Глава 23
Разгадка этих странных событий была где-то совсем рядом, может быть, в центре поселка, в том месте, где только что исчезли всадники вместе с плененным ими монахом.
Не теряя ни минуты, Глеб спустился со сторожевой башни и бросился туда. Происшедшее казалось ему чем-то эфемерным, нестойким, как прошлогодний снег. Глеб полагал, что в любую секунду следы только что происшедшего на его глазах чуда растают, исчезнут в небытии, и он опять ничего не поймет.
Но когда он добрался до небольшой часовни в центре поселка, крыша которой хранила обломок сорванного креста, дорогу ему преградили четверо местных жителей, стоявших плотно, плечом к плечу. Было заметно, что они опасаются Танаева, словно знают, что, даже безоружный, он представляет серьезную угрозу для четверых вооруженных топорами мужиков.
— Туда нельзя! — пробасил старший, крепче сжимая рукоять топора и делая шаг по направлению к Танаеву.
— Отчего же? В часовню разрешен вход любому. Может, я хочу помолиться? — с вызовом спросил Танаев. Не любил он, без крайней необходимости, затевать драку, потому что знал — по большей части она заканчивалась слишком плачевно для его противников.
— Это не часовня! — Мужики, ободренные его неподвижностью, продолжали медленно наступать на него, с каждой минутой делаясь все решительней. — Сказано, нельзя туда!
— А если мне очень надо?
Почувствовав скрытую иронию в его голосе и оценив хладнокровие, с которым он смотрел на готовые обрушиться на его голову топоры, они остановились перед ним, все еще не решаясь применять силу.
Но дальше медлить было опасно, эта игра могла закончиться плачевно уже для него. Глебу понадобилось меньше секунды, чтобы включиться в режим сверхдвижения, после чего он, за ничтожную долю мгновения, оказался за спиной у своих противников. Прежде чем они поняли, что произошло, он уже ворвался в часовню, захлопнул за собой дверь, опустил тяжелый дубовый засов и только после этого позволил себе осмотреться, пытаясь разобраться в том, почему ему так старательно преграждали путь в это помещение.
В часовне царил полумрак, но из узких запыленных окон под потолком проникало достаточно света, чтобы рассмотреть ужасную картину, открывшуюся его взору.
Обнаженный человек лежал на большом деревянном кресте, находившемся в центре часовни.
Его руки и ноги были прибиты к кресту огромными ржавыми гвоздями, из ран сочилась кровь, человек слабо стонал, и его тело содрогалось от боли. Вокруг этого страшного окровавленного стола, или, скорей, «алтаря», столпились, похоже, все жители деревни.
Они были возбуждены и явно наслаждались муками несчастного монаха. То, что это был именно монах, Танаев понял по валявшейся в стороне груде одежды и разорванной рясе, которую сорвали с пленника.
В часовне стояла странная тишина, нарушаемая только стонами распятого на кресте человека. Не было ни песнопений, ни проповедей, которые обычно сопровождают даже самые кровожадные оргии фанатиков.
Лишь сопение толпы и глаза этих истуканов, теперь неожиданно наполнившиеся жизнью и с наслаждением ловившие каждую судорогу, каждый стон пытаемого.
Неожиданно эту фантасмагорию нарушил грохот топоров, обрушившихся на дверь часовни снаружи. Все участники чудовищного действа повернулись в сторону двери, у которой застыл Танаев. Ненависть и ярость вспыхнули на их лицах.
— Кто посмел войти сюда без приглашения!? — прокричал из глубины толпы самый солидный, увенчанный высокой меховой шапкой мужик лет сорока пяти, с расчесанной надвое козлиной бородкой. — Хватайте его! Крест скоро освободится, и мы продолжим церемонию!
Пятеро или шестеро мужиков бросились выполнять приказ старосты. Но Танаева уже не было на том месте, где он только что стоял. На пару секунд они потеряли его из виду, и за это время Глеб успел переместиться вплотную к кресту и, ухватившись за шляпку гвоздя своими пальцами, которые в случае необходимости вполне могли заменить клещи, выдернул его.
Прежде чем кровожадная толпа набросилась на него, он успел извлечь и остальные гвозди и лишь тогда позволил вырваться наружу бушевавшему внутри нега, гневу.
Он расшвыривал, как котят, тех, кто пытался к нему приблизиться. Их тела ударялись о стены часовни, и многие после этого уже не поднимались.
