Глава V
ОКРЕСТНОСТИ В ПОЖАРЕ…
Когда машина отъехала от тротуара, Сварог перехватил в зеркальце заднего вида чуть удивленный взгляд водителя и подумал, что причины лежат на поверхности: то ли таксист не часто возил клиентов по таким адресам, то ли они с Яной, с точки зрения водителя, не походили на парочку, привыкшую ходить в книжные магазины.
Они переглянулись, и Яна с презрительной гримаской слегка пожала плечами. Сварог ее прекрасно понял: не стоит расходовать Древний Ветер по пустякам, хоть его и не убудет. Ничего подозрительного не произошло. Мало ли какие причуды бывают у клиентов. В конце концов, если кто-то держит здесь целых десять книжных магазинов, есть и посетители, и прибыль. Водила и без Древнего Ветра о них сам распрекрасно забудет уже назавтра…
«Печатное слово» оказалось небольшим стеклянным павильоном не так уж близко от центральных улиц. Таксиста они попросили подождать, согласившись заплатить запрошенные им деньги, — так проще, чем ловить потом другого, а денег, как уже подмечено, все равно девать некуда…
Слева оказался длинный ряд подставок в виде усеченных пирамид с газетами и книгами. Справа — длинная книжная полка на две стороны. Хорошенькая продавщица, встретившая их заученной улыбкой, так и осталась молча стоять за своим столиком с кассой — видимо, тут не принято было навязываться посетителю с советами.
Сварог начал с газет. И очень быстро разочаровался. Несмотря на калейдоскоп названий, они походили друг на друга, как горошины из одного стручка: толстые, многоцветные, с крупными заголовками и снимками на первой странице — ну конечно, местные сенсации. Некоторые были понятны донельзя: министр хапнул взятку, потерпел крушение авиалайнер, куча жертв, почтенный депутат парламента уличен в нездоровом влечении к мальчикам и тайном акционерстве в публичном доме «Прелестница», на шоссе столкнулись сразу восемнадцать машин, альдарийские сепаратисты три дня учили походно-полевой любви неосторожно заглянувшую к ним журналистку столичной телекомпании…
Но порой просто невозможно понять, в чем, собственно, дело. Вот, извольте: огромный заголовок: «Ссора забыта, Мелли и Кауни снова вместе». И фотография: по колено в воде, обнявшись; стоят молодой мускулистый красавчик, брюнет в красных плавках и очаровашка-блондинка в скупом золотистом купальнике. Эстрадные звезды? Актеры? Он — знаменитый футболист, а она — не менее знаменитая дизайнерша? Поди, догадайся, когда непонятно даже, кто из них Мелли, а кто — Кауни…
И все же он отобрал пяток многоцветных толстушек. Мало ли что. Даже в таких газетах может попасться пара-тройка заметок о чем-то серьезном…
С журналами обстояло еще хуже. Забитые цветными фото полуголых и голых девочек, комиксы, журналы для собачников, кошатников, кактусоводов, россыпь всевозможной мистики, гороскопов и тому подобного. Ну, в точности как в Советском Союзе при угаре перестройки. Поразмыслив, он все же снял с подставки один журнал, здешний аналог «Плейбоя» — чисто в эстетических и разведывательных целях, не подумайте чего…
Стал методично обходить книжные полки. Его смутные опасения подтверждались: ничего мало-мальски серьезного. Романы любовные и эротические (разница лишь в том, что девицы на обложках вторых были одеты очень скупо, а героини первых часто щеголяли в несомненно старинных платьях), детективы, всевозможные приключения, фантастика, руководства, как покорить в три дня любую красотку, как заработать в неделю миллион, труды лекарей-шарлатанов, астрологов… снова руководства — как сорвать банк в лучшем игорном доме, как за месяц подняться от рассыльного до управляющего компанией…
Он прочесал уже целый ряд полок и половину обратного, но так и не обнаружил ничего хоть мало-мальски пригодного… Стоп! Не раздумывая, Сварог потянул с полки довольно толстую книгу в твердом переплете. На бело-розовой обложке, в овале — фотография красивой блондинки в ало-золотистом намеке на бикини. Мелия Ярдани. «Я восемь лет была секретаршей Горотана Брога». Оставшиеся полки Сварог осмотрел очень тщательно, но, к сожалению, больше ничего подобного не обнаружил.
