Пройдя через портал — на физическом уровне это не вызывало никаких ощущении, — я мгновенно зажмурился из-за яркого солнечного света, резанувшего по глазам, привыкшим за последние сутки к полутьме. И признаться, готовился, вновь открыв их, узреть нечто экстраординарное… Но нет, ничего подобного. Все еще щурясь и помаргивая, я обнаружил, что нахожусь в относительно знакомой обстановке, а именно посреди кабинета Принца, из которого тот разговаривал со мной перед Советом и располагался который в Мицуми-Сити на планете Фудзи. То есть примерно в двух месяцах лета от Денеба IV на самом быстром военном корабле.

Я предпочел подумать о чем-нибудь другом и не без любопытства огляделся. Кабинет был невелик и носил явный отпечаток весьма своеобразного характера своего владельца. Он был очень светел: окно, через которое били лучи стоявшего почти в зените солнца, занимало едва ли не всю дальнюю от меня стену, но в то же время в самой обстановке преобладали темные, приглушенные тона. Стены украшали картины в богато отделанных рамах, пол — ворсистый ковер с замысловатым орнаментом, на столах и полках шкафов виднелись статуэтки, керамика, прочие предметы искусств, но бросалась в глаза и другая символика типа замеченной прежде пепельницы — это все-таки был настоящий череп… Но самым, пожалуй, сильным было ощущение царящей вокруг утонченности, изящества, даже миниатюрности. Так что я — еще и в этом дурацком, порванном и прожженном спелеологическом костюме — чувствовал себя здесь попросту неуместно. Подозреваю, не только в собственных глазах…

Впрочем, окружающие особо на это не налегали. Напротив, они вели себя как ни в чем не бывало. Дядя, не дожидаясь приглашения, занял одно из кресел рядом с невысоким журнальным столиком и теперь тоже оглядывался своим вроде бы рассеянным, а на деле очень цепким взором. Принц же снял плащ и пиджак, швырнул их на софу с небрежностью, типичной для человека, привыкшего к тому, что за ним убирают слуги, закурил еще одну сигарету и только после этого обратился наконец ко мне:

— Да вы присаживайтесь, герцог. — Чуть улыбнувшись, ан указал на кресло рядом с дядей. — Раз уж, господа, вам случилось оказаться у меня в гостях, то милости прошу, чувствуйте себя как дома. — Говоривший до этого по-английски, последнюю фразу Принц сказал на нашем родном языке и использовал одну из самых радушных формулировок. Он как будто специально подчеркивал свое благорасположение, и меня это здорово обнадежило, учитывая недавний инцидент.

Однако Его Высочество, казалось, и впрямь пришел в отличное настроение. Пока я усаживался на указанное место, стараясь ненароком чего не разбить, он направился к расположенному за письменным столом бару, извлек оттуда бутылку вина, бокалы, выгрузил их перед нами и совершил еще один рейд за закуской — все это с такой несвойственной ему живостью, что оставалось только поражаться.

— Извините за скудость трапезы, — он вновь перешел на английский (поговаривали, что Принц недолюбливает родной язык), — но я сегодня дал слугам выходной: не рассчитывал вернуться так скоро.

Глядя на принесенные им печенюшки и конфетки, я не мог не присоединиться к его сетованиям. Про себя, естественно… От реплик же вслух я вообще решил воздержаться. В светлую минуту, а эту — с бокалом вина и какой-никакой едой — безусловно можно было считать светлой, я чувствовал, что глупостей, сотворенных мной за последние сутки, с лихвой хватило бы на иной год. Поэтому я приналег на сладкое, не забывая, впрочем, и про вино, в то время как Принц и дядя по большей части курили.

Однако через четверть часа мне стало невтерпеж, — по опыту я знал, что подобное молчание может длиться где-то около вечности (керторианский этикет не обязывает собравшихся за столом вести беседу). Еще же минут через десять, когда Принц сходил за второй бутылкой, я счел случай подходящим и не удержался:

— Ваше Высочество, я, конечно, понимаю, что вы не очень расположены к выполнению моих просьб, но все же — мне бы надо как-то вернуться на Денеб…

Говоря все это, я больше посматривал в сторону дяди, но тот ни единым знаком не выразил отношения к проблеме. Принц же разлил по бокалам из новой бутылки и довольно сухо кивнул:

— Да, я помню — вас ждут.

Признаться, тут я подумал, что на его помощь можно не рассчитывать, но через мгновение он продолжил:

— Но, герцог, я не могу открыть портал на такое расстояние три раза подряд. Вам придется подождать — часа четыре, не меньше.

От удивления (прежде я не слыхивал, чтобы кто-то в одиночку мог открыть три портала в неделю!) я едва не забыл его поблагодарить. Однако, выслушав мои немного сбивчивые слова — язык что-то слушался не блестяще, — Принц не пошел еще на один раунд молчания и повернулся наконец к моему дяде.

— Господин барон, вы понимаете, что происходит? — просто спросил он.

И, казалось, такой прямотой застал дядю врасплох, — во всяком случае, прежде чем заговорить, тот прокашлялся.

