Глава 11
Это было практически невероятно, но кровь врать не могла – Нея была жива, мало того, ее кто-то надежно прикрывал. И этот неведомый «кто-то» был настолько силен, что смог надорвать «узы крови», почти полностью вызволив девчонку из-под его власти. Варк раздраженно скрипнул зубами и еще раз провел рукой над колбой с извивающейся внутри струйкой крови – тщетно, кровь молчала. Эндрис схватил колбочку и с каким-то утробным рыком швырнул ее в стену, после чего откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Несколько минут он сидел неподвижно, пытаясь успокоиться и привести «кипевшие» мысли в порядок – в первую очередь нужно было понять, кто это мог сделать. Этот город был практически в его власти и почти все более-менее значимые фигуры давно принесли ему клятву на крови, а те, кто избежал этой участи, были слишком слабы. Тогда кто? Эндрис в задумчивости пробарабанил тонкими пальцами по подлокотнику кресла и, поднявшись из него, прошелся туда-сюда по кабинету, остановившись у окна. На ум приходили лишь две кандидатуры: церковь и господин Авикс – таинственный новоявленный защитник семьи Элайс. Кто же из них? Он оперся руками о гранитный подоконник и, скользнув глазами по его поверхности, криво усмехнулся. Больше походило на второе предположение. Церковь его, конечно, недолюбливала, но без хотя бы молчаливого одобрения императора даже шагу лишнего не сделает, а тот высказался однозначно. А вот Авикс вполне подходил на роль спасителя, только вот последнее означало, что он наблюдал за ним все это время, каким-то образом обходя всю его защиту, да к тому же знал много… очень много. Ситуация складывалась хуже некуда, ибо, если девочка в его руках, он предоставит ее императору. Эндрис мысленно скрипнул зубами; придется отвечать на вопросы, на очень неудобные вопросы, а этого ему хотелось бы избежать. Хотя, с другой стороны, правосудия он не боялся, так как был уверен, что успеет скрыться, однако это означало бросить все, стать изгоем, за которым будут охотиться до конца жизни.
– Демоны тебя раздери, да кто же ты такой, господин Авикс, кто? – прошипел Варк сквозь зубы. – Откуда взялся на мою голову?
Он вздохнул и, резко выпрямившись, посмотрел на приютившийся в углу узкий шкаф, подумав, что время еще есть. Примененная магия должна была практически стереть память девчонки, и на ее восстановление уйдет достаточно много времени, если, конечно, не знать нужное контрзаклинание. Судя по всему, Авикс его не знал, ибо будь Нея в полном здравии, он давно бы вывел ее в столичное общество, не дожидаясь осеннего бала у императора, и вот тогда попытка от нее избавиться только все бы усложнила. Так что пока обладание этой пигалицей мало что давало Авиксу, скорее делало ее обузой. А значит, он постарается ее спрятать как можно надежнее, и его задача ему в этом помешать.
Варк скривил рот в ухмылке и, подойдя к шкафу, провел ладонью над замком, размыкая невидимые глазу простого смертного путы охранного заклятия. Дверцы с легким шелестом распахнулись, а замершие в колбах и баночках кровяные человечки вздрогнули, дружно поворачивая маленькие головы в сторону своего хозяина.
Эндрис обвел ряды полок пристальным взглядом и коротко бросил:
– Вы нужны мне все.