Когда они с Яной, обойдя весь магазин, встретились, Сварог поначалу чуть не смутился в ожидании ироничного взгляда — журнал был на виду. Однако именно Яна отчего-то с некоторым смущением отвела взгляд. Присмотревшись, Сварог ухмыльнулся про себя: в руках у нее была довольно толстая книга журнального формата в мягкой обложке с изображением красивой девицы в вычурном купальнике и надписью: «Моды. Лето-осень 2147 г.» В который раз подтверждается нехитрая истина: женщина всегда остается женщиной…
Расплатившись и сложив покупки в мягкий пластиковый пакет с изображением «Печатного слова», они вышли на улицу и присели покурить на лавочку здесь же, у дверей. Таксист их заметил, но терпеливо ждал, не напоминая о себе.
— Журнал твой — это еще понятно, — сказала Яна. — Я и сама не удержалась, как видишь… Но записки этой несомненной шлюхи тебе зачем?
— А затем, что там, я уверен, лишь небольшая часть отведена описаниям ее эротических кувырканий с шефом, — сказал Сварог, достал книгу из пакета и раскрыл. — Посмотри аннотацию. Неплохие посты занимал этот самый Брог, а? И немало…
— Да, действительно…
— Теперь посмотрим оглавление. Каковы названия? «Подлинная история оружейной „сделки века“ с „Хомен Прай“», «За кулисами Соглашения о проливах» «Лига Четырех Миров: „Тайное и явное“», «Департамент финансов изнутри»… И еще много чего… Чует моя душа, отсюда немало интересного можно извлечь.
Яна посмотрела на него не без уважения:
— Умеешь ты работать…
— Ну, не я первый… — скромно сказал Сварог. — Просто слышал как-то от мэтра Анраха, что самый важный и ценный исторический источник из времен короля Гарепо Злосчастного — это, представь себе, не мемуары министров и дипломатов, а полуграмотные обширные записки мелкого дворцового канцеляриста, ведавшего то ли починкой дворцовых часов, то ли светильниками… Мелочь пузатая — но за сорок лет скучной службы насмотрелся и наслушался больше иных царедворцев… Ну, как будем жить дальше? Лично у меня впечатление, что разведывательная миссия закончилась. Результаты скромные, но для первого раза достаточно и таких. Возвращаемся?
— Ты знаешь… — сказала Яна, чуть смущенно улыбаясь, — мне почему-то не хочется уходить. Задержаться бы еще на пару часиков… Миссия миссией, но получилось, что мы с тобой весело и беззаботно отдохнули, чего с нами давно не было…
— Ну, лишних два часа погоды не делают, — сказал Сварог. — Да и насчет отдыха ты права… Объездим пару магазинов? Может, в ювелирный?
— Не стоит, — сказала Яна. — Видела я мимоходом витрины парочки ювелирных. Магазины дорогие, на главной улице — но драгоценности из твоих хелльстадских сундуков в сто раз изящнее и интереснее. Вот косметический салон я видела любопытный…
— В чем же дело? — пожал он плечами. — Платит судостроительный магнат, уж простит он нам… Значит, твой салон, быстренько заскочим еще в пару моих магазинов — и исчезаем из города. Этот же субъект нас довезет до замка, там ты его отключишь, и мы пойдем домой… Что не так?