— Вы имеете в виду лабораторию, Ваше Высочество, или, надо думать, ситуацию вообще?

— Вообще, — без большой охоты ответил Принц, но дядя словно бы этого не заметил.

— То есть картину в общем и целом… — протянул он и задумчиво наморщил лоб. — Хотел бы лучше, Ваше Высочество! И не в последнюю очередь мне хотелось бы узнать, какой она видится на ваш взгляд?

«Чтобы знать, что тебе можно сказать, а что нет!..» — такова была, очевидно, опущенная часть мысли. И видимо, минута просветления для меня еще не миновала, поскольку я вдруг сообразил несколько любопытных вещей. Почему, например, Принц был так раздражен в лаборатории и стал так мил сейчас?.. Выходило так, что Его Высочество окончательно запутался в происходящем и готов был заплатить любую цену, чтобы разобраться. Причем положение у него было такое отчаянное, что эта наша встреча в лаборатории была чуть ли не последней соломинкой, перспектива утери которой повергала его в бешенство.

Это мое предположение оказалось довольно верным — последовавшие затем разъяснения Принца ничуть ему не противоречили.

— Вынужден констатировать, что я в тупике, — сообщил нам Принц, и уж не знаю, чего ему стоило подобное признание. — Вероятно, я подутратил бдительность за последние годы, господа. Ведь вся эта история не свалилась мне как снег на голову — мои источники несколько раз информировали о том, что Вольфар имел контакты с нашими соотечественниками. Впрочем, вам это, без сомнения, известно.

Принц, а вслед за ним и дядя глянули в мою сторону, как на единственного, кому по недоразумению это могло быть неизвестно, но я уверенно кивнул и лишь пробормотал:

— Я, правда, так и не выяснил, с кем и о чем ему удалось договориться.

— Я тоже, — согласился Его Высочество и, убедившись, что дядя промолчит, продолжил: — Да, Вольфар и иже с ним умели заметать следы — нельзя не отдать должное. После известного происшествия я, естественно, принялся изучать прошлое герцога Рега всеми доступными мне способами, но ничего существенного не обнаружил., Кроме того очевидного факта, что за всеми его метаниями по Галактике стояла некая идея… Конечно, мне следовало раньше обратить внимание на его активность, но я был слишком занят… э-э… одним словом, занят. А потом оказалось поздно. Станция «Бантам» исчезла без следа вместе со всеми, кто на ней работал; сведений о проводившихся там исследованиях нет ни в одной контрразведке. Более того, об этом не знают даже родственники находившихся там ученых. — Неожиданно Принц чуть улыбнулся: — Забавно, не правда ли, господа? В этом мире, где все так увлекаются секретностью и любую информацию можно получить, не выходя из кабинета, нашлось вдруг нечто такое, что я бы не побоялся назвать тайной!

— Забавно, — поддакнул я, думая, правда, о другом. Моему самолюбию не могло не польстить то, что в наших расследованиях мы с Принцем пришли к одинаковому результату — фактически нулевому, — но перспектива в таком раскладе не вызывала оптимизма: если уж Его Высочество ничего не раскопал, то где уж нам — со свиным рылом да в калашный ряд… И я тоже уставился на своего дядю с откровенно просительным выражением на лице.

Почувствовав, что отмалчиваться дальше будет уже неудобно, господин барон дал-таки небольшое объяснение, — разумеется, вовсе не то, которого мы с Принцем ждали с таким нетерпением.

— Ну, с тем, как Вольфару удалось сохранить тайну, все, по-моему, ясно. Прием не новый, но эффективный. Неприметностью называется. Объявите, что вы занялись сверхсекретными исследованиями, окружите себя системой безопасности — электронной, живой, всеми вместе, — и через день вся Галактика будет знать, что вы делаете. Это точно, Ваше Высочество. А «Бантам» не числился в списке секретных объектов и не привлекал ничьего внимания. Там даже ни одного охранника не было — я проверял по списку персонала. А раз нет охраны — нечего и красть. Разве нет? — Так как аплодисментов не последовало, то дядя слегка покривился и по-дружески напомнил Принцу: — Вы, кажется, еще не закончили свой рассказ, Ардварт?

Я подумал, что за полвека, просиженных мной в медвежьем углу, Принц и дядя стали друзьями — сама по себе хорошенькая новость!.. Ну а как иначе объяснить, что обращение по имени — фамильярность, дозволенная лишь членам королевского рода, — было воспринято как совершенно естественное? Тем не менее дальше в своих рассуждениях по этому поводу я не пошел (а стоили бы). Честно говоря, не нужно было так налегать на вино с голодухи — я уже явно поплыл и с трудом заставлял себя не только слушать Принца, но и понимать, что он говорит.

— Вы правы, барон. И насчет «Бантама», и насчет рассказа. Хотя в последнем едва ли найдется много интересного. Я растерялся. Убийство Вольфара, все эти странные покушения рано или поздно найдут свое объяснение. Но ключ… Ключ для меня оказался утерян. А время шло… И тогда я прибег к последнему средству, остававшемуся в моем распоряжении: попытался заглянуть в будущее. — Краем глаза я заметил, как при этих словах дядя недоверчиво поджал пухлые губы и качнул головой. Принц, разумеется, тоже обратил на это внимание. — Да, старый спор, Антаглио. Я вижу, вы так и не верите в ясновидение.

