Глава 41

12 июля 1936 года в саду красивого миниатюрного каменного дома Аксель на Восточной Сорок девятой улице представитель мэрии объявил Саймона Ишмаэла Хирша и Зою Юсупову-Эндрюс мужем и женой.

На невесте был кремовый костюм от Нореля и шляпка с прозрачной вуалью цвета слоновой кости. Зоя посмотрела в глаза мужу, улыбнулась, и он поцеловал ее.

Его мать отказалась прийти, чтобы продемонстрировать свое недовольство тем, что Зоя не еврейка. Но отец на свадьбе присутствовал, а также и две девушки из салона. Пришли их друзья и, конечно, дети Зои.

Николай был ее шафером, а Саша торжественно стояла рядом с ними. Зоя могла бы, если б захотела, устроить более пышную свадьбу, и ее сановные клиентки, такие, как Барбара Хаттон и Дорис Дьюк, с удовольствием бы пришли, но, хотя Зоя и знала их хорошо, она не была близка с ними. Они были частью другой жизни, ей же хотелось, чтобы их свадьба была скромной, для узкого круга.

Дворецкий разлил шампанское по бокалам, и в четыре часа Саймон увез их на «Кадиллаке» домой, в Зоину квартиру. Они решили пожить там до конца медового месяца, а уж потом подыскать квартиру побольше. Но сначала решено было съездить на три недели в Солнечную Долину. Этот курорт открылся впервые, и они поехали на поезде в Айдахо с Пенсильванского вокзала. Саймон захватил для детей разные игры, и даже Саша развеселилась к тому времени, как они доехали до Чикаго. Они остановились переночевать в Блэкстоне, а на следующий день вновь отправились в путь. Настроение у всех было отличное, особенно у Саймона и Зои после ночи необузданной страсти.

Прежде подобной страсти не испытывали ни он, ни она; их интимная близость была всеобъемлющей.

Они познакомились всего три месяца назад, но ей казалось, что она знает Саймона всю жизнь. Он научил Николая ловить рыбу, и они целыми днями плавали. В конце месяца все вернулись загоревшие, окрепшие и счастливые. Только теперь Зоя осознала реальность происходящего. В первый день после их возвращения она сидела, наблюдая, как бреется Саймон, и чувствовала, как ее захлестывает волна счастья; вдруг она засмеялась и погладила гладкую кожу, которую так любила, погладила и поцеловала его.

— Почему ты смеешься? — Он повернулся к Зое с улыбкой, но она покачала головой.

— Ах, просто все вдруг стало таким реальным, понимаешь?

— Конечно. — Он наклонился и поцеловал ее, измазав мыльной пеной; она засмеялась, и он опять поцеловал ее, а минуту спустя она заперла дверь спальни, и они снова предались любви перед уходом на работу.

Она пообещала Аксель, что доработает в салоне до конца сентября. Дни летели незаметно. Через три недели после возвращения они нашли хорошую квартиру на углу Парк-авеню и Шестьдесят восьмой улицы; все комнаты были просторные, с высокими потолками, а супружеская спальня находилась далеко от двух детских. У Николая была большая удобная комната, Саша же настояла, чтобы ее комнату покрасили в лиловый цвет.

— Когда я была маленькой девочкой, примерно как ты, у меня тоже была лиловая комната. — Зоя рассказала ей об изумительной розовато-лиловой спальне тети Алике, и Саша слушала ее с восторгом.

В комнате Николая находилась фотография Клейтона, а рядом мальчик поставил отличное фото Саймона. Когда Саймон возвращался с работы, мужчины отправлялись на длительные прогулки, а через неделю после переезда Хирш принес им маленького коккер-спаниеля.

— Гляди, мама, — воскликнул Николай, — как он похож на Саву!

Она удивилась, что сын до сих пор помнит ее, а Саша целый день ныла, что это не русская овчарка. Овчарки все еще были в моде, хотя и не так, как в конце двадцатых годов. Но щенок был очень симпатичным, и они назвали его Джеми.

После переезда на новую квартиру их жизнь превратилась в совершенную идиллию. У них была даже комната для гостей рядом с библиотекой, и Саймон, подшучивая, говорил, что эта комната — для их первого ребенка. Но Зоя качала головой и смеялась.