— Да знаешь… — нерешительно сказала Яна. — Помнишь, Кабиния хвалила какую-то «Лотерею-Грацию», по ее словам, очень интересное местечко…
— Намек понял, — сказал Сварог. — Добавляем эту «Грацию» в маршрут, только и всего. А то стыдно, в самом деле: в таком городе побывали, но ни в одно увеселительное заведение не заглянули — ресторан и магазины… Упущение. Исправим, пошли.
Таксист, вроде бы не смотревший в их сторону, проворно завел мотор и кинулся распахивать дверцу, едва они встали с лавочки.
Проехали всего квартал. Сварог распорядился:
— Притормозите!
Таксист послушно притерся к тротуару. Яна глянула вопросительно. Сварог кивком показал ей вправо. Там, над небольшой площадью, висели в воздухе, словно бы ничем не поддерживаемы огромные сине-красные буквы.
ТЕАТР ГАЛЕРАНИ! ТАРИНА ТАРЕМИ
С НОВОЙ ПРОГРАММОЙ «ПЕЧАЛЬНЫЕ РЫЦАРИ».
ТОЛЬКО ОДИН КОНЦЕРТ!!!
3:30
Сварог глянул на часы, которые давно уже успел перевести на местное время. Оставался час. Встретив его взгляд, едва ли не умоляющий, Яна кивнула:
— Как же мне быть против, зная твое к ней отношение…
— Театр Галерани — это далеко? — спросил Сварог таксиста.
— Даже если не гнать и не нарушать, квадранс или самую чуточку побольше…
— Поехали живенько!
Таксист послушно отъехал от тротуара, но тут же сказал нейтральным тоном:
— Мое дело маленькое — везти, куда велят… Только должен вас сразу предупредить, далер: наверняка билетов уже не осталось ни единого. Тарина Тареми, новая программа, театр Галерани…
— Сколько лет вы своим ремеслом занимаетесь? — сухо спросил Сварог.
— Восемь…
— Отлично, — сказал Сварог. — Значит, не вчера родились и знаете тут все и вся. Я тоже не вчера родился. Прекрасно знаю, что порой билеты есть, даже когда их нет…
— Святая правда, — сказал таксист. — Бывает… Вот только, далер, я, уж простите, повторюсь: Тарина Тареми с новым концертом да вдобавок театр Галерани… Удовольствие не только не для тощего кошелька, но и для среднего…
Нисколько не растерявшись, Сварог спросил:
— Магией владеете?
— Храни Праматерь! — воскликнул таксист словно бы даже с некоторым испугом. — Ни с какого боку, и в роду никого не было…
Тогда Сварог спросил холодным, высокомерным, барским голосом:
— В таком случае, откуда вы можете знать толщину моего кошелька, любезный?
С таксистом мгновенно произошла некая метаморфоза — ну, Сварог, король со стажем, давно уже привык, что именно так действует на народец холуйского пошиба такой голос.
— Тысяча извинений, даур, — сказал таксист совершенно другим голосом. — Все сделаем в лучшем виде…
Что такое «даур», Сварог, разумеется, не знал, но это титулование было явно повыше «далера». Он небрежно спросил:
— Что, театр Галерани — такое уж респектабельное место?
В зеркальце он видел лицо водителя — на нем смешались почтение и удивление. Промашка, черт. Похоже, даур таких вопросов задавать не должен, сам прекрасно знает… Ладно, Яна о труженике баранки позаботится…
— Конечно, даур, — сказал таксист, не подозревавший, что ему вскоре придется начисто забыть и этот разговор, и пассажиров. — Впервые в наших местах?
— Вот именно, — сказал Сварог и снизошел до небрежного пояснения: — Так сложилось, что я много лет прослужил в посольствах на Сильване, там и привык отдыхать…
Пока водилу не отключили, его следовало уболтать.