Лес пугал. Пугал своей необычной тишиной, в которой, словно в густой вате, вяз любой звук, но в то же время звук ее шагов по каменным плитам дороги казался каким-то неестественно громким. Пугал странным туманом, висящим над головой и не дававшим рассмотреть верхушки деревьев, от чего магичке казалось, что она идет по какому-то причудливому тоннелю. Пугал непонятными тенями, изредка проскальзывающими между замшелыми стволами деревьев, шелестящими ветвями придорожного кустарника. Пугал постоянным ощущением чьего-то тяжелого, недоброго взгляда на затылке. Гая несколько раз останавливалась и пыталась разглядеть этого невидимого наблюдателя, но это ей не удавалось, как и понять, кто иногда следует вместе с ней вдоль дороги. Приходилось постоянно быть настороже, держать наготове несколько готовых заклинаний, а это утомляло. Наверное, поэтому, несмотря на то что дорога тут прекрасно сохранилась и идти по ней было одно удовольствие, к середине дня Гая почувствовала себя совершенно изможденной. Несколько раз она ловила себя на том, что буквально засыпает на ходу, пока в конце концов в буквальном смысле не свалилась на землю. Девушка попыталась подняться, но тело словно налилось свинцом. Все, что она смогла, это сползти с дороги и, забившись в небольшую, но довольно глубокую пещерку из переплетенных корней огромного дерева, забыться тревожным сном, больше похожим на забытье. Ей даже снились какие-то сны. В них она становилась частью дерева, постепенно врастала в землю корнями и пила из земли текущие в ее глубинах живительные соки. Было хорошо и приятно, хотелось тянуться вверх к странному туману, который вливал в ее упитанный ствол непонятные силы. Несколько раз к ее подножию подходила стая красномордых волков и пыталась достать приютившееся в ее корнях существо, но это им никак не удавалось. В конце концов их отогнал шипохвост, который сам попытался добраться до неожиданного лакомства, но его, в свою очередь, спугнул донесшийся с каменной тропы противный металлический лязг. Странное, неприятно пахнущее дымом создание остановилось напротив, а в ее сторону направилось несколько существ, подобных тому, что сейчас срасталось с ее телом, принося ей новые, незнакомые ощущения и забавные картинки чуждых воспоминаний. Эти странные создания принялись ощупывать ее тело своим тщедушными конечностями, и вдруг ее корни пронзила дикая боль, заставившая задрожать даже самый маленький листок. Она беззвучно закричала, а затем ее поглотила тьма.
Гая невольно вздрогнула от прикосновения ко лбу чего-то холодного и влажного. Несколько минут она лежала неподвижно, чувствуя, как холодные капли скатываются по вискам и тонкими мокрыми ниточками утекают за воротник рубахи. Боль уходила, хотя ноги до сих пор горели неведомым огнем. Странный, непонятный, пугающий сон, в котором она была огромным деревом, медленно таял в сознании, исчезал, словно утренний туман под ласковыми лучами солнца. И все же пока открывать глаза не хотелось. Тело было словно одеревеневшее, а во рту до сих пор ощущался привкус полусгнившего животного, чья туша догнивала среди корней.
– Корин, она вроде очнулась!
Грубый голос, прозвучавший, казалось, над самым ухом, окончательно согнал остатки морока. Гая открыла глаза и невольно поморщилась от ударившего ей в лицо пивного перегара. Склонившаяся над ней чумазая, обрамленная всклокоченной бородой физиономия оскалилась в кривозубой улыбке и исчезла, открывая взору натянутый над головой тент, сияющий многочисленными прорехами, через которые пробивались блеклые лучи солнца. Магичка стянула со лба мокрую тряпку и, опершись на правую руку, медленно села. Судя по всему, она находилась в какой-то большой повозке, причем практически под завязку забитой различными тюками и ящиками, так что для ее лежака места хватило лишь с краю, практически у самого выхода. Скрипнула невидимая подножка, и полог входа откинулся, пропуская внутрь гнома в короткой кожаной куртке. Он окинул девушку изучающим взглядом, коротко хмыкнул и, пригладив свою аккуратно заплетенную в косу бороду, крикнул:
– Горд, неси свое варево, да поскорей, а то задеревенеет ведь.
Последнее явно касалось ее персоны, отчего Гая удивленно вскинула брови и хотела поинтересоваться, что тот имел в виду, но не смогла вымолвить и слова: губы словно слиплись. Она поднесла руку к лицу и неожиданно ощутила под пальцами не мягкую кожу губ, а что-то твердое, изъеденное глубокими складками. Девушка почувствовал, что ее охватывает паника, резким движением она откинула укрывавшее ее потрепанное одеяло и с ужасом уставилась на то, что находилось под ним. Штанины брюк были срезаны примерно до колен, а ниже находилось нечто напоминающее замшелые куски дерева, лишь отдаленно похожие своим видом на человеческие ноги. Она попыталась закричать, но смогла издать только тихий мычащий звук.