Расчистив проход и убедившись, что больше никто не решается преграждать ему дорогу, Глеб вновь занялся пленником.
Помог подняться с креста и накинул на него валявшуюся на полу монашескую рясу.
— Ты сможешь идти, брат?
— Они отобрали мой крест... Я не могу уйти без него!
— Эй, ты! — крикнул Танаев старосте, пытавшемуся укрыться за спинами не успевших пострадать от его рук жителей. — Поди сюда! Где крест?
— Не могу знать, ваша честь! Крест унесли крысиды. Они забрали его, я здесь ни при чем!
— Крысиды? — спросил Танаев, поддерживая пошатнувшегося монаха.
— Это те всадники, с которыми мы сражались у стен, — пояснил монах. — Наверно, он не врет. Если крест попал к крысидам, его уже не вернуть.
— Разберемся и с этим. А сейчас пошли отсюда, пока снова не появились эти крысиды.
— Они не появятся до следующего дня. Их нельзя вызвать чаще одного раза в сутки.
— Значит, их кто-то вызвал?
— Они и вызвали! — Монах кивнул на старосту, который старался стать как можно незаметнее. — Из своей черной часовни они могут открывать путь этой нечисти.
— Нельзя нам с ними сейчас разбираться. Твои друзья, те, что сражались вместе с тобой с крысидами, исчезли. Нас слишком мало здесь, и мы не сможем отойти за сутки достаточно далеко, чтобы крысиды не догнали нас, после того как эти мерзавцы снова откроют им дорогу. У нас на руках больная женщина, и двигаемся мы из-за нее очень медленно.
Наверно, Танаеву не стоило говорить все это в присутствии местных жителей, но он, слишком занятый освобожденным им монахом, не заметил, как радостно заблестели их глаза после его слов.
— Что с ней? Может быть, я сумею помочь? Мой орден много лет занимается врачеванием страждущих, — спросил монах, опиравшийся на его руку и с трудом переставлявший ноги.
— Твоя помощь будет очень кстати, но пока что она нужна тебе самому!
Их попытались остановить у самого выхода из часовни, и на этот раз Танаев не стал смягчать силу своих страшных, неуловимых для противника ударов. Лишь после того, как было сломано порядочно ребер и разбито голов, проход расчистился.
— Староста пойдет с нами! — приказал Танаев. — И если кто-нибудь из вас еще раз попытается мне помешать... Впрочем, вы видели, что стало с теми, кто попробовал это сделать!
Дрожащий староста, изрядно помятый в потасовке своими же соплеменниками, последовал за ними без возражений. Дверь все еще сотрясалась под ударами топоров находившихся снаружи охранников, которые все еще не могли взять в толк, что происходит внутри часовни.
Танаев отбросил засов, широко распахнул дверь и, продолжая придерживать одной рукой беспомощного монаха, отправил всех четверых мужиков в нокаут, прежде чем они успели воспользоваться своими топорами.
— Ты, однако, очень быстр, брат мой, не по-человечески быстр... — пробормотал монах, с подозрением оглядывая Танаева.
— Тебя это беспокоит?
— Все зависит от того, кто тебе дал такую силу.
— Вообще-то я сам ее создал, собственными мозгами! Глеб усмехнулся этой фразе, вспомнив о том, как по крупицам создавал свое искусственное тело. — Ну а потом надо мной потрудился сам князь Хорст, надеясь сделать из меня послушного посредника.
— А ты уверен, что ему это не удалось? Темные князья коварны... Иногда они забираются глубоко в сознание своих жертв, и те не сразу понимают, что с ними произошло...
— Я это знаю. У меня личные счеты с князьями.
— Ты слишком самоуверен, мой молодой брат. Никому еще не удавалось противостоять темным князьям.
— Посмотрим. Будущее покажет. Почему вы называете их «темными»? Сами они предпочитают другое название.
— «Радужные»? Это всего лишь ширма. Зло всегда старается спрятаться за пышными одеждами и красивыми словами.
— Ты много о них знаешь... — Теперь уже Танаев посмотрел на монаха с подозрением. Он держался слишком хорошо для человека, которого только что сняли с креста.
— Наш орден много лет ведет с ними неравную битву, и мы старались собрать о наших врагах как можно больше сведений. Иерархи нашего братства могут предвидеть будущее, не до конца, разумеется, — оно слишком изменчиво — и чем дальше в глубину времен, тем туманней и неопределенней становится картина. Но ближайшие события они могут предсказать с достаточной точностью. И они предсказали, что в десятую ночь луны, здесь, в этой деревне, появится человек с далекой звезды, которому суждено объединить и повести за собой всех, кто борется против зла.