— Понятно, даур, — сказал таксист с несомненным почтением. — Театр Галерани… Как же, достопримечательность, уж мне-то такие вещи знать положено, мало ли чем поинтересуются господа. Построили его лет сто пятьдесят назад, еще при последнем короле. Когда тут была не игорная столица, а тихий городок, где любили отдыхать господа аристократы, а то и сам король… Много с тех пор воды утекло, а театр Галерани по-прежнему не для всякого кошелька… Изволите любить песни Тарины Тареми? Я вот тоже. Замечательный голос, до печенок прохватывает… — и добавил с нескрываемым сожалением: — Жаль только, что она ни в какую не снимается для цветных журналов, хотя деньжищи, ходит слух, сулили бешеные. Простите, дауретта, сболтнул, не подумавши… Сейчас…
Он вставил в узкую прорезь продолговатую черную коробочку, что-то нажал, подкрутил, и раздался голос Тарины Тареми (получит пару лишних ауреев, обормот — хорошо подобрал громкость, в самый раз).
— Все скрылось, отошло, и больше не начнется.
Роман и есть роман. В нем все как надлежит.
Кибитка вдаль бежит, пыль вьется, сердце бьется,
Дыхание твое дрожит, дрожит, дрожит…
Сварог, подавшись вперед, слушал внимательно: этой песни у него не было. Или он попросту до нее не добрался, далеко не всю коллекцию записей Фаларена изучил…
— И проку нет врагам обшаривать дорогу,
Им нас не отыскать средь тьмы и тишины.
Ведь мы теперь видны, пожалуй, только Богу,
А может, и ему — видны, но не нужны…
Когда песня закончилась, таксист проговорил с нескрываемой завистью:
— Импресарио у нее, конечно, тот еще жучила, вот бы с кем поменялся, не глядя, только ж не бывает таких чудес. Столько про него «бульварки» писали, и если даже правды только половина… Умеет человек жить… Вот и теперь… Правда, тут не он первый придумал, но все равно…
— А в чем секрет? — спросил Сварог.
— Обратили внимание, даур, что там было написано «Только один концерт»? Тут и фокус… Она и так-то всегда собирает полные залы, а уж с такой рекламой… Вот попомните мои слова: сейчас ребятки ее импресарио носятся по городу, как черти, слухи распускают, деньги репортерам «бульварок» суют… А через день окажется, что по мольбам почитателей Тарина даст еще концерта три-четыре, но уже где-нибудь в «Горном хрустале» или «Колоссе». «Хрусталь» вмещает две тысячи человек, а «Колосс» все три, да еще можно уйму приставных стульев под такое дело поставить… и, главное, обычные цены на билеты подзадрать так, чтобы и владельцы залов свое урвали, и импресарио откупил жирный процентик… да и самой Тарине достанется немало, хотя она, болтают, об этих махинациях ни сном ни духом. Ну вот, видите?
Прав был, знаток всего и вся. Здание театра, не такое уж и большое, как-то неуловимо отдавало не мастерской стилизацией под старину, подобно гостинице у замка, а самой стариной. Широкая лестница, ведущая к парадному входу, предваряемому полукруглой колоннадой, была отгорожена синим шнуром на золотистого цвета стойках, и там суетилась целая орава капельдинеров в синих с золотом ливреях. Время от времени после их пронзительных свистков немаленькая толпа, теснившаяся у шнура, послушно расступалась, и по образовавшемуся узкому проходу шли счастливчики с билетами наготове, перед которыми тут же размыкали шнур. Сварог заметил в толпе не только «обычных» людей, одетых так, как они с Яной, но здешних республиканских аристократов (аристократы всегда есть, и при монархии, и при республике) — элегантные сюртуки, иные в тонкую полоску кружевные манишки, дамы в вечерних платьях…
— Ну, любезный? — нетерпеливо спросил Сварог.
Таксист проворно выскочил из машины и рысцой припустил куда-то вправо: там протянулись рядком шесть полукруглых окошечек (закрытых) со светящимися буквами «Кассы». Впрочем, «Кассы» светились бледно-зеленым гнилушечьим светом, а повыше горела красным большая надпись: «ПРОСИМ ИЗВИНИТЬ, БИЛЕТОВ БОЛЬШЕ НЕТ». Там тоже стояла кучка людей, человек в двадцать, но державшихся спокойнее и увереннее, чем не попавшие в театр зрители: те, даже аристократы, беспокойно толкались, иные пытались пролезть в первые ряды, как будто это могло чем-то помочь.