— Я слишком давно рожала, Саймон. Теперь я уже стара для этого. — В тридцать семь лет она не собиралась рожать детей. — Я со дня надень стану бабушкой, — засмеялась она.

— Вам понадобится палочка, бабуля? — Он обнял ее за плечи, и они еще долго разговаривали, сидя в своей спальне, как прежде с Клейтоном. Но жизнь с Саймоном была совсем иной. У них были общие интересы, общие друзья; они были взрослые люди, которые сошлись в расцвете сил. Зоя была почти ребенком, когда Клейтон спас ее от парижского прозябания в 1919 году и привез в Нью-Йорк. Сейчас же все было иначе, думала Зоя про себя, идя в салон; она не очень-то была рада, что ее работа у Аксель заканчивается. В последний день она печально смотрела на свою подругу.

— Что я теперь буду делать? — Зоя сидела грустная за своим столом в стиле Людовика XV и смотрела на Аксель. Они, как всегда, пили чай. В последний раз. — Что я буду делать целыми днями в одиночестве?

Пожилая женщина засмеялась:

— Почему бы вам не завести ребенка и не сидеть с ним дома?

Зоя покачала головой; по правде говоря, ей хотелось продолжать работать, но Саймон настаивал, чтобы она была свободна от дел. Она проработала семь лет подряд, и сейчас в этом не было необходимости.

Она могла теперь наслаждаться своими детьми, мужем, домом и отдыхать, но у Зои не лежало к этому сердце. Она понимала, что ей будет скучно, если не придется каждый день спешить на работу.

— Вы говорите совсем как мой муж.

— Он прав.

— Мне будет так тоскливо без работы.

— Очень сомневаюсь в этом, моя дорогая.

У Аксель на глазах блеснули слезы, когда вечером Саймон заехал за Зоей и женщины обнялись на прощание. Зоя пообещала, что на следующий день они пойдут вместе пообедать.

Саймон засмеялся и предупредил Аксель, которая с самого начала способствовала их роману:

— Вам придется запирать двери, чтобы она не пропадала здесь целыми днями. Я твержу Зое, что ей предстоит открыть целый мир.

Но к концу октября Зоя поняла, что у нее слишком много свободного времени. Она бывала у Аксель почти ежедневно, ходила в музеи, забирала Сашу из школы, а порой заезжала на работу к Саймону и с интересом вникала в его дела и планы. Он решил заняться пошивом детских пальто и спрашивал ее совета, в котором она ему не отказывала. Ее безошибочное чувство стиля помогало ему создавать интересные модели, которые он сам едва ли придумал бы.

— Саймон, мне всего этого так не хватает, — призналась она мужу в декабре, когда они ехали на такси из театра «Буттиэтр» после премьеры «Ты не можешь взять это с собой» с участием Фрэнка Конлана и Джозефины Халл. Спектакль удался, но Зоя была не в настроении. Она окончательно поняла, что не может сидеть дома без работы. — Что, если я хотя бы ненадолго вернусь к Аксель?

Он задумался и ничего не ответил, и, только когда они вернулись домой, внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Иногда трудно бывает повернуть время вспять, дорогая. Почему бы тебе не заняться чем-нибудь другим?

«Но чем?» — спрашивала она себя. Единственное, что она умела, это танцевать и разбираться в одежде, но о танцах, разумеется, не могло быть и речи. Зоя горько усмехнулась. В этот момент она была такая красавица: белоснежная кожа, лучистые глаза, ярко-рыжие волосы. Она до сих пор выглядела совсем молодой, и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы вызвать у него страстное желание. По ее виду нельзя было сказать, что у нее пятнадцатилетний сын.

Впрочем, и Саймон был хорош: высокий, красивый, в вечернем костюме, который ему сшили в Лондоне, к великому неудовольствию его матери: «Твой отец мог бы сшить тебе и получше».

— Что ты смеешься?

— Просто я вспомнила, как танцевала в варьете Фитцхью. Это было ужасно, Саймон… Я все это так ненавидела.

— Я как-то не могу представить тебя виляющей задом и дрыгающей ногами. — Он засмеялся, мысленно нарисовав себе такую картину, но потом пожалел ее. Сколько же все-таки ей пришлось пережить! Ему только было жаль, что он не знал ее тогда. Теперь-то Зою не надо было спасать, она стала самостоятельной, сильной. Он уже собрался было ввести ее в свое дело, но знал, что его родственники придут в ужас.

