Книга: Комнаты страха
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Какое же это счастье – вернуться в лоно цивилизации! Морис чувствовал себя так, словно провел в насквозь промороженных полостях Моржового хребта не полдня, а полжизни. Если бы время обладало массой, этот его отрезок наверняка оказался бы сверхплотным, как вещество черной дыры, и с такой же сокрушительной силой гравитации. Последнее, кстати, не то чтобы совсем бред… Есть риск снова туда угодить: Анджела сбежала, и никто не знает, чего ждать от нее дальше.
Лоно цивилизации выглядело, как роскошные апартаменты, сплошь выстланные шелковистым белым мехом. Не комната, целый зал. На инкрустированном деревянном потолке сияют хрустальные плафоны в виде многогранных кристаллов. В углу сверкает и переливается многоярусный комнатный фонтан из прозрачного, как слеза, стекла. Морис ошеломленно разглядывал все это великолепие, между делом отхлебывая горячий кофе и хрустя кукурузными хлопьями с шоколадной стружкой. Кажется, кто-то спрашивал, чего он хочет, и после появилась его любимая еда.
Как сюда попал, он помнил смутно, потому что задремал еще в машине, а очнулся уже здесь, в большом мягком кресле, и увидел рядом, в таких же креслах, Генри и Дигну.
Осунувшееся лицо разукрашено ссадинами, лоснится от застывшего геля, под глазами синяки, но Генри, несмотря на это, развалился в непринужденной элегантной позе великосветского тусовщика. Пижон. Лейла все равно ему больше не принадлежит – интересно, помнит он об этом или нет?
Время от времени он брал с подноса у робота-официанта глазурованную кружку изысканно-антикварного вида и делал несколько медленных глотков, блаженно прикрывая глаза. Судя по аромату, глинтвейн. Вдвойне пижон.
Дигна свернулась калачиком – размеры кресла позволяли ей уместиться там целиком.
В помещении тепло, и кто-то уже позаботился избавить их от верхней одежды, только у Генри горло замотано пушистым шарфом, черным с темно-розовым орнаментом. Женская вещица. Мелькнула догадка, что это шарф Лейлы, и Мориса кольнула ревность.
Сама Лейла, завоеванная им награда, тоже была здесь, но находилась в другом конце зала. Она сидела перед терминалом с целой гроздью мониторов, на коленях у нее устроилась Марсия. Морис завистливо вздыхал, поглядывая в ту сторону. Хотелось бы ему оказаться на месте Марсии! То есть, конечно, не взгромоздиться на колени к Лейле, а наоборот, чтобы она к нему села – вот было бы чудесно… Около нее маячило двое мужчин, мрачноватый, как всегда, Чеус и поджарый желтокожий шиайтианин. Не сказать, чтобы Мориса это зрелище сильно порадовало.
Лейла что-то обсуждала то с присутствующими, то с собеседником, который обращался к ней с экрана терминала. Говорили негромко, не разобрать, о чем речь. Потом она задала вопрос Марсии. Девочка соскочила на пол и принялась тараторить тонким голоском, размахивая руками. Взрослые слушали ее внимательно и серьезно, словно перед ними не шестилетняя малявка, а какой-нибудь важный профессор.
Генри встал и направился к ним, прихватив кружку с глинтвейном. Когда Марсия замолчала, Лейла начала что-то ему объяснять. Морис ревниво наблюдал за этой сценкой, потом, покосившись на уснувшую Дигну, отставил тарелку с остатками хлопьев и тоже поднялся с кресла.
Он не успел сделать и пары шагов. Робот-санитар, до этого безучастно торчавший позади, сгреб его своими манипуляторами и бережно усадил обратно. Ага, вот, значит, как: Генри пользуется свободой передвижения, а ему нельзя!
Генри вскоре вернулся. Сил не было смотреть на его оживившуюся физиономию с веселыми искорками в прищуренных темно-зеленых глазах. Видимо, то, что он услышал от Лейлы, на порядок подняло ему настроение. Отвернувшись, Морис яростно захрустел кукурузными хлопьями.
Этот звук разбудил Дигну. Та издала стон, скорее сонный, чем болезненный, перевернулась на другой бок, подняла голову, подперла щеку смуглым кулачком. Хрипло спросила:
– Это мы где?
– В отеле «Императрица», в номере у моей знакомой.
Генри после своего словесного марафона тоже охрип и говорил почти шепотом, чтобы сберечь остатки голоса.
– Ничего себе номерок! – уважительно заметила Дигна.
– Она снимает весь этаж, – подтвердил Генри, снова отхлебнув глинтвейна.
– А где Бланка?
– Лежит в «коконе». Позвоночник в порядке, и ничего не раздроблено, ее сначала накрыло снегом, а потом уже камни посыпались, но она в коме.
– Жалко… Ты скажи, как тебе удалось Анджелу так классно заморочить? Ты с ходу разобрался в ее прибабахнутой психологии или владеешь какими-то штучками типа гипноза?
– Просто я был готов к этому разговору. Меня к нему подготовили давным-давно. Один человек предвидел, что рано или поздно я встречу Римму Кирч, которая попытается меня убить, и выдал мне все, что знал о ней, хотя я тогда отбивался от этой информации, как только мог.
– Супер, – Дигна была так заинтригована, что дремать дальше ей расхотелось. Она села, поджав под себя ноги; робот-официант, сверкнув золоченым манипулятором, протянул ей поднос с чашкой шоколада и конфетами. – А откуда он узнал об этом заранее? И почему ты отбивался?
– Недальновидный был потому что.
– Ну, расскажи! – заныла Дигна. – Интересно же!
– Это связано с тем, о чем я уже говорил. Собирая материал для книги, я вышел на информанта, который много общался с моим персонажем в заключительный период его жизни. Он последний видел его живым, примерно за полчаса до гибели. Я даже не исключаю того, что это он так или иначе подтолкнул его к самоубийству – скорее всего, бессознательно, поскольку хотел от него избавиться.
Дигна скроила возмущенную гримасу, и Генри добавил:
– Там очень сложная вышла история, я не могу никого судить. Я исследователь и рассказчик, а не моралист. Как я уже сказал, мой персонаж был личностью выдающейся, но крайне одиозной. Собственно, их отношения больше всего напоминали растянувшийся на несколько лет поединок, а поединки, бывает, заканчиваются смертью одного из дуэлянтов. Тот, о ком я пишу книгу, не ушел вовремя из зоны дезинтеграции. Не успел или не захотел – этого теперь никто не узнает.
– Мгновенная зато смерть. Раз – и вместо тебя горстка молекул. Оно где случилось, на войне?
– Не скажу. Вдруг ты угадаешь, с кем я хочу встретиться на Парке.
– А я все равно угадаю, будешь тогда знать. Ты так и не сказал про Анджелу.
– Мне пришлось долго упрашивать этого человека, сначала он наотрез отказывался от разговора и посылал меня подальше, но я все равно не отставал. Однажды меня чуть не придушил его охранник – решил проучить, чтобы отвадить раз и навсегда. Он выскочил на шум и увидел эту картинку. Плохо помню, что я бормотал, когда сидел, полузадушенный, на полу, а они вдвоем надо мной стояли, только после этого он неожиданно согласился поговорить. Охраннику я искренне благодарен: несколько секунд агонии и синяки на шее – смехотворная плата за то, что я получил взамен. Информант выдвинул условие, чтобы его имя в книге было изменено, и после того как я вручил ему гарантийное письмо, заверенное у нотариуса, много чего рассказал, – Генри покачал головой, то ли грустно, то ли задумчиво. – Да, это история из тех, которые неизбежно заканчиваются смертью одной из сторон. Имели место буквально чудовищные эпизоды… Ему было нелегко об этом говорить, и рассказывал он с перебивками – то об интересующем меня персонаже, то о Римме Кирч. Ему посчастливилось – в кавычках, разумеется – довольно много времени провести в ее обществе. Наше собеседование растянулось на четыре вечера, и я об этой Римме наслушался столько, что готов был взвыть в голос. Мне казалось, что он просто-напросто испытывает мое терпение, но я только вежливо улыбался, куда денешься… Ведь если я разозлюсь и уйду, он потом может и не согласиться на новую беседу, тогда охранник меня на выстрел не подпустит. У него не охранник, а мечта – метнет нож через всю комнату и попадет точно в нарисованный на стене крохотный крестик. Так или иначе, а я получил достаточно информации, чтобы общаться с Риммой Кирч, как со старой знакомой. Я говорил то, что ей хотелось услышать, вот и весь секрет.
– Но он же не мог знать заранее, что ты с ней когда-нибудь встретишься!
– Ага, – поддержал Морис, решив, что пора бы и ему принять участие в разговоре.
– Мог. У него интуиция, какая нам и не снилась.
– Что делаем дальше? – Заговорив, он понял, что охрип не меньше остальных. – Как думаете, эта самая Римма или Анджела не захочет до нас добраться?
Дверей как таковых в зале не было, но, повертев головой, он обнаружил три арки: за одной виднелся древесно-золотистый коридор, за другой – соседняя комната, за третьей – пышная зелень зимнего сада. Это успокаивало: если нет дверей, которые можно открывать и закрывать, Анджела, наверное, не сумеет сюда проникнуть.
– Может, и захочет, но в отель за нами не полезет, – подтвердил его мысль Генри.
– Почему? – оживилась Дигна. – Потому что здесь все двери с петель поснимали?
– Потому что она хоть и безбашенная, но не настолько, чтобы связываться с хозяйкой этих апартаментов.
– А я угадала, какой охранник тебя чуть не придушил. Вон тот! – доверительно подмигнув, девушка показала пальцем на компанию в другом конце зала.
Генри отнесся к разоблачению философски.
– Угадала, и ладно.
– И с кем ты на Парке хочешь поговорить, тоже поняла. Жалко, что не могу помочь, но это безнадега, никаких перспектив, к нему даже убийцы со стажем не могут прорваться, – она сочувственно улыбнулась, одновременно пытаясь наморщить лоб – гримаса вышла забавная, немного обезьянья.
– Перспектива теперь появилась, благодаря нашему приключению. «Иллюзориум» в шоке: у них на планете резвится террористка-маньячка, прибравшая к рукам аномальный объект. Угроза для туристического бизнеса и все тому подобное. Наверняка она не в первый раз таким образом развлекается, только предыдущие жертвы не смогли никому ни о чем рассказать. Пресловутые «сектанты» – это, скорее всего, мистификация, часть ее игры. Так считает и Чеус, который раньше… – Генри запнулся, – …вместе с ней работал, и консультант, которого попросили просканировать ситуацию на сверхчувственном уровне. Комнаты подчиняются одному человеку, это консультант засек сразу. «Иллюзориум» очень заинтересован в быстром решении проблемы, без огласки и паники. Им повезло, на Земле-Парк сейчас находится специалист, способный означенную проблему решить. Я буду сотрудничать и оказывать посильную помощь, за это мне тоже кое-что перепадет, а именно – согласие «Иллюзориума» на мою встречу с последним неопрошенным информантом.
– Хм, а как насчет нас?
– Мы все пока остаемся здесь, в тепле, в сытости, в безопасности. Есть предположение, что Комнаты запоминают тех, кто хоть раз там побывал. Если так, Анджела нас переловит – опомниться не успеешь, поэтому не протестуем и не удираем, согласна?
Наконец до кого-то дошло, что все это не ерунда и не розыгрыш! Морис удовлетворенно усмехнулся, чувствуя себя битым жизнью парнем, натерпевшимся от разгильдяйства властей. Чувство было горьковато-приятное: он оказался прав. Потом подумалось, что специалист – это, видимо, шиайтианин, беседующий с Чеусом и Лейлой.
Дигна обеими руками пригладила и спрятала за ворот свитера свою спутанную черную гриву, уселась, подтянув к подбородку острые коленки, и осведомилась сиплым шепотом:
– Ты знал о том, что Чеус – бывший террорист?
– До этой ночи не знал. Оно, по-твоему, имеет значение?
– Ну да, он ведь спас нас от Анджелы! – Девушка умиротворенно вздохнула и потянулась за шоколадной конфетой.
– Надеюсь, этот мужик действительно крутой специалист, – шепнул Морис. – А то нам финиш!
– Какой мужик?
Генри вопросительно выгнул бровь, и Морис снова ему позавидовал – вот ведь умеет быть стильным, даже когда такой потрепанный, как сейчас, с сорванным голосом и разбитой физиономией.
– Этот шиайтианин. Ты же о нем говорил?
– Это Хинар, друг и телохранитель Лейлы. Классный космопилот и навигатор-гиперпространственник, но заморочки вроде Комнат – не по его части.
– А кто тогда специалист?
– Сама Лейла.
– Разве можно… Ну, чтобы такая девушка рисковала?
– Рискует тот, кто с ней свяжется.
– Она ведьма! – таинственно блеснув глазищами, сообщила Дигна.
– Тише, что ты… – испугался Морис.
Группа из другого конца зала неспешно направилась в их сторону.
– На «ведьму» она не обидится.
Последних слов Генри он почти не расслышал, потому что во все глаза смотрел на Лейлу.
На ней было длинное кружевное платье цвета ночных небес. За ажурным переплетением черных роз, отливающих шелковистым блеском, белела кожа, и когда Морис это увидел, его захлестнул восторг, близкий к ощущению, словно бросаешься с разбегу в прохладную морскую воду. На шее колье – усыпанная сапфирами звезда. Радужка обведенных угольно-черным контуром глаз тоже сапфировая.
Лейла заговорила, и он слушал ее голос, как музыку. Она обращается к нему, назвала по имени! Ради этого стоило рисковать жизнью. Когда дивное существо умолкло, Морис собрался с духом и, преданно глядя на нее, пробормотал:
– Да, да, я сам не знаю… Так рад, в общем… Если вам что-то нужно, вы можете на меня рассчитывать! Я это самое, хоть когда… Хоть что угодно…
– Гм, – выразительно хмыкнула Лейла.
Остальные клубились вокруг нее смазанным облаком, где лица, где одежда, кто есть кто – не важно. Значение имела только она, холмики ее грудей под черным кружевом, завораживающее сверкание драгоценной синей звезды в ложбинке между изящными ключицами. Если бы можно было не только смотреть, а еще и дотронуться!..
Другие, находившиеся рядом, были всего лишь невыразительной массовкой, но вдруг из этой зыбкой человеческой субстанции протянулась рука и встряхнула Мориса за плечо – так, что все ушибы хором заныли.
