудобно делать это самой, но она видела, что Леонид сердится, и не решилась его попросить.

— Подними фату и повесь ее нормально. Приучайся к порядку. Я не люблю неаккуратных женщин. И поторопись, не я должен дожидаться тебя, а ты меня, — нравоучительно произнес Леонид.

Он лежал на кровати поверх одеяла и, закинув руку за голову, наблюдал за женой.

Наконец Виолетта разделась и повесила все вещи так, как ей велел Леонид. Она стояла посреди огромной спальни, и ей отчего-то было не по себе.

— Иди же, наконец, ложись, — нетерпеливо сказал муж.

Виолетта подошла к кровати и неловко села на краешек. Она видела свое отражение в зеркале, висящем напротив, и это тоже стесняло ее.

— Какая ты скованная. Там, в саду, ты вела себя иначе. А теперь изображаешь из себя недотрогу. Хотела выйти за меня замуж, а когда вышла, пожалела о брошенном безденежном дружке? Ты не хочешь быть моей? — зло выговаривал ей Леонид.

Виолетта молчала.

— Так расскажи мне, кто тебе нравится. Я видел, как ты строила сегодня глазки своему однокурснику. Зачем ты его позвала? Это он, твой возлюбленный? — продолжал допрашивать ее муж.

— О чем ты говоришь? Это парень, с которым встречается Таня. Не могла же я пригласить ее без него? У меня нет никого, — испуганно ответила девушка.

— Тогда обними меня и поцелуй, — приказал муж.

Виолетта легла рядом с ним и дотронулась губами до его губ. То, что он говорил, было очень несправедливо, но ведь если он ревнует ее, значит, безумно любит.

— У меня есть только ты, — сказала она.

Леонид, опрокинув ее на спину, лег на нее.

— Все равно, даже если ты и обманываешь меня, ты поймешь, что я лучше их всех, — шептал он, тяжело дыша у нее над ухом и натягивая презерватив.

Виолетта не ожидала, что это может быть так больно. Она вырывалась из объятий мужа, но он был настойчив.

— Не надо, пусти меня. Давай попробуем завтра, — умоляла она его.

По ее лицу катились слезы, но он не отпускал ее. От него пахло спиртным, он дышал все чаще и громче, а его тело становилось все тяжелее. Боль, которую он причинял, казалась Виолетте невыносимой.

— Ну вот, на сегодня и все, — наконец сказал он, приподнимаясь.

Виолетта ничего не сказала, глотая слезы.

— Я же сказал, что все. Перестань сейчас же. Сходи лучше, выбрось это. А мне нужно кое-что проверить, — произнес Леонид, вкладывая ей в руку теплую наполненную резинку.

Виолетта встала, а он стал внимательно осматривать простыню.

Увидев темное пятно, он притянул к себе жену.

— Значит, у тебя и вправду никого не было до меня? Почему? Ты ждала такого, как я? Да? Тебе не нравились другие? — расспрашивал он ее.

— Да, — ответила Виолетта.

Ей до сих пор было больно. Каждый шаг причинял ей боль. И она боялась, что завтра, на второй день свадьбы, не сможет ходить.

— Теперь я неделю не буду трогать тебя. У тебя все заживет, и через неделю тебе уже совсем не будет больно спать со мной, — сказал Леонид. — А теперь нужно отдохнуть, завтра — тяжелый день.

Он отвернулся к стенке и уснул. А Виолетта долго не могла уснуть. Все, что произошло, ее воображение представляло совсем по-иному. И ожидаемого счастья она тоже не чувствовала. Скорее, наоборот, ей было грустно. Но, конечно, Леонид прав, ей было больно, потому что это было впервые. Наверное, со всеми происходит так же. А потом ей будет с ним хорошо.

Но хорошо ей не стало ни через неделю, ни через год, ни через два. Боль стала слабее, но не прошла. И вот уже два года Виолетта жила с сознанием своей ущербности и неполноценности.

Поглощенная воспоминаниями, Виолетта не заметила, как из-за поворота на полной скорости появилась вишневая спортивная иномарка с открытым верхом. Услышав гудок и визг тормозов, она отскочила в сторону, но оступилась и упала, неловко подвернув ногу. Из машины, остановившейся в двух шагах от Виолетты, выпрыгнул парень и, подбежав, заботливо склонился над ней.

— Я ничего не повредил вам? Я не сбавил скорость на повороте, привык, что на этой дороге обычно никого не встречаешь, — испуганно объяснял он.

— Нет, со мной все в порядке, — Виолетта попробовала встать, но со стоном опустилась обратно на землю и прошептала:

— Нога.