Она не принадлежала к обществу с Седьмой авеню.

Она принадлежала к высшему обществу. И вдруг в голову ему пришла одна мысль. Он налил себе коньяку, а для нее откупорил бутылку шампанского; они сидели у камина и разговаривали.

— Почему бы тебе не открыть собственный магазин?

— Как у Аксель? — Идея эта Зое понравилась, но потом она подумала о своей подруге и покачала головой:

— Это будет нечестно по отношению к Аксель. Я не хочу соперничать с ней. — Аксель так хорошо к ней относилась, и поэтому не хотелось ей мешать; впрочем, у Саймона были совсем другие планы.

— Тогда создай что-нибудь другое.

— Что именно?

— Займись женской одеждой, мужской, быть может, даже детской. Но — высшего качества, это то, что тебе так хорошо удается. Все в комплекте… обувь, сумки, шляпки… учи людей, как надо одеваться, не только таких изысканных клиенток, как дамы, посещающие салон Аксель, но и других, имеющих деньги, но не знающих, как подать себя. — Женщины, которых она одевала у Аксель, были, несомненно, одеты лучше всех в Нью-Йорке, но большинство из них ездили за нарядами в Париж: леди Мендл, Дорис Дьюк и Уэллис Симпсон. — Ты можешь начать с небольшого магазина, а затем по мере надобности расширить его. Ты могла бы, кстати, продавать даже мои пальто! — Он засмеялся, а она задумчиво смотрела на него, потягивая шампанское. Ей понравилась сама идея, но она взглянула на него вопросительно:

— А мы можем себе это позволить? — Она знала, что дела у него идут хорошо, но понятия не имела о размерах его капитала. Этот вопрос они никогда не обсуждали. У них было намного больше денег, чем требовалось для той жизни, которую они вели, но его родители все еще жили на Хьюстон-стрит, и Зоя знала, что он помогает всем своим родственникам.

— Быть может, настало время серьезно поговорить обо всем этом, — сказал он, подсаживаясь к ней.

Зоя покраснела и покачала головой: она действительно не хотела вникать в его дела. Но если уж ей предстояло открыть свой собственный магазин, то, наверное, она должна быть в курсе дела.

— Саймон, я не хочу давить на тебя. Твое дело — это твое дело.

— Нет, любимая. Теперь оно и твое тоже, и все идет очень хорошо. Более чем хорошо. — Он сообщил ей, сколько он заработал в прошлом году, и Зоя взглянула на него с изумлением.

— Ты это серьезно?

— Понимаешь, — Саймон решил посвятить ее в суть дела, — мы могли бы заработать и больше, если бы я заказал весь кашемир, который хотел, в Англии. Уж не знаю, почему я не решился, но в следующем сезоне я так и поступлю.

Зоя непринужденно рассмеялась.

— Ты сошел с ума? Не думаю, чтобы в прошлом году английский банк ворочал такими средствами. Саймон, это невероятно! Но я думала… я имела в виду, твои родители…

На сей раз рассмеялся он:

— Моя мать не покинет Хьюстон-стрит даже под дулом пистолета. Она любит ее. — Все попытки Саймона заставить родителей переехать в более роскошную квартиру были безуспешными. Его мать любила своих друзей, магазины, в которых она делала покупки, все свое окружение. Она поселилась в Нижнем Ист-Сайде, когда приехала в Нью-Йорк много лет назад, и собиралась умереть там. — Думаю, отец с удовольствием переехал бы в центр города. Но мама ему не разрешит. — Эта женщина до сих пор носила ситцевые домашние платья и гордилась тем, что у нее всего одно «добротное» пальто. Но если бы она захотела, то могла бы купить любое пальто даже в салоне у Аксель.

— Что ты делаешь с такими деньгами? Вкладываешь их во что-то? — Зоя с трепетом вспомнила о своем бывшем муже и его злоключениях на бирже, но Саймон был намного проницательнее Клейтона. У него было отличное чутье, и то, что он производил, приносило огромный доход.

