Глава 7

На Парке опять был праздник, и разноцветные драконы гонялись друг за другом на просторах вечерних небес, среди невиданных огненных цветов, то гаснущих, то вновь распускающихся. Здесь каждую неделю что-нибудь праздновали.

Бланка больше не плакала, но вспышки фейерверка отдавались болью в глазах. Это она виновата в том, что случилось утром. Да, Анджелу впустила в отель не она, однако если реконструировать все события и выстроить причинно-следственную цепочку без пробелов, в конечном счете наверняка окажется, что без нее все развернулось бы по-другому и Чеус остался бы жив.

Время от времени вспоминались рассуждения многочисленных психиатров и психотерапевтов, убеждавших ее в том, что подобные домыслы лишены реальных оснований, а истинная их причина – перенесенный в шестилетнем возрасте психотронный удар, из-за которого в ее сознании поселилась своего рода программа-вирус, никак не поддающаяся уничтожению.

Бланка вовсе не хотела обидеть недоверием тех, кто говорил ей эти разумные вещи, но… Если бы она предложила вместо пряток отправиться в ЗИП, или в зоопарк, или на морскую прогулку, все бы сложилось иначе.

И в Анджелу она так и не попала.

Чувство вины обрушилось на нее не сразу. В оранжерее все произошло очень быстро: Чеус убит, рядом стоит оцепеневшая, забрызганная кровью Марсия, вон за теми кадками прячется Римма Кирч, а на полу, почти под ногами, лежит пистолет гинтийца и фрагмент оторванной кисти в лужице крови.

Террористы обычно берут заложников. Надо убить Римму Кирч, пока она не взяла в заложники Марсию, и еще убить ее за маму с папой, за Вьянгас…

Бланка схватила оружие и начала стрелять. Это действие оттеснило и мысли, и эмоции на второй план: как будто находишься в тумане, и отчетливо видна только цель, в которую надо всадить пулю.

Пистолет был тяжелый, отдача едва не швыряла ее на пол, и она раз за разом мазала. После ей сказали, что по крайней мере одна из пуль Анджелу все-таки задела: цепочка кровавых пятен тянулась по коридору до двери, через которую та смылась в свои Комнаты.

Больше никто не пострадал. Морис оперативно спрятался, а Дигна все это время просидела в пустой кадке в оранжерее, накрывшись сверху половой тряпкой, ее оттуда вытащили набежавшие охранники.

Лейлы, Генри, Лианы и Хинара в момент нападения в отеле не было, но Лейле сразу сообщили, и когда та примчалась, на нее было страшно смотреть – она походила на разъяренную ведьму.

Начальник службы безопасности «Императрицы», которого смущенные представители администрации вытолкнули вперед, валил все на кухонных работников, не проверивших содержимое бака с рыбзавода.

– За охрану отеля отвечаете вы, а не повара! – прошипела Лейла.

Тот снова начал бормотать оправдания, все больше бледнея, и в конце концов с закатившимися глазами осел на пол. Его коллеги смотрели на Лейлу с опаской и жались к стенам.

Позже Бланка услышала, как один из мужчин в штатском – похоже, космополовец – вполголоса говорил другому:

– Уже двое потеряли сознание, когда с ней разговаривали – видел? Это ее коронный боевой прием! А ты не верил… Не подходи к ней близко, она в бешенстве.

Мысль о том, что Чеуса больше нет и ничего уже не поправишь, внедрялась в сознание постепенно, порциями. Загрузка – 20 %, загрузка – 50 %…

Прилетевшие по вызову врачи «скорой помощи» хотели уложить Марсию в «кокон» и уговаривали ее что-то отдать, девочка молча мотала головой, ни в какую не соглашаясь. Предмет, который пытались у нее забрать, она спрятала в пригоршне и обеими руками прижимала к груди, упрямо глядя на женщин в белых комбинезонах с красными крестами. В конце концов позвали на помощь Лейлу.

– Марсия, что у тебя там? Отдай это мне, – ласково попросила та, присев перед ней на корточки.

– Это же его, Чеуса… – тихо пробормотала девочка.

– Отдай, пожалуйста. Чеуса надо похоронить. Я присмотрю, чтобы все было в порядке.

Кивнув, Марсия что-то положила ей на ладонь. Бланка успела увидеть, что это: окровавленный обрывок ткани с металлической пуговицей.

– Ребенок получил психическую травму, – заметил вполголоса кто-то из врачей.

Тут Бланку в первый раз скрутило, и она выскочила в коридор, чтобы не разрыдаться при Марсии.

Прислонилась, уткнулась лицом в ладони, но ее оторвали от стены, отвели в белый зал, усадили в кресло и сделали инъекцию, после которой эмоции утратили остроту. Как будто плаваешь в озере в печальную дождливую погоду, и по воде идет рябь – вот это и есть ее чувства.

– Крутая девчонка! Чуть не замочила эту дрянь, а по виду не скажешь… Если бы не она, та захватила бы дочку офицера из наших.

– Вот молодец!

Бланка попыталась понять, о ком говорят незнакомые мужчины у нее за спиной, но от лекарства мысли тоже превратились в рябь на серой воде.

Потом услышала, как Лейла кому-то выговаривает:

– Вы спятили? Никаких роботов-уборщиков! Останки погибшего надо собрать со всем подобающим уважением, и уже после этого пустите туда своих роботов. – В ее голосе звенел лед. – Надеюсь, вы меня поняли с первого раза, повторять не нужно?

Вместо ответа послышался стук упавшего на пол тела.

– Уже третий, – отметили у Бланки за спиной. – Кречет, надо бы ей сказать, чтобы она не вырубала тут всех подряд.

– Вот сам и скажи, – флегматично отозвался невидимый Кречет. – Когда она в таком состоянии, лучше ее не трогать. Эти гостиничные сами хороши, им бы поскорее все замять.

Бланка не заметила, когда появился Генри. Вдруг обнаружила, что он сидит рядом и обнимает ее за плечи. С ним было хорошо, уютно. Как будто вокруг озера под дождем растут камыши и высокая трава, смягчая грустный серый пейзаж.

Подошла Лейла, успевшая переодеться, в черной водолазке и строгом черном костюме.

– Бланка, побудь, пожалуйста, с Марсией. Я не хочу брать ее с собой в крематорий. Урну с прахом Чеуса… да, Чеуса – думаю, это имя нравилось ему больше – мы отправим на Нез. Лиана и Марсия тоже улетают вечером, Хинар отвезет их и вернется. Я не хочу, чтобы у Анджелы был хотя бы мизерный шанс добраться до близких Поля. Посиди с ней, ладно?

– Да.

– Я с вами, не возражаете? – обратился к Лейле космополовец в форме. – Сейчас свяжусь, организуем почетный караул… Покойный не был нашим сотрудником, но заслуживает воинских почестей.

Та молча кивнула. Они ушли.

Марсия лежала в «коконе», рядом были медсестра и Хинар. Бланка уже знала, что шиайтианин неплохо разбирается в лекарствах и медицинской технике.

– Он был хороший… – слабым голосом сказала девочка. – Я знала, что раньше у него было много чего-то плохого, я видела, но он же передумал быть террористом, когда с моим папой познакомился. Он всегда помогал, если надо было что-то сделать или починить. Его не просили, он сам помогал. Он стал меня охранять, как только я родилась, и еще приемам учил. Я драться не люблю, но всякие приемы знаю и на турнике перекувырнуться могу. Чеус даже косичку мне заплетать научился, хотя раньше не умел.

Личико сморщилось, она расплакалась. Медсестра что-то переключила на пульте, и подвешенное внутри «кокона» ложе начало мягко покачиваться, как колыбель.

Когда Марсия уснула, Бланку тоже начало клонить в сон. Отключилась, потом обнаружила, что ее несут на руках, и деревянный потолок с сияющими светильниками-кристаллами уплывает назад. Нес ее Генри. Уложил на диван в белом зале, укрыл одеялом, сам устроился в кресле напротив. Скоро к ним присоединился космополовец с кобурой под мышкой.

«Они думают, Анджела может вернуться», – догадалась Бланка.

Морис и Дигна тоже были здесь. Она слышала голос Мориса, который объяснял кому-то, что Лейла замечательная, потрясающая девушка, могла бы стать топ-моделью и сниматься в рекламе, а что представители администрации отеля, поговорив с ней, падают в обморок, и пульс у них еле прощупывается – так это из-за стресса, а не из-за Лейлы.

Дигна подлетела и сообщила, что в оранжерее до сих пор отмывают кровь, и многие растения повреждены после стрельбы.

Действие лекарства уже начало сходить на нет, и Бланку опять захлестнуло чувство вины: это же она стреляла в оранжерее и попадала в растения, хотя надо было в Анджелу!

Ближе к вечеру поехали в космопорт, провожать Лиану, Марсию, повара-незийца и Дигну, которую Лейла решила отослать на Нез вместе с ними. Урну с прахом Чеуса уже доставили на яхту.

В сиреневом небе над космопортом вспыхивали и гасли сказочные цветы, резвились сверкающие драконы, мерцали золотые и розовые звезды, рассыпаясь на множество мелких звездочек. Что сегодня за праздник, не знал даже Морис, хоть он и местный.

– Может, заодно и Бланку на Нез отправим? – предложил Лейле Генри.

– Она мне здесь понадобится.

Генри слегка нахмурился, но больше ни о чем спрашивать не стал.

– Бланка потом ко мне в гости прилетит! – твердо заявила Марсия.

– Обязательно прилечу. Ты, главное, слушайся докторов, которые тебя лечат, поправляйся и вообще будь осторожна, хорошо?

– Хорошо. Не беспокойся, со мной ничего не случится, меня же Чеус охраняет.

Наступила тишина. Вдалеке восхищенно галдели пассажиры, наблюдающие за феерией в небесах.

– Марсия, ты должна понять, что Чеуса больше нет, – Дигна первая собралась с духом и нарушила молчание. – Он умер, ты же видела!

– Я знаю, только он все равно меня охраняет, – серьезно глядя на взрослых, возразила девочка и, вздохнув, добавила: – Правда, лучше бы он был живой…

Провожающие вернулись в машину, и тогда яхта стартовала, исчезла в сиреневой пустоте, проскочив сквозь хоровод огромных малиновых драконов, а Бланка все размышляла над словами Марсии. Или она это придумала, потому что не хочет смириться с потерей, или ее действительно сопровождает призрачный телохранитель, даже после смерти не оставивший свой пост, но, чтобы его увидеть, надо быть «сканером».

Потом нахлынуло привычное покаянное настроение: безусловно, во всем виновата она, Бланка! Об этом знают даже фейерверочные драконы и цветы, живущие в небесах не больше двух-трех минут.

– Мы сейчас куда? – поинтересовался Генри.

– На природу, – отозвалась Лейла, сидевшая в пилотском кресле. – Туда, где нет, к чертям, никаких дверей и зеркал.

Всего их в машине было четверо, считая Мориса.

– Хинар вернется через сутки. Может, даже раньше. Тогда сможем ночевать на орбите, Комнаты на такую высоту не забираются.

– Всего сутки, так быстро? – удивился Морис. – Они же на Нез полетели, это сколько парсеков…

– Через гиперпространство, – лаконично пояснила Лейла.

Стайка небольших островов в теплом море, в шельфовой зоне. После недолгих переговоров к зависшему аэрокару подлетел робот-лоцман, зачем-то снабженный парой трепещущих декоративных крылышек. Он привел их к островку с полукруглой колоннадой на вершине и белеющими среди зелени мраморными статуями в античном стиле.

В этом часовом поясе сумерки только начинали сгущаться. На фоне догорающего заката чернел берег – словно жирная неровная черта, проведенная фломастером. Вскоре появилась машина, доставившая продукты, термоплиты, спальные мешки, четыре гелевых матраса в герметичной упаковке.

– Это называется островная гостиница, – вспомнил Морис. – Я, когда учился, был здесь на практике, крылатых роботов налаживал.

У Бланки не было аппетита, но Лейла заставила ее выпить несколько глотков коньяка и съесть бутерброд.

Неужели она не понимает, насколько Бланка перед всеми виновата?

Морис во время трапезы то и дело поглядывал на небо, потом испуганно сообщил:

– Между прочим, над нами два «торнадо», висят и не улетают…

– Это из Космопола, моя охрана.

– Зачем тебе охрана, если ты сама крутая? – Он неуверенно усмехнулся.

– Разборки с применением оружия и грубой силы – не мой профиль, – Лейла тоже усмехнулась, ловко дотянувшись и отхватив ножом ровный ломтик от куска ветчины. На ней были джинсы и черная футболка, волосы собраны в хвостик – ни дать, ни взять старшеклассница на пикнике. – Могу, но не обязана. Так что если Анджела пришлет сюда каких-нибудь головорезов, пусть с ними беседуют мальчики из Космопола, буду признательна. А вломиться в Комнаты, подчинить их своей воле и вышвырнуть оттуда Анджелу – этого никто, кроме меня, не сделает. По крайней мере, никто из присутствующих сейчас на Парке. Вот что, вы, джентльмены, занимайтесь, чем хотите, а мы с Бланкой сегодня вечером будем общаться без вас. Бланка, пошли со мной.

Генри покладисто улыбнулся и налил себе еще коньяка.

Морис издал протестующий возглас. Лейла его проигнорировала, Бланка ответила виноватым взглядом: ну, что я могу поделать?

Они спустились по белой лесенке на неширокий песчаный пляж. Бланка заподозрила, что его специально разравнивали здешние роботы, до того он был гладкий, песчинка к песчинке, даже ступить боязно.

– Я должна отдать тебе вот это, по просьбе Марсии.

Лейла вытащила из кармана джинсов плоскую коробочку. Внутри, на красной бархатной подкладке, лежал перстень из темного металла, с большим рубином овальной огранки.