Парень легко подхватил ее на руки.

— Я отнесу вас в свою машину и посмотрю, что случилось, — сказал он.

Но вместо того чтобы идти к автомобилю, он замер, глядя на девушку. И Виолетта, забыв про боль в ноге, смотрела на парня. Русые, слегка вьющиеся волосы падали на большие карие глаза с пушистыми темными ресницами, из которых постепенно исчезала тревога. Немного вздернутый нос, припухлость губ и ямочка на подбородке придавали внешности что-то детское. Он смешно взмахивал головой, стараясь откинуть назад волосы, мешающие ему разглядывать девушку, но они не слушались его. Виолетта, улыбнувшись, протянула руку и отвела со лба парня светлые жесткие кудри. Брови у него были густые и, как ни странно, тоже темные. Он показался девушке очень красивым, и он так нежно держал ее на руках, что ей вдруг захотелось, чтобы он вечно не отпускал ее.

— Какая вы красивая, — сказал он.

— Разве это моя заслуга? — возразила Виолетта.

— Впервые встречаю красивую девушку, которая, не кокетничая, признает свою красоту и которая ею не гордится, — восхищенно произнес парень.

— Внешность не зависит от меня, а я предпочитаю гордиться тем, чего добиваюсь сама, — ответила Виолетта.

— Виолетта! — До молодых людей донесся голос Леонида. — Что происходит?

Его голос вернул Виолетту к действительности, а она забыла обо всем на свете в объятиях этого человека.

— Это вы Виолетта? — спросил ее незнакомец.

— Да, — смущенно ответила она.

— Тогда мне лучше осмотреть вас в машине вашего спутника. Так будет правильнее. Я и так немного забылся, — сказал парень и понес ее к серой «волге».

Он шел так легко, словно ноша совсем не тяготила его. И так приятно было ощущать силу и надежность его загорелых рук, что Виолетта с сожалением смотрела, как они приближаются к машине.

— Вам не тяжело нести меня? — спросила она у него.

— Вы такая тоненькая, хрупкая и легкая, как пушинка, — ответил он. — А я, как последний болван, чуть не задавил вас.

— Что вы, это я сама виновата, я задумалась и совсем забыла о том, что стою на дороге. Хотя по ней и мало кто ездит, — возразила Виолетта.

Она обнимала рукой шею парня — так ему было удобнее нести ее, и его губы были совсем рядом с ее. Виолетта не понимала, что с ней происходит, но она вдруг испытала странное желание прижаться к ним губами. Хотя раньше всегда считала, что поцелуи — глупый и никому не нужный ритуал, от которого люди ничего не получают. И она совсем ничего не чувствовала, когда ее целовал Леонид. И вот ей самой захотелось поцеловать совершенно незнакомого ей человека. Все это было странно, как и то, что ей хотелось еще крепче прижаться к нему, как к кому-то самому родному и близкому. И сладкое горячее тепло постепенно разлилось внизу живота, немного напугав Виолетту. С ней никогда не было ничего подобного.

— Что случилось? Я был занят починкой машины и ничего не видел, — навстречу им спешил Леонид.

— Ничего страшного, я упала и подвернула себе ногу, — сказала Виолетта.

— Это я напугал ее, вылетев из-за поворота. Любая другая женщина уже проклинала бы меня, а эта удивительная девушка уверяет, что сама виновата во всем. — Парень бережно передал Виолетту мужу. И она ощутила, насколько по-другому ее держит муж. Его пальцы больно впились ей в тело, руки дрожали, и Виолетта опять почувствовала свой вес.

Он опустил ее на сиденье машины, присел на корточки, проверив, не пачкает ли он в пыли белые шорты, и стал с силой мять пальцами больную ногу жены.

— Сейчас посмотрим, что с тобой, — сказал он Виолетте и, повернувшись к парню, добавил: — Моя жена очень неосторожна. Так что я верю вам, что вы здесь ни при чем. Вы не стали бы ни с того ни с сего наезжать на людей. И по вашей машине, и по вашему внешнему виду ясно, что вы не какой-нибудь проходимец. А моя жена постоянно заставляет меня волноваться. Я уже привык, знаете ли, за два года совместной жизни с ней. Но, слава Богу, я врач и всегда могу прийти ей на помощь.

— Вы врач? — удивленно спросил парень, глядя на руки Леонида.

— Да. А что вас удивляет? — спросил Леонид.

Незнакомец не ответил. Он неотрывно следил за лицом Виолетты и видел, что она изо всех сил старается терпеть боль, которую причиняют ей руки мужа. Она закусила губу, чтобы не кричать.