Вследствие болезненной встряски взгляд сфокусировался на обладателе руки – тот оказался Чеусом и произнес внятно и раздельно, словно настраивал робота на голосовую команду:
– Парень, тебе только что задали вопрос. Ты собираешься на него отвечать?
О чем он, вообще?.. Значит, музыка ее голоса, все еще звучавшая в ушах у Мориса, содержала в себе осмысленную информацию, какой-то вопрос?.. Отведя взгляд от хмурого лица гинтийца, он смотрел на переливающуюся сапфировую звезду у основания нежной шеи и смущенно моргал.
– Ты видел эти Комнаты и заходил туда только через обыкновенные двери или еще каким-то способом?
На этот раз Морис понял, что она сказала, и не было ровным счетом никакой необходимости в том, чтобы Чеус тут же повторил вопрос вслед за ней, слово в слово – как будто пытался добиться адекватной реакции от клинического идиота.
С чего он взял, что имеет право вмешиваться в отношения Мориса и Лейлы? Никто ему такого права не давал. Ага, он всех спас от Анджелы, за это спасибо… Действовал гинтиец круто, Морис еще не успел опомниться после «прыжка», еще до конца не согрелся, а уже сидел в машине, летевшей обратно к Моржовому хребту – курс переписали с компьютера гравиплатформы. Полет занял немного времени, на предельной скорости, а на месте Чеус выпустил робота, который за несколько минут разгреб завал. Так и не очнувшуюся Бланку уложили в мобильный «кокон спасения», Генри и Дигна устроились в удобных пассажирских креслах, и бортовой медавтомат, до этого успевший позаботиться о Морисе, сразу начал оказывать им помощь. К тому времени, как вернулась Анджела, спасательные работы были завершены, и «торнадо» Чеуса подстерегал ее в засаде. Мигом управиться с такой кучей нешуточных задач – это надо суметь!
Мориса, как наладчика, понимающего толк в подобных вещах, восхитил и четкий алгоритм, и стремительный темп его действий: один такой человек стоит целой команды быстрого реагирования. Но осадок, оставшийся после стычки на Хрустальной вилле, все равно до конца не исчез, как послевкусие от горькой пилюли, которую скормили тебе насильно. И вдобавок ему не нравилась бесцеремонность Чеуса – или, если быть до конца точным, ее избирательность: тот, видимо, считал, что с одними следует разводить церемонии, а с другими без надобности, и Мориса с ходу причислил ко второй категории. Оно справедливо?
Этот комок мыслей и ощущений ныл, все равно что еще один ушиб, но сейчас перед ним стояла Лейла, ждала ответа! Игнорируя невежливого гинтийца, он обратился к двум волшебным холмикам, белеющим сквозь хитросплетение кружевных роз:
– Да, было еще! Дверца шкафа в моем номере в Новогодней Службе и один раз рисунок на стенке в холле…
Он мямлил и путался, как обычно, зато никто не спешил его оборвать – это уже не как обычно. Осмелившись поднять взгляд выше, он обнаружил, что Лейла слушает очень внимательно, без тени улыбки. Ослепительно прекрасное лицо того же типа, что у Вероники Ло, но черты более твердые, и в этом лице, пожалуй, больше тайны.
Когда он выложил все, что сумел, Лейла сказала:
– Спасибо, это нам пригодится.
Она его поблагодарила!!! Морис задохнулся от счастья.
– Это у вас такие духи с феромонами, что у парней сразу все мозги вышибает? – выпалила Дигна, давно уже проявлявшая признаки нетерпения. – Супер! Как они называются, чтобы мне тоже хоть разок попробовать?
– Это не духи, это я сама. Но – могу дать тебе несколько уроков, при условии, что будешь меня слушаться и не сбежишь до завершения операции.
– Не сбегу! – восхищенно сияя глазами, заверила Дигна. – Ради такого точно не сбегу, честное слово!
Первый шок от близкого присутствия Лейлы постепенно проходил, и невнятный живой фон снова распался на отдельные фигуры.
– Что собираетесь делать? – поинтересовался гинтиец.
– Я сейчас на яхту за материалами, Марсию возьму с собой. Хинар останется здесь охранять эту теплую компанию, а вы, Чеус, найдите Ли, она вроде бы на каком-то фуршете. Генри, вы трое пока лечитесь и отдыхайте, но тебя я разбужу, когда вернусь, поможешь с переводом. Все всё поняли?
– А Ли – это кто? – спросила Дигна.
– Лиана Лагайм, ты ее видела, – вполголоса пояснил Генри.
– Моя кузина, – добавила с гордостью Марсия. – Она архитектор и проектирует для ЗИПа древние дворцы!
– Пока я не вернулась, все двери здесь должны быть открыты настежь. Судя по тому, что рассказал Морис, для того чтобы за дверью оказались Комнаты, перед этим ее нужно закрыть. Хинар, присмотришь, ладно? Присматривать надо вот за ними, – Лейла кивнула на Мориса и Дигну. – Генри – разумный человек.
– А с Бланкой что будет? – ничуть не обидевшись, спросила Дигна.
– Бланкой займемся позже, сначала надо побольше узнать о Комнатах.
– И поймать Анджелу, – рассудительно дополнил Морис.
Слова Лейлы его задели, хотелось доказать, что он тоже разумный. В конце-то концов, кто сбежал из-под носа у Анджелы и привел помощь для остальных? Не Генри ведь. Генри только языком трепал.
– Само собой. А ловить ее будем на тебя, – усмехнулась Лейла.
Морис растерялся, потом нахмурился. В последнее время все кому не лень пытаются сделать из него приманку! Даже Лейла… Конечно, ради нее он готов на самопожертвование, но от этой насмешливой улыбки его покоробило.
– Имейте в виду, что Кирч профессиональная убийца, – суховатым тоном напомнил Чеус. – Боевики Конторы получали хорошую подготовку. Слабое место – она не пилот. Я имею в виду, не боевой пилот.
– Тогда выманите ее в воздух, а еще лучше – в космос, и я вам ее собью, – предложил шиайтианин.
Он был уже не молод – под пятьдесят, наверное, если не старше. Худощавый, но жилистый, с выступающими мослами. Невыразительное костистое лицо, крупные кисти рук, блекло-желтая кожа, прилизанные желтоватые волосы с проседью, залысины по углам изрезанного морщинами лба. Морис решил, что этот Хинар ему не соперник.
– Может быть, еще и в подарочной упаковке? – ухмыльнулся Чеус. – Она осторожная. Если Комнаты – надежная нора, где ее не взять, от такой норы она далеко не отойдет. Там фуршет скоро закончится, я полетел за Лианой.
Лейла с Марсией ушли вслед за ним.
После этого началась сладкая жизнь, как ее показывают в кино и в дорогих иллюстрированных журналах. Медавтомат еще на раз каждого продиагностировал и сделал какие-то инъекции. Переломов ни у кого не было, только ушибы и ссадины, и у Мориса растяжение лодыжки. Он даже расстроился: ему-то мечталось, что вдруг обнаружится серьезная травма, чтобы положили в «кокон», и Лейла приходила бы его навещать, переживала бы за него, сидела бы рядом.
Потом Дигна заявила, что хочет принять душ, Генри сказал, что он бы тоже не против, и все вместе пошли в ванную – просторную, с мозаичными рыбами на полу и объемными картинами, изображающими загадочную разноцветную жизнь кораллового рифа. Сколько же стоит снимать такой номер?.. Наверное, Лейла с детства привыкла к роскоши и тратит деньги, не считая. Морис не мог ей завидовать – он мог только смотреть на нее снизу вверх и восхищаться.
Дигна разделась первая, нисколько не стесняясь мужчин. Без одежды она оказалась именно такой, как Морис ее себе представлял: тощая и гибкая, словно ветка дерева, под гладкой смугловатой кожей рельефно выступают хрупкие ребрышки. Маленькие острые грудки с коричневыми сосками, вертлявые узкие бедра. Обе коленки разбиты, на правом бедре лиловеет громадный кровоподтек – это в пещере, когда ее швырнуло на пол. Пышное облако черных волос придавало ей диковато-царственный вид, но после того как волосы намокли, она превратилась в обыкновенного угловатого подростка. И все это не мешало Дигне считать себя красавицей, хотя куда ей до Лейлы!
У Генри живот плоский, мышцы в меру накачаны. Видно, что регулярно посещает спортзал, но не ради того, чтобы потом на улице всех отлупить, а из пижонских соображений. Впрочем, Морис даже этим похвастать не мог: он все время собирался сходить позаниматься на тренажерах и каждый раз откладывал – никуда эти тренажеры не убегут. Главное, у Генри еще и осанка безупречная… Сравнив с ним свое собственное отражение в зеркале, Морис понял, что с большим отрывом проигрывает, и совсем захандрил.
От расстройства, не подумавши, захлопнул дверцу выкрашенного в лазурный цвет шкафчика, где стояли банки с шипучей солью, за что чуть не получил по рукам от Хинара. То есть шиайтианин сказал, что в следующий раз даст по рукам, потому что велено ничего тут не закрывать – «ради сохранности твоей же шкуры».
Снова открыть чертову дверцу Хинар не разрешил и даже залепил ее по всему периметру влагостойким скотчем в два слоя.
«Это чтобы труднее было открыть изнутри!» – холодея, сообразил Морис.
После купания вернулись в зал, выстланный материалом, похожим на чудесный белый мех. Спать. Он провалился в сон, как в мягкое облако, и снова поплыл на разбитой платформе по волнам небесного океана, спасаясь от Анджелы, которая пыталась его обмануть и для этого разговаривала голосом Лейлы.
Разлепив веки, Морис обнаружил, что слышит голос Лейлы наяву – та сидела перед мониторами, рядом пристроился Генри, почти в обнимку! – и они увлеченно обсуждали перевод какого-то текста, написанного иероглифами.
– Смотри, – говорил Генри, – эти завитки загнуты налево, а не направо, и к тому же они вдвое длиннее, чем обычно – значит, это верхний нийонг. На нижнем такие тексты вообще не писались, он предназначался для деловых документов, домашних бытовых записей и литературы сатирического характера. А если допустить, что это верхний нийонг, фразу можно перевести так: «Бутоны, созревшие за пределами пространства, нигде и везде, и они наделены чувством, и наделены жаждой, и наделены способностью слышать зов…» О, вот это уже не ахинея!
«Ахинея», – мысленно возразил Морис и снова отрубился.
Когда он проснулся во второй раз, Лейла, Генри и присоединившаяся к ним Лиана с живым интересом наблюдали за роботом, который вырезал из шуршащей прозрачной пленки трафареты с узорами. Лейла держала один уже готовый и придирчиво рассматривала.
– Это что у вас такое? – приподняв голову, поинтересовался Морис.
– Это будет хессиокае, запечатывающий черный цветок, – отозвался Генри. – Мы решили его растиражировать, хуже не станет.
– Не могу понять, удалось ли соблюсти все пропорции, – озабоченно произнесла Лейла, глядя на трафарет. – Размеры можно менять, однако пропорции – чтобы до миллиметра… Черт, у меня все-таки глазомер не тот!
– Пусть компьютер проверит, – тряхнув копной рыжих волос, подсказала Лиана.
Лейла положила лист на стол с аппаратурой. Морис с тихим восторгом наблюдал за ее движениями сквозь слипающиеся ресницы.
– Чуть-чуть ошиблись! – процедила Лейла. – Может не сработать, я не хочу рисковать. Пересчитываем по новой, а этот хлам выбросить.
Подполз похожий на бронтозавра робот-уборщик с логотипом отеля «Императрица» на бронзовом с чернью корпусе. Захрустел безжалостно сминаемой пленкой.
Лиана села за компьютер, Лейла и Генри встали у нее за спиной, как будто их жгло нетерпение. Смысл их деятельности от Мориса ускользал: валяют дурака и занимаются каким-то оформительством, вместо того чтобы ловить террористку Анджелу! Ладно, когда он проснется окончательно, постарается аргументированно объяснить, что сначала надо решить проблему, а потом уже тиражировать цветочки.
– Готово, – сообщила Лиана. – Кажется, теперь получилось то.
Она уселась на пол, на пышный мех, сцепила на колене длинные тонкие пальцы. На ней были джинсы и клетчатая рубашка – такие называют «ковбойками», припомнил Морис. Еще он заметил, когда Лиана проходила мимо его дивана, что глаза у нее не переливчато-фиолетовые, как в прошлый раз, а обыкновенные карие. Видимо, сейчас она без линз, и успела переодеться после фуршета.
Вот бывает же, и хочется спать, и в то же время внимание приковано к чему-то, происходящему поблизости, из-за этого никак не уснешь.
– Достал меня ваш цветочек, – вздохнула Лиана. – Только раса этих сумасшедших рисовальщиков могла до такого додуматься! Помню, когда так называемый Крис втерся в доверие к моей маме и они начали крутить любовь, мама сильно расстраивалась, что не может рисовать, как он. Чуть не закомплексовала, потому что на одно и то же у нее уходил час, а у этого интригана – несколько минут. Наверное, он нарочно дразнил ее своими возможностями, это было в его характере. Потом, когда всплыла правда, мама бросила из-за этого переживать – наоборот, стала гордиться, что представитель расы энбоно считает ее хорошим дизайнером. Но тогда у нас дома кипели такие страсти! Я возвращаюсь после учебы, а там или грохот стоит, на улице слышно – это Поль, придя со службы, застал у мамы в гостях Криса и полез его бить, или она опять завелась и пытается нарисовать одним росчерком какой-нибудь головокружительный узор, как это делает Крис, а у самой глаза красные от слез. Веселое было времечко! Мы тогда, по молодости, были совсем шальные – Поль, конечно, больше всех, но мы с мамой тоже.
– Вы, Лагаймы, вообще шальная семейка, – заметила Лейла, разглядывая только что изготовленный трафарет. – За исключением Марсии. Она среди вас самая рассудительная.
– Это у нее по материнской линии, – усмехнулась Лиана. – Рассудительность от Ивены, а внешность – наша.
– Тоже хорошо. Вы зато красивые, чего не отнимешь, того не отнимешь.
Вначале Морис почувствовал умиление: Лейла, сама умопомрачительно красивая, восхищается чужой красотой – какие у этой девушки замечательные душевные качества! Потом пришло беспокойство: вот бы выяснить, как она оценивает его – но вдруг о нем у Лейлы сложилось такое мнение, что лучше не выяснять?.. С этой тревожной мыслью он уснул, а некоторое время спустя проснулся по причине весьма прозаической – ему понадобилось в туалет.