Яна усмехнулась:
— Пожалуй, придется и мне твою любимую Тарину послушать всерьез. Канилла с Томи от нее с ума сходят не хуже тебя, да и Канцлер, по точным данным, пару раз был замечен за вдумчивым слушаньем ее концертов…
— Послушай, послушай, — сказал Сварог. — Она того стоит. Может, сейчас и сама убедишься.
— А ты уверен, что билеты будут?
— Эта изнанка жизни… — вздохнул Сварог. — Да вот видишь — уже шлепает…
Таксист той же рысцой семенил к машине, а следом, отставая на несколько шагов, гораздо более степенно двигался усатенький субъект в элегантном костюме. Он остановился шагах в пяти от машины, изящно опершись на фасонную черную трость с вычурным набалдашником золотистого цвета (может быть, и золотым), а водитель распахнул правую переднюю дверцу, просунулся в машину и почтительно зашептал:
— Все в порядке, даур, извольте сами с ним уладить…
Сварог неторопливо вылез, подошел. «Черный маклер» держался так же степенно, всем видом показывая, что билеты он продает отнюдь не в дешевое варьете на окраине.
— Что можете предложить, далер? — тем же барским голосом осведомился Сварог.
— Все, что пожелаете, даур, — ответствовал субъект. — Правда, не так уж много осталось билетов, но есть и партер, и ложи…
Он привычным движением вынул из внутреннего кармана черную пластинку размером с книгу, очень тонкую, покрытую золотистыми крапинками, Коснулся ее боковинки — и возникло цветное изображение: театр без крыши, зрительный зал, надо полагать, скопирован с максимальной точностью: подковообразный, ряды малинового цвета кресел в партере, ложи в несколько ярусов. Субъект медленно пластинку повернул перед Сварогом, чтобы тот мог рассмотреть ложи сбоку. Вежливо спросил:
— Я полагаю, даур, вы предпочтете ложу, вы ведь с дамой? Красные огоньки означают уже проданные места, синие — свободные…
«Отличная у них тут техника, — подумал Сварог. — И ее, как обычно, живенько приспособили для темных дел и темноватых делишек…» Он присмотрелся к синим огонькам. Один из них горел напротив ложи в первом ярусе, расположенной у самой сцены. На нее Сварог и показал пальцем.
— У вас тонкий вкус, даур, — уже с долей услужливости сказал маклер. — Это королевская ложа, последний король ее специально обустроил для себя и своей… симпатии. Полная стоимость ложи — двадцать пять тысяч ауреев. Вы же понимаете: Театр Галерани, королевская ложа, сама Тарина Тареми…
И уставился цепко, пытливо, не без некоторого любопытства: ну-ка, что ты за меломан будешь? Не теряя времени, Сварог запустил руку в левый внутренний карман, ногтем большого пальца отделил, прикинув, подходящее количество бумажек и, достав деньги, стал неторопливо отсчитывать тысячные. Двадцать пять. Оставалось еще две кредитки. Подумав, Сварог все с тем же небрежным барством протянул и их торгашу, процедив:
— Вы меня очень выручили, далер…
Вот теперь того пробило то же холуйство, что и таксиста. Он, чуть изменившись в лице, поклонился не так уж низко, сказал почтительно:
— Приятно видеть, даур, что на свете еще остались настоящие господа…
И протянул Сварогу два билета: плотная бумага, слева изображено здание театра, справа — такое впечатление, каким-то старинным шрифтом, — название, обрамленное изящными завитушками. Ниже — незнакомая корона и крупная надпись тем же шрифтом КОРОЛЕВСКАЯ ЛОЖА.
