Часть вторая
Сломанное копье

Сначала все было как обычно – представление командиру взвода, получение у каптенармуса плотно упакованных кип новой формы, имущества и амуниции. Отдание чести знамени батальона. Раскладывание скудных пожитков по крохотному отсеку-выгородке. Такая же безликая вычищенная бетонная коробка казармы с коллективным душем и отхожим местом. Та же оружейная на первом этаже, только оружия в ней побольше и ассортимент его разнообразнее. Полный комплект КОПов в стойках зарядки и регенерации. Стеллажи с тяжелыми лаунчерами, с ранцами носимой электроники. Все же не учебный взвод – линейное подразделение.

Потому – нет развешанных по стенам ярких иллюстрированных плакатов, поясняющих порядок сборки-разборки оружия или последовательность одевания брони. Уборку помещений, кроме оружейной и арсенала, производят не солдаты, а специальный вольнонаемный уборщик. Люди, носящие привычную форму, неуловимо отличаются от культивированного учебкой образа служак. Отдают честь друг другу только в официальной обстановке. Отдают приказы просто, без официоза, не требуя подтверждения. Выполняют их четко, но без показного рвения, не вытягиваясь в струнку. Как нудноватую, но отлично освоенную работу. Носят форму без явных нарушений, но как-то по-особому. И, что больше всего удивило Сергея, каждый воспринимает свой взвод как некое живое полумифическое существо, словно прикормленного злобного бродячего пса, разорвавшего породистого соседского дога. Гордясь и кичась своей принадлежностью. Второй взвод роты «Альфа» первого батальона первого полка. Коротко – «Альфа-2 первого первого». Ниже эмблемы полка на плече – неуставной шеврон. Крохотная черная пластмассовая пчела на полоске желтого пластика. Дух соревнования обожествляет подразделения, превращая их в символы эрзац-веры.

– Мобильная пехота свирепее всех. Злее всех. Быстрее всех. Это так же точно, как то, что мои ботинки – не из настоящей кожи, – криво улыбаясь, распинался лейтенант Стелс, говоря не столько для стоящего перед строем Сергея, сколько для себя самого и для остального взвода, изучавшего Сергея десятками глаз. – Но это не оттого, что наша броня или вертолеты лучше. Это оттого, – он поднял палец, – что наши традиции крепче. А наши легенды – возвышеннее. И поэтому наш боевой дух – крепче, чем у других. А боевой дух – это то, без чего винтовка не стреляет. А значит мы – круче всех.

Он протянул Сергею желтый шеврон. Знак принадлежности к избранным. Символ выдуманного братства. Красивую этикетку поверх пустой обертки.

– Мы – избранные среди избранных. Теперь ты с нами. Кнут – старая черная задница – хорошо о тебе отзывался. Сказал, что ты в полной кондиции. Я лично тебя отобрал. И ты будешь так же крут, как и остальные «пчелы». Это наш символ. Носи его всегда. Наш взвод – «Дикие пчелы». Пчелы – мирные букашки. Но когда их заденешь, они больно жалят. Мы спускаемся с неба и жалим насмерть. Мы – злее всех. Злость – наша мотивация.

– Так точно, сэр! – Сергей принял полоску пластика, неловко сжал ее в кулаке. – Сэр, разрешите вопрос?

– Слушаю, Заноза, – удивленно повернул голову лейтенант, раздосадованный тем, что торжественность момента была смазана.

– Сэр, насколько мне известно, пчелы после укуса тоже умирают. Эта особенность как-то связана с нашим символом, сэр?

Взвод закаменел. В тишине было слышно, как скрипят зубы лейтенанта под перекатывавшимися желваками. Стелс двигал рыжими кустистыми бровями, напряженно рассматривая стоящего смирно Сергея.

– Да, позывной тебе правильно подобрали… Ты это к чему сказал, Заноза? – наконец, после длинной паузы подчеркнуто спокойно спросил он.

– Сэр! Хочу соответствовать духу подразделения, сэр! Хочу знать, что меня ожидает, сэр!

– А никто и не говорит, что мы бессмертны, – выдал лейтенант. – Я разве обещал тебе, что ты долго проживешь? Я только сказал, что мы жалим насмерть. Не задумываясь о будущем. А если нам после этого суждено умереть – что ж, это судьба. А от нее никуда не деться. Именно это тебя и ожидает. Как и всех нас. В армии не хватает красоты. Мы придумываем ее сами. И нет ничего красивее, чем смерть в бою. Не в вонючей ночлежке и не на больничной койке. В БОЮ! Не ради сраных идеалов – пусть эту дрянь жрет стадо за забором. Ради верности друг другу. Умри за товарища, и он умрет за тебя. Я доступно объяснил, солдат?