Рядом никого, все куда-то ушли. Освещение выключено, вертикальные жалюзи на окнах слегка приоткрыты, и оттуда сочится жемчужный дневной свет.
Ступая босиком по шелковистому меху – вероятно, искусственному, – Морис побрел через зал к арке, за которой виднелся отделанный деревом коридор. С той стороны доносились приглушенные голоса, это его успокоило и обрадовало.
По дороге пришлось обогнуть диван, на котором кто-то спал, с головой укрывшись розовым стеганым одеялом. Снаружи остались только волосы – длинные и волнистые темные пряди. Похоже, Дигна. А Генри не видно.
Мысль о том, что последний ошивается около Лейлы, подействовала, как противное верещание будильника, и Морис еще на четверть проснулся.
Паркет в коридоре теплый, ощущение приятное, но шлепанье босых ног – оно как-то слишком по-мальчишески… Идти, не шлепая, не получалось: организм все еще не восстановил силы в полной мере, и Мориса едва ли не заносило.
Мелькнула догадка: «Отходняк после допинга, которым угостил меня Генри. Но тогда у него сейчас тоже должен быть хороший отходняк…»
За одним из арочных проемов стоял «кокон» с Бланкой. Перед монитором развалился в кресле шиайтианин; бросив на Мориса беглый взгляд, он снова отвернулся к экрану.
«Если кома, ее в больницу надо отправить. Чего они тянут?»
На двери туалета сверкал свежей черной краской фантастический цветок – причудливое переплетение линий, настолько изысканное и прихотливое, что Морис оторопело уставился на это художество и моргал несколько секунд, прежде чем войти внутрь.
Посетив туалет, он направился обратно в зал, но, внезапно передумав, повернул в ту сторону, где звучали голоса. Лейлу, Лиану и Генри он обнаружил за изгибом коридора. Трое взрослых людей увлеченно украшали дверцы стенного шкафа, в котором гнездилась всевозможная бытовая автоматика, от роботов-уборщиков в нижних секциях до мобильных комнатных светильников в верхних. Рисунок наносили черной краской через трафареты, занимались этим Лиана и Лейла, а Генри сидел на полу, прислонившись к стене, бледный, усталый, удовлетворенный. Трафареты были разного размера, но сам узор повторялся – тот же, что на двери туалета.
– Какие люди пришли… – пробормотала Лейла, не отрываясь от дела. – Еще немного, и мы закончим.
– Это зачем? – спросил Морис.
Хоть он и робел перед ней, но чувствовал, что должен всех образумить.
– Для красоты, – Лейла на секунду оглянулась, мелькнула фарфоровая скула, резкий черный контур вокруг глаза, с заходом на висок. – Предполагается, что Римма Кирч, увидев плоды наших усилий, сразу испытает эстетический шок… А если кто-нибудь хоть одну черточку размажет – башку откручу и задницу надеру, понятно?
– Понятно, – вконец растерявшись, подтвердил Морис.
Ему и польстило то, что Лейла с ним так запросто, и в то же время он почувствовал себя не в своей тарелке.
Потоптавшись, уселся на пол рядом с Генри. Голова кружилась.
– Иди лучше спи, – посоветовал Генри. – Ты все, что мог, сделал, дальше будут работать Лейла и Чеус.
– Так Лейла же вон чем занимается… А Чеус где?
– Около Марсии. Девочка болеет, сейчас у нее время лечебных процедур.
Морис кивнул, наблюдая сквозь накатившую полудрему, как две стройные женщины, рыжая и черноволосая – не двадцатилетние, но принадлежащие, должно быть, к племени вечно юных небожительниц, – возятся с трафаретами около шкафа. Бессмысленное занятие, зато красиво.
– Думаешь, администрация отеля это одобрит? – спросил он шепотом.
– А куда ж она денется? Шел бы ты спать. Или уснешь прямо здесь.
«И оставить тебя с Лейлой? Фигу!»
– А ты?
– Мне еще рано. Я три раза принимал допинг – на лыжной базе, в пещере и потом еще здесь, чтобы одолеть перевод. Спать лягу позже, когда оно утрясется.
Из-за поворота вышла Марсия в махровой красной пижаме, с косичкой, следом за ней появился Чеус.
– Марсия, иди сюда, посмотри, – позвала Лейла. – Это лярнийский запечатывающий цветок хессиокае. Получилось у нас то, что нужно?
– Да, – полюбовавшись разукрашенным шкафом, согласилась девочка. – Пока он здесь, проход закрыт.
– Молодцы мы! Особенно ты у нас молодец! – Лейла присела около Генри, поцеловала его в щеку и снова выпрямилась – стремительно, только распущенные волосы блеснули иссиня-черным, но Морис успел уловить ее нежный будоражащий запах.
– Нарисуйте еще такие же на зеркалах, – попросила Марсия.
– Зачем?
– Не знаю… Так будет лучше. Так надо.
– Раз надо – значит, нарисуем, – решила Лейла.
«Сейчас опять займутся глупостями, чтобы ребенка порадовать», – сглотнув горький комок, подумал Морис.
На самом деле его задело то, что поцелуй достался Генри, а на него не обратили внимания.
Лейла, Лиана и Марсия отправились разрисовывать зеркала, за ними потащился гламурный гостиничный робот с трафаретами и краской.
– Я сегодня собиралась в Чизангу, – донесся из-за поворота голос Лейлы. – На одно препакостное шоу, весьма специфическое, не при Марсии будет сказано… Это безобразие началось пять минут назад.
– В другой раз там побываешь, – отозвалась Лиана.
– Другого раза не будет, это гастроли. Попадется мне теперь эта Анджела – в клочья порву.
– Вот зеркало! – перебил их требовательный голосок Марсии. – Наляпайте сюда цветок!
Женщины засмеялись.
«Сумасшедший дом, – вздохнул про себя Морис. – Но она такая… такая, что ей можно простить все, что угодно».
Чеус остался с ними, тоже присел на пол, с другой стороны от Генри.
– Как у тебя самочувствие?
– Хуже, чем в тот раз, когда вы меня душили.
– Я же тебя душил осторожно, не с целью совсем придушить, – сделав это утешительное признание, гинтиец помолчал, потом негромко добавил: – Теперь ты знаешь, откуда я взялся.
– Я догадывался, что у вас непростое прошлое, – хрипло произнес Генри.
– Поль вначале не обрадовался, когда узнал, что я напросился в телохранители к его сестре, хотел меня выгнать. Я двое суток просидел на улице около ограды. Думал, если подохну под забором – так мне и надо, заслужил, но на третий день он подошел ко мне, позвал в дом и сказал, что я могу остаться. Ладно… Что ты принимал?
– Две сиреневые штучки, один мнестомин.
– Тогда тебе нужны компенсаторы и витамины. Молодец, что столько продержался, а сейчас в самый раз отдохнуть. Идем!
Оба встали – точнее, гинтиец поднял собеседника и повел по коридору, бережно поддерживая. Морис мимоходом отметил, что с Генри этот бывший террорист общается на порядок вежливее, чем с ним, без обидных пренебрежительных интонаций. Впрочем, сейчас ему слишком хотелось спать, чтобы обижаться на бывших террористов.
Он тоже поднялся и отправился обратно в белый зал, пошатываясь, на ходу засыпая. Под ноги не глядел, чуть не наступил на мелкого робота, протиравшего плинтус. Потеряв равновесие, ухватился за стенку… Нет, за приоткрытую дверь, подавшуюся под ладонью… В первый момент внутренности заледенели, но после Морис понял, что это не Комнаты: спальня в персиковых тонах, заправленная кровать смахивает на праздничный торт – не иначе, здешний фирменный стиль, предмет особой гордости персонала отеля, на окне колышутся задернутые портьеры в рюшах и оборках.
С облегчением вздохнув – нельзя же так пугать! – он осторожно притворил дверь и тут обнаружил, что кое-что нежелательное все-таки случилось. Мелочь, но Лейла может рассердиться, она ведь сказала насчет башки и задницы… Пусть угроза была шуточная, заработать замечание или хмурый взгляд Морису не хотелось, поэтому он быстренько устранил последствия своей оплошности. Вытащил из кармана пакетик с влажными салфетками, взял одну и тщательно стер небольшой участок нанесенного через трафарет черного узора, где несколько тонких линий размазалось от прикосновения потной ладони.
Отступив, посмотрел на дело своих рук: теперь хорошо. Никто не заметит, что чего-то не хватает, и Лейла не будет сердиться. Настороженно оглядевшись, спрятал скомканную салфетку в карман и побрел дальше, довольный своей находчивостью.
Вот и зал, похожий на громадный шелковичный кокон, наполненный мягким белесым светом, уютный, несмотря на королевские размеры. Настоящее сонное царство. Дигна все так же спала, Морис тоже заполз под одеяло.
Разбудили его негромкие мужские голоса – то ли через полчаса, то ли через пять минут.
– …Ты с этим поосторожней, а то траванешься так, что будут последствия, – это голос шиайтианина.
– Я ведь не каждый день так балуюсь, – отозвался Генри. – Без допинга я бы не выдержал.
– Главное, не увлекайся, и лучше никогда не мешай разные допинги. Иначе будет, как с Полем, когда он траванулся всякой дрянью, и оно через несколько лет на его ребенке сказалось.
– У Поля было по-другому. Я в курсе. Сверхдозы сразу трех или четырех боевых допингов, плюс яд, плюс противоядие. А я принимал сперва боевой два раза, потом одну дозу для умственной деятельности. Ничего страшного.
– Тоже гремучая смесь. Нежелательно, поверь моему опыту.
– Хинар, ты вспомни, из-за кого Поль тогда траванулся, – это уже Чеус, причем интонация такая, что Морис поежился под своим одеялом. – Из-за твоего босса!
– Я к тому, что зря он это сделал. Никто же не собирался его убивать. Босс наоборот хотел его спасти, потому что за ним тогда ваши конторские начали охоту. Станешь отрицать?
– Не стану, – теперь голос гинтийца прозвучал еще угрюмее. – Только твой босс был сволочью, каких по одному на миллион.
– Босс был сложной личностью, – бесстрастно ответил Хинар. – И под конец он за все заплатил – так же, как и я. Мы с боссом были на Вьянгасе в зоне поражения. Радуйся, что тебя там не было, ни на той, ни на другой стороне. Вьянгас – это хуже смерти. А босс тогда удержал Поля от самоубийства, сидел около него и уговаривал, пока Тина добиралась до вашего Маршала.
Молчание.
«Дадут они выспаться или нет?» – подумал Морис, натягивая на голову одеяло.
Сделать замечание он не решился: опасные мужики, один другого круче.
– Ладно, мы с тобой друг друга стоим, – снова заговорил шиайтианин. – Я работал на босса, ты служил в Конторе, все это было давно и закончилось четырнадцать лет назад. Начал-то я с того, что не надо смешивать разные допинги, если проблем со здоровьем не хочешь. Мало ли, что там осядет в организме.
– Я погорячился, – процедил Чеус. – Не могу я о твоем боссе спокойно слушать. А что касается Вьянгаса – оказался бы я там, пошел бы с Тиной.
– Ты бы не дошел, – спокойно возразил Хинар.
Спорить Чеус не стал, и они наконец замолчали.
Новая попытка уснуть закончилась тем, что Морис в панике вскочил: померещилось, что он лежит, с головой заваленный снегом, а его бегство на платформе, встреча с Чеусом, отель «Императрица», Лейла, нарисованные цветы – всего лишь игра агонизирующего воображения.
Нет, кошмар и действительность не поменялись местами. Это одеяло он принял за снег. Все по-прежнему: белый зал с мебелью, похожей на теплые мягкие сугробы, на одном из диванов спит Дигна, на другом Генри – этот не спит, возле него сидит Лейла, низко наклонилась, о чем-то шепчутся. Крикнуть, что так нечестно? Голоса нет, иначе бы крикнул.
К тому времени, как Лейла направилась к выходу, Морис разозлился, набрался смелости, и когда она поравнялась с ним, смущенно, но решительно пробормотал:
– Я никому вас не уступлю. Теперь я вами владею, так и знайте.
Остановившись, Лейла задумчиво поглядела на него из-под длинных загнутых ресниц.
– Морис, я не из тех, кем владеют. Я из тех, кто владеет. Советую иметь это в виду, чтобы между нами не было недоразумений.
И пошла себе дальше.
Морис обескураженно смотрел ей вслед. Закралась мысль, что он, возможно, чего-то недопонял.

 

Ее выгнал из Комнат голод.
Посиди несколько суток на здешней бескалорийной диете – эффект будет, как от хорошей голодовки, хотя одураченный желудок черта с два забьет тревогу. Опасаясь путаницы в ощущениях, Анджела не стала есть иллюзорную пищу. В Комнатах разве что алкоголь без обмана, однако напиваться она не собиралась, хотя соблазн, если честно, был велик – после всего, что произошло!
Коттедж на окраине Чизанги она купила около трех с половиной лет назад, на вымышленное имя, и побывала там за это время всего-то раз пять-шесть, в гриме. Схрон на случай непредвиденных осложнений: если вдруг грянет гром и все узнают, что Шоколадная Анджела и Римма Кирч, оцененная в сто тысяч галактических кредиток, – одно и то же лицо.
Что ж, вот он и грянул.
Дверь открылась в гостиную с гелевой мебелью «Мармелад», приклеенным к стене потрепанным плоским телевизором (кажется, неисправным) и нишей пневмопочты, оформленной в виде ворот сказочного дворца. Не то чтобы все это было во вкусе Риммы-Анджелы, но коттедж достался ей от прежних хозяев вместе с меблировкой, и она решила – и так сойдет.
Тишина. Стальные жалюзи на окнах плотно закрыты. На часах половина первого. День или ночь?
Анджела замерла на пороге, прикрыла глаза и «прощупала» окружающее пространство на предмет электроники. Этому фокусу Маршал успел-таки ее научить. Отличный фокус – он обеспечивал ей тактическое преимущество и заодно позволял презирать профанов, не владеющих такими приемами. Вот только выводить из строя нежелательную автоматику одним лишь ментальным усилием у нее получалось далеко не всегда, и Римма-Анджела цепенела от тайного стыда, представляя, как же будут презирать ее те, для кого это не проблема.
Вроде бы ничего подозрительного.