— Часть денег я вложил в основном в облигации, а основные средства я вкладываю в свое дело. В прошлом году я купил еще две текстильные фабрики. Я считаю, что если мы начнем производить собственные ткани, то дела у нас пойдут лучше, чем с импортом.

Кроме того, таким образом я смогу контролировать качество. Обе фабрики находятся в Джорджии, а рабочая сила там очень дешевая. На их освоение понадобится несколько лет, но, я думаю, эти фабрики принесут нам большой доход. — Зоя не могла представить себе такое: даже теперешние доходы казались ей невероятными. Он создал свой бизнес за двадцать лет практически с нуля. В сорок лет он уже владел огромным состоянием. — Поэтому, любимая, если ты хочешь открыть собственный магазин, я не против. Ты, как говорится, не будешь вырывать кусок хлеба из чужого рта. — Саймон ненадолго задумался, а Зоя тем временем пыталась переварить услышанное за последние полчаса. — Я действительно считаю, что это может оказаться очень выгодным вложением капитала.

— Саймон! — Зоя опустила бокал и внимательно посмотрела на мужа. — А ты мне поможешь?

— Ты в моей помощи не нуждаешься, дорогая, разве что подписывать чеки. — Саймон поцеловал ее. — Ты знакома с этим делом лучше, чем любой другой, у тебя есть внутреннее чутье на то, что хорошо, а что плохо.

— Кстати, ты был не прав относительно ткани «Розовый сюрприз», когда мы были в Париже.

Он добродушно рассмеялся, потому что закупил много этой розовой ткани, а заказы на нее так и не поступали. Нью-Йоркцы были к этому не готовы, если не считать богачей, которые ездили прямо к Скьяпарелли и покупали готовые изделия в Париже.

— С чего же мне начать? — Заманчивая перспектива уже начинала увлекать Зою.

— В ближайшие месяцы подбери помещение. А весной можем поехать в Париж, чтобы ты подобрала и заказала осеннюю коллекцию. Если приступишь сейчас, — он прикрыл глаза, что-то подсчитывая в уме, — то к сентябрю можно будет открыть магазин.

— Это ужасно скоро. — До сентября оставалось всего девять месяцев, а сделать предстояло очень многое. — Я могла бы попросить Элси заняться интерьером, у нее безошибочное чутье на то, что надо посетителям, даже когда они сами этого не знают.

Саймон улыбнулся жене: ему передалось ее возбуждение.

— Ты и сама могла бы сделать не хуже.

— Нет, я не смогу.

— Ну ладно, в любом случае у тебя может не хватить времени. У тебя будет слишком много хлопот: поиски помещения, наем сотрудников, закупки для магазина, а еще надо будет подумать насчет интерьера. Знаешь… я поговорю кое с кем из знакомых, чтобы они помогли подыскать помещение.

— Правда? — Ее глаза сверкнули зеленым огнем. — Ты действительно думаешь, что мне стоит этим заняться?

— Конечно, стоит. Давай запустим это колесо. А если оно не сработает, то в следующем году компенсируем потери. Нам это не повредит.

Теперь Зоя определенно знала, что они могут себе это позволить.

В следующие три недели Зоя не могла говорить ни о чем другом; даже когда она повела Саймона в церковь в канун русского Рождества, то во время службы шепотом говорила ему о делах. Один из приятелей Саймона, занимавшийся недвижимостью, нашел подходящее помещение, и Зое не терпелось увидеть его.

— Твою мать хватил бы удар, если бы она увидела тебя в церкви, — засмеялась она, радостно глядя на него. В этот раз служба ничуть ее не опечалила — так она была поглощена организацией своего магазина.

Впервые за многие месяцы Зоя увидела в церкви Сержа Оболенского, и тот вежливо поклонился, когда она представила его Саймону, заговорив с ним из уважения к мужу сначала по-английски, а затем перейдя на свой певучий аристократический русский.

— Удивляюсь, почему ты не вышла за него замуж, — спокойно сказал Саймон, стараясь скрыть, что ревнует.

— Серж никогда не интересовался мною, любимый.

Он слишком умен, чтобы жениться на бедной старой русской графине. Ему намного больше нравятся американки из высшего общества.

Саймон обнял ее и поцеловал.

— Он даже не знает, чего лишился.

На следующий день Зоя обедала с Аксель и восторженно рассказывала ей о своих планах. Начала она, немного нервничая, с того, что не собирается соперничать с ней.