— Желаю вам и вашей даме приятного времяпровождения, — сказал маклер, приподнял шляпу уже гораздо выше, поклонился и степенно направился назад, к кучке несомненных собратьев по ремеслу. Сварог посмотрел на обратную сторону билетов. Ну да, так и есть, именно там цена билета была обозначена. Две тысячи ауреев. Ухмыльнулся: нехилый навар достался прохвосту. Правда, ему наверняка приходится делиться — театральные кассиры, а то и мелкое театральное начальство не могут не быть в доле, да и полицию забывать не след, вон они прохаживаются, по двое с двух сторон… Все равно, не сухой корочкой питается…
Философски вздохнул про себя: ничего нового, по данным тайной полиции, во всех его столичных и крупных городах, где имеются респектабельные театры, — совершенно то же самое. Сыскная полиция испокон веков на таких вот субчиков смотрит сквозь пальцы: в конце концов, не грабят и не кошельки режут, деньги им отдают добровольно, а посади их — быстренько новые набегут. Ну, и мзда от них капает регулярно…
Он фыркнул и направился к машине.
Таксист уехал, получив щедрую плату, причем не обработанный — к чему? Что такого удивительного или подозрительного в том, что очередной богач выкинул бешеные деньги, чтобы послушать Тарину Тареми? Несомненно, таксисту капнет от маклера процентик за выгодного клиента, хотя наверняка небольшой. Да и маклер ничегошеньки не заподозрит: Королевскую Ложу, сомнений нет, продавали и до этого бесчисленное множество раз…
К ним с Яной отнеслись с величайшим решпектом. Те капельдинеры, что торчали снаружи, с другой стороны толпы, едва завидев билеты, засвистали, как Соловьи-Разбойники, и тут же у подножия лестницы раздались ответные трели. Толпа привычно, хоть и нехотя расступилась, Сварог с Яной прошли сквозь длинный коридор откровенно завистливых взглядов, перед ними откинули кусок шнура, и они поднялись к распахнутым дверям парадного входа, где седобородый старикан (судя по обилию золотых нашивок и шнуров, капельдинерское начальство) по очереди прищемил уголки обоих билетов какими-то хитрыми никелированными щипцами. На билетах после этого не осталось ни малейшего следа, но старикан начал кланяться, как заведенный, потом достал свисток, издавший уже совершенно другую трель. Подскочили еще двое «рядовых». Один деликатно забрал у Сварога пакет с книгами, вежливо заверив, что почтенному дауру он по окончании концерта будет возвращен прямо в ложе (никакого номерка не дал, видимо, такие тут порядки). И смылся. Второй, почтительно держась на шаг впереди, повел Сварога с Яной по коридору, куда выходили двери лож первого яруса. Многие были открыты, возле них курили и болтали великосветские дамы и господа. Сварог ожидал косых, высокомерных взглядов, но, к его некоторому удивлению, на них смотрели вполне благожелательно, как на своих. Причина, думается, ясна: подобные роскошные заведения, точнее, их посетители повидали немало эксцентричных миллионеров, каковые, всем известно, любят чудесить разнообразно и с размахом (Теперь Сварог уже понимал, что они с Яной, по здешним меркам, одеты довольно простенько). Когда-то в Равене, что далеко ходить, герцог Браул, богач и коллекционер драгоценностей, любил расхаживать по лучшим ювелирным лавкам в облике даже не гильдейского, а замурзанного фригольдера, в потрепанной одежке и дырявых сапогах (с набитыми золотом карманами). Поначалу швейцары его, естественно, гнали в шею — и тогда «фригольдер», довольно ухмыляясь, принимался пересыпать из горсти в горсть золото. После чего, понятно, был со всем почтением допускаем к прилавкам. В конце концов, его повсюду стали узнавать, но он еще несколько лет развлекался, переезжая то в Снольдер, то в Латерану, то в Балонг…
Действительно, последний здешний король умел радоваться жизни: два золоченых, обитых малиновым бархатом кресла у барьера ложи, еще два у изящного столика, в углу — огромный низкий диван, застеленный шитым золотыми нитями покрывалом. Одним словом, все что душеньке угодно. Жизнерадостный, должно быть, был малый. Интересно, что с ним случилось и каким образом монархия стала республикой?