Она шагнула в гостиную, захлопнула дверь, а когда снова открыла, вместо Комнат за порогом был коридор коттеджа: запыленное ворсистое покрытие жизнерадостной расцветки по обе стороны двери, на каждой картинка, несущая определенную смысловую нагрузку.
Туалет: дебильного вида ангелочек на горшке. Ванная: грудастая русалка под душем. Домашний медпункт: медсестра с громадным шприцем наперевес гонится за мужиком без штанов. Кухня: за обеденным столом трапезничает счастливое поросячье семейство. Нам сюда.
Холодильник набит продуктами – стратегический запас, все продумано, ничего скоропортящегося. Она поела, не снимая брони, хотя и запарилась. Еще до вылазки решила, что разоблачаться не стоит: во-первых, неизвестно, не поджидает ли снаружи Зойг, во-вторых, уже не раз убеждалась, что использовать Комнаты как кладовку – плохая идея. Вещи из внешнего мира, оставленные там для пущей сохранности, иногда бесследно пропадали, иногда необъяснимым образом приходили в негодность, а бронекостюм ей пока еще нужен.
Каждое движение челюстей отдавалось болью в деснах. Сама виновата: в тот момент, когда Зойг выстрелил по ее машине, зубы были яростно стиснуты, чего ни в коем случае нельзя делать. Проштрафилась… Будь Маршал жив, он бы ее не похвалил.
Утолив голод, она первым делом прошла в комнатушку рядом с гостиной. Там, в шкафу со всякой неисправной всячиной, обреталась на одной из полок дорожная сумка – видавшая виды, залепленная грязным скотчем, с заскорузлыми ручками, такую только на помойку снести. В одном из ее внутренних кармашков лежал ключ от тайника, устроенного здесь же, за плинтусом. Второй ключ валялся в темном углу под ванной, весь облепленный паутиной. Третий – в банке из-под растворимого кофе, вместе с дешевыми заколками для волос и засохшими леденцами, а сама банка стояла в прихожей, в шкафчике под зеркалом. Чтобы открыть тайник, надо последовательно вставить все три ключа.
Внутри хранились деньги, оружие, набор для грима, качественная краска для волос и для кожи, карманный комп.
Все, что надо, у нее есть. Зойг пока еще не одержал верх!
Теперь – лечение. Медавтомат сообщил, что два нижних коренных зуба сломано. Пришлось, сделав анестезию, на месте от них избавиться. А запустить процесс выращивания новых зубов – это уже превосходит функциональные возможности данной модели, надо в клинику. Однако в любой самой захудалой клинике ее мигом опознают, и кто-то огребет на халяву сто тысяч кредиток, чтобы тут же потратить их на товары и развлечения, которых на Парке хоть отбавляй.
Анджела мстительно ухмыльнулась: а вот обломаетесь, никуда она не пойдет. Можно и без зубов. Эту процедуру она терпеть не могла: десны вовсю зудят, особенно если регенерация ускоренная, так что отложим мороку до лучших времен.
Как будут выглядеть лучшие времена и когда они наступят – это, конечно, вопрос хороший… Порой казалось, что никогда, но она гнала пораженческую мысль прочь.
В этом часовом поясе время перевалило за полдень, однако открывать жалюзи Анджела не стала. Коттедж обнесен высоким забором, соседи – престарелые представители среднего класса, район тихий, приличный, сущий стоячий пруд, но в ее положении никакая перестраховка не будет лишней. Сто тысяч – это не ерунда, это деньги.
Ниша пневмопочты забита рекламой – за нарядными «дворцовыми воротами», как и положено, громоздилась груда сокровищ: разноцветные глянцевые конверты, прямоугольные, треугольные, ромбовидные, одни сверкают золотым и серебряным тиснением, на других играют лазерные радуги, есть и яркие объемные картинки – волшебные окошечки в мир изобилия. В уголке, под ворохом листовок и конвертов, притаился одноразовый робот-рекламоноситель, похожий на миниатюрного краба. Выпусти такую тварь – потом не поймаешь, она будет носиться по квартире, твердя одно и то же и демонстрируя голограммы, пока батарейка не сядет. Обычно их хватает на несколько часов.
Злорадно усмехнувшись, Анджела отправила всю почту прямиком в мусоросборник, на уничтожение. Вот так! Во-первых, она презирала эту чепуху, во-вторых, под видом рекламы иногда засылают электронных шпионов.
Теперь – последние сетевые новости. Из Комнат в Сеть не выйдешь, даже имея при себе комп, поэтому Анджела до сих пор не знала, сделали из нее сенсацию номер один или нет.
Дело обстояло еще хуже, чем она ожидала. Вошла в раздел «Криминал», и сразу бросилась в глаза иллюстрация к сообщению под заголовком «Убийца из Новогодней Службы»: зимний пейзаж, у горизонта заснеженные горы в морозной дымке, на переднем плане скованное льдом озеро глядит в заспанное небо тоскливым зрачком полыньи.
Паркианская полиция обнаружила подводное захоронение: несколько десятков трупов в мешках, утяжеленных балластом. Подозреваемая – сотрудница Новогодней Службы Анджела Ругис, за поимку назначено вознаграждение в 100 000 галов. Любая информация, которая позволит ее задержать, также будет хорошо оплачена. Проводятся оперативно-разыскные мероприятия.
Снимки анфас, в профиль, в полный рост. Антропометрические данные, группа крови, отпечатки пальцев, рисунок сетчатки.
Психологический портрет. Ага, ничего не забыли: трудоголик, патологически неряшлива, в отношениях с подчиненными проявляла садистские наклонности… Римма-Анджела презрительно фыркнула.
Что-то пробелов многовато… О том, что Анджела Ругис – это Римма Кирч, боевик печально известной Конторы Игрек, участница пресловутой Вьянгасианской трагедии, авторы сообщения умолчали. И даже вскользь не упомянули о Чеусе-Зойге, тоже бывшем офицере Конторы Игрек, в настоящее время личном охраннике капитана Космопола Поля Лагайма. И ничего не сказано о Генри, Морисе, Дигне и Бланке, словно никакой истории с ними не было, а просто бдительная паркианская полиция ни с того ни с сего полезла шуровать в озере, наткнулась на утопленников и сразу поняла, чья это работа – не иначе, озарение снизошло.
И ни слова о Комнатах.
Отсюда вытекает, что власти – то есть корпорация «Иллюзориум» – не хотят привлекать излишнего внимания к этому инциденту. Анджелу стремятся выдать за обыкновенную маньячку-психопатку, и чтобы никакой мистики, ничего такого, что может перепугать обывателей. На Земле-Парк все спокойно!
Это, однако, не означает, что проблему недооценивают.
Анджела понимала, что происходит. В конце концов, Контора Игрек, которую сейчас изо всех сил стараются представить заурядной террористической организацией, на протяжении многих лет занималась именно тем, что искореняла все странное, аномальное, не имеющее объяснений, способное напугать простого человека – до тех пор, пока стараниями проныры Клисса не всплыло, что глава Конторы тоже аномальная личность, вроде как то бревно, которого в своем глазу не видишь.
Иначе говоря, до подстроенной Клиссом катастрофы Римма Кирч служила в Организации, безжалостно истреблявшей таких, как Анджела Ругис с ее Комнатами. Она хорошо помнила свои тогдашние взгляды на жизнь и свою тогдашнюю логику. Взгляды поменялись, ну и что, плевое дело. А что касается логики – прежний опыт позволял ей смоделировать, как будут думать и действовать те, кто хочет ее обезвредить.
Они постараются обстряпать это без шума, не допуская утечки информации. Возможно, потом, когда все будет закончено, сообщат широкой публике правду, а возможно, и нет – широкую публику незачем лишний раз нервировать. О том, что Римму Кирч, единственную оставшуюся в живых виновницу Вьянгасианской трагедии, наконец-то арестовали (или застрелили при попытке к бегству), скорее всего, сообщат, но о Комнатах ни полслова не скажут, такая сенсация никому здесь не нужна.
Что отсюда следует? То, что предупреждать население и гостей Парка о возможности внезапного вторжения «маньячки» Анджелы Ругис в любое помещение, где имеются двери, никто не станет – это же верный способ посеять замешательство и вызвать отток туристов с планеты развлечений! Это оставляет за Анджелой относительную свободу действий. Однако посвященные, безусловно, будут начеку, поэтому не зарываться, не лезть в офисы «Иллюзориума» и Космопола, не грабить банки, не провоцировать панику. В общем, соблюдать правила игры, чтобы игра не стала более жесткой, не перешла на другой уровень.
Первоочередная задача – добраться до кого-нибудь из четверки недавних пленников. Выяснить, откуда черти принесли Зойга. Его неожиданное явление – это мистика почище Комнат! Хотелось бы иметь уверенность, что он не вломится в следующую минуту в этот коттедж, к примеру. Вот кто настоящий маньяк, а ловят Анджелу Ругис.
Ей нужен Генри. Неожиданно найденный друг. Он ведь хотел отправиться вместе с ней на поиски нового Маршала! Вытащить его к себе, потом они вдвоем сбегут с Земли-Парк… Спокойно, боец Кирч, не увлекаться, все по порядку. Первая цель – Морис. Этого размазню поймать проще всего, Комнаты на него уже натасканы. Процедура довольно сложная, требующая времени, зато после дотянуться до человека – раз плюнуть, лишь бы он находился поблизости от каких ни на есть дверей.
С помощью грима и краски Анджела превратилась в белокожую круглолицую блондинку с золотистыми бровями, добавила анизотропные контактные линзы кофейного цвета – теперь никакого сходства ни с «маньячкой из Новогодней Службы», ни с Риммой Кирч. В ближайшее время придется регулярно менять облик. Надела броню, открыла дверь, шагнула из гостиной коттеджа в другую гостиную, с плетеной мебелью и застиранными шторами в цветочек.
Обстановка смутно знакомая: в похожем помещении Римма кого-то ликвидировала, но кого и по какому поводу – этого с ходу не припомнить. Для квартальных отчетов требовались другие подробности, а не то, из какого материала были сделаны стулья – немые свидетели происшествия и что за цветы украшали портьерную ткань, подсолнухи или астры.
Не вспомнила, и ладно. Комнаты извлекли из ее памяти очередной полузабытый интерьер или, возможно, комбинацию из двух или трех интерьеров, не имеет значения. Это как лотерея – что выпало, то выпало.
Здесь есть зеркало, вот это уже важно. Трельяж в углу, серебристые рамы увенчаны коронками. Рубиконский стиль.
Придвинув стул, она уселась перед трельяжем, представила себе во всех подробностях Мориса – светловолосого лопоухого парня неспортивной комплекции.
Через секунду стекло – или что-то, притворявшееся стеклом – помутнело, затуманилось, отражение исчезло. Все как обычно. Сейчас туман рассеется, и она увидит то помещение, где находится Морис. При условии, что там тоже есть зеркало, к которому должны «подключиться» Комнаты, но с этим-то никаких проблем, на Парке зеркал и мебели с зеркальным покрытием пруд пруди, смотрись не хочу.
Ожидание затянулось. Потом Анджеле показалось, что белесый туман по ту сторону стекла начал дрожать, от этого слегка зарябило в глазах. Какой-то глюк?.. Ничего подобного на ее памяти еще не было.
Задребезжал весь трельяж, как при сейсмических колебаниях. На всякий случай Анджела вместе со стулом отодвинулась назад, тут-то оно и случилось: на затуманенном стекле проступил черный узор – не успела рассмотреть как следует, осталось только впечатление чего-то невероятно сложного и прихотливого – а после оно разлетелось вдребезги. Правую и левую створки трельяжа постигла та же участь.
Один из осколков чиркнул Анджелу по броне. Хорошо, что не в лицо.
Опомнившись, она выскочила за дверь, в гостиную коттеджа. Сердце бешено колотилось, футболка намокла от новой порции пота. Расстегнув на груди костюм, Анджела упала в кресло, сделанное из вишневого мармелада, и только тогда поняла, что постыдно близка к истерике.
Получила бы от Маршала по первое число за халатность… Только Маршала нет, и отругать ее некому, и никто ничего не подскажет.
Комнаты начали давать сбои, глючить. Она понимала, что рано или поздно это может произойти, только уж очень не вовремя, в полном согласии с пакостными законами Мэрфи.
Деваться некуда. Пусть даже ее не сцапают при попытке улететь с Парка, на новом месте еще неизвестно, что будет. А Комнаты – идеальное убежище, никто не сможет проникнуть туда извне: речь идет, если пользоваться научной терминологией, о блуждающем «пространственном кармане», артефакте с персональной привязкой. И прокормиться несложно, масса возможностей воровать еду – если хватит соображения и ловкости этими возможностями воспользоваться. И скучно не будет: можно заманивать каких-нибудь слабаков и смотреть, что они станут делать, а после, когда надоест, ликвидировать их – вовсе не из садистских потребностей, как написали в той заметке, а во имя хорошей идеи. Любой слабак – потенциальный предатель и дезертир, так говорил Маршал, и значит, убивая свои жертвы, Римма-Анджела казнит предателей и дезертиров, а это, опять же цитируем Маршала, доброе дело. Она вроде как санитар в человеческих джунглях.
Пусть это не джунгли, а Парк – все равно санитары нужны.
Она с вызовом усмехнулась. Душевное равновесие помаленьку возвращалось, даже футболка просохла. Кстати, футболку пора поменять. Уже два с половиной месяца собиралась, да все руки не доходили.
Анджела застегнула броню и решительно распахнула дверь.
Какое-то присутственное место, четыре стола-близнеца из белого пластика, с мониторами на гибких шеях. На одном из столов стоит граненый стакан с водой, там плавает муха.
И здесь же – безобразный рассохшийся буфет из квартиры Аделаиды Кирч, Римминой бабушки, с приторными леденцовыми витражами на дверцах и засиженным тараканами зеркалом на боковой стенке. Ничего, тоже сойдет.
Бабушка вначале Римму любила, пока она, в пятилетнем возрасте, не расколотила молотком один из витражей, чтобы попробовать эту красотищу на вкус. Эффект обманул ожидания: стеклышки, такие сладкие с виду, оказались несъедобными, а бабушка решила, что ребенка пора воспитывать, и с тех пор при каждой встрече старалась наверстать упущенное. Впрочем, Римма ее презирала и не принимала всерьез. Она ведь еще тогда поняла, что она не такая, как все, особенная, избранная – ну, примерно то же самое, что рассказывал о себе Генри.
Скоро она доберется до Генри.
