82
Роджер открутил крышку и понюхал – пахло яблоком. Он отсалютовал бутылкой, сказав:
– Ваше здоровье.
И начал пить из горлышка.
– Разумеется, наше, твое тебе уже без надобности! – сострил кто-то, и снова был смех. Однако по мере того как Роджер не отрываясь продолжал пить, веселье стихло, и бандиты невольно морщились, следя за тем, как этот несчастный впихивает в себя эдакую гадость.
Они, как и Энша, практиковали только траву, таблетки и чуть реже – грибы, поэтому к алкоголю относились с подозрением.
Наконец бутылка опустела, Роджер отбросил ее в угол и выдохнул концентрированные пары так, что они дошли до всех, кто сидел на диванах.
– Да он, в натуре, алкогольный нарик! – воскликнул пораженный Шкив.
– Сторчавшийся нарик, – согласился Лотар, видя по глазам Роджера, что тот уже окончательно теряет связь с реальностью.
– Хитрый сукин сын, – сказал он. – Теперь он вообще ничего не боится.
– Волков бояться – коней не считать! – воскликнул Роджер и заржал. Ему сейчас действительно было весело.
Вдруг в дальнем конце помещения открылась дверца, и появилась женщина в кожаных, донельзя коротких шортах и такой же кожаной майке, едва сдерживавшей напор тяжелой груди. У нее были длинные черные волосы, округлое миловидное личико и кривоватая улыбка. Ей было лет двадцать пять, но она выглядела старше из-за пристрастия к синтетическим наркотикам.
А еще она носила короткие сапожки на среднем каблуке и чулки, не доходившие до шорт нескольких сантиметров.
На любого мужчину такая красотка производила ожидаемое впечатление, если бы не висевший на поясе нож, рукоятка которого была запачкана кровью.
– Чего вы тут ржете, как свиньи собачьи, а? – спросила она баском, вытирая руки о влажную салфетку. Затем отбросила ее и прошлась мимо новичков, оценивая их и подробно разглядывая.
– Веселые гости у нас, Рина, – сказал Лотар.
– Я вижу, – сказала красотка и, повиливая бедрами, подошла к Роджеру. – Торчок?
– Алкоголик, мадам-м-м… – поправил ее тот.
– Мадемуазель, вообще-то.
– Прошу прощения, – развел руками Роджер и едва не упал. Все снова засмеялись.
– Хочешь меня, алкаш? – спросила Рина, заглядывая в пьяные глаза Роджера. – Прямо сейчас, хочешь?
– Не сегодня, к… крошка. У меня на вечер другие, это… планы.
– Правда? А если так?..
Рина схватила Роджера за промежность и облизала ухо.
– О, я чувствую, что ты не такой уж и пьяный, – горячо прошептала Рина. Потом повернулась к Лотару и сказала: – Второго завалите прямо сейчас, а этот мне еще пригодится.
– Эй, не надо, пожалуйста! – завопил Энша, пятясь к стенке и забыв про свой дробовик.
Но Рина уже обвила руками шею Роджера и присосалась к его проспиртованным губам. Вдруг страшный удар почти переломил ее пополам и отбросил тело к бандитам на диване, а Роджер вскинул пистолет и стал быстро стрелять, старясь не выпускать из поля зрения ни одного опасного движения.
Спиртное, а в особенности кальвадос, помогало ему видеть все происходящее в сильно замедленном темпе. Бандиты пучили глаза, раскрывали рты, что-то кричали и медленно поднимали автоматы, а Роджер совсем не тормозил, работая, как хорошо проспиртованный механизм. Он не только видел, куда попадали его пули, но и ухитрялся отслеживать полет вылетавших стреляных гильз. Это было что-то! Это были совершенно другие, новые ощущения!..
Улучив момент, они с Эншей выскочили в дверцу, откуда пришла Рина, и заперлись за мгновение до того, как в помещение ворвалась еще одна группа.
Бандиты открыли шквальный огонь, и пули замолотили по переборке, но толстый металл не поддавался, и на нем оставались только вмятины.
Роджер еще раз проверил, как заблокирован затвор замка, и сказал:
– Откуда они взялись?
– Должно, в складе сидели – товар перебирали.
– Что же не сказал?
– А чего говорить? Я вообще думал, все по-другому будет!..
– Сюда больше никак зайти нельзя?
– Нельзя. Раньше из коридора еще одна дверца была, но они ее заварили.
– Ну и правильно. У меня пять патронов осталось.
– А я ни разу не стрельнул.
– Еще успеешь.
В дверь стали бить какой-то железкой вроде кувалды, потом послышались ругательства. Забаррикадировавшимся пленникам обещали страшные кары.
– Фу, дрянь всякая мерещится! – сказал Роджер, отмахиваясь от видения, словно от назойливых мух.
– Чего ты?
– Да будто кто-то в иллюминатор стучится, но это от нервов. Алкоголь плюс нервы. Тут всякое может померещиться.
Пока Роджер вслух анализировал свое состояние, Энша как завороженный стал приближаться к иллюминатору. Он тоже увидел руку и скрюченные пальцы, которые скребли по стеклу, словно кто-то просился впустить его. Одно потрясение следовало за другим, и Энша уже решил, что это очередной кошмар, какие у него случались, когда он сильно перекуривал и палил по стенам из дробовика. Зажмурившись и снова выглянув в иллюминатор, Энша увидел прибившееся к борту тело, а чуть дальше плавало еще несколько, и одного Энша даже узнал, это был парень из прежней команды станции.