Столик и сейчас был накрыт для двоих: Три бутылки вина, одна — неплохого здешнего келимаса (Сварог в одной из кофеен уже успел его попробовать — в научных целях, а как же), фрукты, пирожные, тонко нарезанные и красиво разложенные ветчина, сыр, копченая рыба, еще что-то… Перехватив взгляд Сварога, капельдинер конфиденциально сообщил на ухо: господин даур и после концерта может здесь оставаться, сколько ему угодно, хоть до утра, не первый случай и даже не сотый (при этом он дипломатично намекнул, что потребуется некоторое вознаграждение — и столь же дипломатично был заверен, что оно воспоследует). Подумав, Сварог сунул ему пятнадцать ауреев, учитывая специфику места. Тот поблагодарил и улетучился.
— Все продумано, — фыркнула Яна. — Посмотри.
Он посмотрел. Ложа была декорирована тяжелыми шторами из того же бархата, разве что темно-синего, позволявшими надежно отгородиться от посторонних глаз.
Что его ничуть не удивило: он читал где-то, что подобные ложи были оборудованы в лучших европейских театрах галантного восемнадцатого века, а на Таларе и сейчас имеют место быть.
Стояли там и хрустальные пепельницы, лежали пачки дорогих сигарет — но Сварог и не думал подходить к столу: чересчур уж большой пошлостью было бы пить или курить на концерте Тарины Тареми. Тем более что до начала оставалось меньше квадранса.
Они с Яной уселись у барьера, разглядывая зал. Последний король на культуру денег определенно не жалел: позолота, лепнина, барельефы на потолке, изображавшие в основном крылатых красавиц в чем-то вроде коротких туник — быть может, здешних муз. Высокий тяжелый занавес, светло-синий, расшит серебряными искусными узорами. Спокойная такая роскошь, без дурной вычурности или дурновкусия, мастера у короля были неплохие… Две огромные хрустальные люстры, светильники на стенах, богатые ковры…
Точно в назначенное время погас верхний свет в ложе, тут же медленно стали гаснуть светильники и люстры. Еще до того, как настала совершеннейшая темнота, два луча скрестились перед занавесом. Потом в световом пятне появился осанистый господин с благородными сединами, в темно-синем сюртуке с белым цветкам в петлице.
Ему похлопали — недолго, вежливо, чисто церемониально. Чуть поклонившись, он сказал:
— Очень рад вас видеть, почтенные дамы и господа…
Микрофонов Сварог нигде не увидел, но отчетливо различал каждое слово. Правда, до сцены было рукой подать — первый ярус лож приподнят над ее уровнем уарда на два, но все равно Королевская вплотную к сцене.
— Позвольте вас поздравить, дамы и господа, — продолжал седовласый. — Вы первыми в мире услышите новый концерт неподражаемой Тарины Тареми «Печальные рыцари». Тарина совершит с ним большое турне по городам Юга, но начинает она с театра Галерани. Даже традиционный запев будет новым. Вы счастливцы, дамы и господа! — он картинно выбросил руку в сторону занавеса: — Тарина Тареми!
Вот тут аплодисменты обрушились шквалом. Сварог с Яной не отставали, главным образом Сварог. Занавес дрогнул и медленно распахнулся. Сварог затаил дыхание.