Открыв дверцу, обнаружила внутри полную тарелку бабушкиного хвороста, густо посыпанного сахарной пудрой. Отправила в рот хрустящую розочку: не питательно, зато и не вредно. А теперь – к зеркалу.
Страшновато, но с глюком надо разобраться. Анджела предусмотрительно опустила щиток шлема – на случай, если опять брызнут осколки. В этот раз она приказала Комнатам найти Арабеллу Наген, свою непосредственную начальницу. Теперь уже, гм, бывшую начальницу. Когда зеркало заволокло туманом, Анджела напряглась, приготовившись к броску в сторону, однако ничего внештатного не случилось.
Дымка рассеялась, появился знакомый холл в Новогодней Службе – тот, где стены расписаны елками и оленями, а на свободных местах между ними наклеены снимки с прошлогодних праздников.
Посередине стоял накрытый стол с чашками, тарелками и тортом, вокруг расположился руководящий состав отдела, человек четырнадцать, во главе с Наген. В стороне маячил робот с большим чайником.
Ага, она видит их из зеркала, которое недавно повесили в простенке между окнами.
Расслабившись – глюки были и прошли, система под названием «Комнаты» снова исправно работает, – Анджела взяла еще одну штучку хвороста. Было время, они с Сафиной чуть не каждый вечер тайком подсматривали за своими коллегами, угощаясь между делом ненастоящими лакомствами… В ту далекую пору, когда Сафина еще не была утопленницей, а Анджела – изобличенной «маньячкой».
Брр, не нравится ей это слово. Никогда не нравилось.
В холле с оленями происходило не просто чаепитие, а проводы одной из сотрудниц, надумавшей уйти из Новогодней Службы в танцовщицы. Наген, сладко улыбаясь, произносила напутственную речь, суть которой сводилась к тому, что «наша Айрис» труслива, недальновидна, лишена творческой жилки и не способна ничему научиться; остальные сотрудники заедали неприятный осадок тортом. В глазах у Айрис, застывшей с чашкой в руке, отражалась внутренняя борьба: врожденная интеллигентность против желания огрызнуться. А Наген, на голову выше любого из своих подчиненных, возвышалась над столом, как башня, ее несвежее лицо оттенка слоновой кости сияло счастьем и торжеством. Лицо женщины, которая вот-вот дойдет до оргазма. Как обычно. Всем увольнявшимся начальница устраивала такие проводы, оттягивалась напоследок. О скандале с Анджелой зато никто не вспоминал, это было отрадно.
Возвращаться туда теперь уже не придется, тоже приятный момент. Больше никаких тебе «пошли хороводом вокруг елочки»… Теперь она до конца жизни будет уклоняться от новогодних праздников, сыта по горло.
А жаль, что их с Наген дороги разошлись. Ее Римма-Анджела не презирала. За нее можно было побороться.
Полюбовавшись на коллег по работе, которые наперегонки поедали нарезанный треугольными ломтиками торт, Анджела отключилась от Новогодней Службы.
Вторая попытка добраться до Мориса.
Спасибо Маршалу и конторским сержантам, которые когда-то научили ее уму-разуму – щиток шлема она перед этим опустила. Нехитрая мера предосторожности помогла ей сохранить лицо, во всех смыслах.
Осколки взорвавшегося зеркала ударили прямо в щиток.
Та же самая дрянь. Затянувшаяся пауза, потом – такая вибрация, что весь буфет заходил ходуном, и старая посуда в нем жалобно зазвенела. Вслед за этим проступил на долю секунды черный узор, и стекло раскололось.
Комнаты подцепили вирус? Если да – не Морис ли его занес?
Нужно поговорить с ним. То есть допросить его.
Из слов Генри следовало, что в пещере этот хлюпик серьезно пострадал и валялся без сознания. Где он сейчас – в морге, в больнице? Придется рискнуть. Но для начала надо хотя бы одним глазком глянуть, где он находится.
Анджела подошла к двери. Спроецировала на пространство за порогом мысленный образ Мориса. Потянула за ручку, приготовившись тут же захлопнуть, если там окажется боевой робот типа «цербер» или соскучившийся по разминке взвод спецназа.
Ни то, ни другое, ни третье… Вообще непонятно что. Ее обдало пронизывающим холодом, от которого заныли нервы и заломило кости. Она так и приросла к месту, пораженно разглядывая то, что темнело за порогом.
Однажды она слышала такое выражение – «белое ледяное безмолвие». Ну, а сейчас перед ней было черное ледяное безмолвие.
Несколько метров пустого пространства, дальше громоздятся блоки черного льда, они высятся до потолка, до небес, уходят в бесконечность… Одни матовые, шероховатые, другие гладкие, как стекло, полупрозрачные, и в их толщу вморожены черные шары – то ли неведомо чьи икринки, то ли зрачки этого стылого мира. Лед поблескивает, отражая падающий из Комнаты свет. Никакого движения, только неживой блеск черных поверхностей, и холод такой, что все тело медленно, но верно немеет.
Анджела едва нашла в себе силы закрыть дверь. Если бы она простояла так с полчаса, она бы, наверное, окоченела насмерть.
Попятилась. Ноги подкосились. То ли уселась, то ли рухнула на пол.
Дверная рама за эти несколько минут побелела от инея.
Вновь обретя способность двигаться, Анджела вернулась в коттедж. Выпила горячего кофе, съела плитку шоколада. Пошарила в Сети, но ничего нового там не нашла, не считая обидного прозвища: какой-то шибко умный журналист обозвал ее «Снегурочкой-потрошительницей», что было враньем, потому что никого она не выпотрошила. Тех, кто не оправдал ее надежд, она убивала достаточно быстро, как ликвидатор, а не как палач.
После кофе и шоколада силы вернулись, и она решила предпринять новую вылазку.
В этот раз захлопнула дверь сразу, как только ощутила мертвящий холод и увидела массивы черного льда, поблескивающие отраженным светом.
Может быть, она что-то делает не так? Маршал учил, что очень важен боевой дух, настрой на победу. Вдруг из-за встречи с Зойгом в ее душу закрались пораженческие настроения?.. Римма-Анджела недовольно засопела. Давно изжитая привычка, от которой она избавилась примерно тогда же, когда сделала пластическую операцию, а вот поди ж ты, вернулась.
Мысленно нацелившись на Мориса и на победу, снова открыла дверь.
Без перемен. На нее уставились сотни непроницаемых замороженных зрачков. Это может смотреть – от одной подобной догадки пробирает озноб, а тут еще цепенящая стужа, и притолока на глазах покрывается изморозью.
Захлопнув дверь, Анджела с отвращением осознала, что находится на грани нервного срыва. Сама себе закатила бы оплеуху, не будь на голове шлема. Чихнула, забрызгав щиток. Когда ее угораздило простудиться – в пещере Моржового хребта или сейчас?
Вернувшись в коттедж, она сняла броню и отправилась в комнату с медавтоматом. Еще расхвораться не хватало… Закончив с медицинскими процедурами – простуду удалось задавить в зародыше, маленький, а выигрыш! – сменила белье, выкинула футболку и трусы в мусоросборник. Ну и гадость это использованное белье… Съела еще одну плитку шоколада.
Пока медавтомат ее лечил, созрела здравая мысль: а может быть, в данном случае никакого глюка нет, и Комнаты ни при чем, и она ни при чем? Может быть, Морис, этот слюнтяй и слабак, опять угодил черт знает куда – допустим, в какие-нибудь подземные ледники?
Или – сверкнула неожиданная догадка – это всего лишь новый аттракцион с психотронным эффектом, на любителя, очередное изобретение «Иллюзориума», забава для чокнутых экстремалов, а она за здорово живешь купилась, как девчонка… Подумав об этом, Анджела со злостью выругалась.
Надо побывать там еще раз, всего один раз, и осмотреться, держа эмоции в кулаке, отмечая и запоминая детали, как учили в Организации. Получается, растеряла сноровку… Надо понять, что это за такое странное место.
В шкафу должен лежать старый лыжный термокостюм, брошенный прежними хозяевами. Надеть его под броню и включить обогрев на полную катушку… Вот так, теперь никакой холод не страшен.
Анджела отворила дверь и опять замерла на пороге, хотя перед этим и запретила себе удивляться.
Очередной сюрприз. В этот раз не из разряда ужастиков, и на том спасибо.
За дверью была уютная персиковая комната с нарядной, хоть сейчас на выставку, двуспальной кроватью. Цилиндрический напольный светильник расписан золотыми птицами. На дверце зеркального шкафа нарисован фантастически замысловатый черный цветок – ничего себе изыск… Похож на ту дрянь, которая появлялась на затуманенных зеркалах перед тем, как они взрывались, но дверца шкафа разлетаться на куски не спешила.
В комнате никого не было, однако, по всей логике, Морис должен находиться поблизости, иначе дверь не привела бы Анджелу именно сюда.
Неслышно ступая, она подкралась к окну, заглянула в щель меж двух шелковых портьер, обильно украшенных оборками и фестонами.
Верхотура, внизу бульвар и толпы народа, напротив многоэтажные здания сияют синим и золотистым стеклом. Аэрокары величаво скользят над крышами. Сразу видно, не какое-нибудь заштатное местечко.
Шорох позади. Она резко развернулась с уходом в сторону, готовая к стрельбе, но это всего лишь выползла из своей норки черепаха-уборщик.
Анджела наследила, и робот, учуяв грязь, сразу принялся выполнять свои обязанности, возвращая желтовато-розовому ворсу первозданный вид.
Тем лучше, если не останется следов, а то будут потом гадать, откуда они взялись. Вдруг да угадают? На панцире трудолюбивой черепахи – чернью по бронзе логотип: «Отель «Императрица». Вот и координаты установлены.
Все крупные отели на Земле-Парк принадлежат «Иллюзориуму». Видимо, Мориса запихнули сюда, чтобы не сболтнул лишнего кому не надо: и домашний арест, и порция сладкой жизни в качестве подкупа. Тогда и остальные должны быть здесь, и Генри тоже, если только их не держат поодиночке в разных местах. Но для такой меры вроде бы нет резона.
Нужно заполучить кого-нибудь из них во что бы то ни стало.
И черепаху, которая прилежно трудится, уничтожая следы, не стоит игнорировать. Роботы фиксируют все свои действия, так что здешний техник, который за них отвечает, сегодня же вечером узнает, что в персиковом номере побывал кто-то посторонний, неведомо откуда взявшийся.
Пора действовать. Анджела окинула долгим подозрительным взглядом зеркальный шкаф: узор на дверце ей не нравился, хоть убей. Всего лишь декоративная роспись, но неприятно напоминает то зловещее изображение, которое выдавали Комнаты при глюках с зеркалами.
Одна из заповедей Организации: непонятное и подозрительное – значит, смертельно опасное; если нет времени на всесторонний анализ с участием специалистов, доверяй своей интуиции и действуй так, как будто оно уже проявило свою враждебную сущность, разберешься потом.
Ну его, этот шкаф.
Обойдемся своим оборудованием.
Она вытащила из кармана маленькое зеркальце на липучке, прилепила к стене в нескольких дюймах от пола: и в глаза не бросается, и позволит ей засечь, когда в помещение кто-нибудь войдет.
Еще до того, как успела выпрямиться, насторожилась: за дверью, которая вела, очевидно, в коридор, послышались приближающиеся голоса.
– …Вы не понимаете, Вероника Ло не может быть обыкновенной девушкой! Она символ, легенда, современная сказка, нравится вам это или нет. Если для вас символов и сказок не существует, это как бы вы сами такой, и не отбирайте это у других!
Морис в своем репертуаре. Ему кто-то ответил, но негромко, слов не разобрать, а потом Морис опять взъерепенился:
– Ну да, есть люди, которые всю жизнь могут прожить без любви, они сыты одним бизнесом, или одной политикой, или одним долгом, как будто живут в бронекостюмах, только не надо навязывать это другим, люди разные!
– Эй, угомонитесь! – донесся издали властный женский голос. – Мы сейчас попробуем Бланку привести в чувство, поэтому – чтобы тишина была, как в больнице. Меня все поняли?
Итак, Бланка тоже здесь. Всю пострадавшую компанию поселили в одном месте – что ж, нам это на руку… Видимо, одернула Мориса врачиха, которую пригласили оказать помощь девчонке. Этим тоже можно воспользоваться.
Анджела подкралась к черепахе и сцапала ее прежде, чем та успела увернуться. Зажав добычу между колен, вынула из кармашка на поясе отвертку. Возни на две минуты, и робот заверещал благим матом – то есть начал издавать громкий и прерывистый звуковой сигнал. На это незамедлительно отреагировали, что и требовалось.
– Заткните этого робота! – потребовала та же самая женщина. – Морис, ты ведь наладчик, посмотри, в чем дело! Нам нужна полная тишина.
Лучше и быть не могло. Оставив вопящего робота на персиковом ковре, на ходу пряча отвертку, Анджела бросилась к двери.
Уф, успела выскочить! Мысленный приказ Комнатам скопировать помещение – впечатления свежие, поэтому ложная комната должна получиться один к одному – и настройка на Мориса.
Дрожа от нетерпения, она остановилась перед квадратным настенным зеркалом, которое показывало только что созданную ловушку. «Внутренняя видеосвязь» функционирует, тут никаких глюков. Однако получилось не совсем то: на дверце шкафа вместо нарисованного узора – черные потеки и трещины, словно по ней чем-то шибанули. И робота не видно, и за длинной, до пола, шторой с фестонами, если ее отдернуть, окажется не окно, а вторая дверь, иной планировки Комнаты не признают.
Но это все мелочи. Допустимая погрешность. Как только Морис переступит через порог, западня захлопнется.

 

Бланка лежала, свернувшись, посреди мягкой бесцветной пустоты. Ей было ни плохо, ни хорошо. Иногда она слышала доносившиеся издалека человеческие голоса, и при желании могла бы, наверное, понять, о чем идет речь, но ни желаний, ни чувств, ни мыслей не было. С ней ничего не происходило.
Потом она ощутила чье-то близкое присутствие. Словно к ее обнаженной коже прикоснулась теплая ладошка.
– Бланка, здравствуй!
– Марсия?
Она отозвалась не вслух, ведь она не могла говорить, но девочка услышала.
– Бланка, хватит тебе здесь быть. Пойдем со мной.
Разве можно куда-то идти, если вокруг ничего нет?
– Я не смогу, – объяснила Бланка.