— Мне кажется, что вашей жене очень больно, — сказал он.

— Я боюсь, что у нее перелом. Нужно срочно ехать в больницу сделать рентген. Не хватало еще, чтобы у меня была хромая жена, — пошутил Леонид, но Виолетте показалось, что он в самом деле больше всего боялся именно этого.

— Разрешите, я взгляну, — попросил парень. — Я, конечно, не хирург, но немного в этом понимаю. Может быть, я смогу быть полезен.

Он встал перед Виолеттой на колени, и его пальцы осторожно и внимательно пробежали по щиколотке девушки, не причиняя ей ни малейшей боли. Ей было только приятно и, может быть, немного щекотно. И хотелось задержать его руку на своей ноге.

— У вашей жены небольшой вывих, — сказал парень и, вдруг резко дернув ступню Виолетты, так, что от неожиданности она вскрикнула, добавил: — Но теперь она в полном порядке. Попробуйте встать и пройтись, — обратился он к Виолетте.

Виолетта встала и, опасаясь боли, никак не могла решиться наступить на поврежденную ногу.

— Осторожнее, дорогая, — сказал Леонид. — Если у тебя перелом, ты только еще больше навредишь себе, может быть осложнение.

— Смелее, не бойтесь, — парень протянул Виолетте руку.

И она доверчиво взяла ее и сделала шаг, потом еще один. Боли совсем не чувствовалось.

— Спасибо, — сказала она.

— Примите и мою благодарность, — сказал Леонид. — Мы с женой опаздываем на очень важную встречу, а тут машина сломалась, да еще и она со своими вечными выходками. У меня в двигателе серьезная поломка. Может быть, вы будете так любезны и пришлете к нам из города подмогу? Если бы нам было по пути, я бы решился попросить вас подвезти нас, но вам совсем в другую сторону. Я дам вам номер телефона своей обслуги.

— Можно позвонить и отсюда. У меня в машине есть телефон. Но разрешите мне посмотреть ваш двигатель, если я смогу починить его, вы быстрее доберетесь до места, — предложил парень.

— Да нет, это бесполезно. Я уже целый час загораю около него, — ответил Леонид, жестом приглашая парня взглянуть.

Незнакомец подошел к машине и склонился над ней.

— Все ясно, — минут через десять сказал он, — забилась топливная система. У вас есть насос?

— Нет… не знаю… — неуверенно произнес Леонид. — Понимаете ли, мой шофер…

— Посмотрите в багажнике машины, — посоветовал парень.

Леонид открыл багажник, растерянно его оглядывая.

— Как же я мог забыть? — пробормотал он, протягивая насос незнакомцу.

Тот, взяв его из рук Леонида, открутил воздушный фильтр и сделал несколько нажимов.

— Можете ехать. Ваша машина, как и ваша жена, в полном порядке, — сказал он Леониду и, повернувшись к девушке, добавил: — Не обижайтесь за сравнение, когда меня что-нибудь раздражает, я становлюсь груб и невыносим.

— А я уже подумала, что вы — человек без недостатков, — улыбнулась Виолетта.

— Что вы, у кого их нет? — возразил парень.

— Я не знаю, как мне благодарить вас за вашу помощь, но я в долгу перед вами не останусь. Позвольте мне представиться: Леонид Карабчиевский, врач областной больницы, преподаватель медицинского института. А это моя жена Виолетта, капризное и вздорное существо, как и все женщины.

— Не берусь судить о всех женщинах, но в вашей жене перечисленных качеств я не заметил, — серьезно сказал парень.

— Ну, вы ее еще плохо знаете, вот когда познакомитесь поближе, поймете, о чем я говорю, — весело продолжал Леонид. — Вот моя визитная карточка. Обращайтесь ко мне, если вам что-то понадобится. Если заболеет кто-то из близких или вы сами.

— Не думаю, что это случится. Я никогда не болею, а близких у меня нет. Но все равно спасибо. Мало ли что бывает в жизни, — произнес незнакомец. — Возьмите визитную карточку фирмы, где я работаю. Собственными я, к сожалению, не обзавелся. Мы занимаемся автосервисом. Если вам понадобится оставить машину на стоянке или починить ее, а также приобрести необходимые детали, милости прошу. Спросите Андрея. Я работаю сторожем на автостоянке нашей фирмы, и меня знают почти все.

— И ваша фирма настолько богата, что ее сторожа имеют такие шикарные машины? — бестактно поинтересовался Леонид.