– Его носил Чеус, – испуганно произнесла Бланка.

– У тебя пальчики тоньше, но размер можно подогнать.

За что ей такой подарок, если она во всем виновата?

– Я не могу его взять…

– Ты не можешь его не взять. Если Марсия до сих пор находится в контакте с Чеусом – а, учитывая, что она «сканер», я не считаю, что это бред – значит, такова была его воля. За то, что ты для них сделала… Разве ты не понимаешь, что спасла Марсию? Если бы Анджела ее утащила, это сильно осложнило бы ситуацию. Пришлось бы звать на помощь тяжелую артиллерию – моего учителя, который живет в другой Вселенной, и все равно не факт, что девочку удалось бы спасти. Эта больная на голову недорезанная террористка считает Поля своим личным врагом, и с нее бы сталось убить его дочь! Ей даже не пришлось бы для этого ломать себя, она уже делала такие вещи. Если ты видела фильм Саймона Клисса об их шайке, ты должна знать, что детей с нестандартными способностями они убивали так же, как взрослых. Скорее всего, последним предсмертным чувством Чеуса был страх, что Марсия окажется в плену, но благодаря тебе этого не случилось. Считай, что у тебя появились новые друзья. Когда все закончится, мы полетим на Нез, и ты с ними познакомишься.

Сначала – вспышка радости. Вслед за этим – предощущение катастрофы: это слишком хорошо для нее, они же не знают, сколько ужасных вещей произошло из-за Бланки, не знают, что во всем виновата именно она, и получится, что она всех обманывает – как будто присваивает чужие заслуги или выдает себя за кого-то другого.

– Возьми все-таки перстень. И объясни мне, в чем дело.

Коробочку с перстнем Чеуса она взяла, а когда попыталась объяснить, Лейла процедила:

– Не понимаю, хоть убей!

Этого следовало ожидать. Когда Бланка говорила о таких вещах, понимали ее только психотерапевты, а Лейла к их числу не принадлежала.

– Давай будем считать, что этого разговора не было. – Она вздохнула полной грудью, глядя на теплое серо-синее субтропическое море под темнеющим сиреневым небом (земли уже не видно, словно она отодвинулась еще дальше за горизонт).

– Ага, конечно. Как не было, если он был? Тебе не кажется, что ты иногда рассуждаешь, как сумасшедшая? И не только рассуждаешь… Я не о сегодняшнем, о другом. Сегодня ты все сделала правильно, но твоего Рафа я долго не забуду! Не ухажер, а сокровище.

– Я и есть сумасшедшая, меня после Вьянгаса долго лечили, но вылечить не смогли. И я это прекрасно понимаю, только изменить тут ничего невозможно. У меня было много таких, как Раф. Я не могла им отказать, хотя мне ни разу ни с кем из них не было хорошо.

– Собрать бы их всех вместе да утопить! – мечтательно заметила Лейла. – Смотри, какое море красивое! А если серьезно, с этим пора покончить.

– С этим ничего не сделать. Как говорил один врач, это похоже на компьютерный вирус, который внедрился на все уровни сознания, постоянно самовоспроизводится, и его никак не стереть. Ты не сможешь это понять, потому что в твоей жизни не было Вьянгаса. Я тогда примерно час провела в аду.

– Всего-то час?.. – Лейла прищурилась.

– Этого достаточно, чтобы в сознании произошли необратимые изменения, – мягко пояснила Бланка.

– Да как ты смеешь говорить такие вещи мне?

– Извини… Пожалуйста, прости, я не хотела тебя обидеть!

– Прекрати. Я хочу рассказать тебе одну историю. Давно собиралась, а сейчас будет в самый раз, и времени хватит, вся ночь впереди. Только пойдем в машину. Эта история – с иллюстрацией, картинку лучше смотреть на большом экране.

Лейла направилась к белеющей в потемках лестнице. Бланке ничего не оставалось, кроме как пойти за ней.

Аэрокар стоял на выложенной шахматными плитами площадке недалеко от колоннады, венчающей остров. Лейла включила в салоне приглушенное освещение, налила коньяка себе и Бланке, с ногами забралась в кресло.

– Люблю рассказывать эту историю, но ее кому попало не расскажешь. Все мои друзья уже это слышали, некоторые даже принимали непосредственное участие… Подходящего слушателя найти трудно. Морису, например, такие вещи знать незачем, все равно не поймет, только испугается и не захочет поверить, что оно было на самом деле. Он хоть и бестолочь, но безобидный. Итак, для начала – иллюстрация.

На большом экране развернутого к ним монитора появилось изображение.

Черно-белая графика, фломастер или карандаш. Инвалидное кресло, оснащенное сервисными системами, в нем сидит хилое существо неопределенного пола. Вроде бы подросток. Голову поддерживает медицинский воротник-стойка с выемкой для подбородка. Тонкие, как стебельки, руки пристегнуты к манипулятором экзоскелета. Ноги укутаны пледом. Жидкие волосы, ввалившиеся щеки, болячки в уголках губ. Глаза с птичьими веками кажутся огромными. Взгляд упрямый, испытующий, даже дерзкий – из-за этого странное существо не производит впечатления совсем уж беспомощного. Рисунок выполнен мастерски, с множеством деталей, изображенных беглыми и в то же время изящными штрихами.

– Что ты об этом думаешь? – осведомилась Лейла, отпив коньяка из рюмки.

– Поразительный портрет. Видно, что работа настоящего художника.

– Кто бы сомневался… Рисовал мой друг, причем даже не с натуры – по памяти. Но меня интересует твое мнение не о художественных достоинствах, а о персонаже. Об этой девушке.

– Видно, что она тяжело больна и у нее сильный характер.

– Да, уж это он сумел передать… История будет о ней. Звали ее Дина Вански, и она провела в своем аду шестнадцать лет, в то время как ты в своем – всего-навсего час. В отличие от тебя, она не уступила тем, кто пытался ее сломать, и не стала такой, как они добивались, хотя какой обработке она подвергалась буквально с пеленок – тебе и не снилось… Нет, подожди! – Лейла протестующе вскинула ладонь. – Сначала выслушай до конца, впечатления потом. Итак, биография Дины Вански. Она родилась на Ниаре, в клинически религиозной семейке. Знаешь, верующие из тех, которые всюду лезут и дерутся с полицией, когда их не пускают на какую-нибудь выставку или в театр, а они туда рвутся с благой целью – устроить погром. Вот-вот, именно те самые. Не пойми превратно, я вовсе не нападаю на верующих как таковых. Чеус, например, был религиозен и каждый вечер молился своему гинтийскому богу, но он никому ничего не навязывал, это было его личное, сокровенное. Это я понимаю и уважаю. А община, к которой принадлежат Вански, по каждому поводу вылазит со своим мнением, посылает проповедников в подземку, в школы и в общественные туалеты, устраивает локальные беспорядки на улицах, приобретает и торжественно сжигает произведения искусства – к счастью, денег у них хватает только на копии, так что эти акции носят символический характер. В общем, норовят заявить о себе повсюду, как те тараканы, которых мы с тобой видели в берлоге у Анджелы. Их попов одолевают мессианские настроения, но большинство жителей Ниара от них отмахивается. Другое дело, если тебе повезло родиться в такой семье. Тут не отмахнешься.

Мать Дины полгода проработала по контракту на Асклобе. Есть такая препаршивая планетка в системе Близкого солнца, ближе всех к нему находится, пардон за тавтологию, как Меркурий в вашей Солнечной системе. Община благословила Хариессу Вански на это дело, дабы она раздавала там брошюры и проповедовала святое учение. Разумеется, она не преуспела, зато облучилась по полной программе. Одна из прелестей Асклоба – излучение непонятной природы, и некоторые места нельзя посещать без двадцатикилограммового защитного скафандра, а Хариесса об этом вроде как забыла.

Врачи сразу предупредили, чтоб никакой беременности, а то ребенок родится больной, с видоизмененной костной тканью, прецеденты уже были. Сказали, пройдешь курс лечения, через три-четыре года сдашь анализы, и тогда поглядим. Сучка эта, снова пардон, столько ждать не стала. Вырвалась из больницы и сразу предалась греху блуда – в конце концов, эти бандитствующие религиозные фанатики тоже люди, со всем набором человеческих потребностей.

Хотя, знаешь, я сейчас думаю, что это не было случайностью. Она хотела родить неизлечимо больного ребенка. Не исключено, что это был заранее разработанный план, и на Асклоб она отправилась специально для того, чтобы там облучиться. Как ни ужасно это звучит, их община, видимо, нуждалась в таком ребенке.

Еще не поздно было все поправить и сделать аборт, но эта святоша наотрез отказалась. Врачи уговаривали, она отвечала, что жизнь священна, и все в руце божьей. На каком-нибудь милитаристическом Тергароне ее бы прооперировали, не спрашивая, однако ниарские законы такого произвола не допускают, и девять месяцев спустя родилась Дина – создание с тонюсенькими ручками и ножками, размягченными костями и слабой, как папиросная бумага, кожей, из-под которой при нажатии сочилась сукровица.

Вначале ее возили по разным клиникам, пытались лечить. Вански не протестовали, им хотелось, чтобы несчастное существо выжило. Медицина расписалась в своем бессилии, девочку обеспечили за счет государства инвалидной техникой, экзоскелетом и роботом-санитаром, плюс бесплатные лекарства – это все, что можно было для нее сделать.

Родителям предлагали оставить ее в клинике с хорошим уходом, однако те не согласились и увезли ее в Восточную Хардону. У них там был кирпичный домишко с гаражом и часовней, за городом на берегу моря. Теперь-то одни руины остались. Только попробуют отстроить – оно через некоторое время развалится, снова попробуют – снова развалится… И стройматериалы закупали у разных компаний, и замеры всякие делали, и у сейсмологов консультировались, а почему такие дела творятся – никто не знает. Хм, спросили бы у меня, я бы сказала… Или нет, ничего бы я им не сказала, изобразила бы невинное удивление.

Задумчиво усмехнувшись, Лейла налила себе еще коньяка, потом продолжила:

– Хуже всего было то, что разум у Дины оказался в полном порядке – ясный, любопытный, склонный к авантюрам и свободомыслию. Родись она слабоумной, она бы вписалась в ту среду, к которой принадлежали Вански, и сыграла бы отведенную ей роль на «отлично». Ее заставляли молиться по нескольку часов в день и читать душеспасительную литературу, присутствовать на собраниях общины, слушать проповеди. Ей все это не нравилось, но приходилось терпеть – иначе родители не позволяли выходить в Сеть.

Кстати, к двенадцати-тринадцати годам она стала первоклассным хакером. Вански пытались контролировать ее виртуальные прогулки, но Дина со временем научилась обходить установленные ими барьеры и посещала такие сайты, что у них волосы встали бы дыбом! Однако Сеть – это всего лишь Сеть, сплошная иллюзия, а ей хотелось настоящей жизни.

Когда она чувствовала себя сносно, она гуляла по морскому побережью – в инвалидном кресле, в сопровождении робота-санитара. В окрестностях было полтора десятка домиков, хозяева наезжали изредка, чтобы искупаться и порыбачить. Кирпичные постройки под двускатными крышами, они и сейчас на месте – стоят и не рушатся, в отличие от недвижимости Вански. Еще небольшой курортный комплекс, он еле сводит концы с концами, но тоже до сих пор существует. По сравнению с остальными тамошними сооружениями Дине он казался настоящим замком: четыре этажа, балконы, застекленные галереи, на башенках вертятся флюгера.

Они все время вертелись, там всегда было ветрено, и заросли плавницы постоянно колыхались и шуршали. Плавница – это такая ветвистая серебристо-серая ниарская трава, растет на морских берегах недалеко от воды. Дина любила и море, и эти серебрящиеся заросли, ей всегда хотелось погулять подольше, но она должна была в установленный срок возвращаться домой и молиться богу своих родителей.

Ее собственные желания и вкусы ничего не значили. Ей без конца твердили, что молитвы убогих угодны господу, и очень хорошо, что она родилась убогой – мол, своими страданиями и слезами невинная девочка искупает грехи всех людей. Господь ее слышит, поэтому она должна молиться о том, чтобы грешное население Ниара опомнилось и обратилось в истинную веру. Невыносимей всего бывало на собраниях общины, липкий елейный шепот молитвословий опутывал ее, как паутина, а ей хотелось вырваться на свободу. И такой психологической обработке Дина подвергалась в течение шестнадцати лет. Не один час, как ты, а целых шестнадцать лет – день за днем, год за годом.

Бланка хлюпнула носом.

– Эй, не вздумай плакать! Я ведь только-только добралась до самого интересного… Ладно, забегая вперед, скажу, что эта история закончилась хорошо, и плакать не о чем. Знаешь сказку о Снежной Королеве? Помнишь, та обещала подарить Каю весь мир и новые коньки в придачу? Вот и девочка, о которой я рассказываю, получила подарок в этом роде.

Да, я забыла одну важную подробность: кроме захудалого курорта поблизости был еще поселок коммунистов-ленинцев. Тоже религиозная община. Если не слышала, они поклоняются мертвому богу Ленину и верят, что, когда он воскреснет, все станет общим и частной собственности больше не будет. Странноватое учение, но тоже древнее. Ну вот…

– Подожди, – перебила Бланка. – Где сейчас Дина Вански? Если она еще жива, можно ведь полететь на Ниар и добиться, чтобы она хотя бы жила в нормальных условиях. Ты знаешь, как ее найти? Надо что-нибудь для нее сделать…

– Можешь кое-что для нее сделать прямо сейчас.

– Да? – Бланка удивленно моргнула. – Что именно?

– Не перебивай ее. И не заливай слезами бархатную обивку в ее машине.

