Она едва успела. Установленная на машине Лонгсдейла метка двигалась в район, где, судя по сообщениям трофейного коммуникатора, неизвестный мужчина со шрамом едва не искалечил пластического хирурга. Ей пришлось немало попотеть, постоянно шаря по различным полицейским каналам, прежде чем она смогла перехватить сообщение на волне шестнадцатого участка и связать его с Хенриком. Она была наполнена странной уверенностью, почти мистической: тот, кто ведет охоту, не преминет явиться на место происшествия лично. В этой гонке Лонгсдейл все время шел на полкорпуса впереди нее. Он предпринимал действия, о которых она узнавала де-факто – по результатам поднятой им шумихи. Каждый раз она с замиранием сердца ожидала, что вот-вот чертов заезжий коп добьется своего и пресса поднимет торжествующий вой, демонстрируя миру добытый им скальп врага. Каждый раз, заявляясь к шапочному разбору, Грета была вынуждена ограничиваться ролью пассивного наблюдателя. Кроме последнего случая, когда ей все-таки удалось, воспользовавшись прорывом любопытных за оцепление, установить на машине Лонгсдейла радиометку.

И вот теперь метка ползла в район Менгала.

Сидя на заднем сиденье такси, Грета возбужденно потирала руки: наконец-то ей представился случай проявить инициативу. Она терпеть не могла роль пассивного наблюдателя. С самого детства она привыкла заводить в себе невидимую пружину, преодолевать себя, быть на гребне, чувствовать себя компетентной, нужной стране, чтобы не превратиться однажды в то, чем ей казалась мать – в сытую домашнюю крольчиху в дорогих шмотках, не имеющую других забот, кроме производства потомства и ублажения своего мужчины-завоевателя. И вот теперь она плюет на все – на себя, на свои убеждения, на страну, которая отправила ее сюда и сделала тем, кто она есть – и все это ради него, того самого мужчины-завоевателя, существование которого всегда подвергала сомнению. Скажи ей кто-нибудь еще год назад, что она наплюет на свой долг ради какого-то самца, – и она сломала бы наглецу шею. А теперь она – расчетливая, неуловимая и трезвомыслящая убийца, холодный профессионал – действует подобно начитавшейся любовных романов и сошедшей с ума молоденькой интеллектуалке, готовой на все ради обладания предметом страсти: каким-нибудь моложавым преподавателем истории или литературы, красиво трактующим на своих лекциях вечные истины. В ней словно поселилось новое существо, трепетное, ранимое. Оно осмеливалось приказывать ее железной основе, и основа подчинялась. Это состояние раздвоенности удивляло ее. Страх, обреченность и ожидание чего-то светлого переплетались в ней.

Из глубин памяти всплыла порывистая, дерганая мелодия, одна из тех запрещенных песенок, что частенько тайком слушала ее нанюхавшаяся дури мамочка:

Купи мне, о Боже, городскую ночь.

На тебя надеюсь – ты должен помочь,

Покажи мне, как любишь заблудшую дочь:

Купи же мне, Боже, городскую ночь…

И так же, как ее мама, которую однажды увели двое старавшихся казаться респектабельными парней в штатском, прикрыв глаза, она невольно начала отмахивать рукой заводной ритм. Ей было некого стесняться: развалюха-такси была автоматической – место водителя пустовало. Она сказала себе: здорово диктовать свою волю обстоятельствам, а не наоборот.

О себе она не думала. Просто заставила выключиться область мозга, ответственную за инстинкт выживания. Единственное, что ее тревожило, – боязнь не успеть. Боязнь того, что упрямый Лонгсдейл успеет допросить свидетеля и смыться раньше, чем она доберется до места: на улицах творилось черт знает что. Но она успела. Недвижная пульсирующая метка прочно приклеилась к карте, которая, стоило прикрыть глаза и сосредоточиться, загоралась стараниями ее невидимого помощника.

Проверившись, она вошла в тесную подворотню, где никто не мог ее видеть. Сумочка была неимоверно тяжела – брусок самодвижущейся мины, замаскированный под грязный кирпич, оттягивал плечо. Грета с облегчением избавилась от смертоносного груза, опустив его на край тротуара так, чтобы ничто не мешало мине соскочить на проезжую часть. Любая канава или яма на пути станут для устройства непреодолимым препятствием, и ее миссия провалится.