Еще они предсказали, что если ему не помочь в день прихода, зло одержит над ним верх, и будущее может измениться. Именно поэтому мы вступили в неравный бой с ордой крысидов...
— И помощь понадобилась вам самим.
— Да, мы проиграли эту схватку, — с горечью согласился монах, — и даже утратили один из волшебных крестов, помогавших нам сдерживать темные силы. Не позволять им приближаться к нашим границам. Теперь эти границы будут ослаблены...
А самое печальное то, что все было напрасно. Если бы здесь был человек, ради которого мы ввязались в бой, он бы не остался в стороне от схватки, и значит, предсказатели ошиблись. Его здесь нет.
— Не горюй так сильно. Возможно, твоя миссия не была такой уж напрасной.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Жизнь полна сюрпризов и неожиданностей. Очень часто мы теряем одно и находим совсем другое, отличное от того, что искали, но оно, почему-то, оказывается намного лучше утраченного...
— Ты говоришь загадками, брат мой!
— Темна вода в облацех... — пробормотал Танаев, прекращая разговор. Природная подозрительность не позволила ему полностью доверять незнакомому человеку, несмотря на то что он сам только что был свидетелем участия монаха в сражении против слуг темных князей. Эмиссары Хорста способны на любую хитрость, они не остановятся перед гибелью нескольких десятков своих верных слуг ради того, чтобы втереться в доверие к главному врагу.
Глебу казалась слишком подозрительной та легкость, с которой монах справлялся с болью от своих ужасных ран, и поэтому, как только они достигли дома, в котором временно расположился Танаев со своими спутниками, он, достав аптечку, предложил монаху помощь, заранее ожидая отказа.
Но монах, словно догадавшись о его подозрениях, лишь усмехнулся и приподнял рясу, обнажив свои покрытые запекшейся кровью ноги. Кровь все еще продолжала сочиться, и Танаев, обработав раны универсальным антибиотиком и перевязав их полевым бинтом, полностью исключавшим проникновение инфекции, спросил:
— Как ты смог идти с такими ранами, на правой ноге у тебя повреждена даже кость...
— В нашем монастыре послушников учат не замечать боль. В конце концов боль рождается в нашей собственной голове, и существуют способы, позволяющие полностью блокировать ее центры.
А теперь, если ты закончил с врачеванием, позволь и мне им заняться. Я обещал осмотреть твою женщину.
— Хорошо. Но сначала я должен позаботиться о транспорте — нам следует уйти отсюда как можно скорее и обеспечить максимальную скорость, чтобы нас не настигли крысиды.
Танаев повернулся к старосте, застывшему перед входом и наблюдавшему за тем, как Годвин строгал полено для лубка виброножом с такой легкостью, словно оно было сделано из мягкой глины.
— Нам нужна лошадь!
— Но у нас в деревне нет лошадей!
— В таком случае тебе самому придется тащить сани с нашими ранеными, — решительно произнес Танаев.
— А я перед этим тебя побрею! — многообещающе намекнул Годвин. — С такой бородищей трудно передвигаться в лесу, — продолжил он.
— Здесь никто не держит домашнюю скотину! — в отчаянии проблеял староста, пятясь к двери.
— Однако, чтобы сразиться с монахами, из твоей деревни выскочил целый кавалерийский отряд. После боя у ограды осталось несколько животных, потерявших своих всадников, отправь людей для их поимки! — не терпящим возражений тоном приказал Танаев.
— Но это не лошади! Вы не сможете управлять этими зверями!
— А это уж не твоя забота!
Когда староста, по-прежнему пятясь задом, исчез за дверью, Танаева одолели сомнения.
— А на самом деле, сумеем ли мы справиться с этими тварями? Вам приходилось с ними сталкиваться? — обратился он к монаху. — Что они собой представляют?
— Похожи на помесь гиппопотама с антилопой. Удобны для боя из-за своей непробиваемой шкуры, но почти непригодны для транспортировки, поскольку чересчур медлительны.
— Что-то я этого не заметил во время их атаки!
— О, они способны на короткое время развивать очень большую скорость, но потом должны целый день отдыхать.
— Откуда они вообще берутся? И куда, в конце концов, подевались атаковавшие вас всадники?