– То есть…

– Это была я. И я только что рассказала тебе о своем так называемом детстве. Отвратительнее всего было то, что мои родители считали себя кругом правыми. Будто бы они произвели на свет заступницу перед богом, ту самую девочку, чья слезинка смывает людские грехи… Короче, Омелас решили устроить! Не читала? Это из древней земной литературы. Я в то время массу всего перечитала – в Сети, разумеется, дома цензура на книги была та еще. Они заранее спланировали, что у них будет ребенок-жертва! Идея жертвенности – это у них было самое любимое после господа бога. Ненавижу эту идею.

– Чеус ведь тоже пожертвовал собой, – робко напомнила Бланка.

– Не сравнивай, тут совсем другое. Он умер за тех, кого любил больше собственной жизни – за Поля и Марсию, это был добровольный выбор сильного человека. А из меня пытались сделать жертву во имя давно протухшей идеи: невинная девочка-заступница, искупающая грехи целой планеты. Никто не спрашивал, хочу ли я быть той самой девочкой! Я не хотела, однако это их не интересовало. И ниарские власти тоже хороши… Меня надо было сразу после рождения усыпить, как замученного котенка, без оглядки на мнение родителей. Мне ведь, черт побери, было больно! Мне все время было больно. Что такое жизнь без боли, я узнала только потом, когда меня забрали из этого гадючника.

– Но тебя же все-таки вылечили!

– Нет. Меня невозможно было вылечить. Но если нет ни окон, ни дверей, остается одно – проломить стенку. Вот и здесь решение нашлось в этом роде… Только давай я расскажу все по порядку, не лишай меня удовольствия, ладно? Между прочим, дальше будет интересней. Остановилась я на поселке коммунистов. Полсотни хибар, построенных из чего попало, но добротных, лодки и рыболовные сети, коптильня, вдалеке от моря – огороды. Они живут натуральным хозяйством, потому что отвергают экономику мира частной собственности, но кое-какая техника у них есть, ее собирают из деталей, найденных на свалках.

Во время своих прогулок я довольно часто встречала одну девушку из их поселка, она бродила с корзиной, искала моллюсков на отмелях. Она была старше меня на несколько лет. Миловидная, стройная, ловкая, каштановые волосы коротко острижены. Одежду коммунисты тоже находили на свалке, но даже в обносках она выглядела привлекательно. Летом ходила босиком, у нее были красивые ноги – длинные, гладкие, загорелые, с мускулистыми икрами. Она мне очень нравилась. Мне так хотелось быть ею… Это даже не зависть, просто я готова была все отдать, чтобы стать этой девушкой, понимаешь? Хотя, мне и отдавать-то было нечего, кроме многофункционального инвалидного кресла и экзоскелета. Я не оправдываюсь, что сделано – то сделано, просто пытаюсь поточнее описать свое тогдашнее состояние. Угадаешь, как ее звали?

Бланка помотала головой.

– Лейла. Я слышала, как ее называют другие коммунисты.

– И ты взяла себе ее имя?

– Если бы только имя! – Лейла глотнула еще коньяка. – Именем дело не ограничилось, я забрала у нее все, что было… Мы с ней ни разу словом не перемолвились, я наблюдала за Лейлой, выдерживая дистанцию. Обычно мой вид действовал на людей угнетающе – я имею в виду приличных людей, а не тех набожных отморозков, с которыми общались мои родители. Разговаривая со мной, люди смущенно прятали глаза, испытывали неловкость, а чтобы кто-то, кроме врачей, подошел с улыбкой и сказал «привет!» – мне это казалось таким же невозможным, как встать и прогуляться босиком по мокрому песку на линии прибоя. Однако я ошибалась… Выпей, наконец, свой коньяк!

Послушно кивнув, Бланка проглотила жгучую жидкость, закашлялась, машинально взяла из коробки на черном лакированном столике шоколадную конфету.

– У меня там было любимое место – заросли плавницы высотой в человеческий рост. Как будто напротив моря, за полосой мокрого темного песка вперемешку с галькой, простирается еще одно море, только травяное. Листья у плавницы узкие и длинные, сверху серебристые, с изнанки темно-серые, и все это переливается, колышется на ветру. Однажды осенью, вскоре после своего шестнадцатого дня рождения, я застала там незнакомого молодого человека, он стоял и смотрел на мою плавницу. Вообще-то, сначала я не поняла, он это или она. Длинный плащ из дымчатой «зеркалки», фиолетовые волосы с отдельными высветленными прядями сколоты на затылке узорчатой золотой пряжкой. В первый момент мне больше всего понравилась эта пряжка. Мои родители не любили красивых вещей – по их мнению, красивое отвлекает людей от богоугодных помыслов.

Человек почувствовал мой взгляд, обернулся. Парень, но глаза накрашены. Я решила, что не уйду: место мое, и если его смущает мой вид, пусть сам убирается ко всем чертям.

Вдруг он подходит ко мне, улыбаясь, как ни в чем не бывало, и говорит:

«Привет! Очаровательное место, правда?»

Мы разговорились, перешли на «ты». Когда новый знакомый узнал, что мое заболевание неизлечимо, он выразил вежливое сочувствие, но видно было, что ему меня не жалко. И это, знаешь, было хорошо: мы общались так, словно он не замечал, что я инвалид – до сих пор такие непринужденные диалоги получались у меня только в Сети.

Долго болтали, до сумерек. Его поразило и заинтересовало, как можно жить, будучи существом вроде меня. Кончилось тем, что я много чего ему высказала – и о муторной общине моих родителей, и о гуманных врачах, которые не захотели меня убить без согласия этих праведных отморозков, и о гуманных властях, которые на мою просьбу о помощи ответили, что я прошу о бесчеловечном и незаконном. Тут, пожалуй, надо кое-что пояснить… Ты что-нибудь слышала о «двойном саркофаге»?

– Кажется, какая-то запрещенная машина, да? Не знаю, настоящая или придуманная…

– Еще какая настоящая! Лярнийская машина для обмена телами. Или для обмена душами – как ни скажи, результат один. В то время из-за этого «двойного саркофага» весь Ниар стоял на ушах. Как раз выяснилось, что Лиргисо, преступник с Лярна, таким образом занял место одного ниарского бизнесмена и выдавал себя за него целых четыре года. Потом его разоблачили, и вскоре после этого подмененного бизнесмена нашли мертвым, но был это сбежавший Лиргисо или его новая жертва, с которой он поменялся телами – никто не знал. Население предупреждали: кто обнаружит так называемый «двойной саркофаг» – сразу сообщать на горячую линию, вознаграждение гарантировано. Народные умельцы на этом денег заработали…

– Как?.. – удивилась Бланка, слегка оглушенная коньяком.

– Соорудят что-нибудь похожее на пресловутую установку и звонят в полицию: приезжайте, нашли! Хоть и ложная тревога, а если мошенничество не доказано, все равно полагается выплатить награду. Ну, и массовый психоз имел место, как же без него… Народ боялся стать жертвой преступника, обладающего настоящим «двойным саркофагом», одна я ничего не боялась – кто бы захотел со мной поменяться? Да я бы за это только «спасибо» сказала. Я тайком от родителей через Сеть послала письмо президенту Ниара, попросила, чтобы мне устроили пересадку сознания в тело какой-нибудь террористки или бандитки, совершившей тяжкие преступления. Ответ – вежливый отказ, несколько страниц сочувственных рассуждений, до сих пор вспоминать тошно.

Я все это выложила и сказала:

«Вас бы, моралистов, в мою шкуру, чтобы сами узнали, что такое памперсы для взрослых, и гнойные болячки во всех местах, и когда вместо ногтей пленочки, и ничего не можешь сделать самостоятельно! Помочь никто не хочет, потому что нехорошо и негуманно, а разрешить моей матери родить больного ребенка – это было хорошо! Гуманисты чертовы…»

Он засмеялся:

«За что же ты меня такими гадкими словами обзываешь, какой я тебе гуманист?»

«Ладно, – говорю, – не ты, извини».

Он ведь был ни при чем, и я это все-таки понимала, несмотря на свою тогдашнюю озлобленность.

Он продолжает:

«Я-то как раз мог бы тебе помочь… Если, конечно, захочешь принять мою помощь».

Я не поверила, что он говорит всерьез. Спрашиваю ехидно:

– Это как? Можно поконкретней?

Он усмехнулся и предложил встретиться завтра на этом же месте.

Опоздал на полчаса – наверное, нарочно, чтобы заставить меня помучиться: придет – не придет. Честно говоря, стервозности ему было не занимать. Он, вообще-то, был редкостным эгоцентриком, и несмотря на это решил мне помочь, вот что странно, хотя для него эта помощь была связана с определенным риском. Генри считает, все дело в том, что он разглядел во мне существо той же породы, что и он сам, попавшее в беду. Подобное тянется к подобному.

«Ты немного напоминаешь мою девушку, – сообщил он при следующей встрече. – Тебе не говорили, что ты похожа чертами лица на Мону Янг? У нее тоже лицо Моны Янг, сделала когда-то пластическую операцию. Вот, посмотри…»

И достает платиновый медальон, усыпанный мелкими черными алмазами, а внутри женский портрет – лицо точь-в-точь такое, как у тебя на брелке, и глаза те же самые.

«В первый момент я решил, что это она сидит в инвалидном кресле, хотя такого просто не может быть, – добавил он с грустной улыбкой. – Эта повальная мода на внешность топ-моделей – кошмарная вещь! Я то и дело встречаю кого-нибудь с ее лицом – на улице, в кафе, в лифте – и каждый раз вздрагиваю, это вездесущее наваждение смахивает на утонченную пытку».

Я поинтересовалась:

«А где сейчас твоя девушка?»

«Ее у меня отобрали, – он снова улыбнулся симпатичной обезоруживающей улыбкой, с такой щемящей печалью, что я сразу прониклась сочувствием. – Мы прожили вместе всего-то около трех месяцев, а потом появился ее гражданский муж – жуткий, надо сказать, тип, с ним лучше не связываться. Он забрал ее, а меня чуть не убили. Выволокли прямо с фуршета в бизнес-центре, не считаясь с приличиями и нормами цивилизованного общества. За компанию с этим типом, которого и человеком-то не назовешь, пришел его друг – наглый мальчишка, незадолго до этого я спас ему жизнь, о чем, кстати, не жалею, несмотря на все плачевные последствия. Он полез в драку, получил тяжелую травму и без медицинской помощи мог умереть, а я о нем позаботился, уложил в «кокон», вызвал врача. Подлец решил меня достойно отблагодарить и пришел с бластером, как на бандитскую разборку! И ведь чуть не пристрелил… А она стояла рядом и хоть бы слово сказала в мою защиту! Впрочем, она всегда была такая – некоронованная королева. Наше знакомство началось с экстремального турпохода по дикой местности, на ней была черная майка, потрепанные кожаные штаны и чужие ботинки совершенно непотребного вида – она говорила, что сняла их с трупа, и все равно ни одна из венценосных особ Гелиона или Рубикона никакого сравнения с ней не выдерживала. Казалось, она чуть-чуть обо мне сожалеет, но заступаться не стала – сама понимаешь, это было бы не по-королевски! К счастью, совершить смертную казнь они доверили, уж не знаю почему, самому культурному, чувствительному и неопытному из своей бандитской троицы. Мальчишка никогда в жизни не убивал. Двое других убивали не единожды и, видимо, давно забыли, как оно бывает в первый раз. Пока он, весь побелевший, собирался с духом, чтобы нажать на спуск, я воспользовался моментом и сбежал. Не сомневайся, я до него еще доберусь… В отличие от них, я не бандит, и ни один волосок с его головы не упадет, но нервотрепку я ему устрою не менее изысканную и сногсшибательную. Пусть справедливость – это иллюзия, иногда она должна торжествовать! У меня все время так: сначала дела идут превосходно, а потом какая-нибудь катастрофа, маленькая или большая, потом опять жизнь похожа на цветущий сад, потом опять катастрофа… Должно быть, это мой рок. Что ты об этом думаешь?»

Кстати, позже я услышала эту душераздирающую историю из другого источника и в немного другой трактовке, даже познакомилась со злодеями, которых он так красочно описал. Забегая вперед, скажу, что это были Стив, мой учитель, и Поль, отец Марсии, и основания для недовольства у них имелись, мягко говоря, достаточно веские.

А тогда я ответила:

«Думаю, если в твоей жизни столько всего происходит, ты должен быть счастлив. Я бы хотела поменяться с тобой местами, а ты бы со мной, наверное, поменяться не захотел».

Ему это понравилось.

«Какая прелесть, это куда лучше, чем банальные утешения! Ты права. Только меняться мы с тобой не будем, еще чего не хватало… Поменяешься с кем-нибудь другим. Если бы в твоем распоряжении оказался «двойной саркофаг» – меня убивает фантазия тех, кто придумал это название, – то какой бы ты хотела стать?»

И я рассказала о Лейле из общины коммунистов. Бланка, честное слово, я не знала, что тем самым выношу ей смертный приговор. Думала, что ни черта он на самом деле не сможет изменить, и у нас с ним просто игра такая… Он ведь до последнего момента вел себя так, что наши планы казались несерьезными, нереальными, и при желании можно было все обратить в шутку. Но если бы даже знала, не смогла бы я отказаться! Нельзя обрекать человеческого детеныша на такое существование, и если бы они это понимали, ничего бы не случилось.

Несколько дней спустя он сообщил:

«Двойной саркофаг» тебя ждет. Вообще-то, я люблю пугать, но, учитывая состояние твоего здоровья… Приготовься к телепортации».

Я только успела переспросить «что?», а он взялся за спинку кресла, и мы оказались в комнате с этим самым «двойным саркофагом». В одном из отделений лежала Лейла – неподвижно, как будто спала.

«Я ввел ей наркотик, – объяснил Лиргисо. – Не передумала?»