— Что вы, хватает только на самое необходимое. А это машина шефа. Он доверил мне отвезти в санаторий его бабушку, — Андрей, казалось, не обиделся на вопрос Леонида. — Я из нашего персонала считаюсь самым лучшим водителем. И шеф меня ценит.

— Послушай, парень, а может быть, ты поработаешь сегодня на меня? Мой шофер в отпуске, а мы хотели бы с гостями немного отдохнуть, выпить, так что, сам понимаешь, за рулем я бы сидеть не хотел, хотя мне это и нетрудно. Если ты свободен, приезжай, когда отвезешь машину, в Волжские Просторы. Там находится моя дача. Я тебе неплохо заплачу, — переменив тон, предложил Леонид.

Виолетта видела, как на загорелых скулах Андрея заиграли желваки и как сжались в кулак его крепкие руки. Но он быстро овладел собой и, взглянув на Виолетту, подошел к Леониду и спросил:

— Сколько?

— В обиде не останешься. Я ценю людей, которые что-то могут. А если ты и в самом деле окажешься неплохим водителем, я, может быть, возьму тебя личным шофером. Мой шофер что-то перестал меня устраивать, и я собираюсь уволить его, — обняв Андрея за плечи говорил Леонид.

— Хорошо, я согласен, — сказал Андрей.

— Я сейчас объясню тебе, как доехать.

Рука Леонида все еще лежала на мускулистом плече парня, и Виолетте отчего-то очень хотелось, чтобы он скинул ее и с размаху ударил Леонида по лицу, но этого не случилось.

— Не нужно объяснять, я сейчас же приступлю к своим обязанностям, а вы прямо сейчас можете расслабиться и отдохнуть, — сказал он.

— Ты мне нравишься, — произнес Леонид и похлопал парня по щеке.

Виолетта опять подумала, что вот теперь Андрей не сдержится, но тот невозмутимо пошел к своей машине и, вынув радиотелефон, набрал номер. Он что-то сказал в трубку и вернулся.

— Мы можем ехать. Машину заберет мой друг через пятнадцать минут, так что шеф ничего и не узнает. Во сколько вам нужно быть на даче?

— В три часа, — ответил Леонид.

— Сейчас половина третьего. Мы успеем, если поторопиться.

Машина рванула с места, и замелькали деревья и поля, и ветер засвистел у Виолетты в ушах. Она и не представляла, что их «волга» может набрать такую бешеную скорость.

— Леонид, для вашей жены это не слишком быстро? Она не испугается? — прервал молчание Андрей.

— Нет, я люблю быструю езду, — ответила Виолетта.

Она сняла шляпку, чтобы та не улетела в открытое окно машины, и ее длинные волосы разлетались на ветру. Виолетта с мужем сидели на заднем сиденье, Леонид обнимал ее за талию и опять рассказывал что-то о больнице, о завистниках-врачах, клевещущих на него отцу, но девушка не слушала его, потрясенная событиями, которые случились с ней сегодня. Она видела перед собой русые кудри Андрея так близко, что ей снова хотелось дотронуться до них рукой, видела его широкие загорелые плечи, так контрастирующие с белой открытой спортивной майкой, его крепкие бицепсы. Иногда она встречалась с ним взглядом, ловя его отражение в зеркале заднего вида, и отводила глаза.

— А кто научил тебя вправлять вывихи? — спросил Леонид водителя.

— Мой дед был деревенским костоправом, — ответил Андрей.

— Тогда понятно, — сказал Леонид, обращаясь к Виолетте, и в его голосе она услышала нотки облегчения. — Знаешь, дорогая, этим шарлатанам удается быстро сделать то, на что нам, профессионалам, нужно время. Но облегчение, которое наступает после их лечения, — такая же профанация, как все их лживые теории, такие, например, как заговоры и снятие порчи. Как только вернемся домой, пройдешь обследование в больнице. Нельзя доверять непрофессионалу свое здоровье.

Андрей опять промолчал. А Виолетте было очень стыдно за мужа, и она улыбнулась Андрею, встретившись с ним глазами, и он ответил ей улыбкой.

Несмотря на все неприятности, преследующие их, супруги первыми добрались до двухэтажной кирпичной дачи с резным деревянным балконом на мансарде и открытой на лето террасой, на которой в прохладное время располагался за толстыми стеклами зимний сад с небольшим бассейном. Дача раскинулась на холме среди дубов с зелеными упругими желудями и кленов с резными шелестящими листьями. Чуть дальше начинались заросли боярышника с терпкими плодами, а еще дальше начинался хвойный лес. Внизу, у подножия холма, протекал теплый приток Волги, отделенный от нее полоской островов, где также находились дачи, санатории и дома отдыха.