– За борт повыкидывали, а они вернулись, – прокомментировал Роджер, подходя к иллюминатору. – Не учли, что здесь точка нейтральности, и сюда прибивает все, что вышвыривают за борт без должного ускорения.
В перегородку снова начали стрелять.
– Ты успел разглядеть, сколько их?
– Человек семь, кажется, – пожал плечами Энша.
– Семь. А патронов осталось только пять.
– У меня еще дробовик, – напомнил Энша.
– Ну так доставай его.
– Я достану, просто сейчас у меня руки заняты.
И Энша показал сумку с наличностью.
– Ладно, пока таскай сумку.
Роджер еще раз вздохнул и почувствовал себя почти трезвым. В голове немного шумело, в ногах покалывало, перед глазами плыли круги, но такое и раньше случалось. Главное, что он теперь мог мыслить строго последовательно, не перескакивая с одного на другое.
– Давай посмотрим, что здесь еще найдется, – сказал Роджер и пошел обходить составленное из трюмных отсеков помещение, куда более просторное, чем кают-компания.
Повсюду валялось разное барахло, вроде поломанных стульев, каких-то канистр, запыленного оборудования для приготовления амфетаминов, электро-трансформаторы и мотки проводов.
– О, нет! – воскликнул Роджер, едва не наступив в лужу крови. У стены лежало несколько растерзанных тел, скорее всего, жертв Рины.
– Они были живыми, когда она их потрошила, – заметил Энша.
– Скорее всего. Ну-ка, помоги…
Роджер сдернул с какого-то шкафа огромный кусок упаковочного пластика, и они с Эншей кое-как прикрыли это ужасное место.
Потом прошли на другую сторону помещения, и Роджер осмотрел заваренную дверь.
– Ну вот, – сказал Энша. – Это та самая дверь.
– Я понял, – кивнул Роджер. Постоял немного, глядя на подрагивающее освещение, и направился к технологическому шкафу, в котором находились вентили магистралей.
Открыв створки, Роджер несколько секунд изучал трубы, по которым бежали воздух, вода и хладагенты системы кондиционирования. Потом снял с гвоздя аварийные «удлинительные концы» – гибкие куски трубопроводов с разъемами на концах, необходимые для обхода в случае необходимости поврежденных участков магистралей.
– Энша!
– Я здесь, Ламберт.
– Скажи мне, Энша, ты заметил, что у них гальюном попахивает?
– Попахивает, Ламберт, это очень даже заметно. Честно говоря, у них и раньше попахивало, клапан сброса все время заедал, и чтобы сбросить из танка все дерьмо, они поочередно выходили в космос и там шурудили куском арматуры.
– А почему не чинили?
– Да кто их знает? – пожал плечами Энша.
– Значит, сейчас у них в танке дерьмо под давлением, а спустить они его не могут, так?
– Так. Потому и подтекает при каждом срабатывании. Еще немного, и дерьмо, вместо танка, будет выливаться из толчка на пол.
– Скажи мне, Энша, какое давление в пневмопроводе?
– Вообще или как?
В этот момент в дверь ударили. Это уже было что-то вроде тарана.
– Опа! Тяжелую артиллерию подтащили! Железо из балластного отсека!.. Но замки этим не вышибить.
– Замки – нет, – согласился Роджер. – Но если будут бить час, вобьют дверь внутрь.
– Пожалуй, – кивнул Энша и шмыгнул носом. – Надо что-то думать, Ламберт.
– Вот я и спрашиваю тебя – какое давление в воздушной магистрали?
– Три атмосферы.
– А какая труба идет на продувку сортира, показать сможешь?
Энша подошел к распахнутому шкафу и стал смотреть на десятки протянутых под обшивкой разноцветных и разнокалиберных труб.
В дверь снова ударили, потом еще раз, и затем осаждающие взялись за дело основательно, удары загрохотали один за другим.
– Похоже, вот эта, – указал Энша.
– Почему так думаешь?
– А вот значок – «сантехника». И труба идет от редуктора, а нагнетатель с ресивером там, в корме.
И Энша махнул рукой куда-то вправо.
– Допустим, а другие отводы от редуктора?
– Этот на приводы – двери открывать, дублировать срабатывание захватов при швартовке, если электричество отключится.
– Отлично, пилот.
Роджер почесал в затылке и прислушался, когда гул ударов внезапно прекратился.
– Должно, смена у них, – предположил Энша, и действительно, скоро удары зазвучали с прежней частотой.
– Давай теперь разберемся с этой трубой, это ведь кондиционер, правильно?
– Так точно. Испарители здесь по всему судну понатыканы, а сброс опять же – в корме.
– А какое там давление?
– Разное, – пожал плечами Энша.
– Разное-то разное, но в холодной ветке – три-пять атмосфер, а вот в горячей может доходить до восьмидесяти…
– Иди ты!..
– Точно тебе говорю. Чем выше давление в горячей ветке, тем выше эффективность холодильной машины, – произнес Роджер, поднимая палец кверху.
– Ну ты голова, Ламберт!..
– Спасибо, конечно. Но теперь нам нужно перекрыть вентиль на горячей линии и подсоединить его к воздушной ветке продувки гальюна.
– Здорово ты придумал! И тогда дерьмо польется прямо в коридор!..
– Нет, Энша, я рассчитываю на другое. Дерьмо должно не просто политься в коридор, оно должно вышибить дверь гальюна.
– Иди ты!..
– Точно тебе говорю.
