50

В дверь постучали. Галлен открыл ее и впустил лакея с кувшином и начищенным медным тазом, в котором лежали свернутое полотенце и грубо отрезанный кусок весового мыла.

Пока слуга пристраивал на табурет таз, Галлен разделся до пояса.

– Готово, ваше благородие…

– Поливай, – сказал кавалер, склоняясь над тазом.

Слуга стал поливать, потом подал мыло.

– Что за женщина живет рядом? – спросил Галлен, намыливаясь душистым мылом.

– Супруга заезжего купца из Постокина.

– Постокин – это который под лордом Валленсом или королевский?

– Королевский город, ваше благородие.

– Давай на руки лей… Больше… Хватит… Остальное на спину.

Когда вода кончилась, слуга подал гостю полотенце, и тот, вытираясь, подошел к окну.

– Хорошее у вас заведение, чистое, и город прибранный. Впервые вижу, чтобы все гостиницы и постоялые дворы были в таком порядке.

– Да где же все, ваше благородие? Вы всех постоялых дворов не видали!

– А что же там, грязно?

Галлен подошел к слуге и отдал полотенце.

– Да не только грязно, ваше благородие, а еще и воруют!

– У постояльцев?

– Да у всех подряд! А в фаршете еще и зарежут!

– Да ну тебе врать, – отмахнулся Галлен, провоцируя слугу на откровенность.

– Не вру, ваше благородие, я вам одну только правду! У нас в фаршетах и воры, и жулики, и головорезы наемные, которые без работы.

– Что за головорезы?

– Ну дык солдатня, рейтары… И разденут, и кошелек заберут, куда там ворам…

– И много у вас фаршетов?

– Фаршетов-то?

Слуга начал загибать пальцы:

– В Рыбном тупике, на Привозной, в Поганом рву…

Он беззвучно пошевелил губами и показал пятерню:

– Пять, ваше благородие.

– Да, много, – согласился Галлен, доставая из кармана крейцер. – Держи, вот тебе за услугу.

– Спасибо, ваше благородие, – поклонился слуга и начал вытирать тряпкой пол.

– А торжище во сколько открывается?

– По праздникам в девять часов, а по будням в восемь.

– Ага, стало быть, уже открыто…

Когда слуга ушел, Галлен стал собираться. Он достал из сундука простую чистую рубаху и потертую куртку. Затем развернул войлочную шляпу с прожженными полями и выдернул мешок, в котором лежали простые растоптанные сапоги.

Штаны на нем и так были дорожные и в маскировке не нуждались.

Кавалер еще раз выглянул в окно – день ожидался теплый и куртка была лишней, однако под ней можно было спрятать кольчугу и ремень с кинжалом. А значит, придется попотеть – не в первый раз.

Еще один узкий кинжал удобно лег в кармашек за голенищем сапога. Его Галлен метал далеко и метко, поэтому всегда старался брать с собой.

Когда он заканчивал сборы, в дверь поскребся Бурт.

– Кто там? Ты, что ли, грязнуля?

Дверь открылась, и показался слуга, одетый в рубаху и портки из чистой мешковины. Из рукава торчала солома, на ногах были войлочные онучи.

– А где твое обмундирование?

– На крыше, ваше благородие… Сушится…

– Ну что же, очень хорошо. Вполне приличный вид, к тому же теперь ты совсем не пахнешь, – сказал кавалер, подходя ближе.

Бурт шмыгнул носом.

– Чего прикажете, ваше благородие?

– Прикажу сидеть на заднем дворе и ждать, пока просушится одежда.

– А питание?

– Жрать хочешь?

– Хочу. Булку-то у меня мул отнял. Собака. Я его сейчас самолично наблюдал, ячмень жрет в три морды и ухмыляется. Он же видал, как меня соломой драили и холодной водой поливали…

– Кто ухмыляется, дурак? Ты что, опять бредишь? Как может ухмыляться мул, ведь это животное? А ты с ним то ругаешься, то дерешься!

– Я его, мерзавца, очень хорошо понимаю, ваше благородие. Я на соломе в конюшне с малолетства воспитывался и лошадей с мулами перевидел больше, чем людей…

– Все, закончили разговор! – резко оборвал его Галлен. – Вот тебе крейцер на жратву.

– Крейцера мало, я ж хороший работник, мне на силу надо.

– На силу ты все пропьешь, поэтому вот тебе…

Галлен выхватил из сумки одну из припасенных магбургских булок и сунул Бурту.

– Вот булка в придачу к крейцеру. И не подходи к мулу, а то он у тебя и эту отберет…

– Не отберет, ваше благородие. Я ему сказал, что…

– Заткнись и пошел вон! Еще слово, и я тебя рассчитаю!

«Буммм!» – загудело над городом – часы на башне пробили девять часов.

Выпроводив Бурта, Галлен спустился по лестнице, поразив своей простецкой одеждой приказчика и двух носильщиков. Прожженная шляпа и растоптанные сапоги совсем не вязались с лицом и походкой гостя. Галлен об этом знал и, выйдя с гостиничного двора, пошел, слегка раскачиваясь и шаркая по мостовой, как ходят городские бездельники.

А при посещении фаршетов он собирался еще и кривить лицо, но пока этого не требовалось.