Машина подъехала к высокому решетчатому стальному забору дачи с причудливо переплетенным узором, и Леонид, привстав, перегнулся через плечо водителя и несколько раз в определенном ритме нажал на клаксон. Решетка ворот отодвинулась, и «волга» въехала в просторный благоустроенный двор дачи. Навстречу подъехавшим вышли мужчина и женщина лет шестидесяти, которые в отсутствие хозяев жили на даче в качестве сторожей.

— Все готово? — спросил их Леонид, выйдя из машины.

— Да, — ответила женщина.

— Мы пробудем здесь два дня, вы можете ехать, — сказал ей Леонид.

Андрей отвез машину в гараж, расположенный в подземном этаже дачи, и вернулся.

— Андрей, ты сможешь организовать шашлыки? — спросил его Леонид.

— Не волнуйтесь, я знаю обязанности шофера во время пикников, — успокоил его Андрей.

— Может быть, ты и катером умеешь управлять? — с усмешкой спросил хозяин дачи.

— Приходилось… У моего шефа отличный катер, — ответил Андрей.

— Да ты просто незаменим. И пока ты мне нравишься, а там посмотрим. Но, скорее всего, я возьму тебя на работу, — сказал Леонид.

— Ну, для этого нужно, чтобы вы понравились мне. А кто вам сказал, что вы мне нравитесь? — спокойно спросил Андрей, засунув руки в карманы джинсов. А потом неторопливо поправил покосившийся железный прут в конструкции из арок, оплетенных виноградом и создающих тенистую галерею, внутри которой стояли лавочки для отдыха.

— Преображенский что-то задерживается. И, пока его нет, мы можем немного искупаться, — предложил Леонид, сделав вид, что не расслышал слов Андрея.

Виолетта быстро скинула босоножки и, не дожидаясь спутников, стремглав вылетела за ограду дачи и, осуществляя свою мечту, пронеслась по крутым ступенькам лестницы, ведущей от дачи к расположенному внизу песчаному пляжу. На ходу она расстегнула пуговицы на длинном, до щиколоток шелковом пестром платье, приталенном, с расклешенной юбкой, и теперь его полы, словно крылья, трепетали у нее за спиной.

На нижней ступеньке лестницы она неожиданно для себя оглянулась и, увидев, что Андрей, с улыбкой глядя на нее, спускается вслед за ней, сбросила платье на песок и, пробежав по горячему песку, в котором увязали ноги, бросилась в воду, подняв фонтан брызг.

Леонид что-то кричал ей вслед, но она не хотела его слышать. Целый день мучений стоил того, чтобы сейчас очутиться здесь, впитывая в себя живительную влагу и чувствуя легкость и свободу. «Как жаль, что я не родилась рыбой, — думала Виолетта, — у меня не было бы никаких проблем, я целыми днями плавала бы и наслаждалась жизнью, голубым небом, зелеными водорослями, приятно касающимися тела, белой пеной волн и наблюдала бы за несчастными двуногими, которые жарятся на желтом песке и окружают себя дорогими вещами, ограничивающими их свободу, и трясутся над ними, А что нужно для счастья? Простор и свобода». Виолетта доплыла до песчаной отмели и встала посредине реки, глядя, как Андрей и Леонид подходят к воде. Они были одного роста и приблизительно одного возраста, и поэтому так отчетливо была видна разница между ними. Рядом с загорелым стройным телом Андрея, которое, казалось, состояло из одних прекрасно развитых мускулов, животик и бедра белокожего Леонида, грузно трясущиеся при каждом его шаге, были особенно заметны. Андрей все так же спокойно вошел в воду и, пройдя несколько шагов, нырнул, вынырнул через несколько метров и легко поплыл ровными саженками. Вскоре он вылез из воды неподалеку от Виолетты и лег на песок отмели, задумчиво глядя в небо на быстро бегущие облака. Голубые волны захлестнули его, становясь прозрачными на его груди, и снова темнели, падая в реку.

Леонид долго стоял на берегу, пробуя воду кончиками пальцев. Потом осторожно зашел в воду и, набрав в ладони воды, стал тщательно поливать себя — плавать он не умел. Потом он вышел на берег и лег на песке, аккуратно подстелив широкое махровое полотенце.

Над Виолеттой и Андреем, расположившимися на отмели, с криком пронеслась белая чайка и, камнем упав в воду, снова взмыла в высоту с серебристой рыбкой в клюве.

— Я иногда завидую птицам, их свободе и беззаботности. Мне кажется, если бы люди жили так же, заботясь лишь о самом необходимом, они были бы счастливы. Я стараюсь жить так, но у меня ничего не получается, — произнес Андрей. — Но зачем я все это вам говорю?