— А почему бы и нет? — Ее подруга с удивлением посмотрела на нее. — Разве Шанель не соперничает с Диором? А Эльза с ними со всеми? Не будьте дурочкой. Это будет только полезно для дела! — Зоя никогда об этом не думала, но доброе напутствие Аксель ее ободрило.

А когда она увидела помещение, которое нашел друг Саймона, оно сразу же ей понравилось. Помещение было что надо; раньше там, на углу Пятьдесят четвертой улицы и Пятой авеню, находился ресторан, а всего в трех кварталах — магазин Аксель. Правда, помещение было в ужасном состоянии, но, зажмурив глаза, Зоя поняла, что это именно то, что она хотела, и даже лучше: весь второй этаж был тоже свободен.

— Сними оба этажа, — посоветовал Саймон.

— А ты не думаешь, что это слишком много? — Помещение было огромное, поэтому, собственно, ресторан и прогорел. Он был слишком велик для избранной клиентуры, однако Саймон интуитивно чувствовал, что это будет выгодно для дела.

— Ты можешь разместить женскую одежду на первом этаже, а мужскую — на втором, а если все пойдет хорошо, — он подмигнул своему другу, — тогда мы сможем купить все здание целиком. И в самом деле, может, нам стоит сделать это прямо сейчас, пока они не опомнились и не подняли цену? — Саймон сделал кое-какие подсчеты в блокноте, а затем утвердительно кивнул:

— Давай, Зоя. Покупай.

— Покупать? — Зоя чуть не задохнулась от удивления. — Но что я буду делать с остальными тремя этажами?

— Сдай их по годичному контракту. Если дела в магазине пойдут хорошо, ты сможешь каждый год забирать по этажу и в конце концов заимеешь все пять этажей.

— Саймон, но это же безумие! — Зоя была ужасно возбуждена: она даже мечтать не могла о собственном универмаге, и вот теперь это становилось реальностью.

Они пригласили архитекторов и Элси де Волф, и через несколько недель Зоя уже изучала многочисленные наброски и чертежи; ее библиотека была буквально завалена образцами мрамора, тканей, фрагментами деревянной отделки — весь дом был перевернут вверх дном, и в конце концов Саймон вынужден был выделить жене кабинет в своей конторе и секретаршу, чтобы та выполняла для нее всякую мелкую работу. «Никербокер» даже упомянул об этом в своей колонке, а «Нью-Йорк тайме» поместил о них целую статью. Называлась она «Внимание, Нью-Йорк!»: «Когда Зоя Юсупова, графиня, еще недавно работавшая в салоне „Аксель“, и Саймон Хирш, владелец консорциума на Седьмой авеню, объединили свои усилия в июле прошлого года, никто не знал, что это станет началом чего-то грандиозного!» Слова эти стали пророческими.

В марте они отплыли в Париж на «Нормандии», чтобы закупить кое-что для Саймона и подобрать все необходимое для первой Зоиной коллекции. И на этот раз Зоя выбирала все, что нравилось ей, не оглядываясь на Аксель. Ходить по магазинам и салонам с мужем ей было ужасно интересно; Саймон предоставил ей неограниченный кредит. Они остановились в отеле «Георг V» и, оставшись наедине, наслаждались друг другом с таким пылом, словно это был их медовый месяц. В Нью-Йорк они вернулись через месяц, счастливые, посвежевшие и еще больше влюбленные друг в друга. Их приезд был омрачен известием о том, что Сашу исключили из школы. В двенадцать лет она стала совершенно неуправляемой.

— Как это произошло, Саша? — Зоя спокойно разговаривала с девочкой в первый же вечер после их возвращения. Как и год назад, Николай встречал их на причале, но на сей раз в новом костюме от Дюсенберга, который Саймон успел заказать перед тем, как год назад прекратили их выпуск. Николай очень обрадовался встрече, а затем сообщил им новости насчет сестры. Идя в школу, она накрасила губы и ногти, а потом ее застали целующейся с одним учителем. Учителя уволили, а Сашу исключили из школы без права на восстановление. — Почему? — снова спросила Зоя. — Объясни, что заставило тебя так поступить?

— Мне все надоело, — передернула плечами Саша, — а ходить в школу, где учатся одни девчонки, просто глупо.