Я спросила, чисто из любопытства:

«А если передумала, что будешь делать?»

«Убью тебя, – он усмехнулся. – Помнится, ты говорила, что просила об эвтаназии… Так что выбирай между жизнью и смертью».

Я сказала, что хочу жить. Тогда он расстегнул крепления кресла, поднял меня и уложил в свободное отделение «саркофага», закрыл крышку. Очнулась я уже в «коконе». Сразу почувствовала – чего-то не хватает, что-то постоянное и привычное исчезло. Я больше не испытывала боли, понимаешь? Я впервые в жизни не испытывала боли! А Лейла Шемс из поселка коммунистов умерла в моем теле, не приходя в сознание. Ее в тот же день нашли мертвую в инвалидном кресле на берегу моря. Ты меня осуждаешь?

– Я не могу тебя осуждать. Плохо, что так бывает…

Бланка обнаружила, что сидит прямо и неподвижно, вытянувшись в струнку, и откинулась на бархатную спинку кресла. Ее собеседница разлила по рюмкам остатки коньяка.

– Я озлобилась, но не сдалась. Они так и не смогли сломить мою волю и навязать мне желательные для них умонастроения. Если бы я сдалась, черта с два он стал бы что-то для меня делать… Немного о дальнейшем. Пришлось многому учиться: владеть своим телом, двигаться, ходить, пользоваться предметами и так далее. Возился со мной Хинар – он, как и я, знал тайну Лиргисо, только мы двое и знали. Сама понимаешь, я влюбилась до потери сознания… А Лиргисо меня не любил. Так уж он был устроен, что мог любить по-настоящему только недоступное, то, что мерцает и ускользает, как лунные блики на воде, то, что никогда ему не достанется. Правда, ко мне он был по-своему привязан, отношения сложились такие, словно я его младшая кузина, о которой хочешь не хочешь надо заботиться.

Даже когда ему надоело этим заниматься, он и то не бросил меня на произвол судьбы, а пристроил в очень хорошие руки – отдал Тине Хэдис. Вот ее он любил до умопомешательства, и еще Поля, а они только и делали, что посылали его подальше. Видимо, за это и любил, – Лейла усмехнулась. – Девушка, о которой он рассказал мне в первый день – это была Тина. Он ухитрился переместить ее в тело Вероники Ло, которая была тогда еще не топ-моделью, а подзаборной паршивкой, нелегально прилетевшей на Нез с Кутакана. Веронику в теле Тины убить не успели, так что потом их к общей радости поменяли обратно. Его романтическая драма на тему несчастной любви на самом деле оказалась триллером криминального характера – вот что значит умелая расстановка акцентов!

Лиргисо пытался обучать меня разным необычным вещам вроде телекинеза, однако из этого поначалу ничего не вышло. Сам он обладал исключительной способностью к адаптации, легко усваивал новое и много всякого знал, но педагог из него был никакой. Думаю, он не смог бы научить другого даже складывать два плюс два! Хм, вообще-то, немного преувеличиваю… Кое-чему он меня все-таки научил, но это были скорее исключения из правила. У него была привычка излагать предмет иносказательно и цветисто, демонстрируя во всем блеске свое образное мышление, и если я чего-то не понимала – он сразу принимался изощряться в ядовитых насмешках, меня это буквально парализовывало, и мозги отказывали.

А потом случилась та неприятность… Он установил мне гипноблок по лярнийской методике, на случай, если бы я попробовала кому-нибудь рассказать правду о нем или о себе. Эта штука сработала из-за Саймона Клисса, который засадил мне «сыворотку правды» и задал контрольный вопрос – как меня зовут. Клисс решил, что мы выполняем чей-то заказ, и всего-навсего хотел выяснить, сколько нам заплатят. Переживал, что его обсчитают.

Лиргисо и Хинар все перепробовали, чтобы привести меня в чувство, но не преуспели. Как последнее радикальное средство – перемещение в другое тело. Новой жертвой стала Фелита Нирок, прелестная девочка из нелегалов, прилетевших на Нез с Яхины. Не помогло.

Если с обычным коматозником справится даже ребенок… я имею в виду, ребенок вроде Марсии, то гипнокома – это совсем другое дело. О том, как ставится такой гипноблок, Лиргисо вычитал в одном лярнийском источнике, достаточно старом, но там не было написано, как разбудить пострадавшего. Только, знаешь, я на него за это не в обиде. Он не обязан был страдать из-за того, что помог мне, а если бы я проболталась – ну, сама понимаешь… И кроме того, даже если бы я прожила здоровой всего месяц, всего день, всего несколько часов – оно все равно того стоило! Лиргисо так и не смог исправить сделанное, но потом меня вернул к жизни один заблудившийся бог.

Бланка удивленно уставилась на Лейлу.

– Ну, хорошо, не бог, а многомерник, для нашей Вселенной разница невелика. Лиргисо в конце концов обратился за помощью к Тине Хэдис. Страсти после похищения с применением «двойного саркофага» к тому времени улеглись, и она не стала его бить, спокойно выслушала. Он рассказал ей мою историю и добился своего: Тина спросила, где он меня прячет.

Стив попросту сжег этот гипноблок, и я смогла проснуться. Как раз в это время началась наша война против Конторы Игрек. Мы с Ивеной жили на яхте у Стива и Тины, и Стив нас всему учил. Он умеет учить, и терпение у него бесконечное, так что я очень скоро начала делать успехи. Я тогда, можно сказать, впала в детство… – Лейла снова усмехнулась. – У меня ведь не было детства, Омелас не в счет. А тут я иногда начинала воображать, что мы с Ивеной – сестры, а Тина и Стив – наши родители, будто бы у меня есть настоящая семья, такая, как мне хотелось. И в то же время я боялась, что они меня только терпят и могут выгнать. Напрасно боялась, но это я поняла позже.

Тина – боевой киборг, у нее не может быть детей, и нам с Ивеной достались ее неизрасходованные материнские чувства. Мы ведь были еще подростками, Ивене – четырнадцать, мне – семнадцать, только она была хорошей девочкой, а я, соответственно, плохой. Из-за одной моей глупой выходки в Облаке Тешорва Тина чуть не погибла, когда ей пришлось защищать нас с Ивеной от Маршала и его своры. После этого нас отправили от греха подальше на планету силарцев, чтобы мы сидели в безопасности и не мешали взрослым воевать с Конторой. Силарцы – это друзья Стива, негуманоиды, похожи на красный кустарник. Видела когда-нибудь?

– Видела, – кивнула Бланка. – На Земле, они там бывают.

– Лиргисо погиб на Сагатре, убив перед этим Маршала. Неизвестно, был это несчастный случай или самоубийство. Поль предупреждал, что он может погибнуть. Если тебя о чем-то предупреждает «сканер» – надо слушать и принимать к сведению, а он то ли переоценил свои силы, то ли сам захотел умереть – неизвестно. Факт, что случилось это вскоре после Вьянгаса. А я еще три года провела со Стивом и Тиной, потом, наконец, повзрослела… Но я помню о том, что Стив – мой учитель, и стараюсь не делать вещей, которые могли бы ему сильно не понравиться. Устроить пятиминутку острых ощущений кому-нибудь вроде Рафа – это мелочь, не в счет. По-моему, Рафу оно только на пользу пошло.

И еще одно, тоже важное… Вначале во мне было много озлобленности, я считала, что бог моих родителей, этот всемогущий садист, который нарочно заставляет людей страдать, реально существует, и я его ненавидела, хотела все делать ему назло. Точнее, я одновременно и верила в него, и не верила, и мысль о том, что он, возможно, есть на самом деле, меня по-страшному угнетала и бесила. Мне удалось освободиться от этого после одного разговора с Полем. Сперва мы с ним относились друг к другу настороженно и держали дистанцию – из-за того что я была заодно с Лиргисо, но потом постепенно подружились. Он понял, что со мной творится, и однажды сказал:

«Лейла, ты мучаешься из-за наваждения, которое того не стоит. Говорю тебе это как «сканер». Мир, который нельзя увидеть обычным человеческим зрением – тонкий, невидимый, потусторонний, сверхъестественный, называй его, как больше нравится, – так же бесконечен, многообразен и густонаселен, как наша материальная Вселенная. Там есть все что угодно. В том числе рай и ад, совпадающие с представлениями твоих родителей, тоже, наверное, где-то есть, раз они кому-то нужны – красиво жить не запретишь. Но с чего ты взяла, что нет никакой альтернативы и что моральный урод, которому тебя заставляли молиться, там самый главный начальник? Даже если это реальное потустороннее существо, а не чья-то злая выдумка, он всего лишь капля в океане, так что забей на него. Теми, кто поклоняется таким богам, управляют жажда власти и страх. Им кажется, что они будут в безопасности, только если всех вокруг заставят жить по своим правилам. Изнанка их веры – тошнотворный, изнуряющий страх перед множеством вещей, которые не вписываются в их мировоззрение. Плюс патологическое властолюбие. Бог и дьявол нужны им как орудия морального террора, чтобы запугать и поработить чужие умы. Молодец, что не капитулировала, но ты до сих пор находишься в их ловушке. Они же тебя обманули! Показали под микроскопом крохотный фрагментик бесконечности и убедили, что это и есть все сущее. Им очень хочется, чтобы все в это поверили, и ты попалась на примитивную мошенническую уловку».

После этого разговора я перестала злиться, пошла на поправку. Словно раньше я стояла, уткнувшись носом в пыльную, тусклую стенку, а Поль взял меня за руку и вывел на простор. Теперь я живу посреди бесконечности, и мне это нравится.

– Хорошо, что все хорошо закончилось, – пробормотала Бланка, опьяневшая от коньяка и ошеломленная историей, как будто прочитала целую книгу.

– Да ничего не закончилось, – засмеялась Лейла. – Я же говорю – посреди бесконечности…

Если внутреннее убранство Анджела еще могла «заказывать» и Комнаты худо-бедно слушались – скажем, потребовав кухню или школьный кабинет, она получала слепленные из кусочков ее воспоминаний помещения, более-менее похожие на кухню или школьный кабинет, – то заоконные пейзажи никакому контролю не поддавались.

Непонятно, откуда Комнаты их брали. Иногда среди них попадалось что-то знакомое, иногда – места, которых Анджела ни разу в жизни не видела, иногда они были перевернуты вверх тормашками или располагались перпендикулярно по отношению к той системе координат, в которой находились Комнаты.

Возможно, тут имелось что-то вроде «библиотеки заставок для монитора», и Комнаты помещали туда все, что сумели надергать из памяти Риммы-Анджелы, Сафины и прочих посетителей. А варьируются заставки по закону случайных чисел… Анджела остановилась на этой версии. Сколько она ни билась, до сих пор не разобралась, что надо сделать, чтобы произвольно поменять такую «заставку».

Можно «заказывать» помещения без окон, но от этого в последнее время с души воротит: как будто сидишь в заброшенной кладовке или в застрявшем лифте, который никогда не тронется с места.

Клаустрофобией она не страдала, однако в небольшой комнатушке с глухими стенами начинала чувствовать себя так, словно ее уже арестовали. От этого не спасало даже наличие пары дверей, которые в любой момент можно открыть – хоть мысленным приказом, хоть пинком, хоть общераспространенным способом.

Она сидела в комнате, копирующей обывательски-приятный интерьер из одной земной гостиницы, где Римма Кирч когда-то осуществила успешную ликвидацию. За правым окном громоздилась свалка аэрокаров: и почти новые машины, и битый хлам, и ржавеющие остовы – все вперемешку. За левым мокли под дождем блеклые из-за недостатка хлорофилла сагатрианские джунгли – это населенное странной живностью царство слякоти, по которому ей пришлось скитаться после смерти Маршала, она бы ни с чем не спутала!

Обе раны оказались поверхностными, медавтомат их кое-как залатал, выдав напоследок рекомендацию: сделать переливание крови. Ага, сейчас… Для этого надо идти в больницу, где ее, конечно же, сцапают, все медицинские учреждения Парка наверняка предупреждены и взяты под наблюдение.

Римма-Анджела решила обойтись альтернативной терапией и ожесточенно жевала толстую плитку гематогена. Ее одолевали противоречивые чувства, что было нехорошо, как и всякий неуставной разброд в мыслях.

С одной стороны, после происшествий во Дворце Игр и в оранжерее отеля корпорация «Иллюзориум» в шоке, в замешательстве, в панике – это уж как пить дать; от Анджелы и в дальнейшем ожидается полный беспредел, хотя она ничего подобного не планировала, в обоих случаях собиралась сделать свои дела потихоньку. Чреватая сложилась ситуация, теперь она в осаде. Надо или бежать с этой долбанутой планеты развлечений, или… договориться с «Иллюзориумом»? Почему бы и нет?

С другой стороны, Зойг наконец-то мертв. Конторские ребята, которых он поубивал из-за пленного «сканера», отомщены, и преданный Маршал отомщен. Поделом Зойгу. Он умер, как последняя пешка – от этой мысли сердце Риммы-Анджелы наполнялось злорадным удовлетворением. Мог бы стать ферзем, да еще каким, а вместо этого сам себя сделал пешкой, лишь бы отираться около Поля. За одно это Высшие Силы, которые поощряют сильнейших и давят слабаков, те Высшие Силы, которые наградили Анджелу Комнатами, неминуемо должны были его покарать.

Тогда получается, что она вроде как выполнила их поручение?.. Получается, так.

Значит, Анджела на правильном пути, и рано или поздно Высшие Силы примут ее в свои ряды, однако сейчас, в этот самый момент, она прячется в Комнатах от полиции и ломает голову в поисках выхода.

Договориться с «Иллюзориумом». У нее есть Комнаты – из этого может получиться отменный аттракцион для избранной публики, никакого сравнения с их унитазами и пещерами скелетов!