– Сможешь. Держись за меня, и пойдем.
Теплая ладошка ухватилась за ее руку. Было только это единственное ощущение, взгляд застилала бесцветная мгла.
И как будто они пошли, хотя своего тела Бланка по-прежнему не чувствовала.
– Тебя все ждут, – говорила Марсия. – И Генри, и Дигна, и Морис, и мой Чеус, и еще кое с кем познакомишься.
– Я ничего не вижу.
– А я вижу… На самом-то деле здесь много всего, но это не важно. Главное, не выпускай мою руку, а то опять потеряешься.
– Так я потерялась?
– Ага, а теперь я тебя нашла, и мы идем обратно.
Через некоторое время Бланка спросила:
– Нам еще долго идти?
– Это от тебя зависит. Но не волнуйся, обязательно придем, я же с тобой.
Потом мгла перед глазами заколыхалась, истончилась, возникли новые ощущения. Как будто на лице лежит распластавшаяся морская звезда, которая мешает смотреть и дышать… Бланка попыталась ее сбросить и внезапно испугалась: она больше не чувствовала маленькую ладошку Марсии!
– Пульс в норме, – отметил незнакомый мужской голос.
Бланка хотела крикнуть, позвать девочку, но что-то постороннее не давало ей говорить.
– Не дергайся, это кислородная маска. Не все сразу, – другой незнакомый голос, женский.
– Я здесь! Все хорошо, Бланка, ты вернулась! Это я привела тебя обратно!
Услышав радостный возглас Марсии, она успокоилась. Улыбнулась бы, если б не эта штука на лице.
Штука скользнула в сторону – словно морская звезда уползла, обнаружив, что ей здесь не рады – и Бланка поняла, что лежит в «коконе». Увидела за прозрачной стенкой Марсию и Дигну, у обеих улыбки до ушей, и очень красивую черноволосую девушку с густо подведенными темно-синими глазами. Перед пультом сидел сухопарый желтокожий мужчина, искоса взглянув на пациентку, он снова повернулся к мониторам.
– А где Генри и Морис? – вспомнив, что случилось, спросила Бланка.
– Все живы, мы их выгнали, ты же голая, – затараторила Дигна. – Все было суперски, про нас можно кино снимать!
– Это Чеус прилетел за вами и всех спас, а его Морис позвал, потому что сбежал оттуда, – сообщила Марсия.
– А сейчас мы типа под охраной, как потерпевшие, потому что Анджелу еще не поймали, – добавила Дигна.
В памяти начали проявляться подробности. Эпизод с тетрадкой.
– Я должна извиниться, это же из-за меня… – съежившись от сознания своей вины, пробормотала Бланка. – Если бы я сделала вид, что не заметила надписи…
– Наоборот, все классно получилось! Мы живы только потому, что сразу драпанули оттуда. Ты же еще не знаешь, мы были не первые. Полиция нашла полное озеро трупов, Анджела их убивала и топила, поэтому мы тебя простили…
– Дигна, марш отсюда, – распорядилась синеглазая девушка.
Дигна безропотно подчинилась.
Облокотившись о спинку кресла, в котором сидел желтокожий мужчина, незнакомка повернулась к мониторам.
– Извините… – произнесла Бланка нерешительно. – Скоро мне можно будет отсюда выйти?
– Думаю, сегодня. Друзья называют меня Лейлой.
Она попыталась вежливо кивнуть в ответ. Лейла ей сразу понравилась – не только потому, что такая красивая, и даже не из-за того, что заботится о ней. Было что-то еще.
– Зря ты меня не послушалась, – прижавшись носиком к прозрачной стенке «кокона», так что кончик расплющился, сказала Марсия. – Я же говорила, чтобы ты не ездила туда, а то тебя завалит камнями и снегом.
– Я ведь не знала, что так и будет, – улыбнулась Бланка.
– Зато я знала, потому что я «сканер», как папа. В следующий раз, если я что-то скажу, ты меня лучше слушай.
– Хорошо.
– Пожалуй, мы еще до вечера ее выпустим, – изучив данные на экранах, обратилась Лейла к мужчине. – Если что, уложим обратно.
Бланка вспомнила. Однажды она отыскала в Сети подборку фотографий Тины Хэдис, и среди прочих там были снимки, где рядом с Тиной две девочки пятнадцати-семнадцати лет. Одна обыкновенной внешности, с каштановой косичкой, а вторая редкой красоты брюнеточка с сумрачно-синими глазами и стрижкой «каре», на нее-то Лейла и похожа. Причем не просто похожа, а как две капли воды, словно это она и есть, разве что прическа другая. Бланке нравилось все, так или иначе связанное с Тиной Хэдис, а тут еще оранжевый незийский пляж, на песке белеют ракушки и крабы, сине-зеленое море сияет мириадами бликов… Спросить у Лейлы, не она ли там была?
Так и не успела собраться с духом, чтобы спросить – в комнату ворвалась запыхавшаяся Дигна. Бланка только теперь заметила, какое шикарное на ней платье: длинное, серебристо-розовое, с расширяющимися книзу рукавами, и подол расшит золотыми мимозами.
– Лейла, они куда-то пропали!
– Что пропало?
– Мальчики, все трое, Генри, Морис и Чеус, – тяжело дыша, пояснила Дигна. – Их нигде нету. Не могли же они уйти, не предупредив нас, правда?
– Закрылись где-нибудь. Мало ли что у них за дела.
– Да их нигде нет! – подкрепляя слова жестом, Дигна энергично встряхнула сжатыми кулаками. – Я весь этаж обшарила, чтобы сказать им, что Бланка проснулась. Если они в бар напиться сбежали, так зачем им сбегать, если у вас тут свой классный бар есть…
– Бар исключается.
Нахмурившись, Лейла отцепила от пояса изящную вещицу – телефон или передатчик, разница между тем и другим понятна только специалистам – и начала кого-то вызывать. Ей не отвечали, и она все больше мрачнела. Черты побледневшего лица отвердели, на переносице прорезалась складка.
– Их и правда нигде нет, – потянув ее за подол черного кружевного платья, испуганно прошептала Марсия. – Здесь, кроме нас, только моя кузина, а они куда-то делись, я их не чувствую…
– Ли, слышишь меня? – сказала в передатчик Лейла. – Оставайся, где находишься, мы сейчас придем за тобой. Кажется, у нас неприятности.
– Может быть, ваша нарисованная защита не сработала? – высказала догадку Дигна. – Картинка – это же не силовое поле. Жалко, столько старались, рисовали…
Лейла мрачно взглянула на нее.
– Дигна, Марсия, вы со мной, сходим за Лианой. Хинар, отключай «кокон», а то черт знает, что будет дальше.
Они ушли.
– Можно отсюда выбираться? – с минуту выждав, спросила Бланка.
– Потерпи, сестренка. Системы «кокона» полагается отключать постепенно, одну за другой. Это займет примерно с полчаса.
«Странно, что он меня так назвал… Мы ведь не принадлежим к одной расе, он шиайтианин, а я землянка».
– Я тоже там был, – коротко усмехнулся Хинар в ответ на ее взгляд.
Что значит «там», Бланка поняла сразу.
Еще она заметила, что около пульта лежит то ли пистолет, то ли бластер. Судя по форме ствола, бронебойный пистолет.
Оружием Бланка интересовалась с шести лет: если хочешь убить ускользнувшую от правосудия террористку, в таких вещах надо хотя бы немного разбираться.

 

Дискуссию затеял Морис. Отоспался, восстановил силы, и теперь ему не терпелось дать выход забродившей энергии. Спор о достоинствах топ-модели Вероники Ло – чем не рыцарский поединок за честь прекрасных дам? Только повязанного на руку шарфа не хватает. Демонстрируя куртуазность и боевой задор, он совсем позабыл о том, какими судьбами оказался в апартаментах-люкс отеля «Императрица» и каковы насущные проблемы.
И оппонента, конечно же, выбрал подходящего! Чеуса, для которого все топ-модели, вместе взятые, независимо от их расовой принадлежности и цвета кожи, величины бюста и объема талии, формы носа и разреза глаз, романтических или пикантных биографических подробностей – такая же дребедень, как рекламные голограммы на улице.
Гинтийцу не было никакого дела до предмета разговора, и в ответ на все наскоки он время от времени негромко цедил что-нибудь безразличное, а Морис все пуще распалялся. Сначала он привязывался со своим спором к Генри, но тот отвечал уклончиво – можешь лепить из этих вежливых расплывчатых реплик все, что пожелаешь, хоть согласие, хоть отрицание, выбор за тобой – и Морису вскоре стало неинтересно. Ему хотелось определенности, вот и набросился на гинтийца, непоколебимого, как скала.
– …Эти девушки, которые становятся моделями или кем-нибудь еще, у них на самом деле есть внутреннее содержание, и оно выражается в том, что они наполняют нашу жизнь красотой! – запальчиво говорил Морис. – Вы что-нибудь можете возразить?
– Да что с ними, что без них, – безучастно бросил Чеус.
«Что ты понимаешь в жизни и в красоте?» – читалось в его презрительном взгляде.
Но Морис умел читать взгляды не так хорошо, как Генри, поэтому с энтузиазмом подхватил:
– Ага, вы себя выдали, это для вас так, потому что вы не умеете чувствовать очарование! Нельзя же быть человеком-роботом, мы же только чувствами и отличаемся от машин! Вот, давайте обсудим критерии… Сейчас, с мысли сбился… Вот, назовите, какую женщину вы считаете идеалом красоты, как бы совершенством?
– Ольгу и Лиану Лагайм.
«Разумеется, кого же еще, – мысленно усмехнулся Генри, довольный тем, что предугадал ответ. – Все Лагаймы друг на друга похожи. Так я и думал».
– Значит, женщин земной расы? А почему не гинтийку? Но вы же не на Гинте живете, поэтому у вас критерии сдвинулись в космополитическую сторону… А вот я могу с вами поспорить! Давайте поспорим! Они все-таки не модели, и если поставить их рядом с Вероникой Ло, как на конкурсе красоты, и сделать сравнительный анализ внешних данных…
– Лучше не делай, – вроде бы доброжелательным, но в то же время наводящим на размышления тоном посоветовал Чеус. – Чтобы никаких для тебя осложнений. А то еле оправился после одной взбучки…
– А что такое? – растерялся Морис. – Почему нельзя?
– Потому что я в этом доме охранником служу. Еще о ком-нибудь из них не то скажешь – будет хуже, чем в прошлый раз.
Его это сбило, но ненадолго. Вновь собрав разбежавшиеся от неожиданной угрозы мысли, он попробовал зайти с другой стороны:
– Хорошо, тогда представьте, что вы попали на Жел или на Тихаррои – в общем, туда, где живут не люди, и человека почти не встретишь, и женщину тоже не встретишь, вам же будет не хватать в окружающей среде прекрасного?
Он все больше увлекался и повышал голос, кончилось это тем, что рассвирепевшая Лейла на них прикрикнула.
Марсия пыталась разбудить Бланку – так, как это могут только «сканеры» – и надо было соблюдать тишину. Дожидаясь, когда его маленькая подопечная освободится, Чеус бродил по этажу, Морис увязался за ним, как собака за велосипедистом, и Генри слонялся с ними за компанию.
Наблюдать за Морисом было любопытно. После недавнего приключения он немного осмелел, понял, что излагать вслух свое мнение – это далеко не самая страшная вещь на свете, и надо жить, пока живется, ибо неизвестно, что ждет тебя завтра. Само по себе оно хорошо, позитив, но у Мориса имеются все задатки для того, чтобы стать невыносимой личностью. Из него может получиться этакий зануда-идеалист – тип в общем-то безобидный, но способный доконать тех, кто станет его с сочувствием выслушивать. Вот интересно, произойдет с ним это или нет?
Потом в одной из комнат заверещал автомат. Лейла опять выскочила в коридор и потребовала, чтобы Морис что-нибудь сделал, на том дискуссия и заглохла.
Источник шума находился в персиковой спальне, но стоило людям туда зайти, звук прервался.
– Где этот сучий робот? – озираясь, произнес Морис с нешуточной угрозой, как наладчик он чувствовал себя в своей стихии. – Под кроватью?.. Смотрите, он еще и зеркало тут раскокал!
На дверце шкафа вместо нанесенного через трафарет магического рисунка, скопированного из древнелярнийского трактата, чернели грязные потеки и трещины, зеркальное покрытие того и гляди осыплется. Это значит…
Высказать вслух свои соображения по этому поводу Генри не успел – его сгребли за горло.
– Спокойно. Дернешься – сразу умрешь, – Чеус говорил громко, словно обращался не к нему, а к собравшейся в коридоре аудитории. – Думаю, твоя подружка видит и слышит нас, но сбежать к ней лучше не пытайся. Убью на месте. Морис, открой дверь.
– Надо же сначала робота найти! – возразил увлекшийся Морис.
Он в этот момент заглядывал под кровать, стоя на четвереньках.
– Какой тебе робот, мы в Комнатах.
– А?..
Морис побледнел, выпустил сборчатое покрывало и уселся на пол. Гинтиец несильно ударил его носком ботинка.
– Вставай! Мы угодили в переплет, но у нас в заложниках этот предатель, который мечтает присоединиться к Римме Кирч. Тем хуже для него… Кирч, ты ведь меня слышишь?
– Слышу, – голос Анджелы донесся непонятно откуда. – Отпусти его!
– С удовольствием отдам тебе его труп. У меня перстень с отравленным шипом. Помнишь ту бижутерию, которую мы использовали в Конторе? Такого же типа штучка. Что бы ты ни сделала, парень умрет раньше, чем успеешь меня прикончить, поэтому давай без фокусов.
Генри ощущал прохладное прикосновение металла к коже, но никакого острия там не было. Просто гладкий ободок. Хотя, кто знает, что спрятано внутри… Не исключено, что пресловутый шип действительно существует.
Этот массивный перстень из темного металла, с овальным рубином цвета свернувшейся венозной крови, был у гинтийца еще с тех времен, когда Генри впервые его увидел. На Гинте любят кольца с камнями, и вряд ли человек вроде Чеуса будет носить такое украшение без полезной начинки.
– Так Генри, что ли, предатель? – сидя на полу и хлопая чахлыми белесыми ресницами, попытался осмыслить происходящее Морис.
«А ты – дурак, – мысленно огрызнулся Генри. – Тормоз, как сказала бы Дигна!»
