В ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября, когда никто уже ни во что хорошее не верил, молодой матрос по имени Родриго де Триана, забравшись в воронье гнездо на верхушке фок-мачты «Пинты», увидел во тьме свет.

– Земля! Земля! – завопил он и сделал знак, предусмотренный адмиралом на случай, если вдруг кому-то берег все-таки откроется.

Все сбежались на крик вахтенного – хотелось собственными глазами увидеть нечто, напоминавшее огонек свечи в темной комнате. От ветра «язычок пламени» слабо колебался. Поскольку до рассвета было еще далеко, адмирал отдал приказ бросить якоря и ждать утра, чтобы попытаться выйти на сушу. Возбуждение на парусниках флотилии было таким, что казалось, от него сгустился воздух. Естественно, уснуть в ту ночь никто уже не смог.

А Колон, поддавшись эгоистическому порыву, записал в судовом журнале, что сам заметил свет раньше матроса – еще в 22 часа. Думаю, дело было не только в тщеславии: очень уж ему не хотелось выплачивать обещанные первооткрывателю десять тысяч мараведи.

На рассвете мы – адмирал, братья Пинсон, нотариус, переводчик и я – погрузились в шлюпку и после совсем коротенького плавания высадились на песчаном берегу. Там нас встретили несколько сбившихся в кучку туземцев.

Мне тогда довелось присутствовать при самом странном разговоре из всех, какие только были в долгой моей жизни. С одной стороны – горсточка смуглолицых людей в набедренных повязках, едва прикрывающих половые органы, с другой – Колон, братья Пинсон, нотариус и я. Между нами – переводчик.

Прежде всего Колон спросил обитателей острова, как называется земля, на которую мы только что ступили. Переводчик перевел его вопрос на японский слово в слово. Туземцы долго обсуждали сказанное, потом стали оживленно жестикулировать. Переводчик пожал плечами. Колон повторил вопрос и на этот раз ткнул пальцем в землю, на которой стоял. Туземцы посовещались и ответили:

– Гуанахани.

– Гуанахани, – повторил за ними переводчик и еще раз пожал плечами.

– Гуанахани? – удивился и Колон и посмотрел на переводчика.

– Гуанахани, – снова произнес тот, и в голосе ясно слышалась неуверенность.

– А что это значит – «Гуанахани»? – Колон повернулся к туземцам, как будто надеясь, что испанский им понятнее японского.

– Гуанахани. Сибао, – опять сказал туземец и, в свою очередь, ткнул пальцем в землю.

– Вероятно, это один из островов архипелага Сипанго, значит, мы действительно в Индии – заключил сильно озадаченный Колон.

Подозвал нотариуса и после короткой торжественной церемонии, во время которой истинные хозяева острова полностью игнорировались, именем короля Испании вступил во владение только что открытой землей и перекрестил остров в Сан-Сальвадор, чтобы отблагодарить Господа нашего Иисуса Христа за то, что помог ему добраться наконец до Сипанго. Колона вдохновляла покорность островитян, и он тут же объявил себя вице-королем и генерал-губернатором острова.

Покончив с завоеванием, новоявленный вице-король перешел к вещам более серьезным и, не теряя времени, спросил у туземцев, где тут золото. Далее последовал диалог, в котором одна реплика была безумнее другой, испанцы при этом размахивали руками, а туземцы неоднократно показывали себе на рты, потом на наши корабли, потом – на морской простор. Переводчик, восседавший, подобно арбитру, посреди всего этого недопонимания, в конце концов пришел к выводу, что золото должно находиться на соседнем острове, где обитают жуткие людоеды. Я для себя расшифровал знаки аборигенов несколько иначе: перестаньте издавать непонятные звуки, вернитесь на свои плавучие повозки, воспользуйтесь ветром с запада и покиньте нашу землю.

Колона, воспользовавшегося вместо западного ветра гостеприимством туземцев, чтобы немножко освежиться, тем не менее вдохновляла мысль о близости золота, и он решил, что соседние острова надо завоевать прямо сейчас. Экипаж доставил вице-королю на борт «Санта-Марии» кое-какие подарки от подданных, в том числе попугая и хлопок, после чего мы отчалили.