Она выглянула из-за угла. Мордастый тип скучал, опершись о капот; с противоположной стороны улицу перекрывала тускло блестящая жижа, еще через квартал и без того тесная проезжая часть резко сужалась. Определенно, обратно их автомобиль поедет здесь, чтобы через пару переулков выскочить на оживленную Тандано.

Она сунула руку в сумочку и пощелкала маленьким пультом, указывая цель адской машине. Огонек на пульте зажегся ровным зеленым цветом и «кирпич» едва заметно шевельнулся, выпустив невидимые опорные конечности, одновременно служившие контактами детонатора. Теперь если кому-то придет в голову поднять устройство, дурака разнесет на молекулы.

– Эй, подруга! – окликнули ее. К ней спешила, спотыкаясь на высоких каблуках, ярко размалеванная дамочка с длинными вьющимися волосами. – Это моя территория. Убирайся!

Глаза проститутки были раскрашены столь устрашающе, что занимали едва ли не половину лица. Грета ужаснулась – должно быть, это невыносимо тяжело день напролет хлопать ресницами длиной в добрых полтора сантиметра. Истинный возраст женщины не смог бы определить даже патологоанатом.

– Успокойся. Я не по этому делу, – отрывисто бросила она, на всякий случай запуская программу обаяния.

– Я давно за тобой гляжу! Этот квартал – мой! Я Мануэлю скажу. У него с чужими разговор короткий – враз морду почикает.

– Да ради всего святого – не нужны мне твои дойные мешки! – отмахнулась Грета. Ее внимание было приковано к стоящему возле машины типу.

– Да? – все еще подозрительно оглядывая ее, но уже сомневаясь в ее намерениях, протянула местная обитательница. – А мне показалось – ты тут как раз по делу.

Грета покачала головой и заставила себя улыбнуться, растапливая лед недоверия:

– Просто слежу за одним знакомым.

– За знакомым? Так ты не из наших?

Ядовито-сладкий шлейф дешевых духов распространялся от ее собеседницы, забивая уличную вонь.

– Мой парень, кажется, вздумал наставить мне рога, – поделилась Грета.

– Решила подловить его, да? – уже сочувственно поинтересовалась женщина.

– Я думала, мы поженимся… Он обещал…

Проститутка посмотрела на нее с выражением извечной женской солидарности. Еще немного, и она лично открутит голову наглецу, охмурившему эту молоденькую дурочку. Господи, и откуда они такие берутся? На мгновение тень ревнивого подозрения вновь зашевелилась в ней:

– К кому он ходит? Я всех в округе знаю.

– Ни к кому. Берет свою секретаршу и запирается с ней в какой-нибудь дыре на пару часов. А мне говорит, что попал в пробку по пути с работы. Сволочь. Нашел на кого меня променять – ни рожи ни кожи!

Женщина несмело улыбнулась. Улыбка явно далась ей с трудом, и она не имела ничего общего с профессиональной гримасой, которой она одаривала потенциальных клиентов.

– Ладно, – быстро оглянувшись по сторонам, произнесла она. – Я посмотрю, чтобы Мануэль не появился. Он чужих не любит. Только ты недолго. Иначе мне тоже влетит.

– Договорились! – радостно согласилась Грета. – Дождусь, как эта парочка появится. Хочу в глаза мерзавцу посмотреть. Представляешь, я чуть было не решила оставить от него ребенка!

– Что же ты! – укоризненно попеняла женщина. – Кто же в наше время верит этим обезьянам? У них одно на уме.

Грета ответила ей выразительным взглядом.

– Я лучше там постою. На том конце квартала, – сказала она, прикидывая радиус вероятного разлета осколков. – Чтобы не спугнуть. Как выйдут, пойду им навстречу. Да и тебя оттуда лучше видно.

– Как знаешь, – пожала плечами ее собеседница. – Ладно, мне пора на работу. Если что, я тебе рукой махну. Тогда бросай все и сматывайся – Мануэль шутить не любит.

Грета с благодарностью пожала ее запястье:

– Спасибо тебе, подруга.

– Да ладно, чего там, – совсем смутилась женщина.

Нервы Греты были напряжены, искусственный слух обострен до предела. Она слышала дуновение ветерка в подворотне, звуки сериала внутри одной из квартир, плеск воды, шкворчание жира, чей-то злой шепот, шаги и дыхание многочисленных обитателей квартала.

– Поцелуй меня! – требовал искусственный мужской голос с экрана.

– Опять надрался, скотина! – визгливо вторила ему женщина.

– Твои глаза словно заря, – убеждал тенор.