Саймон платил за ее учебу в Меримаунте, и Зоя была очень рада, что дочь имеет возможность учиться в престижной школе. Николай же продолжал учиться в Тринити, как и до Зоиного брака; ему там очень нравилось. До окончания колледжа Николаю оставалось учиться еще два года, а потом он собирался поступать в Принстон, который в свое время окончил его отец.

Саша проучилась в Меримаунте всего полгода, а теперь ее исключили, однако ни малейшего смущения она не испытывала. Во всей школе было только два учителя-мужчины: учитель музыки и учитель танцев, остальные были монахини, но даже и в таком заведении Саша ухитрилась отличиться! Зоя подумала, что, быть может, Саша таким образом мстит матери за долгое отсутствие, за ее увлечение новым делом. Впервые Зоя задумалась о судьбе дочери, но теперь было слишком поздно. Перед отъездом она заказала американскую партию товаров, а сейчас закупила — и уже оплатила — все остальное в Париже. Она должна была открыть магазин во что бы то ни стало. Для своей выходки Саша выбрала самое неподходящее время. Но теперь Зоя думала не только о Саше.

— Неужели ты не испытываешь ни капли смущения? — спросила Зоя. — Подумай, как добр был Саймон, когда послал тебя учиться в Меримаунт. — Но девочка только пожала плечами, и Зоя поняла, что объясняться с ней бесполезно.

В спальне Саймон распаковывал чемоданы.

— Мне так неудобно, Саймон. С ее стороны это такая ужасная неблагодарность, — сказала Зоя мужу.

— Что она сказала? — Саймон обернулся, с беспокойством глядя на жену. Что-то в Саше очень переменилось в последние месяцы. Он не раз ловил на себе ее более чем откровенные взгляды, взгляды женщины, а не девочки, но Зое об этом ничего не сказал.

Саймон сделал вид, что ничего не замечает, отчего распалил Сашу еще больше. Впрочем, может, волноваться и не стоило: в конце концов, ей было всего двенадцать лет и она была очень привлекательной. Она унаследовала холодную немецкую красоту своей бабушки по материнской линии и типично русскую необузданность матери. Смесь была, как говорится, огнеопасной. — Она расстроена?

Зоя с тревогой покачала головой.

— Если бы. — Казалось, Саша совсем не раскаивается.

— И что ты собираешься делать дальше?

— Думаю, надо подыскать ей другую школу. Хотя в этом году это уже немного поздновато. — Была уже середина апреля. — Я могла бы нанять ей до осени репетиторов, но я не уверена, что это что-нибудь даст.

Но Саймону идея понравилась.

— Пожалуй, сейчас так и надо поступить. Это снимет напряжение. Если, разумеется, репетитором будет женщина. — Но единственным, кого смогла найти Зоя, был нервный молодой человек, который заверил ее, что обязательно найдет с Сашей общий язык. Он продержался ровно месяц, а затем в ужасе бежал, не объяснив Зое, что накануне Саша встретила его в ночной рубашке, явно с плеча матери, и заявила, что хочет, чтобы он поцеловал ее.

— Ты выродок, — постоянно твердил ей Николай.

В свои шестнадцать лет он намного лучше понимал Сашу, чем ее собственная мать. Саша, когда сердилась, дралась с Николаем, как кошка, царапая ему лицо.

Даже Саймон стал беспокоиться за девочку, но, когда он уже отчаялся, она вдруг стала покорной и на удивление прелестной.

Подготовительные работы в магазине шли лучше некуда, и в июле стало ясно, что магазин откроется в сентябре. Они отметили годовщину своей свадьбы на Лонг-Айленде, в доме, снятом на лето, через два дня после того, как самолет Амелии Ирхарт исчез над Тихим океаном. Николай восторгался спортсменкой и по секрету сказал Саймону, что хочет когда-нибудь научиться летать. Его героем детства был Чарлз Линдберг. Его также потрясла история с «Гинденбургом» — дирижаблем, который взорвался над Нью-Джерси в начале мая. К счастью, когда он пытался уговорить Зою и Саймона лететь на нем в Европу, Зоя отказалась: им хотелось путешествовать морем в память о плавании на «Куин Мэри».