— Мне кажется, вы говорите это потому, что я могу понять вас. Я сама только что, когда плыла, жалела, что я не рыба. Я думаю, что тогда могла бы быть по-настоящему счастлива, — поддержала его Виолетта.

Андрей приподнял голову и, закрываясь рукой от солнца, пристально посмотрел на Виолетту.

— По-настоящему счастлива? — переспросил он. — А что, эта шикарная дача, машина, а также богатый муж, сорящий деньгами направо и налево, и роль красивой безделушки, которую вы при нем играете, разве все это не делает вас по-настоящему счастливой?

— Мне показалось, что мы с вами понимаем друг друга, но, как выяснилось, мы говорили о разном. Я, конечно, счастлива с моим мужем, но не из-за машины и дачи. Ведь не это главное, — возразила девушка.

— А что главное? — резковато спросил Андрей, садясь на песке. — Что?

— Главное то, что он любит меня. И я люблю его. Это дает мне счастье.

— Он любит вас? Вот как? И это дает вам счастье? Тогда отчего же вы завидуете рыбам?

— Я имела в виду другое счастье, — начала было объяснять сбитая с толку Виолетта.

— Счастья не бывает одного или другого. Ты просто счастлив или нет, — перебил ее Андрей.

— Вы говорите так, будто знаете, что это такое, — сказала Виолетта.

— Да, знаю, я был счастлив. И я не верю вам, когда вы говорите, что счастливы с этим никчемным самовлюбленным болваном, — отрезал Андрей.

— Я понимаю, он мог вам таким показаться. Но это не значит, что вы составили правильное впечатление о нем. Вы мало знаете его, у него есть много положительных качеств. Но они не сразу заметны. К тому же у него неприятности на работе, и он несколько раздражен, — защищала мужа Виолетта.

— Неприятности на работе? Я бы удивился, если бы у него их не было, — иронично заметил Андрей. — Не все же вокруг дураки.

— Кто позволил вам так отзываться о моем муже, да еще и за глаза? Когда он покупал вас, вы были куда более вежливы, — почти перешла на крик Виолетта.

Она вскочила и почти вплотную подошла к Андрею. Но тот невозмутимо зачерпывал ладонью воду с песком и, пропуская их между пальцев, строил причудливый песчаный замок. Казалось, он был весь поглощен своим занятием.

— Вы слышите меня? — продолжала кипятиться Виолетта. — Я счастлива с ним. Он гораздо лучше вас.

— Конечно, я вас прекрасно слышу. Вы ведь так громко кричите, — ответил Андрей, не прерывая своего занятия и не глядя на девушку. — У меня даже создалось впечатление, что вы стараетесь доказать это не мне, а себе. Но это ваше дело.

Он отбросил в сторону горсть песка, и песчинки медленно оседали на дно в прозрачной воде. Парень встал и, глядя Виолетте в глаза, твердо произнес:

— А теперь обо мне. Меня нельзя купить. И я не врезал ему по его сытой морде, как он того заслуживал и как того хотелось мне и отчего-то вам, потому, что я испытывал тогда непреодолимое желание быть возле вас. Ради вас я вынес это унижение, ведь, если бы я поступил иначе, я бы никогда больше вас не увидел. А когда я встретил вас там, на повороте, вы показались мне такой беззащитной и ранимой, такой одинокой. Вы мужественно улыбались, а в ваших глазах было столько печали, что я удивился. Я был знаком со многими красивыми женщинами, и они редко бывали так грустны — они упивались своей красотой, и это приносило им счастье. А вы были другая, и мне хотелось защищать и оберегать вас. Когда этот кретин сказал, что он ваш муж, я удивился еще больше. Вы не были похожи на девушку, которая продает себя ничтожеству за богатство. Думаю, я не ошибся в вас. Наверное, я и в самом деле ошибся в нем. И вы действительно любите его, и он любит вас. И вы счастливы, а я — неисправимый романтик, ничего не понимающий в жизни.

Набежавшая волна лизнула подножие замка, и он, оседая, превратился в маленький песчаный холмик.

— Как видите, романтике нет места в жизни. Песчаные замки прочнее воздушных, но и от них через минуту ничего не остается, — с горечью в голосе сказал Андрей. — Простите, что я наговорил вам всю эту чепуху. Забудьте все. Я уехал бы прямо сейчас, поняв, что не нужен вам, но я дал слово вашему мужу, а слово я привык держать.

— Андрей… — Виолетта взяла его за руку.

