30

— Но как же Тагильд? — воскликнул я.

— Тагильд — действительно вернейший офицер. Ради дела он согласился на то, на что пошел бы отнюдь не каждый дворянин: его имя, пусть и временно, было предано бесчестью. Разумеется, сегодня же его честь будет восстановлена, и он получит награду.

— Значит, Тагильд жив?!

— Разумеется. Но вы, конечно, хотите узнать обо всем по порядку? Теперь уже можно рассказать.

Вы помните, я заподозрил наличие шпиона еще после первого покушения, но круг подозреваемых был достаточно широк, и я не мог установить незаметную слежку за всеми. Тогда я использовал известный прием, когда подозреваемым якобы случайно дается доступ к различной правдоподобной информации, а потом по действиям противника остается определить, от кого именно произошла утечка. Однако никаких результатов это не дало. Я исключил вероятность того, что наш шпион — узкий специалист по убийствам, а секретные сведения его не интересуют; слишком уж это нелепо. Оставалось другое объяснение — операция по дезинформации ничего не дала, так как тот, на кого мы охотились, о ней знал. А это определенно указывало на Тайную Стражу. Да, Риллен, на Тайную Стражу, — печально повторил герцог, и его досада была понятна: Тайная Стража — особое подразделение герцогской гвардии, занимавшееся разведкой и контрразведкой; предательство здесь было еще неприятней, чем мнимая измена Тагильда.

— Но кое-что я все-таки узнал, — продолжал Элдред, — а именно уровень служебных полномочий шпиона. Не слишком низкий, раз он вообще узнал об операции, но и не слишком высокий, иначе он бы сумел подставить вместо себя кого-нибудь невиновного. Значит, не рядовой и не старший офицер, скорее всего, младший офицер или, в крайнем случае, капрал. Теперь круг подозреваемых изменился — раньше я полагал, что это кто-то из военных — и сузился. Но вывести агента на чистую воду было по-прежнему сложно, поскольку жертва оказалась одним из охотников; как бы я ни сокращал число людей, занимающихся его поимкой, оставалась вероятность, что он окажется в их числе. Наконец я отобрал небольшую команду из лучших людей Тайной Стражи, рассудив, что если мы опять ничего не добьемся, значит, предателя надо искать внутри этой команды. В это время произошло второе покушение. Та шлюха, что была связной и подручной шпиона, вынуждена была спешно бежать; он остался без связи со своими хозяевами. Как вы знаете, после покушения были введены усиленные меря безопасности; гвардейцы Тайной Стражи следили друг за другом. Это не позволяло выявить шпиона, но лишало его возможности действовать. Я надеялся, что его нервы сдадут, и он выдаст себя неосторожным поступком. Но он, похоже, предпочитал вовсе сидеть без связи, только бы не рисковать. Тогда мы с моей специальной командой разыграли этот спектакль с разоблачением Тагильда. Со стены столкнули пленного королевского офицера; Тагильд скрывается в одном из замков и теперь вернется в строй. Шпион, естественно, пребывал в растерянности: он ничего не знал о втором агенте; с другой стороны, возможно, ему просто не полагалось об этом знать. Действительно ли Тагильд тоже работал на короля или мы прикончили его по ошибке — вот что его интересовало. Однако вскоре он понял, что это не важно — мы радуемся раскрытию агента и вроде бы прекратили охоту. Я очень надеялся, что он попытается связаться со своими хозяевами перед Ральденской битвой. К этому времени моей спецкоманде путем выборочной слежки и тайных обысков удалось не то чтобы гарантированно, но с большой вероятностью еще сузить круг подозреваемых; я надеялся, что мы сцапаем его с поличным. Однако этому мерзавцу хватило хитрости не высовываться; впрочем, по своим служебным обязанностям он не имел доступа к штабным документам и не располагал ценной военной информацией. Однако он не мог оставаться без связи вечно; я рассудил, что, если он не пытается завербовать кого-либо изнутри — а после истории о Тагильде он должен был особенно бояться подобных попыток — то связной должен прибыть к нему снаружи. Мы установили слежку за крестьянами, привозящими продовольствие для армии; сделать это было нетрудно, ибо их повозки могут попасть в лагерь только одним путем. Парочка из этих поставщиков показалась моим людям подозрительной — они на короткое время затерялись в толпе солдат. Едва они отъехали от лагеря, их схватили. Один оказался чист: в гвардии служит его брат, он виделся с ним. У второго при обыске нашли послание от шпиона. Это было вчера вечером. Надо сказать, связной довольно долго терпел пытки, но в конце концов сознался и указал на главного шпиона. Это оказался лейтенант Тайной Стражи Ринд. Когда гвардейцы ворвались к нему — это было в час пополуночи — он даже не успел дотянуться до меча. Но, черт побери… Когда ему связали руки, он попросил разрешения помолиться. Эти благочестивые идиоты, видя, что он раздет, связан и безоружен, разрешили. Он поднес к губам свою ладанку и через несколько секунд был уже мертв. В ладанке был яд, тот самый, которым отравили Корра. Разумеется, проводившие арест солдаты уже получили по сорок плетей, но информация, которой, возможно, располагал Ринд, для нас потеряна.