– Сколько за пару? – интересовался покупатель дури.

– Марианна не получит выходного пособия – ее уволили за проступок.

– Тихо ты, мама услышит!

– Они – словно путеводная звезда!

– На себя посмотри, ленивая шлюха!

Наконец слух ее зафиксировал быстрые шаги нескольких человек, идущих в одном направлении. Затем характерные хлопки автомобильных дверей – сама машина была не видна, Грета сознательно расположилась так, чтобы ее никоим образом не смогли соотнести с предстоящим взрывом. Прохрипел стартер. Метка пришла в движение. Медленно, потом все быстрее и быстрее – автомобиль набирал скорость.

Грета приоткрыла рот в ожидании звуковой волны. Языки пламени плеснули из-за угла. Волна пыли и дыма, вперемешку с уличным мусором, покатилась в стороны, захлестывая закоулки. Взрыв был такой силы, что обломки взметнулись выше крыш. Вокруг осыпались на тротуар стекла. Люди в панике выбегали из дверей.

– Ты чё примерзла-то, дура! – на бегу прокричала ей давешняя проститутка. – Ноги уноси. Щас копов тут будет – повяжут без разбора!

Грета переводила дух – метка на виртуальной карте исчезла. Получи, ублюдок! Внезапно ледяные пальцы сдавили сердце. Задыхаясь, она тяжело осела на землю, невидяще шаря рукой перед собой, не чувствуя, как осколки стекла впиваются в ладонь.

– Эй, тебя что, зацепило? – встревожилась проститутка. – Ну-ка, давай, пошли. Нельзя тут. Сваливать надо. Э-э, да ты совсем никакая!

По-прежнему не видя перед собой ничего, кроме мельтешения красных искр, она позволила женщине увлечь себя. Каждый шаг отдавался внутри неимоверной болью, воздуха не хватало, она боролась с собой, делая вдох; в грудь вонзалась раскаленная игла, тело шагало само по себе, словно большая кукла на привязи. Вот, значит, как это бывает, когда умирают, подумала она. И нет никаких образов из прошлой жизни, никаких цветных картинок, мелькающих перед глазами. Стало страшно, она боялась увидеть себя со стороны, ощутить безысходность от невозможности оправдаться: отчего-то она была уверена, что оправдываться придется. Она не вспомнила о Хенрике в эту минуту, хотя умирала за него: только боль, всепоглощающая обжигающая лава терзала ее напрягшееся тело.

– Шевели задницей! – в сердцах прокричала женщина. – Хочешь полночи этим козлам подмахивать, пока отпустят? Я на такое не подписывалась. Мануэль меня удавит!

Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Грета оглянулась в недоумении.

– Где я? – спросила она. Одежда пропиталась холодным потом, казалось, даже кончики пальцев внутри туфель мокры, от озноба кожа покрылась мурашками. Она не понимала, как очутилась здесь, не понимала кто эта женщина, и почему вокруг полно людей с искаженными злобой и страхом лицами. Она словно вынырнула из черного омута; мир вокруг казался отвратительным и привлекательным одновременно.

– Отпустило? Давай двигай ногами. Такую как ты не сразу выпустят.

Грета встряхнулась по-кошачьи.

– Отпустило, кажется. Спасибо, подруга. Что это было?

– Откуда мне знать? Должно быть, кого-то взорвали. Какая разница?

– Действительно, – согласилась Грета. Они выбежали на соседнюю улицу.

– Ну, мне сюда. А ты в другую сторону, – не дожидаясь ответа, женщина отпустила ее руку и поковыляла на своих каблуках-ходулях.

«Так вот что бывает за непослушание!» – догадалась Грета. Интересно, сколько таких предупреждений выдаст чип, прежде чем испепелит ее окончательно?

Внезапно она разрыдалась, остановившись у стены. На нее оглядывались, какая-то старушка участливо произносила неслышные слова: должно быть, решила, что она плачет от боли – платок на руке, изрезанной стеклом, насквозь пропитался красными пятнами. Грета непонимающе смотрела на женщину, слезы грязными струйками текли по ее щекам, размывая грим. Она чувствовала радость, правда не понимала, от чего именно – от того, что осталась в живых сама, или что Хенрик наконец смог получить передышку. Внутри нее зародилась отчаянная надежда.

«Спасибо, господи», – прошептала она сквозь всхлипывания, заставив старушку в страхе ретироваться. Должно быть, бедняга решила, что она свихнулась.