— Посмотрите, нас зовет ваш муж, — прервал ее Андрей, без труда разжимая ее пальцы и освобождая свою руку.

Он указал ей на берег, где стоял Леонид и призывно махал им, и первый вошел в воду. Девушка посмотрела ему вслед. Все то, что начало происходить с ней с момента встречи с Андреем, было так странно, и необычно, и так хорошо. То, что он сейчас сказал ей, было и больно, и приятно одновременно. Еще никогда ничьи слова не затрагивали так сильно ее душу, не приводили ее в трепет и не приносили ей столько радости. Виолетта, как всегда, с разбегу бросилась в воду и поплыла. Хорошо бы этот щемящий восторг не покидал ее подольше. Последнее время она жила в состоянии постоянной подавленности, а теперь это ощущение оставило ее.

Девушка вышла на берег. Леонид подвел к ней невысокого лысоватого мужчину лет пятидесяти, в легком светлом костюме, с аккуратно подстриженной черной бородкой и тонкой полоской черных усов над приветливо улыбающимися ярко-красными полными губами. Темные очки, в которых отражалась Виолетта, не позволяли видеть его глаз.

— Александр Анатольевич Преображенский, — представился он, протягивая ей руку.

— Виолетта, — девушка собралась пожать протянутую ей руку, но мужчина галантно поднес к губам ее ладонь, пощекотав ее усами, и долго не отпускал.

— Вы с первого взгляда очаровали меня, Виолетта, — сказал он наконец. — Вы даже представить себе не можете, как ваше имя гармонирует с вашей внешностью. И в нем, и в вас есть изящество и загадка. Вы только послушайте: Ви-о-лет-та.

Он почти пропел ее имя и, обратившись к молодому человеку, почти мальчику, стоящему невдалеке, спросил:

— Ты согласен со мной, Миша?

— Согласен, — ответил тот высоким, тонким голосом.

— Но позвольте представить вам моего спутника. Это Миша, студент отделения муз-комедии нашего театрального училища, — произнес Преображенский.

— Майкл, — юноша протянул Виолетте руку.

Пальцы у него были длинные и тонкие, как у девушки. И когда Виолетта притронулась к ним, она удивилась, до чего же они нежные. Да и сам он был похож на переодетую девушку, настолько он был хрупок и строен. Особенно красивы были его огромные черные глаза с длинными загнутыми вверх ресницами и касающиеся плеч чуть вьющиеся волосы.

— Александр Анатольевич предупредил меня, что приедет не один, но я полагал, что он будет с женой, и не предусмотрел раздельных комнат. Но ничего, мы что-нибудь придумаем. Я очень рад нашему знакомству, — сказал Леонид, и пальчики Майкла утонули в его массивной руке.

— Миша очень талантлив. Он учится только на первом курсе, но уже играет в моих спектаклях. Вы еще услышите, как он поет. Настоящий соловей. Такого таланта, как у этого мальчика, я давно не встречал в стенах нашего училища. А посмотрите, какие у него глаза! В них можно увидеть бездну ада и высоту ночного неба, — обнимая юношу за плечи, говорил Преображенский.

— Перестаньте, Александр Анатольевич, ведь вы же знаете, что все это неправда. — Майкл, улыбаясь, посмотрел на режиссера.

— Я думаю, ваш мэтр, Майкл, говорит правду, — поддержала разговор Виолетта, отыскивая взглядом Андрея.

Он стоял, прислонившись к гибкому стволу плакучей ивы, свесившей свои ветви до самой воды. На его губах промелькнула презрительная усмешка. Девушка отнесла ее на свой счет и покраснела. Ей очень хотелось подойти к нему и объясниться по поводу их прерванного разговора, но она не могла оставить гостей. Ведь она — хозяйка дома, и ее долг занимать их, даже если сейчас ей больше всего на свете хочется оказаться вдали от всех с человеком, который только что сказал ей столько грубого и нежного одновременно.

— Может быть, вы хотите выпить чего-нибудь прохладительного? — спросила она гостей. — Тогда пройдемте в дом.

— Я бы не отказался от стакана сока со Льдом, — тряхнул кудрями Майкл.

— Только не простуди горло, — заботливо предупредил его Преображенский и, обращаясь к Леониду и Виолетте, спросил, указывая на Андрея: — А кто этот античный бог?

— Это мой шофер, — пренебрежительно ответил Леонид.

Больше никто не обращал внимания на Андрея. Лишь Леонид иногда обращался к нему с краткими распоряжениями.

Погрузив все необходимое для пикника, Андрей захлопнул багажник и услужливо распахнул перед Виолеттой переднюю дверцу автомобиля.