— Нет. Не верю, — добродушно усмехнулся дядя.

— Тогда вот очередной аргумент. В результате немалых усилий мне удалось вычленить из хаоса и обрывков видений картину помещения и время, когда там должны произойти некие события. Не вдаваясь в утомительные подробности моих попыток идентифицировать это место, отмечу, что я преуспел — это действительно оказался кабинет Пола Виттенберга в его покинутой лаборатории на Денебе IV. И в назначенное время я встретился там с вами, герцог, и с вами, барон. — Он чуть поклонился и улыбнулся. — Неужели вы и этому сможете найти логическое объяснение?

— Могу попробовать. Как-нибудь на досуге. — Дядя подмигнул ему, — видно, с Принцем они играли в разгадки вещих снов… — Но я-то туда добрался и безо всяких видений.

— И ожидали встретить меня?

— Нет, — признался дядя, как будто его поймали. — Это был сюрприз, Ваше Высочество.

Пока они в очередной раз обменивались взглядами, как фехтовальщики уколами, я неожиданно для себя спросил:

— А что еще вы видели. Ваше Высочество? В будущем? Принц задумался, разглядывая рисунок на поверхности стола, а когда поднял глаза, в них отражалось нечто сильно смахивавшее на сочувствие. Впрочем, возможно, мне это почудилось спьяну…

— Ничего конкретного, герцог. Но я несколько раз видел вас и вашу девушку.

— Мою девушку?!

— Ту журналистку, с которой вы путешествуете, — с налетом смущения пояснил Принц.

— Она не моя девушка!

— А! Извините…

Из последних сил прочистив взор, я проследил, не собирается ли кто пошутить. Но никто не собирался, и я вновь расслабился в обволакивающей мягкости кресла.

— Так вот, герцог, я видел ее и вас. Вместе и порознь. В… мм… разных местах, не всегда мне понятных. Похоже, вам и дальше предстоит играть партию первой скрипки в этой партитуре. — Принц чуть помялся, но всё же добавил с намеком, не заметить который мог только мертвый: — И еще я видел графа Таллисто — он тоже как-то замешан.

— Да уж конечно! — с неожиданной готовностью встрял дядя. — Что бы он ни утверждал, а я этого, к слову сказать, и не знаю, но Таллисто был в курсе того, что Вольфар живет и трудится в пределах его страны. Иначе просто и быть не могло. Другое дело, были они заодно или Per провел его, — этим вопросом я как-то не интересовался… А вообще, Ардварт, перестаньте забивать парню голову всякой ерундой, я вас прошу!

Это было очень резко. И даже не по причине обращения к августейшей особе — просто дядя крайне редко затыкал кому-то рот. Конечно, мне надо было тогда задуматься над этим, и как знать, чем бы все в итоге обернулось. Но я был разбит, устал, пьян и поэтому сделал то, что сделал. То есть ничего…

Принц же, ничтоже сумняшеся, пожал плечами и вернулся к избранной теме:

— Стало быть, теперь, барон, раз подвернулся случай, я хотел бы как-то прояснить для себя общее направление событий.

— Вы слишком многого от меня ждете, Ваше Высочество, — без всякой иронии возразил дядя. — Я не всеведущ, право слово… Я же неспроста осведомился о вашем восприятии ситуации. В оценке общих тенденций ваши способности выше моих, а моя сила — в деталях… Разве вы не пытались провести анализ, исходя из своих собственных теорий?

Принц поморщился, но отнекиваться не стал:

— Пытался, конечно. Но…

— И все же?

— Ну хорошо. — Он вяло махнул рукой и заговорил совсем уже умирающим голосом: — Давайте тогда присмотримся к положению, имевшему место, скажем, год назад. На первый взгляд ничего особенного — оно стабильно. Все наши соотечественники лучше или хуже адаптировались к окружающему миру, заняли свои жизненные ниши и помышляют лишь о дальнейшем упрочении позиций или… — он мельком глянул на меня, — не помышляют ни о чем вообще. Но это только на первый взгляд. Ибо при более внимательном рассмотрении вы легко обнаружите зерна грядущего конфликта. Нет, не между нами. А между нами и, так сказать, ими. Всем остальным Человечеством, если хотите… Почему? Ведь нам удалось скрыть свое существование и на Денебе, и затем, когда мы рассеялись по Галактике; хотя тогда мы не знали языков, обычаев, нравов и выдавали себя на каждом шагу. И правильно. Это как раз то, о чем вы недавно говорили, барон, — неприметность. Кому была интересна горстка странно ведущих себя чужеземцев?.. Но сейчас все по-другому. Эти самые ниши, которые мы заняли, слишком уж велики. Они как рампа, залитая светом юпитеров, и мы уже не можем кануть в тень безвестности. И при этом мы не стареем — одного этого достаточно! Любой, кому придет в голову сравнить чье-то изображение полувековой давности и нынешнее, поймет, что здесь кроется нечто нечеловеческое. А если к тому же случаев такового удивительного долголетия несколько? То есть близится момент, когда нашу расовую принадлежность скрывать дольше мы не сможем. Вы согласны, барон?