Да… — произнес герцог после некоторой паузы, — эта идиотская религия постоянно сует мне палки в колеса. Чертовы попы… гм, «чертовы», почти каламбур… если бы удалось с ними договориться, но они не так глупы… Знаете, Риллен, когда в 567-м Каннел III, бывший в ту пору еще герцогом Торбарским, шел на Траллендерг, он не смог одолеть королевские войска. Они остановили его в Аллендере, почти за сотню миль от столицы. Однако духовенство было на стороне Каннела. Высшие церковные чины быстренько прибыли в Аллендер и провели процедуру коронации, а царствовавшего монарха объявили отлученным от церкви и низложенным. Этого оказалось достаточно, чтобы в решающей битве половина войска перешла на сторону Каннела.

— А вы не боитесь, ваша светлость, что вас могли бы свергнуть таким же способом?

— Нет; с тех пор влияние церкви несколько ослабло, но не за счет усиления королевской власти, а скорее за счет увеличения власти феодалов. А что делается теперь? Этот мерзавец Гродрэд совсем потерял голову от страха. Чтобы остановить меня, он готов полностью развалить государство на отдельные графства.

— Но нас пока еще не остановили.

— Да нет, Риллен, мы не можем двигаться вперед. У Гродрэда еще остается тридцать тысяч солдат, пусть плохих, но зато их много. У меня еще достаточно сил, чтобы их снова разбить, но не уничтожить. Мы подойдем к Траллендергу, имея десять-пятнадцать тысяч человек; у Гродрэда будет порядка двадцати, и они засядут за стенами. Траллендерг — лучшая крепость в Корринвальде, Риллен. Ее нелегко взять, даже имея перевес. Были шансы, что при моем приближении Гродрэда предадут собственные союзники, но теперь он их так задобрил, что этого не случится. Без толку сидеть в осаде, дожидаясь, пока на подмогу осажденным подойдут свежие силы, означает обречь себя на поражение. Черт побери, Риллен, я потерял в этом походе больше двадцати тысяч раттельберцев! Половину всего моего войска, это еще не считая союзников! А ведь те, что погибли, сражаясь за Гродрэда, тоже должны были стать моими подданными…

Было видно, что Элдред искренне сожалеет об этих жертвах, но винил ли он в них себя? Нет. Он говорил только о «мерзавце Гродрэде». Впрочем, другой на его месте и вовсе не стал бы жалеть о погибших за «правое дело».

Итак, герцог пребывал в скверном настроении, и основания для этого увеличивались с каждым днем. Кроме подтягивавшихся из тыла отрядов, состоявших по большей части из ранее примкнувших союзников, подкрепления почти не было. Наконец герцог, устав ждать, покинул Ральдены и продвинулся дальше на север, вторгшись еще на тридцать миль вглубь королевских земель. Армия заняла без боя большой, но плохо укрепленный город Дольмдерг; мы же

— герцог и его свита — расположились неподалеку в Даллионе — одном из замков, принадлежавших короне. Но занять королевский замок еще не означает занять королевский трон.