– Успокойся, девочка, успокойся и давай-ка ложись. – Гном почти силком заставил ее лечь, затем подхватил одеяло и, набросив его на то, что раньше было ногами, с сочувствием посмотрел на магичку. – Лежи спокойно. – Мозолистая рука гнома мягко, но настойчиво прижала ее к тонкой подстилке. – Сейчас придет Горд со своей припаркой, и мы быстро все поправим. Слава Арану, мы сегодня решили пойти этой дорогой и заметили шипохвоста. Эта зверюга больно падка до свежей человечины, вот мы и решили глянуть, чего это он там копается. Так что повезло тебе, а то еще немного, и быть тебе древенькой до конца жизни. О, а вот и наш лекарь…
Полог тента вновь вздрогнул, пропуская внутрь еще одного гнома в замусоленном кожаном переднике, несущего в руках большой деревянный таз. Внутри повозки сразу пахнуло странной свежестью, проясняющей голову, изгоняющей страхи и сомнения.
– Что-то ты долго, – проворчал успокаивающий Гаю, теснясь в сторонку, чтобы пришедшему было где разместить свою посудину.
– А то ты, Корин, сам не знаешь, – огрызнулся тот, опуская таз рядом с ногами девушки. – Сперва свари, потом процеди, потом нужно настоять, я и так битый час над ним с куском брезента бегал, махал, чтобы остыл скорее.
Он достал из-за спины связанный в кисть пучок какой-то бурой травы и вопросительно посмотрел на Корина.
– Ну что, держать ее будешь или как? А то знаю я этих магов…
Гая непонимающе посмотрела на Корина, стараясь не выдавать вспыхнувшее внутри подозрение и одновременно концентрируя в кончиках пальцев плетение атакующего заклинания. Если уж ей суждено было погибнуть, то сделает она это красиво.
– Думаю это излишне, – сказал гном, пристально смотря на девушку и легонько качая головой, словно предупреждая ее, что не стоит делать глупости. – Она сильная, должна выдержать.
Гая покорно стряхнула с руки почти готовое заклятие и умоляюще посмотрела на Корина. Тот понимающе кивнул и, вытерев указательным пальцем катящуюся по ее щеке слезу, повернулся к своему товарищу.
– Начинай.
Горд молча пожал плечами и, сунув свою импровизированную кисть в таз, принялся ее вращать, словно что-то наматывая. Гая, приподняв голову, внимательно наблюдала за всеми действиями гнома. Судя по его неспешным приготовлениям, сопровождаемым мурлыканьем под нос какой-то песенки, ему это было не впервой. Наконец тот закончил помешивание и, откинув одеяло, принялся мазать ноги девушки тягучей темно-зеленой массой, от запаха которой у магички сразу же закружилась голова. Покончив с ногами, он пару раз провел травяной кистью по лицу девушки и, окинув проделанную работу саркастическим взглядом, неожиданно оскалился.
– Ну а теперь держись, огненная, – бросил он, откидывая кисть в сторону и вытирая руки куском тряпки. – Посмотрим, насколько ты у нас крепкая.
Гая удивленно вскинула брови, и тут ее тело второй раз за день скрутила волна дикой боли, заставившая изогнуться в безмолвном крике.
Ступенчатая пирамида, на вершине которой установлено широкое кресло с высокой спинкой, в котором восседает закутанная до самых глаз фигура. Несмотря на это, сидящая в кресле выглядит практически обнаженной, так как черты ее тела прекрасно просматриваются через все слои полупрозрачной бледно-зеленой материи. Правда, окружающих это совершенно не смущает, и все смотрят в ее сторону, только когда она объявляет очередной приговор. Причем пару раз это делалось таким утробным голосом, что аж мурашки по спине. Такое впечатление, будто ее устами разговаривало какое-то другое существо, да и вид в этот момент у нее соответствующий: глаза закатываются, лицо заостряется, а все тело сотрясает мелкая дрожь. С моего места это прекрасно видно. Как и капельки слез в уголках глаз – девушка явно страдала в такие моменты.
