34.
– Опять ты? – Невидимый голос звучит раздраженно. – Ты что, думаешь, ты у меня один? Не испытывай больше мое терпение, умник, понял!?
«Понял, понял», – думает Сергей. Теперь он знает, что говорить с этим странным голосом необязательно. Он и так все слышит. – Не мог же я Триста двадцатого бросить. Он мой ангел-хранитель. Он меня от смерти спас.
Голос задыхается от возмущения.
– Он тебя от смерти спас? Он твой ангел-хранитель? А я тогда кто, по-твоему? Что я тут делаю?
– Ты? Ты трепло потустороннее. Бюрократ хренов, – спокойно отвечает Сергей. – И, похоже, звание у тебя невеликое. Что, карьера не задалась?
– Звание? Ну, кому-то надо и за простыми ребятами, типа тебя, приглядывать… – озадаченно отзывается голос. – А карьера… пусть ее другие делают. Выше головы не прыгнешь.
– Готов поспорить, ты при жизни сержантом был, – улыбается отсутствующими губами Сергей.
– Унтер-офицером, – гордо сообщает голос. – Армии ее Величества.
– Один хрен. Давно служил-то?
– Давно, – грустно вздыхает голос. – Сейчас и людей-то таких в природе нет, какие в моем взводе были. Кремень парни!
– Ну-ну. Знакомая песня. «Когда я был молодой и красивый, люди были сильные и честные. Не то, что сейчас…».
– Попробовал бы ты по джунглям поползать без этого своего барахла. С простым ружьецом и с флягой. В сапогах и в суконной робе. Вокруг тучи дикарей. Посмотрел бы я на тебя.
– Так ведь и джунгли, поди, не чета местным? – поддел собеседника Сергей. – Поди, на землеподобной планетке?
– «На землеподобной», – передразнил его голос. – На самой что ни на есть на Земле, понял!
– Да ну! – восхитился Сергей. – Да ты просто живой реликт, унтер!
– Так уж и живой… – ехидничает голос.
– Не цепляйся к словам!
Пауза. Капли шлепаются с высокого потолка.
– Эй, ты здесь? – интересуется Сергей.
– Здесь, куда мне деться. Разбередил душу. Ладно, бывай. Некогда мне. Вольно, солдат.
– Удачи, унтер…
– Бредит, бедолага. Унтера какого-то зовет. – Санитар кивнул товарищу на погруженного в восстановительный гель Сергея.
– Если бредит, значит живой, – философски замечает напарник.
Они сноровисто катят каталку с блоком-реаниматором по длинному подземному коридору. Мелькают на восковом лице пятна света от белых настенных осветителей. Бредет вдоль одинаковых бетонных стен вереница перебинтованных легкораненых под присмотром щуплого санинструктора в белом халате поверх брони. Нехотя, скорее, по привычке, бойцы переругиваются друг с другом, не забывая, впрочем, и сопровождающего. Провожают Сергея равнодушными взглядами.
Усталый врач выбегает навстречу из широких раздвижных дверей. Торопливо курит на ходу тонкую сигаретку, роняя пепел на халат. Тычет сканером по электронной бирке, висящей на запястье Сергея.
– Этого во вторую операционную. Срочно. – Цепляет рукой за покореженный кусок бронепластика рядом с Сергеем. – А это что за сувенир? Мин мне тут не хватало! Еще пушку сюда притащите!
– Это не мина, сэр! – гудит высокий санитар, – Сопровождающий сказал, что какие-то важные данные. И что необходимо их при нем держать.
– Я что, похож на девочку из секретной части? – орет медик на санитара, размахивая сигаретой. – У меня тут не архив, а стерильное помещение! Убрать это, немедленно! Этого в операционную.
– Я без него не пойду никуда. Можешь меня тут оставить… – Сергей говорит тихо, не открывая глаз.
– Ты покомандуй тут еще у меня, твою мать! – сатанеет военврач. – Я тебе член ко лбу пришью и скажу, что так и было. Ни хрена с твоей железякой не сделается.