Во время короткого перехода к следующему острову Колон несколько раз показывал мне на карте Сипанго, где именно – к востоку от Катая – мы находимся. Абсолютно убежденный, что мы бодро-весело идем меж островов японского архипелага, он вычертил даже подробный график.

Победа следовала за победой без промедлений, и 28 октября Колон «завоевал» еще один остров архипелага, названный им Хуаной. Большие размеры нового испанского владения позволяли думать, что на этот раз мы пришли на главный остров Сипанго. Везде тут можно было встретить следы описанных Марко Поло богатства и государственности, и Колон отправил Родриго де Хереса и Луиса де Торреса вглубь только что открытой им земли на поиски великого хана, с которым Марко Поло заключал сделки. Те вернулись ни с чем.

Шестого декабря экспедиция высадилась на следующем острове.

– Аити, – ответил на этот раз вождь туземцев на вопрос Колона.

– Аити, – повторил за ним переводчик и пожал плечами.

– Аити? – переспросил адмирал.

– Аити, – без малейших колебаний подтвердил переводчик, желая уверенностью тона убедить нас, что понимает происходящее.

– Аити так Аити, – заключил, даже и не пытаясь понять происходящее, Колон.

Он здесь тоже призвал нотариуса в качестве свидетеля, вступил во владение островом и нарек его Испаньолой. Местные жители посчитали нас пришельцами с небес, и благодаря этому матросам удалось-таки вытянуть из них немножко золота.

После нескольких дней отдыха на песчаном побережье я вдруг вспомнил, что сбылись ведь не все записанные мной в книгу под диктовку Веспуччи несчастья, пока еще не случилось кораблекрушения. Но и оно не преминуло случиться, застав врасплох всю команду «Санта-Марии».

Совершенно беззаботный в канун Рождества капитан каракки доверил руль юнге. Бедолага-мальчишка сделал какой-то не тот маневр, и «Санта-Мария» ткнулась носом в коралловый риф. Бо́льшую часть груза команде с помощью туземцев удалось спасти, но корабль был полностью разрушен, и адмирал распорядился, использовав деревянные обломки судна, построить на берегу форт.

Шестнадцатого января Колон, видя, что его люди раздражены и ожесточены, принял решение возвращаться в Испанию. Теперь в распоряжении адмирала было всего лишь два корабля, и пришлось оставить на острове тридцать девять человек – правда, за ними пообещали вернуться.

Обратный путь оказался куда более тяжелым и опасным, чем предполагалось. Три дня нас швыряло туда-сюда штормами, «Пинта» и «Нинья» потеряли друг друга из виду, командующий сократившейся на треть флотилии написал уже нечто вроде завещания, где изложил все наши приключения, приказал положить свиток в бочку и бросить эту бочку в море.

«Нинья», на которой находились мы с Кристобалем, зашла в порт на Азорских островах, затем пережила еще один сильный шторм, это существенно увеличило сроки, Португалии мы достигли только четвертого марта и, к нашему удивлению, выяснили, что подробности экспедиции Колона всем здесь известны. Разгадка, впрочем, оказалась совсем простой: «Пинта» пришла в Байону раньше нас.

Король Португалии Жоан II, воспользовавшись случаем, пригласил мореплавателя к себе и во время аудиенции отстаивал собственные права на открытые им земли, но на этот раз я предоставил Кристобалю самому выпутываться из своих сложных отношений с монархами.

Возвращение на родину не для всех оказалось радостным. Где-то месяц спустя после нашей швартовки в порту сифилис отнял жизнь у Мартина Алонсо Пинсона…

Однако надо было готовить почву для новой экспедиции, и Колон написал длинное письмо Сантанхелю. В письме он восхвалял открытые им земли как населенные кроткими, послушными туземцами и как территории с реками, полными золотого песка. Я принимал к сведению все эти посулы, не подозревая, что немного времени спустя мне и самому придется к ним прибегнуть.

Но сейчас я нахлебался более чем достаточно, пережил куда больше приключений, чем предполагал, и мне не терпелось поскорее вернуться домой. Это желание одолевало меня с того момента, как ступил на землю Европы, и при первой же возможности я отправился в путь.