– Как тебе представление?
Я медленно скосил глаза и тяжело вздохнул.
– И тебе привет тоже.
– Не рад? – улыбаясь уголками губ, поинтересовался Наблюдатель.
– Просто прыгаю от счастья, разве не видно. – Я пару раз приподнял свою пятую точку от скамейки. – Прыг, прыг.
– Острим, это хорошо. – Он жестом фокусника извлек из воздуха знакомую трубку и, сунув ее в рот, растерянно огляделся. Его взгляд скользнул по залу и остановился на «Голосе», зачитывающей очередной вердикт какому-то крестьянину, а в глазах вспыхнули искорки интереса. Он пару минут внимательно наблюдал за происходящим, затем как-то озадаченно хмыкнул и, пожевав мундштук трубки, с тяжелым вздохом убрал ее за пазуху.
– Мог бы просто сделать, чтобы тебя никто не видел, – подсказал я, по-своему поняв причину тяжелого вздоха моего нежданного визитера – табака в этом мире не знали.
– Потерплю, – отмахнулся Наблюдатель, поморщившись. – Нужно ж держать себя в руках, а то привычки этого тела порой начинают раздражать.
Я удивленно приподнял правую бровь, но вопросов задавать не стал. Наблюдатель, скорей всего, уйдет от прямого ответа, а смысла загромождать голову очередными его загадками и недомолвками я не видел. Несколько минут мы молчали, наблюдая за происходящим на арене действом.
– Интересно, они тут постоянно устраивают подобные представления с судилищем или только в определенные дни? – наконец спросил я.
– Раз в месяц, – помолчав, растерянно ответил Наблюдатель, словно мой вопрос заставил его отвлечься от каких-то раздумий. – Так что считай, тебе повезло. Обычно все судебные действа проходят здесь по типу ваших судов, только без обвинителей и адвокатов. «Голосу» приводят обвиняемого, говорят, в чем его провинность, и он тут же выносит приговор – на все про все уходит максимум пять минут.
Я только озадаченно хмыкнул:
– Шустрое у них тут правосудие.
– Этого не отнимешь, – кивнул Наблюдатель. – Кстати, предвидя твой следующий вопрос, замечу, что процент судебных ошибок у них весьма незначительный, так как все «голоса» обладают способностью видеть истину.
– Это как? – удивился я.
– Ну как бы объяснить попроще… – Наблюдатель рассеянно потер подбородок. – Скажем так: «голоса» видят ауру обвиняемого и структурные изменения в ее макрослоях путем воздействия на нее излучением определенной частоты своих мозговых волн, генерируемой ими подсознательно при впадении в состояние псевдотранса.
Я пару мгновений смотрел на него несколько ошарашенным взглядом, затем коротко хохотнул:
– Да уж, спасибо, стало куда понятнее.
– Ну извини, – развел он руками. – Я ж не виноват, что ты такой… – Он обвел меня насмешливым взглядом. – Туговатый на понимание.
– Сам дурак, – буркнул я в ответ.
– Хамишь? – лениво поинтересовался он.
– Стараюсь, – не стал отнекиваться я.
– Вот всегда так. – Наблюдатель наигранно тяжело вздохнул. – Хочешь как лучше, объясняешь им, разжевываешь, а тебя сразу обзывают. И где, спрашивается, справедливость в этом мире, а?
Он посмотрел на меня вопросительным взглядом.
– Там не пробовал спрашивать? – Я ткнул пальцем вверх.
Мой собеседник автоматически посмотрел вверх, затем многозначительно хмыкнул и вновь уставился на «арену», где два эльфа уже полчаса активно спорили насчет права владения породистой лошадью. Зрители в зале откровенно начали скучать, и даже сама «Голос» явно устала от их препирательства; на ее лице на миг мелькнуло такое выражение невыносимой скуки, что мне ее стало жалко.
– Слышь, а что это вообще дает?