Он делает рукой нетерпеливый жест. Санитар тянет из-под простыни блестящий сотнями контактов брусок. Сергей выпрастывает из чавкнувшего геля мокрую руку, вцепляется пальцами в скользкий пластик.
– Я сказал … без него … нет… – слова даются с огромным трудом.
Видимо, что-то доходит до окружающих. Что-то в его тоне. Растерянный санитар не решается выдернуть блок из слабых пальцев.
– Ты откуда, братишка? – Один из легкораненых, придерживая забинтованную руку, склоняется над Сергеем.
– Мобильная… первый … первого …
– Мужики, из мобильной есть кто? – кричит в длинный коридор боец.
– Есть, есть… – отзывается несколько голосов.
– Тут костоломы вашего забижают.
Двое с лихорадочно блестящими глазами пробираются к дверям. Один замотан бинтами до самых глаз. У второго из-под расстегнутой брони виднеется пластиковый корсет с торчащими пучками трубок.
– Что тут у вас? – интересуется забинтованный.
– Не твое дело, – крысится военврач. – Еще перед каждым пехотным я не отчитывался! Волокут с собой всякую дрянь!
– Не хами, лейтенант, – неожиданно властно обрывает его забинтованный. – Пока я не приказал тебя шлепнуть. Я задал вопрос.
– Извините… сэр… – измученный доктор крутит в руке прогоревшую до самых пальцев сигарету, не зная, куда ее сунуть. – Не положено в операционную с посторонними предметами и в амуниции. Опасно. Стерильное помещение. Строжайшая инструкция. С нас за нарушение режима голову снимут. А он уперся, без этого дерьма не хочет на операцию… сэр!
Забинтованный смотрит на Сергея. Санитар отпускает брусок, и Сергей успокоено затихает, ощущая его под рукой.
– Откуда ты, парень?
– Первый… первого… «Дикие пчелы», – губы с трудом проталкивают воздух.
– Понятно. А это что?
– Мой … КОП… Триста двадцатый… Не отдам… – тихо выдыхает Сергей.
– Сэр, ему требуется срочная операция, – вмешивается медик, нервно переминаясь с ноги на ногу. – У нас график…
Забинтованный останавливает его жестом. Склоняется над Сергеем.
– Я капитан Тревис. Первый батальон второго полка. Отдай мне блок. Я сохраню. Буду ждать тебя у дверей. Нас тут много. Если надо, посменно будем стоять. Хорошо?
Сергей нехотя убирает руку с блока памяти. Капитан осторожно берет его. Прижимает к животу.
– Ты … обещал … – тихо шепчет Сергей.
– Не беспокойся, парень. Мобильная пехота своих не бросает, – так же тихо отвечает офицер.
Врач убегает вслед за каталкой. Раненые бесконечной цепочкой вновь тянутся вдоль стен. Суетливые санитары катят мимо них каталки с «тяжелыми». Иногда навстречу медленно провозят укрытые белым длинные свертки. Их провожают долгими взглядами. Острый запах антисептиков смешивается с тяжелым духом пропотевших немытых тел. Госпиталь живет обычной жизнью, как огромный конвейер пропуская через себя живых и изредка выбрасывая окончательно забракованные тела.
Забинтованный капитан стоит у входа в операционный блок, прислонившись плечом к стене. Крепыш в расстегнутой броне переминается с ноги на ногу рядом с ним. Людская цепочка обтекает их живым неспешным ручейком.
– Вы его знаете, сэр? – интересуется крепыш у капитана.
– Кто его не знает, капрал. Он один остался из батальона. Их под Эскудо выбросили. Его теперь как счастливый камушек всюду таскать будут. А это, – он показал глазами из-под бинтов на зажатый под мышкой брусок, – все, что от его КОПа осталось.
– Ясно, – помолчав, ответил капрал. – Сэр, я бегом на перевязку и сразу вас сменю. И еще наших кликну. Я быстро, сэр.
Капитан кивает, глядя невидящим взглядом в серую стену напротив.