– Морис, встал и открыл дверь, живо! – повторил приказ гинтиец. – Через порог не перешагивай, откроешь – сразу назад.
До Мориса наконец дошло, что происходит. У него даже уши оттопыренные побледнели, а губы задрожали. Сейчас он был похож на ребенка, готового расплакаться от страха и обиды. Сколько ему – двадцать два, двадцать три? Выглядит как несчастный школьник.
– Не трудитесь, я сама вам открою, – елейным голосом предложила невидимая Римма-Анджела. – Пожалуйста!
Дверь отворилась – медленно, с берущим за душу протяжным скрипом. Пустое помещение, напротив виднеется еще одна дверь, обитая рваной кожей, свисающей живописными лохмотьями. Стены сложены из бревен, в щели набиты скомканные клочки газет, грязноватый синтелон, обертки от конфет, пучки жухлой травы, блестящая елочная мишура, измочаленные презервативы, какая-то гадость, не поддающаяся идентификации.
Морис, увидев это, съежился и затрясся.
– Кирч, ты в этом свинарнике живешь? – хладнокровно поинтересовался Чеус. – Подходящее для тебя место.
– Знаешь, Зойг, мне наплевать, что ты об этом думаешь, – отчеканила в ответ на оскорбление Анджела, ее резкий напряженный голос царапнул Генри по нервам, словно железо по стеклу. – Ты зато всегда был аккуратистом, каких поискать! Помню, как ты аккуратно упаковывал в мешки товарищей, собственноручно убитых, и прятал на корабле по углам. Наверное, каждый раз после этого бегал руки с мылом мыть!
– Не товарищей. Конторских мерзавцев, которых надо было убрать.
– Контора была твоей командой!
– Нет, Кирч, в том-то и дело, что нет. Это они были командой – те, кто разгромил Контору. Потому они и победили, хотя их была горстка против целой армии.
– Они победили, потому что на их стороне был многомерник!
– А на Вьянгасе? – усмехнулся Зойг.
Генри уловил его усмешку краем глаза. Еще он видел, что Морис нетвердо, со второй попытки, поднялся на ноги и встал с другой стороны от охранника.
– Вьянгас был ошибкой. Я возражала, меня не послушали.
– На суде будешь доказывать. Возражала или нет, результат один. И если бы они не были командой, им бы не удалось раздавить остатки Конторы, которые могли дать начало новой заразе. Там обошлось без участия многомерника. Или не помнишь?
– Ага, конечно, пришел киборг и всех в лапшу!
– И я о том же. Тина была ядром их команды. Не лидером, а центром притяжения, вокруг которого сгруппировались все остальные. И когда понадобилось защитить остальных, она сделала практически невозможное – преодолела ментальное воздействие Маршала, хотя этот старый параноик соорудил супермощный усилитель, не надеясь, видимо, на собственные силы.
– Ты же всегда презирал женщин, – с подначкой, за которой ощущались недовольство и растерянность, напомнила после затянувшейся паузы Анджела.
– Не всех. А что касается Конторы – это была помесь прогнившей бюрократической машины, агрессивной тоталитарной организации и бандитской шайки, и она заслуживала того, чтобы начало ее погибели положил Саймон Клисс. Вроде есть такое направление в медицине, когда подобное лечится подобным – не припомнишь, как называется?
– Ты же когда-то сам пришел в Контору!
– Ошибка молодости. Я за эту ошибку дорого заплатил.
– А в команде у Тины был Лиргисо, преступник с Лярна, в Контору такого типа никогда бы не взяли. Знаешь, Зойг, если бы его не убили вместе с Маршалом на Сагатре, ты бы сейчас не торчал в моих Комнатах, потому что вы бы с ним давно уже друг дружке глотки перервали! И совсем не из-за идейных разногласий, по другой причине… Вы бы с ним кой-чего не поделили! Сказать вслух, о чем я?
– Кирч, вот кого я всегда презирал – это такую дрянь, как ты, что верно, то верно.
Гинтиец произнес это холодным брезгливым тоном, словно по лицу наотмашь ударил.
Ответа не последовало, снова пауза. А потом накрытая нарядным золотистым покрывалом гостиничная кровать ринулась на них, как взбесившийся бык или рванувшая с места машина – и в полуметре от людей врезалась в невидимую преграду. Словно кто-то в последний момент врубил генератор силового поля. Генри даже испугаться не успел.
– Зойг, вот ты, значит, каким стал, – настороженно, как будто взвешивая каждое слово, протянула Анджела. – Значит, у тебя тоже потенциал оказался… А ведь на пси-излучение у тебя положительной реакции не было!
– У тебя тоже. Реакция есть, если потенциал уже раскрылся, а пока он в зародыше, как не проросшее зерно, ее не будет. Это и меня, и тебя спасло от расстрела. Помнишь, бывали случаи, когда Маршал приговаривал к смерти своих, конторских – только за то, что им становилось плохо, если рядом включали пси-излучатели? Хотя сам был такой же. Неужели ты до сих пор сохранила уважение к этому старому двуличному мерзавцу?
– У всех бывают ошибки, – буркнула Анджела.
Генри понял, о чем идет речь: об излучении, болезненном, а то и смертельно опасном для тех, чьи способности выходят за рамки стандартного набора, предусмотренного человеческой природой. Существуют, кстати, защитные приспособления, древнелярнийская штучка, их можно носить, как украшения, или имплантировать под кожу. У Лейлы такие есть. И у Чеуса, наверное, тоже – вживлены так, что снаружи не заметишь. Лейла однажды протестировала Генри на это самое излучение – нулевая реакция. Расстроилась: ей очень хотелось, чтобы он оказался таким же, однако его status quo вполне устраивало.
Пожалуй, к лучшему, что вышеупомянутых способностей у него не обнаружилось, ведь если бы они были, с этим пришлось бы что-то делать. Ему хватало того, что есть: искусство, работа над книгой, общение с приятными или вызывающими интерес людьми и не-людьми… Да знай Анджела, каков он на самом деле, она без разговоров занесла бы его в разряд тех, кого полагается осуждать и ликвидировать.
Он уже опомнился от шока. Привычка наблюдать за происходящим со стороны взяла свое, и пока он добросовестно изображал заложника, ожидающего, что ему вот-вот вонзится в горло ядовитый шип, мозг анализировал обстановку и пытался разобраться в том, что случилось.
Во-первых: почему не сработала защита? Они с Лейлой допустили ошибку при переводе? Или в древнем тексте с описанием Комнат изначально содержалась неверная информация? Никаких ведь гарантий… Просто это было все, что нашлось по данному вопросу. Или ошибка вкралась, когда наносили узор именно на эту дверь – на полмиллиметра сдвинулся трафарет, какая-то из линий оказалась чуть-чуть смазана? В тексте подчеркивалось, что даже ничтожная погрешность недопустима.
В ложной спальне цветка на дверце шкафа не оказалось. Комнаты не смогли воспроизвести его, хотя все остальное – расцветка ковра, фестоны и рюши на шторах, умопомрачительная гламурная кровать – скопировано с похвальной точностью. А нарисованным на зеркале лярнийский узором Комнаты подавились: он не просто отсутствует – в том месте, где он должен находиться, зеркальное покрытие пошло трещинами, словно при соприкосновении с этой картинкой здешняя материя получила травму.
Обсудить это с Чеусом никакой возможности – Анджела услышит. Черт, ведь он мог бы кое-что подсказать, но как это сделать? И примет ли гинтиец к сведению его советы? Тот факт, что они сюда угодили, подрывает доверие к источнику, из которого Генри почерпнул информацию. Чеус, в отличие от него, не был влюблен в лярнийскую культуру; возможно, сейчас он думает, что их с Лейлой затея заведомо была обречена на провал.
Впрочем, рискнуть стоит – рискнуть и посмотреть, что из этого выйдет.
Чеус всегда был для Генри загадкой. Теперь кое-что прояснилось, но в целом он так и остался загадкой из серии «чужая душа потемки». Генри не взялся бы домысливать, что он думает по тому или иному поводу.
Диалог между бывшими террористами тем временем продолжался.
– У Маршала тогда были такие правила игры, разве не понимаешь? – попыталась защитить своего кумира Римма-Анджела.
– Старый психопат хотел быть одним-единственным и боялся конкуренции, вот тебе и все правила.
– Он потом начал учить нас, после того как Организация развалилась. А ты бы, Зойг, насчет психики лучше помалкивал! Поль Лагайм, наверное, гордится тем, что из-за него сорвало крышу у одного из элитных офицеров Конторы. Вспомни, кем ты был! И кем стал теперь…
– Я помню, кем я был, – угрюмо усмехнулся гинтиец. – Такое не забывается… А что до остального, Полю не очень-то понравилось, как я к нему отношусь, но он в конце концов решил, что это мое личное дело, раз я все свое держу при себе. Я охранник и больше никто.
Это сказано не для нее, а для нас с Морисом, понял Генри. Ее он в грош не ставит.
– У охранников хотя бы самоуважение есть, а у тебя его совсем не осталось. Служишь, как паршивая собака, за кость в миске. Хотя, я слышала, тебя ценят… Тебе доверили сторожить хозяйского ребенка – высокая честь!
Генри почувствовал, как напряглась рука Чеуса, лежавшая у него на горле. Нажатие не усилилось, но пальцы на мгновение окаменели.
– Кирч, об этом ребенке лучше забудь. Нарвешься. Этого тебе не простят. Помнишь, как вы с Маршалом удирали на Вьянгасе от Тины Хэдис? Из-за такой ерунды, как ты, Тина не станет все бросать и мчаться на Парк, но другое дело, если речь зайдет о дочери Поля. А с Тиной будет многомерник, который спалит твои Комнаты, в каком бы пространстве они ни находились, для него это минутное дело. Подумай, нужны ли тебе такие осложнения.
«Если на то пошло, это сможет сделать и сам Поль. Но его Римма, по старой памяти, не боится, поскольку в то время, когда они общались, он был только «сканером» и больше ничего неординарного не умел. Зато Стива и Тину она должна бояться… Особенно Тину, потому что своими глазами видела, что та сотворила с их шайкой на Вьянгасе».
– Зойг, отпусти Генри, тогда я забуду о Марсии Лагайм.
«Трогательно… А я, кажется, понял, как можно сообщить ему стратегические сведения. Сейчас или никогда!»
– Анджела, не думай обо мне, – сказал Генри вслух. – Будь осторожна! Если Зойг обладает такими же способностями, как ты – это значит, он может дать бой даже здесь, на твоей территории. Ты видела, как он остановил кровать, это не случайность. Ты привыкла иметь дело с теми, кто пугается, когда попадает в Комнаты, а в нем нет страха, поэтому он опасен и может все тут разнести.
Первый пакет информации выдан.
– Молчать! – процедил Чеус – перед этим секунду выждав и убедившись, что Генри договорил до конца.
– Я это учту, – деловитым тоном, в котором сквозила легкая озадаченность, сообщила по-прежнему невидимая Анджела.
– Я тоже, – с угрозой произнес гинтиец. – Еще хоть слово скажешь…
Дернувшись, Генри сдавленно застонал сквозь стиснутые зубы. Будет логично, чтобы Чеус после такой выходки причинил ему боль: если этого не случится, Римма-Анджела может заподозрить, что ее пытаются провести. Вот он и решил застонать самостоятельно, не дожидаясь болевых приемов и прочих недвусмысленных намеков.
Гинтиец одобрительно ухмыльнулся. Несведущему наблюдателю эта ухмылка должна была показаться изуверской.
Анджела гневно потребовала:
– Прекрати!
– Да я бы его уже прикончил, если бы не риск, что сразу после этого ты прикончишь меня. Он с тобой в сговоре! Кирч, он умрет, как только я решу, что он мне больше не нужен.
Дверь, за которой находилось грязное помещение с бревенчатыми стенами, с грохотом захлопнулась. Шторы взметнулись, как от сильного сквозняка, яростно трепеща всеми своими оборками. За ними и правда не окно оказалось, а другая дверь, белая с мутно-зеленым рифленым стеклом в мелких завитках. Она распахнулась, показав пустой школьный класс: два ряда парт, учительская кафедра, на стене громадный экран из тех, которые почему-то принято называть «классными досками». С экраном соседствовала еще одна дверь, сверху донизу покрытая корявыми надписями и росчерками. Все выглядело запущенным, давно не ремонтированным. На полу обычный для неприбранного школьного помещения мусор.
Видимо, это кабинет биологии: возле кафедры одиноко притулился человеческий скелет, по стенам развешаны экземпляры ракообразных в шипастых панцирях, с длинными жесткими усами и большими клешнями, одни белесые, другие блекло-бежевые, вперемежку с ними – гербарии с засушенными сельскохозяйственными злаками. В стенном шкафу виднелись за стеклами банки с заспиртованными темными комками – то ли моллюски, то ли чьи-то внутренние органы.
Отвлекающий маневр: рассчитывая, что они засмотрятся на классную комнату – самую обыкновенную, невзрачную и все равно чем-то пугающую (возможно, склизкими на вид предметами в банках с этикетками), – Римма-Анджела швырнула в гостей напольным светильником, разукрашенным золотыми птицами.
Чеус успел отреагировать, отбитый телекинетическим ударом светильник вмазался в стенку и с глухим стуком упал на ковер.
После этого началась катавасия с участием скелета и высушенных крабов – все это посрывалось со своих мест, хлынуло в дверь, закружилось вокруг людей неуклюжим сумасшедшим хороводом.
Целью был Зойг. Генри хозяйка Комнат до сих пор принимала за «своего», что не помешало ему получить по колену тяжелым гербарием с колючими остистыми колосьями. Морис издавал невнятные панические выкрики. Ему в этой сумятице тоже доставалось, и вдобавок его терзал страх.
Генри переносил происходящее немного получше. Он ведь привык быть не-участником, заинтересованным, но отстраненным соглядатаем – до такой степени привык, что сейчас это качество неожиданно сослужило ему хорошую службу. Находясь в Комнатах, в гостях у экс-террористки и маньячки Анджелы, посреди вихря предметов, которые вряд ли являлись тем, чем казались на первый взгляд, он в то же время как будто смотрел на все это со стороны. Реальные ощущения – боль в ушибленном колене, рука Зойга на горле – не могли вытеснить противоречащей здравому смыслу, но неистребимой подспудной убежденности: он на самом деле к этому не причастен, он только смотрит.