Посетителей будет намного больше, чем она могла себе позволить до сих пор, действуя нелегально и соблюдая жесточайшую конспирацию. Как знать, может быть, рано или поздно Высшие Силы приведут к ней в Комнаты нового Маршала… Наверняка приведут, и она сразу его узнает!

Анджела воспрянула духом: решено, договариваемся. Только сначала нужно найти прямую дорожку к большим боссам «Иллюзориума». Их уже проинформировали о Комнатах, так что не удивятся. И повышенной щепетильностью эти ребята не страдают: уж если взяли на работу в ЗИП Саймона Клисса – возьмут кого угодно, лишь бы оно сулило высокий рейтинг и недурную прибыль.

Надо составить для них развернутый проект, все обосновать… Римме-Анджеле подумалось, что эти виды за окнами – неспроста, они символизируют два возможных варианта ее будущего: или сразу на свалку, или новая жизнь после блуждания по непролазным заболоченным джунглям.

– Генри! Генри, ты меня слышишь?!

Нежное золотисто-голубое небо. Из-за кустарника выглядывает солнце, длинные тени тянутся по траве и по мраморной плитке, а там, где их нет, мириадами хрустальных капель сверкает роса.

Моря отсюда не видно, и все равно чувствуется, что оно где-то поблизости.

Похоже, пока еще прохладно… Впрочем, если ты лежишь в спальном мешке с подогревом, оценить температуру воздуха затруднительно.

Генри не хотелось выбираться из мешка. А Морис уже выбрался и даже успел из-за чего-то расстроиться. Губы у него дрожали, вид был до того бледный и пришибленный, что Генри просто не смог отмахнуться, закрыть глаза и спать дальше. Не зверь все-таки.

– Что случилось?

– Ты знаешь, с кем сейчас Лейла?!

– А… Что?!

Они пропустили нападение, с Лейлой что-то случилось?

– Знаешь, с кем она спит голая в обнимку у себя в машине?

Генри, рванувшийся из мешка, расслабился и снова рухнул на гелевый матрас. И надо было по такому поводу его будить!

Поглядел на небо, где в победоносном сиянии утреннего солнца висело два «торнадо», охраняющих островок.

– С космополовцем каким-нибудь?

– Нет! – Морис сделал попытку саркастически усмехнуться, но вместо этого чуть не заплакал. – Хуже!

– С двумя космополовцами?

Он помотал головой, потом сообщил угнетенным шепотом:

– С Бланкой! Представляешь? Я от Лейлы такого не ожидал!

– Я скорее от Бланки такого не ожидал. Думаю, это пойдет ей на пользу… Лейла иногда развлекается тем, что раскомплексовывает кого-нибудь сильно закомплексованного, у нее это хорошо получается.

– Делать-то что?! Я заглядывал в иллюминатор и увидел их, а войти не смог, они изнутри закрылись. Я дверцу дергал-дергал, стучал-стучал – не открывают, притворяются спящими!

– Гм… Предлагаешь высадить дверь, вломиться туда и пристыдить их? Не пойду, я воспитанный.

– Разве не понимаешь, у меня все рухнуло, – Морис, не церемонясь, уселся на край матраса. – Лейла оказалась не такая, какой я ее себе представлял!

Запакованный в спальник Генри видел его сбоку: взъерошенные светлые волосы, прищуренный глаз, горестная складка в углу рта.

– По-твоему, другой человек обязан быть таким, каким ты его себе представляешь? Лучше вовремя понять, что другой – это другой, и смириться с тем, что он такой, как есть… Не зависящий от потуг твоего воображения.

«Еще и философствую с утра пораньше, – подумал Генри, жмурясь от слепящего блеска росы. – Еще и мораль ему читаю на голодный желудок… А толку-то? Все равно будет любить придуманных девушек и обижаться на настоящих, которые на них не похожи».

Через час их позвали завтракать. Морис отворачивался от Лейлы и пытался корчить мрачные гримасы, та улыбалась, поглядывая на него с хорошо поставленным недоумением.

Добрая она сегодня. Даже подозрительно добрая… Наверняка ведь слышала, как он рвался в машину, могла бы и рассердиться.

Генри больше интересовала Бланка. Она выглядела задумчивой, но не грустной, движения медлительные и плавные, прозрачные серые глаза мягко мерцают. Вот такой она и должна быть. Точнее, такая она и есть на самом деле.

Тихий хрустальный звон – эйянкр, лярнийский музыкальный инструмент, похожий на арфу. С кем-то переговорив, Лейла сообщила:

– Они осетра нашли, молодцы какие! И, главное, не забыли мне доложить…

– Осетр – это кто, оперативник какой-нибудь? – спросила Бланка.

– Осетр – это рыба с рыбзавода, еще одна жертва Анджелы. Предназначался для кухни «Императрицы», а теперь его уже никуда.

Новый хрустальный перелив.

– Хинар вернулся. Он заберет нас прямо отсюда.

На яхте Лейла увела Генри в каюту с ветвящимся по стенам и потолку растительным орнаментом.

– Не обиделся, что я тебя опередила?

– Обижаться – это больше по части Мориса.

– Ну, с Морисом я разберусь… Сейчас вытащу его на прогулку, и он мне все простит. А ты, пока мы гуляем, будешь развлекать Бланку. Не бойся, она не против. У нее были блокировки на чувственное удовольствие, мне удалось их снять – можешь сказать «спасибо».

Вместо «спасибо» Генри привлек ее к себе, нежно поцеловал в губы – обычный для них ритуал, но в глубине его души уже зародилось беспокойство, пока еще зыбкое, беспредметное.

– Потом пришел Морис и устроил кошачий концерт около машины. Хотелось выскочить и убить, – усмехнувшись, Лейла отстранилась.

В сапфирово-синих глазах мелькнуло выражение, означающее, должно быть, что его беспокойство замечено. Они знали друг друга давно, и порой слов им не требовалось.

– Вы собирались идти в Комнаты вдвоем с Чеусом… А теперь что будешь делать?

– То же самое, – она улыбнулась одними уголками губ, не отводя взгляда. – Предполагалось, что захват Комнат – моя задача, а Зойг пойдет со мной, как источник энергии. Что ж, придется взять кого-нибудь другого.

– Я в твоем распоряжении.

– Ты для этого не подходишь. Сам ведь знаешь, мы же вместе читали, помнишь?

– Тогда кто?

– Морис и Бланка.

– Морис… Да, пожалуй, он годится. А Бланка почему?

– Она тоже годится. Она отдаст все, что ни попросишь.

Генри эта идея не понравилась.

– Других вариантов у тебя нет?

– Посмотрим… Нужны добровольцы, у которых не придется забирать энергию силой. Чеус согласился, он был идеальным вариантом, но раз его больше нет… Одного Мориса не хватит, у него силенки не те. Зато он в меня влюблен, поэтому донор из него получится идеальный. А Бланка будет запасным источником, обещаю тебе, она вступит в игру только после того, как силы Мориса будут израсходованы. Возможно, до этого вообще не дойдет.

– Кто-нибудь из Космопола?..

– Боюсь, у любого из них сработает инстинкт самосохранения. Ты же в курсе, в Комнатах будет не до того, чтобы ломать сопротивление донора, хоть сознательное, хоть бессознательное, мне там и Анджелы по горло хватит. Но это мысль, попробую найти среди космополовцев подходящего человека… Прости, мне пора!

По лицу Лейлы скользнула легкая извиняющаяся улыбка, и сама она выскользнула из каюты.

Морис шагал по улице рядом с самой потрясающей на свете девушкой.

Пусть Лейла оказалась не такая замечательная, как он думал раньше – после того, что он увидел утром через иллюминатор машины с золотистыми орхидеями на дверцах, он больше не мог считать ее замечательной! – все равно она потрясающая, и вот они идут вместе по Оливковому бульвару в центре Чизанги, и все на них смотрят.

Лейла надела топик из серебряной чешуи, такую же мини-юбку и белые босоножки на шпильках – все как у Вероники Ло на одном из постеров, который висит у него дома. Специально ради этой прогулки, потому что он так попросил. Может быть, ее даже принимают издали за Веронику Ло… И такая девушка гуляет не с каким-нибудь крутым качком, а с Морисом, не со знаменитым артистом или спортсменом, а с Морисом, не с полубогом из Совета Директоров «Иллюзориума», а с Морисом!

Сколько они так бродили по улицам – он за временем не следил. Часа два или три. Главное, что все смотрели и завидовали: во-первых, потому что у него есть Лейла, а во-вторых, понятно же, что кому попало такая девушка не достанется – значит, он не так прост, как можно, глядя на него, подумать, и обладает скрытыми достоинствами.

Завернули в кафе, взяли дорогое мороженое и фруктовые коктейли с алкоголем. Там он, честно говоря, немного перенервничал, потому что за соседним столиком пили пиво четверо опасных парней, которые начали всякие сальные шуточки в адрес Лейлы отпускать, а потом один из них сказал, что сейчас познакомится, встал со своего места и плюхнулся на стул напротив.

– Я полицию вызову! – шепнул Морис и полез за передатчиком.

– Зачем? – безмятежно улыбнулась Лейла. – Уж лучше сразу «Скорую»… Взгляни на него, он же еле живой!

И правда, наглая ухмылка сползла с лица парня, да и сам он, закатив глаза и заваливаясь на бок, потихоньку сползал со стула на пол.

Другой решил, что его приятеля парализовали – напрасно решил, ни у Лейлы, ни у Мориса ничего в руках не было. Вскочил, тоже шагнул к их столику, но уже второй шаг дался ему с трудом, на третьем он пошатнулся, а на четвертом и вовсе ноги подломились.

Двое оставшихся присмирели и с подозрением уставились на свои кружки с недопитым пивом. Потом один из них выругался и невнятно, хотя и с пафосом, выкрикнул на все кафе, что потребует экспертизы качества продукта.

Что с ним случилось дальше, Морис толком не понял: словно какая-то невидимая сила вышибла из-под него стул, и он тоже оказался на полу, да еще и физиономию в кровь разбил.

– С чего ты взял, что они опасны? – подмигнув, осведомилась Лейла. – Они же, бедные, на ногах не держатся, а этот даже на стуле не усидел. О, смотри, что сейчас будет!

Она кивнула на последнего из компании, который поглядел на пострадавших товарищей, в замешательстве помотал головой, вытащил из кармана телефон. Попытался кого-то вызвать. Выругался, постучал телефоном об стол. Встал, направился к терминалу возле стойки, и тут на нем загорелись штаны. Взвыв от боли и неожиданности, парень бросился наружу, попутно чуть не вынес стеклянную дверь и выскочил на улицу, сверкая обожженной голой задницей.

Бармен наблюдал за развитием событий из-за стойки, не вмешиваясь и ничего не предпринимая. Видимо, эту компанию здесь недолюбливали.

Лейла рассмеялась, откинувшись на спинку стула.

– Это ты что-то сделала? – шепотом спросил Морис.

– А кто же еще? – Она снова взялась за свое мороженое. – Пойдешь со мной в Комнаты?

– Зачем? – он посмотрел на нее испуганно.

– Чтобы выставить оттуда Анджелу. Пока она владеет Комнатами, она может добраться до тебя в любой момент, так что эта драка – в твоих интересах. Что я умею делать, ты только что видел, – она небрежным кивком указала на нарушителей спокойствия, беспомощно возившихся на полу. – Это небольшая часть того, что я могу. На нейтральной территории я сильнее Анджелы, но она будет черпать силу из Комнат, а мне для победы понадобится сила твоей любви. Ты мне поможешь?

Разве откажешь такой потрясающей девушке, если она так серьезно, с такой надеждой смотрит на тебя влажными темно-синими глазами?

– А ты выйдешь за меня замуж?

– Нет. Но все остальное получишь… как только поправишься. Возможно, после нашего рейда тебе понадобится медицинская помощь. Ничего страшного, просто полежишь несколько дней в «коконе» на интенсивной терапии, чтобы восстановить силы. Я буду тебя навещать. Пойдешь со мной?

– Пойду, – вздохнул Морис.

В эти последние дни в жизни Бланки все перемешалось, как во сне, где одно сменяется другим без всякой видимой логики, постоянно оказываешься не там, куда направляешься, соседствуют друг с другом несовместимые вещи, и непонятно, хорошо оно или плохо.

На столе перед ней стоял обед из трех блюд. Лейла сказала, что она должна все это съесть, чтобы не свалилась от истощения, когда они пойдут в Комнаты.

– А где Генри?

– У себя в каюте. Сидит взаперти. Ты не сможешь увидеться с ним до завершения операции.

– Почему?

Бланка, только-только начавшая есть суп на курином бульоне, замерла с ложкой в руке и удивленно вскинула глаза.

– Генри не хочет, чтобы ты шла со мной в Комнаты. Он за тебя боится. Он ведь уже пытался тебя отговорить?

– Ну… Просто просил подумать. И предупредил, что это опасно. Я все равно не передумала.

– Возможно, Генри попробовал бы нам помешать, а насилия мне не хочется, он мой старый друг. Поэтому я просто повернула ключ в замке… Наверное, он уже понял, что его заперли. Не беспокойся, все, что нужно, там есть. Мне еще Лиргисо в свое время объяснял, что на космической яхте, кроме прочих удобств, обязательно должна быть благоустроенная тюремная камера – мало ли, кого и зачем тебе понадобится запереть. Ешь, наконец!

Испуганно кивнув, Бланка начала торопливо есть суп. Вкусный.

– Может, его все-таки лучше выпустить?