Открывшуюся картину он, признаться, не ожидал увидеть: сцена представляла собой обширное поле, покрытое унылой серой грязью и редкими пучками столь же унылой бледно-зеленой травы, наискосок тянулась избитая копытами и тележными колесами, размякшая узкая дорога. Небо — низкое, неприветливое, хмурое. Ближе к ложам лежал невысокий серый валун в рыжеватых пятнах лишайников. Не особенно и приятный пейзаж, откровенно говоря. Из глубины сцены появилась женщина и неторопливо пошла к валуну. Подол ее роскошного, до земли, платья, будь это в жизни, очень быстро перепачкался бы грязью — неимоверно, но он оставался чистым. Голография, и отличная, догадался Сварог, давно знакомый с такими штучками по Келл Иниру.
Усевшись на валун в грациозной позе, она какое-то время молчала. Сварог ее жадно разглядывал — девушку с экрана телевизора в номере штандарт-навигатора Горонеро. Рукой до нее, конечно, не дотронуться, но все равно, она шагах в четырех, то ли кажется, то ли, и в самом деле, доносится запах ее духов; ненавязчивый, чуть горьковатый, почему-то грустный.
Ажурное алое платье кое-где расшито золотой нитью. Распущенные черные волосы схвачены надо лбом золотой цепочкой с большим каплевидным камнем светло-медового цвета. Прелестное ее личико, отрешенное и чуточку грустное, как запах ее духов. Тонкую талию охватывает пояс из чеканных золотых колечек.
По залу, словно легкий ветерок над заросшим высокой травой полем, прошелестел тихий удивленный вздох: слева на дороге показался медленно, почти шагом ехавший рыцарь в полном доспехе, с опущенным забралом, щитом с незнакомым гербом и копьем у стремени. Он вовсе не повесил голову, смотрел вперед, и лошадь не плелась, не казалась заморенной — но все равно осталось впечатление, что и всадник, и конь безмерно устали, а ехать им еще долго, и дорога нелегка…
Когда он скрылся за кулисами справа, Тарина, глядя в никуда прекрасными синими глазами, пропела тихо, задушевно:
— …Он тихо едет мимо стен
и кровель, слабо освещенных…
Как много есть неотомщенных,
а отомщенных нет совсем…
И умолкла. Снова шквал аплодисментов. Оборвав их решительным взмахом ладони, Тарина не встала — вскочила, протянула вперед руку, словно решительно преграждая кому-то путь. Сцена мгновенно изменилась: земля теперь была не грязной, а покрытой пеплом, вдали, в глубине сцены, казалось, встает огонь и дым над горящими деревнями (Сварог видел такое на войне), повсюду вокруг девушки плясали ало-болотистые, багрово-черные отблески. Музыка зазвучала резкая, тревожная, с выделявшимся на ее фоне ритмичным грохотом барабана — будь это на Таларе, Сварог поклялся бы, что барабан военный. Далекий конский топот, звяканье кольчуг, тяжелая поступь усталой, бредущей не в ногу пехоты…
Голос Тарины ударил в сердце — глубокий, чуть хрипловатый завораживающий:
— Окрестности в пожаре,
покинуты дома.
Король наш, старый Парри
совсем сошел с ума…
На нивах опаленных
зерна не соберешь —
летят отряды конных,
вытаптывая рожь…
К чему страдать, трудиться —
все пущено на слом.
Не дай вам Бог родиться
при Паррике Шестом!
Сварог сгорбился, словно под невыносимой тяжестью — иногда на человека так действует знание. Но глаз от Тарины не отводил, теперь прекрасно видел, что ей лет двадцать пять, не больше, искусство гримеров тут в ни при чем, она и в самом деле молода — но какое, к черту, имели значение эти подробности? Дело совершенно в другом… Он слушал, чувствуя, как закаменело лицо.
— Чье над полками знамя?
За что ведется торг?
Кто править будет нами —
Чонкастер или Борг?
Какого бы вельможи
ни взяли короля,
для нас одно и то же —
и плаха, и петля.
Безрадостные лица,
зола и бурелом…
Не дай вам Бог родиться
при Паррике Шестом!
Теперь не осталось никаких загадок. Он все знал совершенно точно. И это было мучительно больно.