— Согласен. Сейчас… — Дядя чуть прищурился и забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — А вот год назад меня подобные раздумья не посещали.

— Вы были слишком загружены насущными проблемами, не так ли? — Принц вновь оживился, даже слегка разрумянился. — Так же и я. Хоть и подумывал об этом, но исключительно в теории, — казалось, еще несколько спокойных лет впереди имеются.

Пассажи Принца были красивы и интересны, но слишком уж заумны для моего ежеминутно тупеющего восприятия. И еще мне казалось, что он просматривает один принципиальный момент, поэтому я отважился его перебить и слегка заплетающимся языком спросил:

— А вы, часом, не сгущаете краски, Ваше Высочество? По-моему, он сразу понял мою мысль, но тем не менее повел рукой, будто приглашая продолжить. Что я и сделал:

— Почему вы так уверены, что возникнет конфликт? Большинство людей из моего ближайшего окружения знают… или, безусловно, догадываются… о моем неземном происхождении, и ничего. Я бы не сказал, что наши отношения из-за этого портятся.

— Это потому, что у вас хороший характер, герцог. — (Я улыбнулся, готовый посмеяться шутке с другими, но никто почему-то не смеялся.) — И окружающие вас люди знают об этом. Поэтому им безразлично, родились вы на Земле, Денебе, Рэнде, Кертории или у черта в ступе… Но я-то говорю об отношениях не на личном уровне. Хотите, выйдем сейчас на улицу и спросим у первого встречного обывателя, как ему понравится факт, что двенадцать виднейших граждан Галактики — инородцы? Даже с поправкой на очень специальные нравы Фудзи, могу заключить с любым желающим пари на льготных условиях, что сначала этот обыватель не поверит, при предоставлении убедительных доказательств — испугается, затем — как ответная реакция — возмутится и, наконец, возжаждет нашей крови. Хотите?

Находясь в состоянии, располагающем, как известно, к опрометчивым поступкам, я едва не принялся обсуждать условия заклада, но дядя предостерег:

— Я бы не советовал, — и я заткнулся.

— Точно так же поведет себя и общественное мнение в целом, — заключил Его Высочество. — В их глазах мы будем выглядеть не несчастными отщепенцами, оставшимися без родины, а коварными агрессорами, представляющими угрозу для их расы. Угрозу, особенно страшную своей непредсказуемостью.

— Ну, ну, Ардварт, — умиротворяюще перебил дядя. — Это уж вы точно через край хватили!

— Правда? — с непередаваемой иронией усмехнулся Принц. — А вам никогда не приходило в голову, господа, что если мы вдруг объединим свои ресурсы — политические, экономические, военные, — то будем очень близки к тому, чтобы осуществлять фактический контроль за Галактикой? По крайней мере за той ее частью, где живете вы? Вижу, не приходило. Ибо вы не воспринимаете идею всерьез в силу многих известных вам обстоятельств. Но они-то о нас ничего не знают. А у страха глаза велики.

Молчание послужило ему ответом. И это значило, что Принц прав. Раз уж дядя ему не возразил, значит, никаких контраргументов не существовало. Но я все еще не очень понимал, к чему Принц завел эту тему.

— Вижу также, герцог, — все в том же тоне легкой насмешки заметил Его Высочество, — что вам хочется спросить, какое отношение все вышеизложенное имеет к смерти Вольфара Рега? Отвечаю: какое-то! Это как раз и есть обстоятельство, наиболее меня беспокоящее. Совершенно очевидно, что за всеми этими событиями стоит не просто чье-то примитивное желание добиться победы в Испытании и вернуться на родину с триумфом. Как бы ты ни был хитер и изворотлив, избавиться в одиночку от остальных нереально, это, я думаю, было понятно даже Вольфару с его фанаберией. Но заставить ополчиться на нас все Человечество, а самому отсидеться где-нибудь в тихом уголке — вот это уже реальный замысел. Трудный, но реальный.

Его Высочество сделал небольшую паузу для прикуривания сигареты, а я подметил, что, несмотря на отсутствующий вид, дядя, похоже, с тщанием ловит каждое его слово. Это наблюдение заставило меня из последних сил навострить уши.

— И если взглянуть на все, что произошло после смерти Вольфара, под этим углом, то зрелище получается весьма неутешительное. Для нас с вами, господа. Покушения, перестрелки, взрывы — все это привлекает к нам пристальное внимание властей. Пока по отдельности, но надолго ли?.. А вот, кстати, и еще хороший пример к нашему маленькому спору, герцог: вы, надеюсь, помните, как повели себя власти Новой Калифорнии, когда у вас возникли с ними трения? Они вас попытались убить, так? И если предположить, что целью наших противников является выставить нас, так сказать, напоказ, настроить людей против и тому подобное, — тут мы им ничем не помешали!.. — Заметив, что я собираюсь возмутиться, Принц поднял руки и обезоруживающе улыбнулся: — Нет, нет. Я нисколько не виню вас, герцог. Вы не удосужились рассказать мне подробности, но общее впечатление у меня такое, что вы действовали едва ли не наилучшим образом. Просто у противника — преимущество. Каждый раз, стреляя в нас — даже холостым, — он попадает в цель, и с этим мы ничего не можем поделать. Однако прав я, или все это фантазии, но обольщаться, что у врагов дела идут неважно, явно не стоит. Скорее наоборот: покуда события развиваются по их сценарию, и на данный момент, признаюсь, это вселяет в меня большую тревогу…

Принц и дядя вновь наполнили бокалы и выпили, а затем барон спросил:

— Ты помнишь, Ранье, на что я рекомендовал тебе обратить особое внимание, когда мы в первый раз обсуждали дело?