— Ну-с, миссис Хирш, что вы об этом думаете? — В начале сентября Саймон стоял в отделе женской обуви ее нового универмага. — Все так, как вы хотели?

От восторга слезы навернулись ей на глаза: Элси де Волф добилась поразительной красоты и элегантности сочетанием бледно-серого шелка с розовыми мраморными полами. С потолка струился мягкий свет, а на резных столах в стиле Людовика XV стояли изумительно подобранные букеты из шелковых цветов.

— Здесь как во дворце!

— Ты королева и должна жить во дворце, любимая.

Саймон поцеловал ее, и в тот вечер они откупорили бутылку шампанского. Открытие магазина должно было состояться на следующей неделе. Решено было дать блестящий прием, на котором должны были присутствовать сливки Нью-Йорка. На открытие Зоя купила у Аксель платье своей же собственной модели.

— Это будет хорошая реклама. Я скажу, что графиня Зоя одевается в моем салоне. — За это время Зоя и Аксель сблизились еще больше.

Зоя и Саймон долго думали над названием универмага, и наконец глаза Саймона засверкали и он воскликнул:

— Придумал!

— Я тоже, — гордо улыбнулась Зоя. — «Хирш и компания».

— Нет! — В этом названии явно не хватало романтики. — Не понимаю, как я не додумался раньше. «Графиня Зоя»!

Это название показалось ей поначалу слишком вычурным, но в конце концов он ее убедил. Ведь именно этого хотела публика: прикоснуться к тайне аристократии, заиметь титул, пусть за деньги, или, как в данном случае, покупать одежду, которую для них выбирала настоящая графиня. В газетах теперь постоянно мелькали заметки о «Графине Зое», и впервые за многие годы Зоя стала бывать на приемах и светских раутах. Их представляли как «графиня Зоя и ее супруг, мистер Хирш», вокруг них повсюду толпились журналисты. Зоя по-прежнему великолепно смотрелась в простых платьях от Шанель, или от мадам Гре, или от Ланвена. Публика не могла дождаться открытия универмага; женщины не сомневались, что, выйдя оттуда, они будут выглядеть не хуже Зои.

— Ты добилась своего, дорогая, — прошептал ей Саймон на открытии, где присутствовали все сливки Нью-Йорка. Аксель прислала ей высокий куст крошечных белых орхидей и записку: "Bonne chance, mon amie, affectueusement. Аксель".

— Это все ты придумал.

— Это наша с тобой мечта. — Он улыбнулся; в каком-то смысле это было их детище.

Даже Николай и Саша присутствовали на приеме.

Саша была в красивом белом атласном платье, которое выглядело нарочито скромным, но именно такие платья носили царские дети и сама Зоя, когда была ребенком, поэтому-то она и купила его дочке в Париже.

И Николай в свои шестнадцать лет отлично смотрелся в своем первом вечернем костюме с запонками, которые подарил ему Саймон: маленькие сапфиры в белом золоте в обрамлении бриллиантов. Это была очень видная семья, и репортеры без устали фотографировали их, а Зоя вновь и вновь позировала вместе с блестящими светскими дамами, которые должны были стать ее клиентками.

С этого дня универмаг никогда не пустовал. Женщины подъезжали на «Кадиллаках» и «Роллс-Ройсах».

Иногда к дверям подкатывали «Паккард» или «Линкольн», а однажды приехал сам Генри Форд, чтобы купить своей жене меховое манто. Зоя собиралась продать всего несколько таких манто: ей хотелось, чтобы большинство продаваемых пальто было сшито на фабриках Саймона. Но Барбара Хаттон заказала горностаевую пелерину, а миссис Астор — длинную соболью шубу. Успех «Графини Зои» стал очевидным к концу года, и рождественская распродажа принесла огромные доходы. Процветал даже отдел товаров для мужчин на втором этаже. Мужчины совершали свои покупки в помещениях, отделанных деревянными панелями, с красивыми каминами, а женщины тем временем тратили целые состояния в залах, задрапированных серым шелком. Об этом можно было только мечтать, и в канун Нового года на Парк-авеню Хирши подняли бокалы с шампанским.

— За нас! — подняла свой бокал Зоя. Она была в черном бархатном вечернем платье от Диора.

— За «Графиню Зою»! — поправил ее, улыбнувшись, Саймон.