– Так точно, сэр! Я буду стараться, сэр!

– Пойдешь в третье отделение. Там как раз некомплект. Завтра покажешь на полигоне, на что реально способен. А то врут про тебя много. Сержант Габи покажет тебе мастерскую. Готовь своего истукана. Направление на жилье получишь у каптенармуса. Я подпишу. Захочешь сэкономить четыре сотни – живи тут. Не возбраняется. Проще по тревоге подниматься. Одна неделя в месяц – казарменное положение, заступаем в дежурное подразделение. Свободен. Взвод , разойдись!

Закинув руки за голову на узкой койке, Сергей пытался заснуть. В казарме было непривычно тихо. Все давно разошлись по домам, оставив лишь пару дежурных. Сон не шел. В голову лезла всякая всячина. Недельная каторга медицинского изолятора, где из них выжигали подарки джунглей. Кому повезло – невинный грибок. Кому не очень – многометровых паразитов в крови или кишках, белых прожорливых личинок из-под кожи. Ему повезло. Отделался сеансами лазерной терапии и ваннами с какой-то жгучей дрянью. Допрос в особом отделе об обстоятельствах смерти Ли. В присутствии командира батальона. Ледяные щупальца мозгового сканера. Бред наяву, рождаемый голосом внутри черепа. Маленький китаец, на бегу старательно прижимавший мину к боку. Спор комбата с особистом. «Лейтенант, я имею право знать, какое обстоятельство вызвало расследование особого отдела. Отсев рекрутов во время обучения – в пределах нормы, меньше пятнадцати процентов. Почему особый отдел интересует гибель обычного рядового во время учений? Я запрещаю развернутое сканирование мозга своих солдат. Это может повредить их боеспособности». Очередь на допрос. Хмурые озадаченные лица. Перешептывания в строю. «Мобильная пехота своих не бросает». Выпуск. Пронзительные глаза Кнута. «Ты теперь в полной кондиции, Заноза. У тебя охренительно высокая мотивация к службе. Симпсон – так просто кипятком ходит от твоего КОПа. Этих говнюков – забудь. У нас есть своя разведка. Армейская. Они – свои. А это – плесень. Они там, за забором хозяева. Но не тут. Смотри, рядовой, не облажайся. Сделай так, чтобы я гордился своим выпуском». Пьяный угар трехдневного увольнения. Смазанные пятна чьих-то лиц. «Рядовой, предъявите ваш жетон». Драка с военной полицией. «Наших бьют!» Бег по темным ночным аллеям. Мешанина голых тел в затянутом паром бассейне. Чьи-то ловкие руки, стягивающие с него штаны, холодные, словно резиновые, губы. «У нас только для офицеров. Салон для рядовых через один дом…». Лицо Мэд в проеме двери, ее фигура, освещенная рассеянным светом из прихожей. Дежурная мягкая улыбка, скрывающая брезгливое выражение лица. «Извини, Серж, я сегодня занята. Мне очень жаль. Приходи завтра». Мягкие руки массажистки, выдавливающие из тела кошмарные видения. Ледяной душ. Обжигающая парилка. Недетские вопросы Триста двадцатого… Стоп! Хватит! Иначе недолго и спятить. Надо написать письмо матери. Отправить денег. Денег теперь много. Заработал, блин… Стоп. Надо сходить к Магде. Она классная. Завтра – первый день на новом месте…

Сна не было. Он спустил ноги с кровати, оделся, спустился к оружейной. Попросил сонного дежурного открыть отсек, где в череде собратьев торчал в зарядной стойке Триста двадцатый. Активировал его. Открыл технический лючок на груди КОПа, создавая видимость обслуживания. Долго стоял рядом, положив руку на теплую, словно живую, броню.

– Человеку Заноза плохо? – поинтересовался Триста двадцатый.

Сергей молча кивнул. КОП без команды опустился на бетон пола, сложившись в коленях. Сергей присел на выдвинутое из стены маленькое жесткое сиденье. Достал универсальную шприц-масленку, несколько раз надавил на кнопку впрыска под давлением, смазывая самые уязвимые части робота – шаровые сочленения «ног» под броневыми кожухами. Подумал, что неплохо было бы имплантировать себе командный чип, чтобы общаться с КОПом без помощи голоса или тактического блока.