Так как я и сам совсем недавно вспоминал это, то ответил без промедления:

— Помню! На мотив…

— Вот! — он поднял палец. — Тогда, надеюсь, ты внимательно слушал Его Высочество.

Принц чуть приподнял брови, и дядя тут же развернулся к нему:

— Нет, право же, Ардварт, а чем вам не нравится ваше собственное объяснение? Я, пожалуй, готов подписаться под каждым вашим словом.

— «Чем не нравится»? — недоверчиво переспросил Принц. — Да вы смеетесь! Ну, во-первых, оно ничего не объясняет. Что дальше? Что, когда и как? Мы… прошу прощения, я и герцог… этого не знаем, а между тем время для теоретических выкладок прошло!

— Возможно, — весьма неопределенно согласился дядя.

— А во-вторых, весь этот план, если он действительно существует, слишком уж тонок для покойного герцога Рега. Не верю я в то, что он был способен такое задумать. Скорее он сам был инструментом, для кого-то одноразовым.

— И это возможно, — вновь подтвердил барон. После чего разговор затих, и мне казалось, что я наперед знаю, как все пойдет дальше: Принц будет допытываться, дядя — отнекиваться… Это обещало быть настолько скучным, что когда Его Высочество неожиданно предложил:

— Может быть, вы отдохнете, герцог, а то на вас совсем лица нет. Как только я буду готов вновь открыть портал, то немедленно разбужу вас, — я согласился.

Его Высочество любезно проводил меня до спальни, находившейся прямо напротив кабинета, и попросил устраиваться как я сочту удобным. Я счел удобным не раздеваясь рухнуть на его просторную кровать и уснуть, едва донеся голову до подушки.

…Не знаю, сколько времени Принцу понадобилось, чтобы меня разбудить, но, когда мое сознание отреагировало наконец на весьма увесистые толчки в плечо и я открыл глаза, вид у него был немного обреченный.

— Надо же, проснулись-таки. — Он провел ладонью по лбу и чуть покачнулся (теперь и Его Высочество явно набрался будь здоров). — А я уже собирался идти расспрашивать господина барона, который знает, кажется, ответ на любой вопрос.

— Ну, на этот-то точно — в особенно тяжелых случаях он пользовался холодной водой, — поделился я печальными воспоминаниями, слезая с кровати.

— Буду знать, — усмехнулся Принц и, развернувшись, направился в кабинет; я механически последовал за ним.

Надо заметить, что со стороны может показаться, будто я очень быстро просыпаюсь. На самом деле это, разумеется, не так. Руки, ноги — да и вообще все, кроме головы, — действительно включаются сразу, голова же до принятия чашки кофе функционировать не желает. Сознание лишь регистрирует обстановку вокруг, но чтоб подумать — ни-ни.

Как раз в таком состоянии я и вернулся в кабинет. На первый взгляд изменилось здесь немногое: солнце переместилось из центра окна почти на самый край, да батарея бутылок на столе была куда солиднее той, что я оставил… Однако сама атмосфера в помещении стала ощутимо непринужденнее, и почему-то мне это не очень понравилось. Но быстро сообразить почему, я, естественно, не смог, а на чашечку кофе меня не пригласили.

— Итак, герцог, открыть портал я могу, — сообщил Принц, подойдя к своему креслу и подняв недопитый бокал. — Остается только вопрос: куда? То есть куда вообще, понято. Но куда именно?

Я хотел ляпнуть: «В пещеру!» — но вовремя спохватился и потряс головой, вспоминая, что слышал когда-то о порталах.

— Я так понимаю, Ваше Высочество, что вы можете создать проход только в то место, которое видели собственными глазами?

— Совершенно точно. — Он залпом допил вино.

— А по описанию?

— Едва ли. Я пробовал как-то по книгам — не выходит. По изображению, и то с трудом.

Ну, такой уж проблемы тут, конечно, не было: все-таки Принц достаточно времени провел некогда в подземельях Денеба IV, — просто очередное неудобство. Я проверил боковой карман: голокристалл со схемой пещер по-прежнему находился там, но потом решился все же уточнить:

— Ваше Высочество, если вы пользуетесь каким-нибудь приспособлением…

— То вы давно уже отправились бы назад. Конечно же, нет.

— Ну тогда будьте любезны взглянуть. — Вытащив на свет кристалл, я включил его и кивнул на повисшую в воздухе схему: — Узнаете, Ваше Высочество?..