– Нет. Ты мне позарез понадобишься в Комнатах, а у него имеются веские возражения. Но имей в виду, он волнуется и переживает. Если ты погибнешь, он будет очень несчастен, и это будет не дешевый спектакль, как у Рафа и тому подобной дряни, а по-настоящему. Генри в тебя влюблен. Я думаю, это началось еще на «Амстердаме», там ведь было много разных девушек, но он ухаживал за тобой. А теперь, после того как вы наконец-то переспали, его чувство набрало полную силу… И ты отвечаешь ему взаимностью, правда?

Бланка снова кивнула, глядя в тарелку. Да, она любит Генри, но пока еще не поняла, надо ли из-за этого чувствовать себя виноватой.

– У тебя сложная ситуация, – задумчиво добавила Лейла. – Смотри, если ты со мной не пойдешь – а я никого не буду заставлять, мне нужны доноры, готовые отдать свою жизненную силу добровольно, – если не пойдешь, я могу проиграть этот бой, и тогда Анджела продолжит убивать людей на Парке. Если пойдешь и погибнешь, для Генри это будет серьезный удар. Он вовсе не такой уравновешенный, каким кажется со стороны. В школьные годы у него была попытка самоубийства, он мне рассказывал.

– Что мне тогда делать?

– Совместить то и другое. Я же не говорю, что это невозможно. Ты должна пойти со мной в Комнаты и обеспечить меня дополнительной энергией для драки – и в то же время не забывать о Генри, который будет тебя ждать, не свалиться замертво. Все понятно?

Бланка в третий раз кивнула. Она постарается.

Секретарь-референт Александра Райбаса, важной шишки из Совета Директоров корпорации «Иллюзориум», лет двадцать семь – двадцать восемь. Гладкое продолговатое лицо с живой мимикой, холеные руки. Короткая стильная стрижка, одна прядь оставлена длинной и заплетена в косичку.

Отъявленный слабак, сразу видно. Ему никак не удавалось скрыть свой страх перед «маньячкой из Новогодней Службы», так и трясся, и глаза перепуганные.

Анджела от всей души его презирала, но ей надо было поскорее выйти на кого-нибудь из верхушки «Иллюзориума» (читай – на истинное правительство Земли-Парк), заинтересовать их своим проектом, чтобы отозвали ищеек и согласились взглянуть на проблему с другой точки зрения. Она же им дело предлагает, верный бизнес.

Звали парня Эдвард. Поймать его удалось в одном из холлов здания региональной администрации, где она побывала два с половиной года тому назад на чествовании лучших работников Новогодней Службы (ради этого мероприятия ей тогда пришлось принять ванну и вырядиться во все новенькое, брр, до сих пор вспоминать неприятно).

Она излагала Эдварду преимущества Комнат перед обычными аттракционами, а он сидел в драном кожаном кресле и посматривал с ужасом то на окно (там разлилось озеро под пугающе низким грозовым небом, из воды торчали верхушки кустарника, плавали доски и льдины), то на собеседницу. Никак не мог взять себя в руки, чего и ожидать от слабака с такой пижонской косичкой!

Стоило чем-нибудь прикрыть это окно, так себе вид, однако жалюзи были безнадежно поломаны и топорщились распластанным металлическим веером. С обстановкой Комнаты в этот раз подкачали, им по барабану, что у хозяйки важная деловая встреча. Темный потолок, грязноватые стены в потеках. Мебель, правда, кожаная, солидного дизайна – в соответствии с пожеланиями Анджелы, но обивка рваная, словно над ней поработала целая команда кошек, хоть сейчас на свалку.

– Я поговорю об этом с господином Райбасом, – промямлил Эдвард, когда она замолчала. – Предложение любопытное, думаю, он заинтересуется…

«Надеюсь, твой босс окажется не таким хлюпиком, как ты».

Широкая радостная улыбка – одно из главных украшений деловой женщины. Изобразила, не придерешься, в то время как хотелось брезгливо ухмыльнуться и заставить его раз десять отжаться от пола, то-то бы помучился!

Черт, у нее же двух зубов не хватает… Ну и ладно. Главное – не улыбка, а проект. Если она сумеет договориться со здешними ферзями, сама очень скоро станет ферзем, вполне официально. И года не пройдет.

– Идемте, я вас выпущу, – бросила она с оттенком пренебрежения (не смогла удержаться).

С благодарной заискивающей улыбкой – его отпускают живым! – Эдвард нетвердо поднялся и шагнул к двери. Анджела тоже шагнула к двери, которая эффектно распахнулась, подчиняясь мысленной команде – хотя бы здесь Комнаты не подвели.

За порогом – выложенный цветным камнем холл с кожаными диванчиками вдоль стен (эти-то диванчики, настоящие, без изъянов, впору локти кусать), отсюда она забрала Эдварда около сорока минут назад.

– До свидания… – он спохватился. – Да, простите, а как мы сможем с вами связаться?

– Я сама…

Вот тут он и напал. Специально ведь дожидался, гаденыш расчетливый, когда она дверь откроет – сообразил, что иначе может застрять в Комнатах навсегда!

Римма-Анджела не ожидала атаки и поначалу сплоховала. Подсечка, она покатилась по полу, а Эдвард выхватил из кармана парализатор. Его страх оказался притворством. Бояться-то он боялся, но не до такой степени, как изображал.

Ушла от выстрела, он промазал. Вскочив, она тут же прыгнула на него и выбила оружие. Эдвард попытался заломить ее руку с ножом и в этот момент пропустил удар левой в подбородок. Надо быть идиотом, чтобы вот так наброситься на ликвидатора из Конторы Игрек! Он же наверняка знал, кто она такая.

Денег надеялся заработать – сто тысяч за поимку особо опасной преступницы? Или хотел продемонстрировать Совету Директоров свою крутизну? Или, может, мстил за кого-то из тех, чьи останки подняли со дна озера-могильника?

Теперь уже не спросишь – горло перерезано, и в ответ ничего не услышишь, кроме хрипа и бульканья. Потом и эти звуки прекратились.

Со злости Римма-Анджела пнула затихшего Эдварда. Все испоганил!

Отступила в Комнаты, захлопнула дверь. Ликвидация произошла в холле, и нет смысла тащить труп с собой, концов не спрячешь. Лужа крови на мозаичном полу, «непогашенные» записи видеокамер – «наделала мимо унитаза», как говорили в Организации.

С угрюмой ухмылкой Анджела наблюдала через зеркало, как суетится в холле примчавшаяся охрана. Открыли дверь, возле которой разыгралась драма, обнаружили там всего-навсего запасную лестницу; разбившись на две группы, ломанулись вверх и вниз – ловить убийцу.

Грамотно ребята действуют. Они же пешки, никто не предупреждал их о Комнатах.

Эдвард – самоуверенный сопляк, герой доморощенный, чертова слякоть! И себе, и ей нагадил! Теперь все подумают, что «маньячка из Новогодней Службы» открыла сезон охоты на высший руководящий состав «Иллюзориума».

Сама тоже хороша. Проштрафилась. Симулируя испуг, он заметно переигрывал, могла бы догадаться… Но ведь она именно этого и ожидала от слабака с холеными руками и упаднической прической, ей казалось, так и должно быть!

Слабаков тоже нельзя недооценивать. Будем считать, что она этот урок усвоила. Только что же ей теперь делать, как преодолеть всеобщее предубеждение и заинтересовать этих мерзавцев своим проектом?

Когда-то в ранней юности Генри писал стихи. Плохие были стихи, он предпочитал не вспоминать о них, но отдельные фрагменты до сих пор ему нравились. Эти две строчки, например.

Вот они сейчас и вертелись у него в голове – наверное, потому, что «волосы тьмы» из его стихотворения похожи на растительный орнамент, оплетающий стены и потолок в запертой каюте.

Лейла убеждена, что все, что она ни делает – к лучшему. Это у нее неистребимое.

Ни Бланка, ни Морис не имеют представления о том, насколько опасен рейд в Комнаты. Вряд ли они даже вдвоем будут равноценной заменой Чеусу, и если Римма-Анджела окажется сильнее Лейлы…

Генри не хотел, чтобы Комнаты сожрали Бланку. Он бы ее туда не пустил, увез бы куда-нибудь и спрятал, но Лейла и здесь его опередила, предугадала, как он поступит, и все, что он мог теперь сделать, – это мысленно пожелать всем троим удачи.

В прошлый раз, когда они спасались от Анджелы, Морис и не разглядел толком это место – перед глазами все прыгало, зрение фокусировалось только на том, что имело значение для бегства. А теперь он стоял на утрамбованном снегу в обществе закованных в броню космополовцев, сам тоже в бронекостюме, и никуда не спешил. Было время рассмотреть пейзаж как следует.

Утонувшая в сугробах бревенчатая избушка с облезлой вывеской над дверью. Хвойные перелески темнеют в морозной дымке. Вдалеке – молочная гладь озера с подслеповатым оком полыньи, подернутым белесой поволокой, с краю обосновалась мобильная криминалистическая лаборатория: там до сих пор идут поиски. Еще дальше, на границе яви и морозных северных снов, вздымается Моржовый хребет.

Лейла и Бланка стояли рядом с Морисом, в бронекостюмах они выглядели почти незнакомыми, словно крутые девчонки из какого-нибудь телесериала с приключениями. Напрасно Лейла не снимается в кино, ее бы взяли… Она улыбалась и перебрасывалась непонятными насмешливыми репликами с космополовцами, которые вокруг нее так и роились, хотя Мориса это очень даже раздражало. Вспоминали какие-то прежние дела.

Бланка, наоборот, была бледнее обыкновенного, сосредоточенная, серьезная. Космополовцы и с ней пытались заигрывать, но она отвечала рассеянно, с отсутствующим видом. Только не сказать, что испуганная – глаза так и горят. Она же хотела отомстить за родителей, вспомнил Морис, вот и приготовилась.

Все дожидались, когда закончит свою работу дизайнер, который через громадный трафарет разрисовывал узорами дверь домика, специально ради этого ошкуренную и отполированную. Немного осталось, извилистые черные цветы оккупировали уже три четверти поверхности. Они казались Морису зловещими, хотя он знал, что это уловка против Анджелы – приманка для Комнат, по словам Лейлы. Та объяснила, что проще всего будет попасть туда через дверь, которую часто использовали в этих целях, тогда Комнаты сразу появятся, лишь бы рисунок был выполнен правильно.

У Мориса мурашки по спине бегали. И не терпится, чтобы все поскорее закончилось, и хочется оттянуть последний, страшный момент. Он то следил за кропотливой работой художника, то пытался любоваться суровыми северными далями, то ловил обрывки разговоров.

– На связи только что был сам Райбас, – сообщил выбравшийся из машины офицер. – Интересовался, когда мы решим проблему.

– Скажите ему, пусть еще чуток потерпит, – отозвалась Лейла, глядя с прищуром на разрисованную дверь. – Часа два-три.

– Он там рвет и мечет, ругается, как пьяный ассенизатор. Отмычка зарезала его секретаря, прямо в учреждении.

– Не завидую ей, – невозмутимо заметила Лейла.

Кто-то хлопнул Мориса по плечу – не сильно, дружески, но от неожиданности он вздрогнул.

– Давай выше нос, все будет нормально!

Он в ответ слабо улыбнулся. Хорошо быть космополовцем… Эти космические кочевники могут позволить себе все что угодно – хоть шутить с Лейлой, хоть говорить о всемогущем Райбасе, как о простом смертном, хоть пренебрегать топ-моделями, и девушки, завидев их, сразу тают, как шоколад на солнце. Если носишь космополовскую форму, тебя все будут считать крутым парнем.

Эти мысли почти отвлекли его от переживаний по поводу вторжения в Комнаты.

– Я закончил! – сообщил дизайнер, выпрямляясь и оглядывая свое творение. – Проверять будете?

Уже все?.. Он-то думал, что времени еще сколько угодно…

Лейла подошла, остановилась перед дверью избушки. Двое роботов с веерными манипуляторами с обеих сторон держали, прижимая к плоскости, изрезанный узорами прозрачный трафарет.

– Вроде бы все точно… Если не сработает – закрасим, и будешь рисовать заново.

Ободрив таким образом художника, она повернулась к остальным.

– Бланка, Морис! Сейчас попробуем прорваться в Комнаты. Повторяю инструкции: не дергаться, ничего не трогать, сохранять самообладание, с Анджелой не разговаривать, беречь силы. Держимся за руки и не расцепляемся. Группе захвата ждать здесь. Если вы войдете туда следом за нами, я не смогу обеспечить защиту для всей оравы. В Комнатах Отмычке подчиняется и материя, и само пространство, так что она легко вас прихлопнет. Лучше отойдите подальше, чтобы не было искушения. Дверь заклинить, для этого используйте робота. Теперь все назад!

Космополовцы отступили.

Лейла взяла Мориса за руку. Они были хоть и в броне, но без перчаток, и рука у нее оказалась теплее, чем у него. Еще и ноготки покрыты переливающимся фиалково-розово-серебряным лаком, бегло взглянув, отметил Морис, а пальчики хоть и тонкие, но сильные. Бланка стояла с другой стороны от Лейлы. Наверное, тоже взялись за руки.

Обе оказались вовсе не замечательными девушками, но если он Лейле еще мог это простить, потому что она похожа на Веронику Ло, то для Бланки никаких оправданий не было.

Расписная дверь заскрипела, сама собой начала открываться. Он едва не попятился. Лейла сжала его руку чуть посильнее.

Наверное, в глубине души он надеялся, что из этой затеи ничего не выйдет, а когда увидел длинную комнату с выкрашенными в оранжевый цвет оштукатуренными стенами (вчетверо длиннее прихожей, которая находится за этой дверью на самом деле!) – сердце упало в пятки.

– Пошли, – негромко сказала Лейла.

Держась за руки, они все вместе переступили через низкий деревянный порожек.

За спиной – легкий скрип, потом что-то лязгнуло. Успели зафиксировать, с облегчением отметил Морис.

