112

Невольничья площадь представляла собой небольшую площадку, где едва могли разъехаться два грузовика. Дощатые помосты – одни побольше, другие поменьше, размещались вдоль каменной, побеленной цинком стены, и только на трех из них еще стояли пленники, на остальных товар был продан или увезен до следующего дня – главный торг здесь проходил с утра, а теперь уже было далеко за полдень.

Между тем головной джип правил к самой дальней площадке, возле которой не было даже зевак, только надсмотрщик с огромной суковатой палкой, утыканной, для острастки, десятком гвоздей.

– Эй, смотрите, это же нороздулы! – воскликнул Шойбле, едва успевая затормозить, чтобы не врезаться в джип.

Пассажиры поспешили выйти из пикапа и, приблизившись к помосту, стали глазеть на двоих нороздулов, вне всякого сомнения, это были они.

И мощь, и стать, все было при них. Даже потертая военная форма плотно сидела на мускулистых телах, однако глаза были затуманены. Время от времени невольники рычали, словно звери в зоопарке, и встряхивали головами, но сдвинуться с места им мешали толстые стальные цепи.

Бертуччи и его бойцы находились неподалеку и с неподдельным интересом рассматривали клыкастых монстров, невольно представляя себя под атакой этих солдат.

Из дощатой будки, расположенной тут же на помосте, вышел продавец.

– Что привело вас к нам, господа, коммерческий интерес или любопытство? – спросил он, потягиваясь.

Бертуччи покосился на Веллингтона, тот кивнул.

– Мне нужны эти солдаты, продавец.

– А ты знаешь, сколько они стоят, покупатель?

– Ты скажи, и я буду знать.

– По триста текеров за каждого. Каково тебе, а?

Продавец заложил руки за спину и, ухмыляясь, принялся вышагивать по помосту то в одну сторону, то в другую. Бертуччи покосился на Веллингтона, тот покривил лицо.

– Что-то ты много запрашиваешь, продавец, а ведь они у тебя товар лежалый. Одежда порченая, значит, давно возишь их, и никто не берет. Ты жадный очень или просто дурак?

Джек улыбнулся. Он видел, что слова Бертуччи попали точно в цель. Продавец мог обидеться и скрыться в своей будке, но Бертуччи знал, что делал.

– Да они, как золото, с каждым днем только дороже! – прокричал продавец, вскидывая руки.

Стоявший в стороне надсмотрщик зевнул и почесал в паху. За сегодня это был уже не первый спектакль.

– Лучше скажи – как серебро, – предложил Бертуччи.

– Ну… – продавец посмотрел на нороздулов, потом покачал головой и с долей сожаления согласился:

– Да, старое хорошее серебро, но совсем не дешевое, покупатель. Ты слышал?

– Слышал, продавец, они действительно не так плохи.

– Они совсем не плохи! – возмутился продавец.

В этот момент со стороны плотно закрытого ящика послышалось такое рычание, что все замерли, а грозные нороздулы съежились.

– Что это у тебя там? – спросил Бертуччи.

– А-а… – отмахнулся продавец. – Давай сначала тут говорить.

И он кивнул на клетки с нороздулами.

– Хорошо. Толмач с тобой?

– Да, в будке молоко пьет с травами. Очень молоко любит.

– Он их сразу запустит?

– Ну как сразу? Час на работу, потом они у тебя ночь спать будут, потом уже совсем твои будут. Совсем ручные, когда покормишь.

– Хорошо… – Бертуччи покосился на Веллингтона, тот не подал никаких знаков, дескать, действуй по своему усмотрению.

– Хорошо, сколько за старое серебро?

– Двести…

– Э-э… Это почти как золото, – покачал головой Бертуччи. – Давай сто пятьдесят.

– Сто пятьдесят? Да это железо какое-то. А я тебе серебро даю – старое!

Продавец снова потряс руками и насупился.

– Сто семьдесят, – сказал он наконец и вздохнул.

– Сто шестьдесят, – попробовал сдвинуть его Бертуччи.

– Я сказал, сто семьдесят!

– Ну хорошо, пусть будет сто семьдесят.

– Чем платить будешь?

– Сначала толмача приведи…