– Ты о чем? – скосил на меня глаза Наблюдатель.
– Да об этом судилище…
– А-а-а… – Он снова потер подбородок. – Да как сказать… Ну, во-первых, видимость открытости правосудия. Во-вторых, моральный эффект. Каждый житель может прийти в храм и увидеть воочию справедливость «Голоса», а также неотвратимость наказания. – Наблюдатель кивнул в сторону небольшого помоста в дальнем углу арены и, заметив мой изумленный взгляд, криво усмехнулся. – Да-да, мой друг, ваша мысль верна, некоторые приговоры приводятся в исполнение сразу же. И поверь, подобная демонстрация действует. Серьезных преступлений в столице практически не совершается.
Я понимающе кивнул. Действительно, когда у тебя на глазах рубят головы (или что тут у них делают), то действовать это должно весьма отрезвляюще. С другой стороны, если судить по истории нашего мира, преступников это как-то не особо останавливало. Хотя менталитет у всех рас разный и кто этих эльфов знает. Например, я так до конца и не смог понять Таиль и ее странную любовь ко мне, больше похожую на привязанность к какой-нибудь зверушке. Да и дочь постепенно превратилась для меня в одну сплошную загадку. Дочка… Я прикрыл глаза.
Эйнураль стоит напротив меня и смотрит на меня раздраженным взглядом. Ветер треплет ее золотые волосы, заставляя то и дело убирать от губ очередную непослушную прядь.
– Ты не понимаешь, отец! Я должна принять этот венец – должна.
Я молчу и лишь любуюсь тонким станом дочери, ее точеным личиком, которое даже в гневе прекрасно. Говорить мне нечего, мое мнение она и так знает, как и я ее. Однако все уже решено и любые слова пусты. Эйн это прекрасно понимает, но тем не менее предпринимает попытки меня переубедить.
– Ник, ну скажи ему! Я ведь уезжаю… уезжаю… отец!
Лежащий рядом со мной огромный белоснежный волк косит в мою сторону свои голубые глаза и, поведя ушами, тяжело вздыхает.
– Мужчины! Вы! Вы… – Эйнураль резко разворачивается и, закрыв лицо ладошками, убегает в дом.
Волк поворачивает голову:
– Отец, может, все же следовало ее поддержать?
– Может быть, – не спорю я; на сердце тяжело, и слезы рвутся на волю. – Может быть. Но так ли нужна ей моя поддержка, Ник. Мне недолго осталось, а она проживет еще сотни лет. Пусть уж лучше она запомнит отца старой, сварливой развалиной и не сильно горюет о его кончине. Решение принято, и не мне его менять.
– Но ты бы мог.
– Наверное, – не спорю я. – Но это действительно ее судьба. Я чувствую… нет, я знаю. Я знаю, что должен ее отпустить, так предначертано.
– Отец…
– Молчи, Ник. – Я тереблю его по загривку, ощущая, как одна из слезинок все же нашла себе дорогу и медленно скользит по щеке. – Молчи…
– Дружище, кончай спать, а то все пропустишь. – Рука Наблюдателя хлопнула меня по плечу, тем самым выводя из омута воспоминаний. – Сейчас начнется самая главная часть представления. Кстати, бесплатный совет, включи свое инозрение, гарантирую много интересного.
Я удивленно повернулся к своему собеседнику и неожиданно обнаружил, что вновь остался в гордом одиночестве. Впрочем, оно и к лучшему, не люблю я эти странные визиты, после них обязательно какая-нибудь гадость происходит. Однако к совету стоит прислушаться, Наблюдатель слов на ветер бросать не будет.
– Виновен. – Приговор словно глыба камня обрушивается на обвиняемого, заставляя его глаза расшириться от ужаса, а ноги подогнуться. Он падает на колени и, умоляя о пощаде, протягивает руки к сидящей на троне, но в глазах «Голоса» нет и намека на сочувствие.