Резкий запах краски. Стены сверкают, как кожура апельсина, а пол невзрачный, затоптанный, кое-где на нем виднеются свежие оранжевые кляксы.

Два окна. За одним панорама заснеженного города с большой высоты – этаж двадцатый, не меньше, с тусклого облачного неба струится дневной свет и сыплется снег. За другим непроглядная ночь, различить можно только иссиня-белое пятно луны в небе – если, конечно, это луна, а не что-нибудь другое.

Никакой мебели нет, и Анджелы тоже нет. Напротив еще одна дверь, заляпанная краской.

– Лейла, потолок! – закричали снаружи сразу несколько голосов.

Потолок опускался. Точнее, содрогался, словно от беззвучных ударов, и как будто пытался поехать вниз, но что-то ему мешало.

Морис охнул и рванулся к выходу, увлекая за собой Лейлу, но та с неожиданной силой стиснула руку и удержала его на месте.

– Стой!

– Потолок… – пробормотал Морис.

– Вижу! – процедила Лейла. – Не мешай!

У него закружилась голова.

Потолок дергался в конвульсиях, новенькая оранжевая штукатурка на стенах пошла трещинами.

Заляпанная дверь начала открываться – с трудом, как будто ее с одной стороны толкали, а с другой, наоборот, держали.

Голова кружилась все сильнее.

Она-то собиралась на спокойствии зализать раны, телесные и душевные, и тут грохот, тарарам. Аквамариновый вечерний пейзаж с кучей поломанных роботов и выглядывающим из-за островерхой оцинкованной крыши рогатым месяцем – и тот заходил ходуном.

Такого на ее памяти еще не было. Вначале она решила, что это какой-то новый глюк и надо отсюда оперативно эвакуироваться, в смысле драпать, пока не стало хуже. И драпанула бы, как салага при учебной пожарной тревоге, но взгляд упал на большое овальное зеркало, висевшее на стене напротив окна.

Вместо облезлого оконного переплета, кладбища роботов на аквамариновом фоне и прозрачного месяца зеркало показывало внештатную ситуацию: проникновение в Комнаты посторонних. Вот и началось…

Анджела села на заскрипевшей кровати. Примечательная была кровать, с красным балдахином и стыдной резьбой на столбиках – из одного незийского борделя, где Римма Кирч когда-то осуществила двойную ликвидацию повышенной сложности. Увидев здесь этот экспонат, она сперва плюнула с досады, потом решила – без разницы, на какой единице мебели отлеживаться после боевых ранений.

Ага, так и дали ей отлежаться! Враг не дремлет, и нам нельзя.

Бегом надеть броню. Рядом валяется, возле кровати.

Одновременно Анджела отдала Комнатам приказ «упаковать» незваных гостей. Очень эффективный прием, с кого угодно сбивает гонор. Когда потолок опускается, как пресс, да еще и стены сдвигаются, и в конце концов посетители оказываются все равно что в тесной коробке, нервишки мигом сдают. Некоторые не сходя с места лишались рассудка, другие слезно просили выпустить их наружу. Римма-Анджела от души презирала всех этих слабаков.

Что-то идет не так… Комнаты сотрясала дрожь, пол под ногами вибрировал, кровать скрипела и шаталась, овальное зеркало дребезжало на своем гвозде, но отражение – без перемен: некая чуждая сила мешала оранжевой комнате сжаться до размеров коробки.

Потом одна из дверей начала подрагивать, словно ее дергали с обратной стороны.

Лейла рвется сюда. Если космополовцы, которые столпились с оружием наготове на некотором расстоянии от проема, на фоне мутноватой снежной белизны, ломанутся следом за ней, Анджеле это будет на руку. Она же им такую мясорубку устроит… Зарекутся лезть к ней домой!

Но те не спешили бросаться на штурм. Видимо, Лейла велела им дожидаться за порогом. Жаль… Познакомившись с сюрпризами Комнат, они бы начали метаться, как охваченный паникой скот, и ее бы в этой давке сбили с ног. В Комнатах с толпой справиться проще, чем с одним человеком, обладающим выдержкой и волей. Была здесь пара таких экспериментиков.

Только зачем она притащила с собой этих двух слабаков, Мориса и Бланку? На Морисе лица нет, того и гляди хлопнется в обморок.

Лейла добилась своего: чертова дверь открылась. Но Анджела уже успела и запаковаться в бронекостюм, и прикинуть, чем ее можно пронять.

Когда Лейла, Бланка и почти сомлевший Морис ввалились в ее убежище, она крикнула:

– Дина Вански!

Противоположная дверь тоже распахнулась – уже не в наглую, а по воле хозяйки. «Заказывала» она больницу с запахом лекарств, инвалидной техникой, пробирками с кровью для анализов и всем тому подобным антуражем. Еще умник Груша – недоброй памяти психолог, подбивший Маршала на вьянгасианский эксперимент, – когда-то учил: чтобы вывести врага из равновесия, используй уязвимые места, которые у каждого свои.

Комнаты не проштрафились, помещение в точности такое, как требуется.

Больничные предметы, мешая друг другу, хлынули в проем – и блестящие медицинские инструменты, и струящиеся ленты использованных бинтов в засохших желтоватых пятнах, и похожие на долговязых насекомых экзоскелеты, и эмалированное судно с вонючим полужидким содержимым.

– Знай свое место! – Побольше экспрессии, чтобы наверняка подавить неприятеля. – Дина Вански, вот ты кто на самом деле!

Никакой реакции. Большие синие глаза Лейлы, окруженные размытыми серебряными тенями – из-за этого они казались огромными, – смотрели с ироническим удивлением.

Морису было нехорошо, и вряд ли он отражал, что происходит вокруг. Бланка возмущенно хмурилась. Эти две пешки не в счет, настоящий противник только один – Лейла. Свистопляска медикаментов не произвела на нее впечатления.

– Дина Вански – ну и что?

Вопрос был задан спокойным тоном. На Анджелу это подействовало, словно в лицо плеснули холодной воды.

– Ты Дина Вански, а не Лейла! – Не ослаблять напора, тем более что эмоциональная буря хорошо маскирует недовольство и растерянность. – Видишь, это все твое!

– О, я в этом давно уже не нуждаюсь. Возьми себе!

Уф, успела увернуться от больничного эмалированного сосуда, и все равно брызги попали на броню… Лейла думает, что деморализовала ее этим грязным приемчиком? А вот и нет, если бывшего бойца Организации окатить дерьмом – ему это будет нипочем, у нас на тренировках еще не то бывало.

Все предметы попадали и приросли к полу, то же самое и кровать, и тронутая ржавчиной металлическая тумба под окном – напоминание о шималийском рыбзаводе. Лейла владеет телекинезом, но Комнаты все равно принадлежат Анджеле, и по ее приказу любой здешний хлам может пустить корни, после чего никакой силой его с места не сдвинешь. Попробуй теперь, пошвыряйся больничными горшками! Анджела ухмыльнулась: после этого ее хода Лейле не удалось сохранить безмятежную мину, между бровями появилась складочка. Поняла, что слабо!

Но зачем она привела сюда Мориса и Бланку?..

Этот момент Анджелу тревожил. Определенно, какой-то подвох в этом кроется.

– Интересно, знаешь ли ты, что представляют собой Комнаты?

– Я знаю все, что мне нужно знать, – глядя на нее с жестким прищуром, отрезала Анджела.

– Вижу, что врешь. Бывает, что даже хорошо выдрессированная собака кусает своего хозяина. Не боишься, что Комнаты сделают то же самое?

– С чего бы?

Она внутренне напряглась, и Лейла, заметив это, усмехнулась.

– Ты связалась с бродячим животным неизученной природы и думаешь, что находишься в безопасности? Потрясающая беспечность! Разве этому вас учили в Конторе? А если учесть, что эту неведомую зверушку ты натаскивала на людей, приучала играть в кошки-мышки с теми, кто сюда попадал, ты вдвойне сумасшедшая. Представь, вдруг в один прекрасный день Комнаты отобьются от рук и устроят такую же трепку тебе?

– Комнаты не животное.

– Думаешь, они что-то вроде компьютера? Ошибаешься, они живые. Неразумные, но со своим набором инстинктов и условных рефлексов, со своим характером. Ты на них дурно влияешь. Ты заставляла их мучить людей, рано или поздно это повернется против тебя.

Почему не закрывается дверь, за которой топчется на снегу дожидающаяся своего часа группа захвата? Если бы она закрылась, все было бы намного проще… Понятно, что какой-то пакостливый робот ее удерживает, но это не причина, чтобы дверь в Комнаты не закрывалась! Уже проверено.

Ведь на самом деле та дверь, к которой подсоединяются Комнаты, словно бы раздваивается, и одна из пары, настоящая, остается на месте, а другая, ирреальная копия, открывается и закрывается независимо от первой, сама по себе.

На этот странный фокус Анджела с Сафиной обратили внимание еще в первый период своего знакомства с Комнатами. Для Сафины на все вопросы был один ответ: чудо, тут и размышлять не о чем, надо радоваться и с благодарностью пользоваться, пока оно есть. Анджела поначалу добросовестно ломала голову и пыталась понять, почему оно так, а не иначе, но потом махнула рукой на загадку – главное, что работает.

Сейчас оно почему-то не работало. Видимо, стараниями Лейлы.

Обезвредить ее, вытянуть, в чем загвоздка, и заставить снять блокировку. И не забивать себе голову тем, что она тут наговорила насчет животного. Это она специально, с целью напугать. Комнаты – компьютер. Комнаты – компьютер. Комнаты – компьютер! Они просто не могут быть ничем другим…

«Зыбучка» – эту возможность Анджела обнаружила случайно, когда организовала испытания очередным посетителям.

Пол под ногами у Лейлы и ее спутников стал зыбким и податливым, словно был сделан из размягченного пластилина. Сейчас они утонут в этой массе по колено, и после поверхность снова затвердеет, поймав их. Ага, Бланка вскрикнула… Анджела чуть не упала, потому что пол неожиданно начал содрогаться, как гелевый батут.

Лейла, Морис и Бланка даже по щиколотку не увязли, только переступали с ноги на ногу, чтобы сохранить равновесие. Им все нипочем! Разве что Морис слегка покачивается, будто пьяный.

Как же Лейле удается противодействовать Комнатам?!

Анджела все-таки догадалась, в чем дело. Недаром Маршал хвалил ее за сообразительность.

Лейла – энергетический вампир! Почему же она не пытается использовать это против Анджелы? Интересный вопрос… Наверное, потому, что в Комнатах этот номер не пройдет, те защищают свою хозяйку.

Что ж, спасибо за информацию, усмехнулась про себя Анджела, раньше не знала, теперь учтем.

Следовательно, Лейла захватила с собой пару живых аккумуляторов – запас для подзарядки, на случай, если собственных сил не хватит. Умно. То-то она сумела сохранить такое великолепное спокойствие, встретившись лицом к лицу со своим прошлым!

Ей уже пришлось воспользоваться энергией Мориса, потом наступит черед Бланки, потом она окажется один на один с Комнатами, без всякого резерва, и в конце концов сломается. Надо постепенно измотать их, взять измором, а для этого снова и снова посылать Комнаты в атаку, больше ничего не требуется.

Вот теперь Римма-Анджела воспрянула духом: преимущество на ее стороне.

Пол, стены, потолок – все это содрогалось и дребезжало. За окном сменяли друг друга день и ночь, да и вид то и дело менялся. Кровать из незийского борделя, наполовину погрузившаяся в то вещество, которое находилось под ногами и до поры, до времени казалось твердым, поплыла к Лейле, гоня перед собой волну – изношенный серый линолеум в синих и бежевых ромбиках, – но на полпути забуксовала. То ли увязла окончательно, то ли села на мель. Вздыбившаяся волна тоже так и не добралась до цели – застыла в метре от неприятеля. Зато Морис на этом иссяк – упал на колени и даже не делал попыток подняться на ноги. Один выбит!

Лейла не выпускала его вялую руку – то ли выкачивала последние крохи жизненной силы, чтобы добро понапрасну не пропадало, то ли опасалась, что он утонет в обманчивой тверди, которая притворяется линолеумом. В Космополе действуют такие же правила, как везде: пострадавших не бросать, если имеется возможность организовать их спасение не в ущерб боевой операции.

Мелькнула горькая мысль: эх, пошла бы в Космопол, предварительно поменяв взгляды и признав ошибки, так ведь не возьмут! У них другое на уме: устроить показательный процесс над выжившей участницей вьянгасианского теракта – в этом они нуждаются больше, чем в еще одной человекоединице. Так что надо драться, другого выхода нет.

И не задумываться об этой ерунде, будто бы Комнаты – животное. Такого просто не может быть. Комнаты – это компьютер с персональной привязкой, признающий одного-единственного пользователя, и пользователь этот – Анджела. Что бы там Лейла ни болтала… У компьютера нет ни инстинктов, ни характера, одни программы.

Надо поскорее вывести из игры Бланку. Оставшись без дополнительной энергетической подпитки, Лейла не сможет влиять на работу компа и мешать ему выполнять команды законного пользователя. Тогда она раскается, что явилась сюда.

Приказ: сделать прожектор под потолком, мощный, как бортовые прожектора боевых машин. Пусть теперь пеняют на себя!

Прожектор полез из стены, пробив штукатурку, словно громадный металлический бутон.

Лейла поняла, что это такое.

– Закройте глаза, живо!

Бланка подчинилась, а у отключившегося Мориса глаза и без того закатились – наружу одни белки.

Ладно, сейчас они зажмурятся, и тогда бери их голыми руками…

Прожектор вспыхнул, как солнце, но тут же разлетелся вдребезги. Анджела, предусмотрительно повернувшаяся спиной к источнику света, выругалась, когда ей на голову посыпались осколки.

– Никакого воображения! – открыв глаза, усмехнулась Лейла.