Чуть изменившись в лице, Принц шагнул к карте и пробормотал:

— Как же, как же…

— В принципе мне надо сюда. — Я ткнул в пещеру, где расстался с Гаэлью.

— Ясно. В точности я, конечно, места не знаю, но… — Он пригляделся, считая что-то и попутно загибая пальцы. — Да, это должно быть здесь. Пещера, которую я навряд ли когда-нибудь забуду.

Указанный им огромный зал находился меньше чем в миле к северу от нашей стоянки, и за неимением лучшего это меня устраивало.

— Подойдет!

— Хорошо. Тогда готовьтесь, герцог. Мне понадобится несколько секунд, дабы сконцентрироваться после… — Принц выразительно приложил тыльную сторону ладони к шее.

Убрав голокристалл, я заприметил на столе еще один недопитый бокал — свой собственный — и решил, что легкая опохмелка делу явно не повредит. Однако, заглатывая вино, я чуть не поперхнулся, потому что дядя, разваливший в кресле свои телеса и казавшийся совсем сонным, неожиданно трезвым голосом спросил:

— Что теперь?

— Ну, я еще не думал, — ответил я, не слишком по-джентльменски утирая усы рукой. — Может, загляну в CIL — спрошу, почему у них взрываются лаборатории. Может, из дома какие-нибудь новости появятся… А может, и вовсе на дно залягу.

Последнее я добавил только из вредности — посмотреть, станут ли они требовать, чтобы я этого не делал. Нет, они не стали: Принц и вовсе не заметил моих слов, а дядя кисло усмехнулся, по-прежнему не открывая глаз:

— Дерзай!

В это мгновение я почувствовал, что за моей спиной появился портал, и развернулся, намереваясь поскорее убраться. Но, не сделав и шага, был остановлен довольно резким окриком дяди:

— Подожди!

Когда я обернулся, он секунду смотрел на меня своими немигающими серыми глазами, а лотом улыбнулся; покопавшись рукой у себя за спиной, достал какой-то предмет и протянул мне со словами:

— Возьми, пожалуйста, фонарь!

В итоге я махнул им на прощание и вышел из кабинета с фонарем в руке и ощущением того, что мне плюнули в душу.

И надо сказать, что когда я, наметив кратчайший путь, вновь принялся пробираться по каменном лабиринту, это «приятное» ощущение и не думало меня покидать. Холод и сырость сработали немногим хуже кофе, в голове у меня зашевелились мысли, и одной из первых была следующая: так кому же дядя не хотел рассказывать то, что ему известно о смерти Вольфара? Принцу? Да черта с два! Когда я уходил, у них явно было полное взаимопонимание — чего просто не могло случиться, продолжай дядя упорствовать. Значит, оставался только я. И на трезвую голову такая его линия поведения не казалась удивительной: зачем, в самом деле, посвящать меня в тонкости? Если Принц прав и они действительно не могли предпринять против врага ничего кардинального, вынужденные, таким образом, выжидать, то не лучше ли оставить меня в прежнем качестве — неуправляемой торпеды?! Авось да и шарахнет куда надо! Или по ней шарахнут, как-то себя выдав, — тоже неплохо!..

Представив себе, как они рассуждали об этом, с ленцой потягивая винишко, я так разозлился, что перестал следить за дорогой и, как следствие, вписался лбом в один из нависших над проходом сталактитов. Удар вышел скользящим, но все равно оказался достаточно сильным, чтобы из глаз посыпались искры. А вместе с искрами прошла и ярость, — в конце концов, разве Принц с бароном виноваты, что я такой дурак? Был бы поумнее, так не давал бы собой вертеть, как чертовым флюгером! Кляня себя последними словами, я был вынужден признать, что вся эта экспедиция к взорвавшейся лаборатории была просто одним сплошным идиотизмом. И уж совсем меня расстроило неожиданное осознание того, что моя подгорная эпопея далека от счастливого завершения.

Например, совершенно реальным мне представился такой вариант: прождавшая меня всю ночь Гаэль утром слышит взрыв и, вероятно, догадывается о том, что произошло. Сильно или нетюна после этого горюет — это уж как знать… Но, положим, можно ей посочувствовать. Зато потом — через часик-другой — она уже точно понимает, что ждать больше некого, и уходит… Кое-как перебирается обратно через хребет, садится во флаер и улетает. И вот тогда уже посочувствовать можно будет мне! Надежда же на то, что нога не позволит ей идти, была весьма призрачной — все эти вывихи сильно болят первые несколько часов, а тут уже почти сутки пролетели. Однако я решил не растравлять себя до срока и прибавить шагу, а потом видно будет.

Ну что ж, могу сразу сказать, что все оказалось не так плохо. Потому что, как вы правильно догадались, все было еще хуже… Хотя в первый момент по возвращении в пещерку, где мы накануне простились, я всего лишь удивился.