— С тех пор, как здесь появились посредники темных князей, у нас происходит много странного. В этой деревне властвуют темные силы. У них здесь есть проход в недоступные нам миры. Туда они и уходят. Преследовать их мы не можем, нам в эти ворота хода нет.
— А вы не пытались их разрушить?
— В прошлом, когда орден был намного сильнее, мы захватили одну такую деревню, но ничего не нашли. Возможно, эти врата существуют лишь недолгое время, и исчезают, когда их хозяева этого пожелают. Определенно мы знаем о них лишь одно: дважды в один день врата не могут быть открыты.
— И на том спасибо! — проворчал Танаев, испытывавший сильную досаду оттого, что не успел принять участие в сражении.
Ему о многом нужно было расспросить монаха, но прежде всего следовало позаботиться о Лане.
Она не просыпалась слишком долго, и ее странный, похожий на обморок сон беспокоил Танаева, тем более что пульс и температура тела молодой женщины заметно снизились.
— Что с ней случилось? — спросил монах, как только они вошли в горницу. Он держался настороженно и старался не подходить слишком близко к постели больной, словно боялся заразы. Но вскоре Танаев, по тому, как монах старательно отводил взгляды в сторону, догадался, что причина в другом.
Танаев раздел Лану, чтобы одежда не стесняла ее и без того редкое дыхание, и нагота молодой женщины, которая легко угадывалась под тонкой простыней, видимо, смущала монаха.
— Она побывала на алтаре зомбитов.
— И осталась после этого жива?
— Мне удалось вырвать ее из их лап, прежде чем они закончили обряд, но, кажется, я все же опоздал...
— Уж не ты ли лишил остатков жизни их шамана?
— А ты откуда об этом знаешь, монах?
— Вся тайга говорит об этом. Значит, мы не ошиблись — ты и есть тот человек, которого разыскивает мой орден! Ты нам очень нужен! — радостно завопил монах, забыв о своей больной ноге, и едва не упав, неловко на нее наступив.
— Я еще не решил, нужен ли орден мне! — проворчал Танаев.
— В одиночку бороться с темными силами бесполезно. Мы должны объединить всех, кто противостоит злу, — это главная задача нашего ордена! Тебе следует присоединиться к нам! Ты обладаешь Великой силой, но иерархи моего ордена способны удвоить ее, подумай об этом!
— Хорошо, я подумаю. А теперь осмотри женщину.
— Устав запрещает мне взирать на женское тело!.. — смущенно пробормотал монах, вызвав в ответ ехидную усмешку Танаева.
— И что же мы теперь будем делать? Что для тебя важнее, исправить причиненный ей злом вред или соблюсти параграф своего устава?
— Ты мудр, чужеземец. Я представлю, что это тело мужчины. Но, прошу тебя, помоги мне, покажи только те места, которые действительно необходимо увидеть, чтобы я смог определить характер ее болезни!
— Прежде всего, это ее бедро, — произнес Танаев, решительным жестом сдергивая с Ланы простыню и не слишком заботясь о целомудрии монаха. — Видишь это красное пятно? Когда она лежала на алтаре зомбитов, они подходили к ней, один за другим, и всасывались в это место!
— Эти твари таким образом выпивают из своих жертв всю жизненную энергию, превращая их самих в зомбитов. Но ритуал не был закончен, и есть надежда, что ее молодой организм справится с этой бедой. Я постараюсь ей помочь.
— Это еще не все. Прошедшей ночью я видел какого-то желтого карлика, который укусил ее спящую. Вот здесь появилось красное пятнышко, которого раньше не было.
Было заметно, как сильно побледнел монах, услышав о желтом карлике.
— Это вестник смерти. Его ядовитое прикосновение всегда смертельно. Противоядия не существует. Вот почему я сразу почувствовал здесь присутствие смерти...
— Но она жива!
— Пока — да. Но я помочь ей не в силах. Помощь возможна только в нашем монастыре, однако никто не может сказать, выдержит ли она долгую дорогу. И еще одно — даже если женщина выживет — она, скорее всего, лишится собственной воли и станет похожей на здешних жителей. Ты по-прежнему собираешься вести ее за собой?
Танаев почувствовал, что это непростой вопрос. Брат Альтер, так звали монаха, словно испытывал его, с нетерпением ожидая ответа...
— Я не бросаю своих друзей. Что бы с ними ни произошло. — Таков был ответ Танаева. И когда монах услышал эти слова, в его глазах промелькнуло откровенное удовлетворение.