Хорошо, попробуем что-нибудь другое… Стальные шипы из пола!

Как выяснилось, враг и это предусмотрел: на маленьком пятачке под ногами у Лейлы с Бланкой и под коленями у обмякшего Мориса шипы не проросли.

Анджела не очень-то и расстроилась. Главное – истощить их силы, и через некоторое время, на двадцатый или на сороковой раз, какой-нибудь из приемов сработает.

Прожектор. Шипы. Зыбучка. Снова прожектор. Снова шипы. Снова прожектор. Лейла отражает одну атаку за другой, а Бланка стоит рядом с ней и даже не шатается, хотя, если судить по Морису, давно уже должна была потерять сознание. Сколько еще это может продолжаться?

Прожектор. Шипы. Зыбучка. Прожектор. Зыбучка. Шипы…

Внезапно Анджела сообразила, что происходит, и вслух выматерилась от тоски и злости.

Бланка же привыкла без возражений делать все, что от нее ни потребуют! В Новогодней Службе этим постоянно кто-нибудь пользовался, сваливая на нее обязанности, которые полагалось выполнять всем по очереди, или безвозвратно одалживая мелкие суммы денег. Надо – значит надо.

Анджела, тогда еще ничего не знавшая о причинах этой патологической уступчивости, считала Бланку образцовой пешкой – уважать не за что, но как исполнитель представляет определенную ценность, будем иметь в виду – и тоже, бывало, загружала ее сверхурочными поручениями. Ни слова протеста, и постоянное виноватое выражение в больших прозрачно-серых глазах.

Сейчас происходит то же самое. Перед операцией девчонке объяснили, что она должна во что бы то ни стало обеспечить Лейлу достаточным количеством энергии – она и обеспечивает. Да эта безответная тихоня накормит хоть целую армию энергетических вампиров, и все равно от нее не убудет! Нет смысла дожидаться, когда ее силы иссякнут. Бланка, вероятно, сама того не сознавая, работает, как генератор. Ее же об этом попросили! Надо – значит надо.

Это Вьянгас ее такой сделал. Проклятая ошибка Маршала. Наверное, самый бессмысленный из массовых терактов за всю историю этой Галактики. А если Римма-Анджела заявит на суде, что она с самого начала была против, все равно никто не поверит.

Почувствовав, что хозяйку Комнат начинают одолевать пораженческие настроения, Лейла перешла в контратаку.

– Что за бомжатник ты здесь устроила?! Думаешь, Комнатам это нравится? Ошибаешься, они, как и я, любят простор! Смотри, на что они способны!

Потолок рванулся вверх, стены расступились, по обе стороны вырос целый лес нефритовых колонн с резными капителями. Вздыбленный волнами тусклый линолеум с застрявшими обрывками бинтов и медицинскими склянками бесследно исчез, вместо него засверкали чистейшей облачной белизной мраморные плиты. Такого здесь не бывало даже во времена царствования Сафины!

От прежней обстановки осталась только кровать из борделя – наверное, для контраста. Покосившаяся, жалкая, с болтающимися на верхней раме лохмотьями красной ткани. На кровати валялся обломок экзоскелета.

– Комнаты больше тебе не принадлежат! – Голос Лейлы отдавался эхом под мозаичными сводами необъятного зала. – Ты же всегда их боялась, ты же на самом деле понимала, что они живые, но пыталась себя обмануть! Я понравилась им больше, чем ты, я в два счета их приручила!

Она выпустила руку Мориса, и тот распростерся на полу. Над ним склонилась Бланка, а Лейла подошла к Анджеле вплотную. Щуря синие глаза, бросила негромко и сухо:

– Получи за Зойга!

Если бы осталось в запасе хоть немного сил – или врезала бы ей, или блокировала удар, но к этому моменту она уже была как ватная кукла, не чувствовала ни рук, ни ног. Боли тоже почти не почувствовала, когда хлесткая пощечина швырнула ее на пол.

Лейла расстегнула ворот ее бронекостюма. Еще один удар, в горло, вроде бы несильный, но Римму-Анджелу подхватил и куда-то поволок темный водоворот.

Сквозь нарастающий грохот в ушах она услышала выкрик Лейлы:

– Группа захвата – сюда!

И успела подумать:

«Ну зачем тебе группа захвата, если все уже сделано?.. Все равно… еще стану… ферзем…»

Бланку подняли сразу трое или четверо космополовцев. Она пыталась сказать им, что может идти сама, однако те, не слушая протестов, бегом потащили ее наружу. Мориса постигла та же участь, но он был без сознания, а Бланка в этом совсем не нуждалась! Потом она догадалась, что космополовцам, наверное, очень хотелось внести свою лепту в завершение этого дела.

В машине «Скорой помощи» ее ждал пожилой врач с медавтоматом наготове, он тоже вначале не верил, что с ней все в порядке.

– Девочка, ты сама не понимаешь, сколько сил потеряла! После Лейлы… Молодой человек чуть живой, а у тебя почему пульс в норме?

Недоверчиво качая головой, он сделал ей инъекцию какого-то лекарства, усиливающего иммунитет, и угостил витаминным коктейлем, а Мориса, так и не очнувшегося, уложили в мобильный «кокон».

После этого Бланка сидела около иллюминатора и пыталась рассмотреть, что творится около избушки. Непонятная суета в сумерках. Театр теней в морозном воздухе, пронизанном лучами прожекторов и затуманенном облаками пара.

Заглянула Лейла.

– Как себя чувствуешь?

– Хорошо. А что будет с Комнатами?

– Их больше нет. Скоро полетим отсюда.

– В каком смысле – нет?

– Во всех смыслах. Они схлопнулись, исчезли, уничтожены. Спасибо тебе.

– За что? – удивилась Бланка.

– За нашу победу.

Лейла опять ушла, а ей хотелось спать. Откинувшись в мягком кресле, в полудреме, Бланка пыталась решить, изменилось что-нибудь или нет в ее жизни, в том, что касается последствий Вьянгаса. Она чувствовала: как она решит, так и будет, и решать надо поскорее, не упуская момента. Это словно поворот, когда можно или свернуть на другую дорогу, или проскочить мимо.

Морис постепенно оживал. Солнечный свет за окном палаты, звуки и краски – все это понемногу возвращалось к нему; запахов пока не было, но их и не должно быть – ведь он лежит в «коконе» и дышит стерильным воздухом, лишенным посторонних примесей.

С Комнатами покончено. Теперь любую дверь можно открывать без опаски.

Лейла навестила его, как обещала. Принесла несколько больших и маленьких коробок дорогих шоколадных конфет – вот они, на стеклянном столике у стены.

Приятно, когда тебя навещает такая потрясающая, ослепительно красивая девушка, но… Он понял, что больше ее не любит.

Во время рейда в Комнаты его любовь сгорела без остатка. Причем сам рейд он помнил смутно – впечатления остались, как от кошмарного сна с невообразимыми на ясную голову подробностями, однако ощущение, что его чувство к Лейле именно тогда и сошло на нет, было отчетливым.

Сама говорила, что она мираж. И раз Морис остался жив – а мог и не остаться, если бы наступило прекращение жизнедеятельности организма, это ему задним числом объяснили, – то теперь он будет расходовать свое время, свои силы и свои чувства только на те вещи, которые по-настоящему имеют значение.

Вокруг столько интересного и важного: новые ролики с участием Вероники Ло, новые постеры с ее портретами, компьютерные игры, где можно в качестве персонажей загрузить ее и свое собственное изображение. Ну, и кроме этого еще много всякого стоящего – конкурсы для покупателей, телесериалы, аттракционы, реклама… В общем, он постарается сделать свою дальнейшую жизнь яркой и насыщенной, а гоняться за красивыми выдумками вроде Лейлы больше не будет.

Хватит уже с него этих миражей!

– Я же вернула тебе живую Бланку, все как обещала. Сколько еще можно на меня злиться?

Генри не злился. Просто был немного задумчив. Текущий отрезок его жизни скоро завершится, потому что свою книгу он вот-вот допишет, дело за малым – взять интервью у Саймона Клисса. Последний недостающий фрагмент мозаики. А потом начнется другой отрезок, неизвестно какой… Генри надеялся, что в нем будет присутствовать Бланка.

– Никаких претензий, – улыбнулся он Лейле. – Уже все простил. Разве с тобой можно иначе?

Они сидели втроем в салоне ее машины, неторопливо плывущей посреди снегопада над крышами зимнего Екатеринбурга. Вообще-то, полеты над ЗИПом запрещены, а то какой же исторический колорит, но для Лейлы «Иллюзориум» сделал исключение, ввиду особых заслуг. Вот она теперь и отрывалась, любуясь сверху панорамами древних поселений, и Генри с Бланкой на экскурсию пригласила.

– Меня просто беспокоит, не сорвется ли завтрашняя встреча, – признался Генри. – Вдруг Саймона кондрашка хватит, или «Иллюзориум» передумает, или уж не знаю что… Если так долго чего-то добиваешься и ждешь, становишься мнительным.

– Не сорвется. Еще бы они попробовали передумать – после того, как я добросовестно выполнила их заказ! С Клиссом встречаемся завтра утром. Мы с ним не виделись со времен того мордобоя, который я ему устроила в одной забегаловке в Облаке Тешорва. Обрадуется, наверное…

– Он тебе так обрадуется, что тут-то все и закончится! – Генри не на шутку испугался.

– Не бойся, я загримируюсь, буду сидеть в уголке и помалкивать, он меня не узнает.

Бланка взяла из коробки на столике шоколадную конфету с «пьяной вишней». Он наконец-то рассмотрел, что за кольцо у нее на пальце: перстень из почти черного, отливающего серебристым блеском металла, с овальным темно-красным рубином.

– Можно взглянуть? Я его раньше у тебя не видел… У Чеуса был почти такой же.

– Не почти, а тот же самый, – сказала Лейла. – Его только пришлось по размеру подогнать. Марсия… да, наверное, Марсия и Чеус вместе… решили, что он достанется Бланке.

– А шип там есть? – поинтересовался Генри. – Когда мы с Чеусом попали в Комнаты, он сказал Анджеле, что в перстне ядовитый шип.

– Никаких шипов, вообще никаких секретов – обыкновенное кольцо старинной гинтийской работы. Может, фамильная драгоценность, может, он был дорог Чеусу, как память о чем-то прошлом… Или просто красивая вещь, которая ему нравилась. А я вам сейчас тоже кое-что особенное покажу… Сначала решила никому не показывать, но вам можно, как сказала бы Марсия. Угадайте с трех раз, что это такое. Хинар уже видел, – Лейла бросила взгляд в сторону пилотской кабины, – и догадался со второго раза.

Она достала из расшитой жемчугом косметички миниатюрный кубик перламутрово-серой окраски, вроде тех, что используют в некоторых настольных играх, только вместо точек на каждую грань был нанесен тонко прорисованный черный узор.

– Сувенир с Лярна? – узнав стиль рисунка, предположил Генри.

– Нет.

– Что-то для какой-то игры? – спросила Бланка.

– Можно и так сказать, но все-таки нет.

– Погоди… – Генри сощурился, рассматривая узор. – Это же хессиокае! Какое-то оружие против Комнат?

– Тоже мимо. Это сами Комнаты.

– Что?.. – одновременно произнесли Генри и Бланка.

– Комнаты в свернутом виде, схлопнувшиеся до трехмерного объекта. Когда они по моему приказу свернулись, я посреди всеобщего столпотворения запихнула их носком ботинка в щель под порогом, а потом украдкой забрала. Хессиокае нарисовала через мини-трафарет, чтобы не вздумали раскрыться. Помнишь, мы ведь читали о такой возможности?

– Помню, – кивнул Генри, разглядывая кубик теперь уже с долей опаски. – И что ты будешь с этим делать?

– Отдам кому надо. Я написала об этой истории своему учителю, Хинар отправил письмо с Неза космической почтой. Ответ пришел сегодня утром. Стив сообщил, что создание, о котором я рассказываю, – судя по всему, животное из их многомерной Вселенной. Как эта зверушка очутилась у нас, непонятно, и уничтожить ее нашими средствами невозможно, поэтому учитель заберет ее и выпустит в своем мире. Там они считаются безобидными, и даже если из-за общения с Анджелой у несчастной твари испортился характер, никому от этого хуже не станет. Стив будет здесь послезавтра, а пока – никому ни слова, понятно?

– Боишься, что отнимут? – понимающе усмехнулся Генри.

– А ты как думаешь? Римма-Анджела вон какую изобретательность проявила, можно ожидать, что галактические службы от нее по этой части не отстанут. Конечно, в Космополе очень милые мальчики, после нашей операции они завалили меня шоколадом – каждый притащил по две-три коробки, мне же за год столько не съесть! Часть я оставила Морису – пусть угощается, мечтая о топ-моделях, да и вы поможете… Но я сейчас не об этом. Какими бы они ни были симпатичными, когда каждый сам по себе, но переоценивать разумность силовых структур, или какого угодно правительства, или даже Галактической Ассамблеи – это все равно, что наступать на швабру. Вы же в курсе, как родилась террористическая организация, в которой подвизалась наша Анджела? Тоже ведь была вначале галактическая спецслужба по части так называемой безопасности, а потом их как повело не туда… Нет уж, такие игрушки, – Лейла подбросила и поймала разрисованный кубик, – не для них. Моему учителю эту штуку можно отдать, а им – ни в коем разе. Пусть до послезавтра полежит у меня в косметичке, от греха подальше.

Генри согласно кивнул, взял еще одну конфету с коньяком из космополовских приношений и рассеянно поглядел в иллюминатор, где уплывал из поля зрения заваленный снегом Екатеринбург.

(В романе использован фрагмент поэмы Овидия «Фасты», перевод Ф. Петровского.)