– Виновен, – повторяет она и закрывает лицо ладонью, а один из сидящих у пирамиды волков поднимается на лапы и неторопливо направляется к осужденному. Зверь огромен и черен. Причем это не обычная чернота шерсти, его шкура буквально лоснится, словно крыло ворона в солнечный день. Он подходит к бедняге, смотрит и одним резким движением откусывает ему голову. Нечего сказать – приятное зрелище: агонизирующий труп без башки, лужа крови и огромный волчара смачно и с противным хрустом перемалывающий в зубах кости черепа. Меня аж всего передернуло, хотя особо впечатлительным я себя не назвал бы, за две свои жизни повидал всякого и тем не менее… мерзко. Однако окружающему народу нравится, многие даже аплодируют. Интересно, тут всех так казнят или только обычных людей, таких как вот этот бедный ремесленник, лишенный головы только за то, что ударил своего эльфийского нанимателя по лицу? С другой стороны, помост для чего-то же сооружен, так что можно предположить, что наказание тут практикуется разное, кому-то головы откусывают, а кому-то рубят. М-да, напоминает одну старую рекламу, где на одну струилось, а на другую лилось, но финал был один. Ладно, мне-то, в конце концов, какое дело, я сюда не в методах местного правосудия пришел разбираться. Хотя вот эти странные волки, появившиеся на арене вместе с последним осужденным и разлегшиеся на ведущих к трону ступенях, весьма интересные зверюги. Раньше я подобных в этом мире не встречал, а уж кого я тут только в свое время не видел, начиная от демонов и орков до огневиков, являющихся, по сути, разумной плазмой, упакованной в некую оболочку, напоминающую очертаниями человеческое тело. И все это многообразие оказалось здесь благодаря одному недалекому предку Дарнира, возомнившему себя всемогущим и надергавшему различных тварей из их миров, дабы собрать себе самое могучее войско. В результате этих неразумных экспериментов его сожрала одна из им же призванных тварей, а все остальные застряли тут навсегда, стараясь выжить и приспособиться. Надо сказать, что некоторым это неплохо удавалось, тем более что не все из призванных были неразумными животными, многие как раз наоборот. Польстившись на обещанную императором Арании награду, эти существа пошли в его войско, а в результате оказались запертыми в чужом для себя мире без надежды на возвращение. Одним из таких как раз был отец Ри. В родном для него мире их народ называли Эркиртогары или «Духи леса», а в нашем, скорей всего, окрестили бы обычными оборотнями, хотя отличия все же имеются. От укуса эркиртогара не начинаешь в полнолуние обрастать шерстью и бегать по лесам, да и на людей не кидаешься. Но знаете, что интересно: за всю свою жизнь с Ри я так и не понял, как это у нее получается, превращаться из прекрасной женщины в огромную волчицу, достигавшую почти двух с половиной метров в холке. И вообще, откуда это все берется, ну, в смысле, зубы, шерсть и прочие зверские атрибуты. Несколько раз я пытался наблюдать ее превращение с помощью своего инозрения, но только больше запутался. Процесс выглядел, мягко говоря, довольно странно. Из тела моей жены словно истекала какая-то субстанция, невидимая обычным взором, которая и формировала волчий облик. Причем человеческое тело в это время словно размазывалось по нему, точно подтаявшее масло по куску хлеба, – мерзкое зрелище. Так о чем это я? Ах да…
Так вот, Ри была последняя из народа эркиртогаров, а других гигантских волков в этом мире не водилось. С другой стороны, лет-то сколько прошло? Вполне возможно, какая-нибудь мутация, в тех же гибляках живность порой так преображалась, что трудно было понять, от какой животины произошло то или иное создание. Да и местных магов не стоит сбрасывать со счетов, они в подобных делах еще те затейники, любят всяких гомункулов выводить. Хотя вполне возможно, что кто-то из эркиртогарцев уцелел… Однако стоп – черные… что-то Ри про это говорила, только вот вспомнить не могу.
Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить тот давний разговор. Вроде мы с Ри тогда как раз возвращались с очередного задания Дарнира, и наша неторопливая беседа почему-то плавно перетекла на тему ее народа. А вот почему? Я задумчиво поскреб щеку, попутно отметив, что просто необходимо срочно побриться, иначе мои лицевые заросли сравнятся по гущине с бородами местных гномов. Кажется, это как-то было связано с нашим старшим сыном Кэрниелом, которому в те дни как раз исполнилось семнадцать. Ри тогда беспокоилась из-за… Картины из прошлого вновь вспыхнули в моей голове.
– Ты не понимаешь, дорогой, это не просто пятна на шерсти, это намного больше…
– Так, может, объяснишь? – Я подбираю поводья, чтобы лошадь сбавила шаг, и вопросительно смотрю на жену. Ри хмурится и кусает губы, словно не решаясь рассказать, затем тяжело вздыхает.
– У нашего народа есть одна особенность, – наконец произносит она. – После того как ребенку исполняется шестнадцать лет, он должен решить, по какому пути пойдет дальше.
– В смысле выбрать профессию?
Волчица мотает головой, отчего ее белоснежные волосы разлетаются сверкающим на солнце веером.
– Нет, дорогой, в эти дни внутри нас начинается борьба сущностей, которая продлится всю жизнь. С этого момента каждый из нас решает для себя, кто он: человек или зверь. Отец рассказывал, что в нашем родном мире «путь зверя» был уделом избранных, ибо, выпустив свою звериную натуру на свободу, не каждый мог ее обуздать. Зато те, кто это смогли сделать, становились великими воинами.
– А кто не смог?
– Безжалостными убийцами, – ответила она, бросая на меня быстрый взгляд. – В нашем мире таких называли «раксами». Они почти никогда не принимали человеческий облик, а их моралью становилась мораль кровожадного хищника. Отец рассказывал, что его друг, став раксом, убил свою жену и троих детей, просто из-за того, что проголодался, причем он полностью осознавал, что делал, – таких старались уничтожать сразу. Хотя большинство из ставших раксами просто уходили в леса, чтобы жить там жизнью дикого зверя.
– Весело, – усмехнулся я. – Живешь так и не знаешь, кто из соседей тебе горло перегрызет. В буквальном смысле волки в овечьей шкуре. И как такого будущего маньяка отличить от нормального гражданина?
Ри зло на меня косится, затем, словно через силу, выдавливает:
– По окрасу.
– Ты имеешь в виду… – Я вздрагиваю от пронзившей меня догадки.
– Да, – кивает волчица. – Чем сильнее в нас зверь, чем он безжалостнее, тем темнее наша шерсть.
– Ну, тогда тут не о чем беспокоиться, – улыбаюсь я. – У Кэра всего несколько небольших пятнышек, у тебя их и то больше. Все уши уже потемнели и хвост наполовину, тем не менее, дорогая, безжалостная хищница ты только в постели.
Жена шаловливо улыбается в ответ, но я вижу, что беспокойства в ее глазах меньше не стало.
Блин, опять. Эти воспоминания словно какое-то наваждение, в буквальном смысле отрубают меня от действительности. Не дай бог, подобное накатит в ненужное время.
Я провел рукой по лицу, сгоняя выступившие на нем капельки пота, и вновь посмотрел на арену. Останки бедняги уже убрали, а его место занял следующий обвиняемый. На этот раз это был здоровый бритоголовый бугаина самой бандитской наружности. Поэтому, когда ему откусили голову, обвинив в убийстве трех эльфиек, я даже не поморщился. К его чести надо сказать, что смерть он принял стойко и даже не закрыл глаза, когда пасть волка нависла над его головой.
Так, вернемся опять к этим волкам. Если предположить, что это действительно те самые раксы, то выходит, что они могут быть нашими с Ри потомками – весело, нечего сказать.
Я перешел на инозрение, пытаясь разобраться в плетении их энергоструктур: мощь, сила и какая-то странная непонятная злоба. Ни сожалений, ни сомнений, ни капли сочувствия к жертвам, просто идеальные машины для убийств, прям волки-отморозки какие-то. А еще в их аурах ощущается что-то мерзкое, такое впечатление, что ты прикасаешься своим сознанием к чему-то липкому, слизистому и противно пахнущему. Брр. Даже не знаю, как это объяснить, но ощущения почему-то знакомые, такое впечатление, что я нечто подобное уже встречал. Только вот где… Ладно, пока неважно.