Увлекая его за собой, гинтиец отступил к стене. И то удобней, чем держать круговую оборону… Оставшийся в одиночестве Морис дико огляделся и тоже бросился к ним, втягивая голову в плечи под градом разбушевавшихся школьных экспонатов. На нем повисло, уцепившись за джемпер бугристой белесой клешней, настенное пособие из кабинета биологии. Морис по-девчоночьи визжал и безуспешно старался оторвать от себя мертвую морскую тварь.
– Анджела, я знаю, что Зойг сделает дальше! – изобразив героическую попытку вырваться из захвата, крикнул Генри. – Он попробует открыть дверь в реальное пространство! Если его воля пересилит твою, у него это получится, тогда он заберет меня с собой и сдаст Космополу!
– Сдам, обязательно, – подтвердил Чеус. – Никуда не денешься.
– Без паники, стажер! – прикрикнула Анджела. – Никто отсюда не проскочит!
«Ага, теперь я, значит, «стажер»? Всю жизнь мечтал… Главное, что я все-таки выдал ему второй пакет информации. Черт, кое-что важное осталось… Придется рискнуть еще раз».
Стена за их спинами начала колыхаться и прогибаться, словно поверхность мягкой емкости, наполненной гелем. Они снова переместились на середину комнаты. Кто знает, чего ждать от такой стены…
Положение не менялось. Вокруг бесновались копии раков, крабов и креветок с неведомой планеты (скорее всего, с Яхины, если Римма извлекла эту школьную коллекцию из своих детских воспоминаний), декоративные подушки нежной персиковой расцветки, доски с распятыми колосьями. Скелет быстро выбыл из этого хоровода – получил по черепу увесистым гербарием и осыпался на пол кучкой костей. Видимо, это Зойг его зашиб. Гинтиец хладнокровно отражал круговую атаку, однако дверь в реальное пространство не открывалась. Ничья. Как надолго его еще хватит – на час, на два?
Хладнокровно. В том-то и дело.
Для того чтобы управлять Комнатами, нужна «эмоциональная сила». Победит тот, у кого ее больше. Причем эмоции эмоциям рознь: например, от обуревающей Мориса паники проку не будет. Смятение, тревога, страх – все это лакомая пища для Комнат. Интересно, знает об этом Анджела или нет? Заманивая сюда свои жертвы, она подкармливала Комнаты, хотя, возможно, сама не подозревала, что ее развлечения обеспечивают в том числе такой эффект.
Речь идет об эмоциональной энергии, о ее интенсивности и мощи – если Генри правильно понял смысл текста, написанного изысканными извилистыми иероглифами на верхнем нийонге.
Он сам не рискнул бы сразиться на этом поле с Риммой-Анджелой – упертой террористкой, жаждущей реванша и борьбы ради борьбы. Он созерцатель, его чувства мягки, утонченны, богаты полутонами и переливами, но лишены того накала, который требуется для драки такого рода.
Другое дело Чеус – или, если угодно, Зойг. Только непроницательный и неискушенный наблюдатель вроде Мориса мог обозвать его «бесчувственным роботом». Морис видит то, что лежит на поверхности – образцовую сдержанность, самоконтроль, толстую сверхпрочную оболочку, под которой бурлит раскаленная лава. Со стороны можно заметить только отблески этой лавы, мелькающие в глубоко посаженных мрачных глазах гинтийца – и то изредка, если очень повезет.
Самоконтроль у него отменный. И в экстремальных ситуациях он привык действовать хладнокровно, как идеально отлаженная боевая машина, забыв об эмоциях – подход правильный, никто не спорит, но не для данного случая.
– Анджела, еще немного, и ты справишься! – заговорил Генри. – Ты правильно делаешь, что используешь силу своих страстей, это сейчас то же самое, что дрова для пламени или топливо для корабля, без этого здесь не победить! Я тобой восхищаюсь, я в тебя верю! А-а… – он скривился от боли, которой на самом деле не было.
Зойг понял. И сумел воспользоваться советом. Затеявшие полоумную пляску предметы разметало по комнате. Дверь в «класс» захлопнулась с такой силой, что рифленое стекло задребезжало.
Таща с собой Генри и Мориса, Чеус шагнул к той двери, за которой должен находиться гостиничный коридор. Открывается… В первый момент Генри испытал несказанное облегчение, потом на него дохнуло обжигающим холодом.
То самое «царство черного льда», о котором шла речь в лярнийском трактате – значит, это не метафора…
– Закройте, скорее! – замерзшие губы подчинялись с трудом. – Туда не надо…
– Говори, как отсюда выбраться, – встряхнув его, велел Чеус. – Три секунды – и что-нибудь тебе сломаю. Ну?
– Генри, молчи!
Что-то из валявшегося по углам разбитого хлама опять взвилось в воздух, нацелившись гинтийцу в голову, однако тут же отлетело обратно.
– Генри, не говори ему!
Так кричат, когда понимают, что проигрывают.
– Пусть Морис представит во всех подробностях какое-нибудь хорошее безопасное место, но не то, откуда мы сюда попали, не отель. А вы откройте дверь в то помещение, которое он представил. Не обязательно, чтобы вы знали, что это будет за место. Главное, что вы даете такой мысленный импульс, используя свою эмоциональную силу. Анджела, у меня нет выбора!
– Выбор есть! – свирепо возразила Анджела. – Ты струсил, подвел! Проштрафился!
– Морис, понял? – спросил Зойг. – Представляй, живо!
Тот однажды похвастался, что у него первоклассная зрительная память. Как с этим обстоит у Чеуса, Генри не знал, и сосредотачиваться на мысленных картинках гинтийцу сейчас не с руки – можно пропустить удар в висок берцовой костью давешнего скелета или подсечку помятым светильником с золотыми птицами.
– Да, представил, – дрожа, с отчаянной надеждой пробормотал Морис.
Через секунду дверь открылась. Теперь за ней оказалось просторное помещение, наполненное плеском воды и ароматным влажным паром, среди клубов этого пара неспешно двигались белые, смуглые, розовые тела. Кто-то взвизгнул.
– Тьфу ты, женская баня, – с досадой процедил Зойг.
Дверь захлопнулась. Видимо, это Римма-Анджела перехватила контроль, воспользовавшись секундным замешательством противника.
– Генри, давай лучше ты.
– Генри, не подчиняйся! – прозвенел яростный возглас Анджелы. – Ты должен выбрать, слабак ты или нет! Я что-нибудь сделаю, держись!
У Генри в голове мельтешил калейдоскоп картинок. Место, куда ему хочется попасть, и чтобы оно было здесь, на Парке… Между тем дверь с грязновато-зеленым рифленым стеклом снова распахнулась, за ней теперь виднелось что-то вроде разделочного цеха, всевозможные ножи в пятнах засохшей крови.
– Готов! – выбрав одну из картинок – несомненно, паркианскую, – шепнул Генри.
Стая больших и маленьких ножей, по-рыбьи поблескивая, поплыла к проему, но та дверь, перед которой стояли Генри, Зойг и Морис, в этот момент снова открылась.
Коридор, обитый стеганым кремовым материалом с атласным блеском. На полу серая ковровая дорожка. Две пальмы в кадках. Обстановка умиротворяющая, деловая, без выкрутасов, и никаких дверей напротив. Это уже не Комнаты!
Они выскочили в коридор, и гинтиец, развернувшись, пинком захлопнул лакированную дверь с золотистым номером «36». Генри представил, как с другой стороны в нее вонзилось множество чуть-чуть опоздавших лезвий – злых, подрагивающих, в застарелых бурых потеках.
– Где мы? – обессиленно привалившись к стене, вымолвил Морис.
– У Генри спроси, – отозвался Чеус, у него на лбу, на изрезанной морщинами смуглой коже, блестели капельки испарины. – Генри, ты молодец, одно удовольствие попадать с тобой в такие истории!
– Да по мне бы лучше без них, – бледно усмехнулся в ответ Генри.
Ему такой порции приключений на десять лет вперед хватит. Даже на двадцать.
– Разве он не заодно с Анджелой?
Морис все еще дрожал, а на его растянутом джемпере так и висел, намертво вцепившись клешней, покрытый колючими пупырышками краб размером с чайное блюдце. Морис то ли не замечал его, то ли перестал обращать внимание.
– А ты сам как думаешь? – обессиленно закатив глаза, осведомился Генри.
Сесть на пол, расслабиться и от всего отключиться хотя бы на две-три минуты.
– Не знаю, где это, – его спутники ожидали ответа, пришлось объясняться. – Главное, что не Комнаты. Кажется, я видел этот коридор на каком-то снимке. Не важно. Сейчас свяжусь с Лейлой…
Он не успел ни позвонить Лейле, ни сползти по стенке на чистенький ворсистый пол и предаться релаксации. Дверь с номером 36 открылась, и появился тот самый человек, встречи с которым Генри столько лет безуспешно добивался, ради которого прилетел на Землю-Парк. Последний не опрошенный информант. Живая легенда. Саймон Клисс.
Появился он не сразу. Сперва дверь чуть-чуть приотворилась, и заинтригованный шумом Саймон настороженно выглянул, готовый юркнуть обратно – словно крысиная мордочка высунулась из норы. Потом бочком протиснулся в коридор сам ее обладатель. Нездорово бледный, щуплый, одетый дорого, но неряшливо. По-звериному замер, изучая незнакомцев. С Зойгом они раньше встречались, однако после разгрома Конторы тот сделал пластическую операцию, не узнаешь, а Мориса и Генри Клисс видел впервые.
Тонкие губы растянуты в неприятной улыбочке. Глаза бегают, как у воришки в супермаркете, но остается впечатление, что взгляд одновременно с этим направлен внутрь, на что-то, видимое одному лишь Саймону, от чего он никак не может отлепиться.
– Господин Клисс?.. – Не веря внезапно свалившейся удаче, Генри шагнул ему навстречу, усталость мигом уступила место энтузиазму. – Рад познакомиться, я давно хотел с вами побеседовать! У вас поразительная биография, насколько я знаю, вы можете рассказать массу интересного…
– Ага, и расскажу! – Клисс подался вперед, водянисто-голубые глаза еще сильнее забегали, при этом пронзительный сумасшедший взгляд то и дело скользил по лицу Генри. – Про любое говно расскажу, только слушайте! Меня тут никто не хочет слушать, типа их от неприкрытой жизненной правды тошнит! Начнешь им толковать про какое-нибудь жизненное дерьмецо, а они сразу кто куда… Вы новенькие? Расскажу я вам всю правду, тепленькую, как будто, хе-хе, только что навалил! Тихаррианского муруна когда-нибудь видели? Вот такой он, во, весь покрыт мерзопакостной синей шерсткой, похож на паука, ямину в кушетке выкопал – и никто, говно такое, слова против не сказал! А я на него сел, а он меня укусил, а я же не знал, он оттуда торчит, как говенная подушка с бессовестными желтыми глазами… Вот сюда укусил, во! От зверей грязь и шерсть, и вонища, а человек должен это терпеть, хотя царь природы, их бы всех извести на мыло, ага? А Лиргисо этого муруна за бешеные деньги купил и дал ему кликуху Топаз. Он вообще был изверг, вообще урод лярнийский, еще заставил меня съесть ухо, и теперь я вегетарианец, а то противно, вдруг каждая котлета сделана из ушей…
Генри лихорадочно зашарил по карманам в поисках компа или хотя бы блокнота, но Саймон не успел закончить свое повествование. Набежали эсэсовцы, окружили их, оттеснили.
– Вы кто такие?!
Чеус начал что-то им втолковывать, негромко и рассудительно. Якобы случайно вошли с улицы через открытую дверь.
Саймона тем временем увели. Генри прислонился к стене, снова ощутив непреодолимую усталость.
Объяснялся гинтиец долго. Наладчики они, начальство послало их настроить кофейный автомат, экспонат здешний, чтобы деньги глотал, а стаканчик с кофе по-хорошему не отдавал, пока его силком оттуда не выдернешь, обжигая кипятком пальцы – для пущего исторического колорита и достоверности. Заблудились, ошиблись домом. Они здесь недавно работают, их сюда из древнего Пекина перевели.
Оказывается, он, когда надо, тоже умеет заговаривать зубы, до чего это хорошо, подумал Генри, а то я сейчас совсем не в форме.
Наконец эсэсовцы расступились.
– А каракатицу эту мы у вас конфискуем! – объявила их руководительница, показав на краба из Комнат, болтавшегося на джемпере у Мориса. – Вы пронесли ее сюда незаконно. Это запрещено, потому что господин Клисс их боится.
– Да, пожалуйста, забирайте, – покладисто пролепетал Морис.
– Стыдно, он же совсем больной человек! – добавила женщина на прощание. – А он историческая личность, между прочим.
На улице падает мокрый снежок, тротуар блестит от грязи. Проезжая часть забита замызганными муляжами древних автомобилей.
В отеле все было в порядке, и Бланка уже проснулась.
– Летите скорее сюда, – потребовала Лейла. – Главное, Мориса по дороге не потеряйте. Убью его.
– Что она имела в виду? – обеспокоенно поинтересовался у Генри Морис. – Сердится за что-то или пошутила?
– Прилетим – узнаем.
– Балбесы вы оба, – беззлобно заметил Чеус. – Больше ни в какие двери наобум не лезем. Сначала изучаем обстановку, потом заходим. Все ясно?
Генри кивнул.
– Ясно, – измученно подтвердил Морис. – А почему балбесы?
– А кто же еще? То женскую баню вам подавай, то Саймона Клисса…
От Лейлы Морису досталось хуже, чем от Анджелы. Довела его до слез, как школьника.
– Почему ты сразу не сказал, что стер часть узора? Из-за тебя все оказались в опасности! Если бы вы попали туда без Чеуса, вы бы не выбрались. А представь, если бы туда зашла Марсия?!
– Я-то бы не зашла, – серьезно возразила девочка. – Я бы раньше увидела, что там эти Комнаты. Но он все равно поступил неправильно.
– Лейла, ну, это же просто картинка, там же ни одного чипа… – бормотал покрасневший Морис.
– Это не картинка, а защита, понял? Единственная известная нам эффективная защита против той дряни, которая за тобой охотится. Сейчас все выслушают лекцию о Комнатах, а Генри может отдохнуть, он это уже знает.
Отдохнуть. Ничего другого ему так не хотелось. Но перед тем как отправиться спать, он все-таки потихоньку спросил, улучив момент:
– Чеус, этот ядовитый шип в кольце действительно есть или вы его придумали?
– Много хочешь знать, – ухмыльнулся гинтиец.
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6