Луч моего фонаря, чуть более яркий, чем рассеянный свет, идущий снаружи, выхватил из полумрака наши рюкзаки, по-прежнему лежавшие у одной из стен, и фигуру человека, сидящего на полу рядом с ними. Только фигура эта была куда массивнее, чем миниатюрная Гаэль. Потому что это был спящий майор в отставке Джек Уилкинс. Собственной персоной. «Моей же девушки», как назвал ее Принц, нигде поблизости не наблюдалось. И хотя по идее ее отсутствию могло быть достаточно причин, сердце у меня вдруг захолонуло в предчувствии неминуемой беды…

Тем не менее я решил сохранять спокойствие, выключил фонарь и направился к Уилкинсу, намереваясь перво-наперво его разбудить. Однако это не понадобилось: стоило мне сделать пару шагов по полу пещеры, как он встрепенулся и молниеносно оказался на ногах, выхватив правой рукой бластер (левая все еще болталась на перевязи).

— Это я, майор, — счел нелишним предупредить я.

— Да. Вижу. — Он опустил бластер. — Здравствуйте, герцог. Что-то очень крепко я уснул.

Я подошел к нему вплотную, мимоходом отметив, что выглядит он скверно — бледный, небритый, похудевший, казалось даже, ссутулившийся, — и весьма нелюбезно поинтересовался:

— Что все это значит, Уилкинс?

— А! Вы не знаете… — Он хотел еще что-то добавить, но только угрюмо поморщился и спрятал оружие.

— Не испытывайте мое терпение — на сегодня оно уже кончилось!

Однако он тоже явно был не в духе, потому что позволил себе огрызнуться:

— Да нужно мне ваше терпение, герцог! Думаете, я много понимаю?!

С секунду я боролся с желанием слегка придушить его, и, глядя на мои дрожащие от ярости руки, он сказал куда более мирно:

— Не спешите, босс. Как говаривал мой полковник: когда вы вдруг не знаете, где очутились, вспомните хорошенько, что вы делали накануне. Надо просто рассказать друг другу, что с нами происходило, и мы разберемся.

— Начинайте!

— Лучше вы. В хронологическом порядке… От нового приступа гнева я чуть не задохнулся, но он, схватив меня за руку, сжал локоть и с неожиданным теплом добавил:

— Правда, герцог. Так будет лучше. Я не капризничаю. Я вздохнул, переводя дыхание, высвободил руку и открыл рот, чтобы все-таки послать его куда-нибудь, но вместо этого из меня неожиданно посыпались другие слова… Сбивчиво, путаясь, перескакивая с одного на другое и перемежая речь отборным матом, я рассказал ему обо всем, что случилось со мной после нашего расставания в кабинете Бренна. Даже без подробностей повествование вышло длинным, и где-то к середине он сел, прислонившись спиной к стене, и если обычно по его лицу трудно было что-то прочесть, то в этот раз он откровенно мрачнел с каждым новым эпизодом. Когда же я закончил, он еще несколько секунд сидел набычившись, а затем резко и зло усмехнулся:

— Ну, мне, в общем, все ясно. Полное дерьмо! — Предупреждая всплеск моих эмоций, он поднял руку: — Вы сейчас тоже поймете. Слушайте — я постараюсь покороче!

Из лаборатории вашего приятеля меня отвезли, понятное дело, в больницу. И первые сутки я мог только пластом лежать — слишком много крови потерял. Но мне сделали парочку переливаний, да и вообще лечили грамотно, так что к вчерашнему вечеру я уже был туда-сюда… А раз так, я решил там не разлеживаться, благо все внимание полиции и прочих служб безопасности пошло на барона. Ко мне они, правда, пробовали приставать с расспросами, но я прикинулся, будто ни хрена не помню, не соображаю и вообще чуть дышу. Получилось так убедительно, что они оставили меня в покое, даже охрану у палаты не выставили. Поэтому ночью мне удалось без больших трудностей раздобыть свою одежду, выбраться из госпиталя, пересечь университет и угнать флаер с одной из стоянок.

Сие незамысловатое перечисление действий выглядело не столь уж простым, даже «без больших трудностей», и для вполне здорового человека, и в иной момент я бы наверняка попросил его остановиться на этом поподробнее, но тогда ограничился лишь одним вопросом:

— А бластер они, конечно, оставили вместе с вашей одеждой?

— Нет. Я его отобрал у парня, который охранял стоянку. — Он чуть усмехнулся. — Видите ли, я угнал полицейский флаер! Да нет, не из каких-то высоких соображений — просто он первым под руку подвернулся, а я, честно говоря, и без того еле на ногах держался. Вот… Ну и отправился по вашим следам, то есть погнал через полпланеты на север, к Сван-Сити, — у того маячка, что я прикрепил к одной из ваших кредиток, очень дальний радиус действия, но не десятки тысяч миль, конечно. Однако до столицы оставалась всего пара часов, а мой приемник все молчал, и я начал беспокоиться, не удалось ли вам каким-то образом слинять с планеты, но тут наконец пришел слабый сигнал. Взяв пеленг, я понял, что вы где-то на северо-западе, переложил курс и к полудню подлетел к этому плато. — Майор кивнул в сторону выхода, а я, хоть и сгорал от нетерпения, перебил:

— Погодите; Уилкинс! Что вы там несете? Как вы могли уловить радиосигнал на расстоянии более тысячи миль? На Денебе это невозможно!