Я медленно перевел свой взор на «Голос» и мысленно присвистнул от удивления, вот те на – сюрпрайз. Из головы девушки куда-то вверх тянется довольно толстый жгут энергии (или чего там, не знаю, как обозвать эту полупрозрачную нить), еще несколько тонких выходят из различных частей ее тела и, сплетаясь косичкой, вливаются в жгут. М-да, а ведь до этого смотрел на нее несколько раз и ничего подобного не видел – девушка как девушка, причем даже не владеющая какой-либо продвинутой магией. У мага энергоструктура тела имеет довольно причудливое плетение, почти как морозный узор на стекле, и чем оно сложнее, тем больше у мага сил. Тут же ничего необычного и экстраординарного, мне даже стало удивительно, так как, судя по словам Наблюдателя, «Голоса» могут отличать правду ото лжи практически с одного взгляда, и без магии тут явно никак. Впрочем, вполне возможно, что я просто чего-то не вижу, в этих переплетениях потоков постоянно сливающихся в мерцающем «облаке» ауры, что плотным коконом бледно-радужного марева окружает человеческое тело, сам черт ногу сломит. А в связи с тем, что инструкцию к данному пазлу мне так никто и не выдал, то по большому счету все, что я тут напридумывал, просто мои догадки плюс некоторый жизненный опыт. Но вот эти нити… черт, знакомо, очень знакомо. Видел я уже подобную магию у некроводов. Получается, что эта девочка всего лишь кукла – живая кукла. Я скрипнул зубами. Твою ж мать, да что тут творится?
– О, голос царицы, вынеси свой справедливый вердикт по еще одному делу.
Девушка повернула голову в сторону стоявшего рядом с троном старого знакомого эльфа в серебристом одеянии, все это время громким голосом зачитывающего обвинения, и медленно кивнула.
– Введите обвиняемых!
Ведущие на арену двухстворчатые двери распахнулись, и из них появились мои товарищи в сопровождении пятерки охранников. Я напрягся, впившись пальцами в дерево скамьи, тем более что вся тройка волков дружно уставилась в их сторону, почему-то принявшись скалить зубы. Надо отдать должное моим спутникам, держались они довольно уверенно и приговор, обвиняющий их в незаконном пересечении границы и возможном шпионаже (почему-то в пользу Арании), выслушали спокойно.
Если честно, то до вынесения «Голосом» приговора я даже не знаю, кто из нас больше нервничал, я или стоявшая перед пирамидой честная компания. Гувер был абсолютно невозмутим и четко отвечал на все вопросы «Голоса», Дворкин с неподдельным интересом разглядывал волков, а Баркин с Сагером о чем-то постоянно перешептывались. Пожалуй, напуган был только слуга Дворкина, которого вид скалящихся волков ввел в некое подобие ступора, и он буквально мертвой хваткой вцепился в плечо профессора. Тавикус пару раз пытался отодвинуть его от себя, но вскоре бросил эти бесполезные попытки. Слава богу, в мою сторону никто не смотрел, иначе последствия могли бы быть непредсказуемыми, так как некоторые из моих новых знакомых не отличались сдержанностью и вполне могли выдать мое присутствие.
К счастью, закончилось все быстро, и когда «Голос» произнесла «невиновны», я облегченно вздохнул и, отряхнув ладони от щепок, поднялся со своего места, принявшись пробираться к выходу. Посещение суда было действительно полезным, однако полученную информацию надо было еще обдумать. Пока главное, что мои спутники живы, здоровы и, судя по всему, скоро выйдут на свободу, а дальше как кривая вынесет. Дорога у нас одна: им нужно к развалинам Рамиона, и мне тоже. Почему? Не знаю, но в душе чувствую, что именно в старой крепости я найду какие-то ответы на свои вопросы. Главное, успеть. Часы в голове тикают, и их бег убыстряется.