18
Капитан-полковник Форнлет стоял перед графом Виндорфом с красным от волнения лицом и, активно жестикулируя, докладывал о ночных событиях. Ему требовалось как можно ярче описать жесткое сопротивление ночных злодеев, поскольку только этим можно было объяснить, почему четыре десятка городских стражников и пятнадцать арбалетчиков графа не смогли поймать двух безоружных подростков.
– У нас есть раненые, ваше сиятельство! Люди с изуродованными лицами и другие – с простреленными латами!
– Они что же, стреляли в вас? – спросил граф.
– Так точно, ваше сиятельство! Несмотря на ранний возраст, они оказались весьма опытными разбойниками! Дрались, как вепри, стреляли из арбалетов, носились по городу, как угорелые, и везде находили содейство!
– Чье же содействие, капитан-полковник?
– Неизвестно чье, ваше сиятельство, но мы выясняем. Каким-то образом оба прознали про облавы и предприняли все преступные меры, чтобы избегнуть оных! Мы немедленно расследуем все обстоятельства и доложим вашему сиятельству.
Граф покосился на Картоза, но тот поспешно отвел глаза, не желая до времени высказывать суждение о докладе капитан-полковника.
Секретарь лорда давно уяснил, что можно высказывать какие угодно доводы, но лишь в отсутствие тех лиц, кого они касались. Благодаря этому он имел хорошие отношения со всеми офицерами графа Виндорфа, а также со слугами, об усердии которых также предпочитал высказываться в их отсутствие.
– Что намерены предпринять, капитан-полковник?
– Допрашиваем всех родственников злодеев, ваше сиятельство.
– И много их?
– Двое, ваше сиятельство. Матушка первого и матушка второго злодея.
– И что они говорят?
– Не говорят совсем, ваше сиятельство. Только плачут и очень беспокоятся о состоянии собственных чад.
– Ну, это понятно…
Граф подошел к окну и, глядя на улицу, стал наблюдать за прохожими и проезжими экипажами. В гостиницу он перебрался еще до рассвета, дольше стеснять торговцев было неловко, да и условия там были скверные – отхожее место располагалось снаружи и делить его приходилось с двумя дюжинами солдат. А в гостинице «Золотая синица» им удалось занять апартамент из трех комнат с горячим водоснабжением и двумя отхожими местами с фаянсовыми стульчаками – по самой последней моде. И если горячее водоснабжение графу было не нужно, ему хватало одной ванны в три-четыре дня, то к фаянсовым стульчакам он был весьма пристрастен.
Солдаты графа расположились бивуаком на площади напротив гостиницы, где мешали проезду телег и городских экипажей, но это его совсем не заботило.
– Что еще нового? Какие происшествия?
– Воры напали на коннозаводчика из Виспы. Перебили всех, кто был в хозяйстве, лошадей в загонах не тронули.
– Виспа у нас на востоке, значит, напасть могли те же самые воры?
– Так точно, ваше сиятельство!
– Идите, капитан-полковник, проводите свое расследование дальше. И отправьте по всем направлениям разъезды, чтобы держать под надзором все дороги на двадцать миль от Денвера.
– Будет исполнено, ваше сиятельство! – прокричал капитан-полковник, развернулся и, звеня шпорами, вышел в коридор.
– Что думаешь, Картоз, кто напал на габинчийских купцов? – спросил граф, продолжая смотреть в окно.
– Полагаю, это сделал Лефлер, ваше сиятельство. Из лагерей ушли пешими, это им не возбраняется, а лошадей, для скорости злодейства, взяли в Виспе. А коннозаводчика убили, чтоб не болтал.
– М-да, похоже, так все и было. – Граф вздохнул и, отойдя от окна, стал прохаживаться по просторной гостиной. – Жаль, что ночью никого не поймали, нам бы это зачлось в извинениях. А теперь что же, с Лефлером воевать? Положить на это тысячу солдат? Нет, подобное нам совсем ни к чему.
– Ни к чему, ваше сиятельство, дорого очень, – подтвердил Картоз.
– Значит… Дня три еще будем искать беглецов, за это время, если не поймаем, они уйдут за пределы наших владений, а потом станем вытеснять Лефлера. Уж коли наворовался, так пусть и уходит. Перестанем давать дрова и корм для лошадей. Если деньгами обзавелись, дерзить не решатся.
– Не решатся, ваша светлость.
– Но если я заполучу верного свидетеля этого безобразия на дороге, пошлю королю требование на арест Лефлера.
– И это правильно, ваше сиятельство…
Граф немного помолчал и вернулся к окну. Потом усмехнулся и покачал головой.
– Сколько бываю в городе, всегда испытываю странное чувство. С одной стороны, у меня, как у лорда данной земли, десять тысяч голосов в выборах бургомистра, а с другой – повесить его я не имею права. Ну разве не странно?
– На то и городские вольности, ваша светлость. Король получает половину городских налогов и за то дает городам свободы.
– Да понимаю я, все понимаю, но все равно как-то странно, что я на своей земле холопа повесить не могу, хотя бы он и оказался бургомистром.
В дверь постучали, и в отсутствие лакея в коридор выглянул секретарь.
– Чего тебе? – спросил он коридорного.
– Его сиятельство вино требовали, так я могу принести, но… Оно у нас скверное – кислое вино, его только купчины лакают, которые в этом не понимают.
– И что, его сиятельству теперь воду пить?
– Зачем же воду, ваша милость? Возьмите пиво ротбельское, оно на отборном хмелю и на овсе золотистом поджаренном тридцать дней в стеклянной колбе настаивалось, пузырьками пошло. Да еще холодное!
Картоз обернулся, ожидая реакции графа, который, разумеется, все слышал.
– Пусть подают пиво, – махнул рукой Виндорф. – И кур жареных. Куры-то у них не прокисли?
– Не прокисли, ваша светлость! В сухарях и золотистой корочке! – крикнул из коридора слуга.
– Пусть несут, и будет у нас деревенский обед.
Спустя несколько минут граф уже хрустел поджаренной курицей и потягивал белое пиво из высокого запотевшего бокала. Секретарь скромно сидел у окна на узкой лавке и тоже пил пиво из фаянсовой кружки.
– Плебейское пойло, плебейская еда, а до чего вкусно, – признался Виндорф. – Надеюсь, при дворе не дознаются, что лорд Ортзейский пьет пиво с куриными потрохами. Скандал будет.
– Не дознаются, ваше сиятельство, а если и дознаются, мы на все отповедь дадим.
