Назавтра, опасаясь скорого визита еще одного представителя Ланфранки, я решил, что без помощи книги мне удар не отразить, и достал ее.

К тому времени я уже научился мастерски излагать будущее: оно всегда выглядело правдоподобно, а для меня самого редко предусматривались какие-либо преимущества. Поскольку нельзя было давать волю бешеному темпераменту манускрипта, следовало планировать череду малоинтересных событий, выбирая для их описания самый что ни на есть безразличный тон.

То, что будущее мое на странице книги представлялось таким малоинтересным, нисколько меня не смущало, ведь, изложив его, я знал заранее, что произойдет, стало быть, получал фору по сравнению со всеми. О том, какую судьбу уготовил мне архиепископ, я, разумеется, не ведал, но я же понимал: за «проступок» наверняка положены некие кары, и надеялся, когда пробьет мой час, с помощью манускрипта выкрутиться.

У Церкви к тому времени образовалась мерзкая привычка конфисковывать книги, которые она считала противоречащими своей доктрине, вполне вероятно, мне придется искать выход из положения без манускрипта, и именно потому, дабы предохраниться от неприятных сюрпризов, следовало использовать его заблаговременно, то есть – образно говоря – выстрелить из лука в кромешной тьме. А значит, чтобы снова не ошибиться, мишень следовало поставить там, где это обеспечит четкое исполнение прогноза и милость ко мне судьбы.

Держа в уме все эти обстоятельства, я открыл чистую страницу в конце книжки и написал:

После этого вернул книжку на ее обычное место, в карман. Тут-то как раз и постучали, но теперь я воспринял стук в дверь куда спокойнее, чем в прошлый раз.

Открыл. И увидел перед собой брата Августина – значит, опять его прислали… Эмиссар архиепископа, улыбаясь так, будто он уже победил, протянул мне письмо с печатью Убальдо Ланфранки, которую я тут же и сорвал.

Ну конечно, мне предлагалось явиться завтра утром в Пизанский епископальный суд.

– До завтра! – обронил брат Августин и, радостно подпрыгивая, побежал вниз по ступенькам.