— Невозможно, ясен пень! А разве я сказал, что поймал радиосигнал? Но это к делу не относится.

— Нет уж! Вы объясните!

— Ну если так надо… — пробурчал он. — В свое время, уходя со службы, я прихватил парочку таких устройств. Тогда они проходили у нас обкатку как опытные образцы. Основу такого жучка представляет пара граммов какого-то радиоактивного вещества с очень длительным периодом полураспада. Оно дает слабенькое — в смысле радиации — проникающее излучение, которое можно засечь на очень большом расстоянии. Этот чертов базальт экранирует, поэтому я обнаружил вас всего за тысячу миль. Но чтоб совсем спрятаться, вам надо было забраться под землю мили на две. Еще вопросы есть?

— Да нет… Извините. И что было потом?

— Потом? Потом я увидел кратер чуть ли не до центра земли и подумал, что дело дрянь. — Уилкинс сплюнул, по-видимому, от воспоминаний о собственных мыслях. — Все же я не был склонен недооценивать ваши, вообще говоря, похвальные способности к выживанию, поэтому отвел машину немного на север и решил дождаться, пока все уляжется.

— Что уляжется?

— Ой, герцог! Начинайте же мозгами шевелить! Неужто вы думаете, что такой взрыв остался незамеченным? Да тут все было битком набито полицией Денеба, службой безопасности гребаного CIL, репортерами и прочая… На мой флаер — хорошо еще, что он был полицейский, — никто и внимания не обратил. Так что я сел в тихом местечке за выступом скалы и проваландался там, пока все они благополучно не убрались. И меня все удивляло, как же это вас не обнаружили, если вы поблизости, ведь они обшаривали скалы с детекторами теплового излучения и всем, чем могли. Да, ну это-то я понял, когда попал наконец сюда. А вот остальное — только после вашего рассказа… Нашел же я пустую пещеру, где лежали нетронутыми ваши вещи и… — Он замялся. — В общем, я решил подождать вашего возвращения!

— Да почем вы знали, что я обязательно вернусь? Уилкинс отвел глаза в сторону и вздохнул:

— Я как раз к этому и подвожу… Дело в том, что вам тут оставили записку. И раз уж кто-то это сделал, значит, был уверен в вашем возвращении.

— Мне?! — Голова окончательно пошла кругом. — Так давайте же ее сюда!

— Сейчас, — еще печальнее вздохнул он, достал из нагрудного кармана небольшой листок бумаги и протянул мне: — Не знаю уж, что там написано, но боюсь, это будут плохие новости!

Майор не ошибся. Одного взгляда хватило, дабы убедиться, что записка и вправду адресована мне и что ее содержимое мне не понравится. Крупными печатными буквами — чтобы невозможно было опознать почерк — на вырванном из какого-то блокнота листке было написано по-керториански:

«Ваша живучесть, герцог, далеко превзошла мои ожидания. Поздравляю. Можете считать, если вам того хочется, что этот раунд вы выиграли. По очкам, пользуясь известной вам терминологией…

Так что я решил прервать пока что бой и заняться чем-нибудь или кем-нибудь другим. А чтобы отбить у вас охоту заниматься мной, я, пожалуй, прихвачу с собой вашу девчонку. Если вы соизволите от меня отстать, то, даю слово, ей ничто не угрожает, если же нет… Ну, вы сами знаете, у нас с такими вещами не шутят. Так давайте не будем повторять однажды совершенных ошибок, а?»

Подпись, разумеется, отсутствовала. А было ли еще в этой записке что интересное, не могу сказать — через мгновение после прочтения я уже рвал ее на все более и более мелкие кусочки…

Наконец-то все понял и я. Враг действительно находился рядом, он внимательно следил за моими действиями, предугадывал их, а когда вчера я полез башкой в петлю, решил на всякий случай подстраховаться и, воспользовавшись удобным случаем, захватил Гаэль. По-видимому, еще ночью. Если бы я отправился вместе с лабораторией в небеса, то, вероятно, он мог бы ее и отпустить — на что она ему тогда… Но я не отправился. Более того, ускользнул при помощи портала, — очевидно, эта сволочь сумела почувствовать, как Принц его открыл, даже находясь в порядочном отдалении… После чего вся эта писанина выглядела правдоподобно: если уж ему — по версии Принца — было все равно, кого убивать, то можно со мной и не связываться, раз не даюсь.

— Эй! Очнитесь!

Я обнаружил, что Уилкинс вновь стоит на ногах и трясет меня за плечо.

— Что?..

— Босс, я вас третий раз спрашиваю — что там было?! Я перевел ему текст послания, и он несколько мгновений неподвижно стоял закусив губу, а потом отпустил мое плечо и глухо спросил:

— И что теперь?

Я рассмеялся, и он отшатнулся от меня, как от чумного. Оно и понятно, ему трудно было оценить разницу, возникшую для меня в восприятии этого вопроса по сравнению с совсем недавним моментом, когда мне задавал его дядя.

Нагнувшись, я поднял свой рюкзак, вынул из бокового кармашка запасную пачку сигарет, закурил и сообщил:

— Теперь я его убью! Во всяком случае, или я его, или он меня — и никак иначе!