— Прошу садиться, — с холодной вежливостью сказал он.

Виолетта, расстроившись, опустилась на сиденье. Она чувствовала непреодолимую тягу к этому человеку, ей хотелось, чтобы то доверительное, что возникло между ними на дороге, продолжалось. Даже если бы он сердился на нее, как на песчаной отмели, — ведь это значило бы, что она ему небезразлична. Но он обращался ко всем с одинаковой равнодушной корректностью. Он сел рядом с Виолеттой. Остальные сели сзади.

— Можно ехать, Леонид? Все готовы? — спросил Андрей.

— Да, — ответил Леонид.

— Накиньте, пожалуйста, ремень безопасности, — обратился Андрей к Виолетте. — Здесь недалеко пост ГАИ.

Виолетта с Майклом стояли на борту и смотрели, как их катер оставляет позади себя белый след, разрезая кажущуюся зеленой от глубины поверхность воды. Ветер дул им в спину и трепал волосы. Холмистый зеленый берег уменьшался в размерах, и разноцветные дачи, выглядывающие из-за крон деревьев, казались пестрыми точками. А впереди уже вырисовывались очертания Зеленого острова, который казался черным из-за бьющего в глаза слепящего солнца. Девушка любовалась пейзажем.

— Ты любишь природу, Майкл? — спросила она юношу.

— Я не очень люблю настоящую жизнь. Она кажется мне много тусклее, чем та, которую мы создаем на сцене. Я люблю театр. Когда начинается спектакль, нарисованные декорации кажутся мне более естественными и яркими, чем то, что мы сейчас видим. Но Александр Анатольевич считает, что иногда нужно отдыхать. Так будет больше сил для занятий нашим делом и для того, чтобы нести людям искусство, — ответил он.

— Я видела спектакли, поставленные Преображенским. Я мало знаю театр, но мне они очень понравились. Особенно запомнилась его постановка по «Белой гвардии» Булгакова, — сказала Виолетта.

— Еще бы не понравилось! Александр Анатольевич — настоящий творец. Мир, который он создает, очень интересен. Представьте, когда его нет в зале, на сцене находятся безликие люди, и вдруг появляется он: несколько слов и жестов, и люди обретают лица, и голос, и характер. Они начинают плакать и смеяться, и вместе с ними начинают плакать и смеяться те, кто придет смотреть на них, — увлеченно рассказывал Майкл.

Его бледные щеки раскраснелись, глаза возбужденно сверкали.

— Преображенский — он как Бог. Его нельзя не любить, — сказал он.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — сказала Виолетта. — Я занимаюсь медициной, иммунологией, под руководством профессора Карабчиевского. Он для меня то, что для тебя твой режиссер. Его знания, его преданность делу, его талант навсегда останутся для меня идеалом, к которому я стремлюсь. Когда он в белом халате колдует над своими пробирками, а потом совершает чудеса, помогая вернуть людям здоровье, а иногда — жизнь, он тоже кажется мне Богом.

— А вы представьте, Виолетта, как Богам бывает одиноко, — услышали молодые люди голос Преображенского, который незаметно подошел сзади и слышал их разговор.

Об обнял за плечи девушку и юношу.

— Творцы — самые одинокие существа из всего живущего. Они видят, насколько несовершенен мир, и не находят вокруг себе равных, чтобы погоревать вместе. Вот им и приходится, преодолевая одиночество, стараться изменить несовершенство мира. Им остается одно утешение: красота. И они ценят ее. — Преображенский провел рукой по волосам Майкла. — Мальчик мой, спустись в каюту. Здесь слишком ветрено, а твои волосы совсем промокли от брызг. Я не хочу, чтобы послезавтра сорвался спектакль.

Юноша послушно спустился по железным ступенькам в глубь катера.

— Простите, Виолетта, что подслушал ваш разговор, но нам, художникам, порой приходится это делать. Мы должны наблюдать мир, чтобы затем воссоздавать его по-своему. Мы должны знать и жизнь людей. Их характеры и психологию, — продолжал Преображенский.

— Да нет, я не сержусь на вас, — ответила девушка.

— А я так просто рад, что подслушал ваш разговор. Мне было приятно услышать то, что говорил обо мне Миша, и я наконец понял то, чего никак не мог понять в вас. И я хотел бы серьезно поговорить с вами наедине. Надеюсь, разговор будет интересен для нас обоих, — предложил режиссер.

— Думаю, что разговор с вами не может быть не интересным, — сказала Виолетта. — Но его, к сожалению, придется отложить. Мы уже причаливаем.