Глава 24
Соловей опоздал. Просто-напросто опоздал. На несколько минут. Он потом долго рвал на себе косу. Чуть и правда не вырвал. Пробки, проклятые орбитальные пробки. Хотя…, ну и что бы он сделал, если бы даже и успел?
…
Кто-то думал, что Элечка будет устраивать сцены Шойсу? Черта-с два. Она просто позвонила Селене, обсудила с ней полученную информацию и выдала Декстеру финальный вариант.
– Степа, – широкая физиономия Декстера, встреченного Донкатом в клубе незадолго до второго пришествия Соловья, как будто даже уменьшилась в размерах. – Она сказала, что едет с нами.
– Заметь, – вздохнул Степа, – я даже не спрашиваю кто «она».
Он достал сигарету и попытался прикурить. Сакс вытащил сигарету из его руки.
– Степа, но это опасно!
– Да ты что? – Донкат забрал сигарету обратно. Прикурил. – Никогда бы не подумал. Я искренне полагал, что Селена там на пляжах отдыхает во время экспедиций, а тут вон оно чего….
– Селена – другое дело, – не успокаивался Шойс. – Она не такая.
– Угу, – насупился Степа. – Она валькирия, дева битв. Видел ее шестопер? А Элечка у нас – нежное создание, хрупкий цветок на обочине дороги.
Он выпустил вверх тонкую струю дыма.
– Не хочешь объявить этому «хрупкому цветку», что она с нами не едет?
– Я пытался, – откровенно признался сакс, понизив голос, и осматриваясь по сторонам. – Честно пытался.
– Угу, я вижу, – согласился с ним Степа. – Что было дальше, можешь не говорить. И, кстати, – он придержал сакса за рукав, – мы пока тоже никуда не едем.
– Увы, – потупился Декстер. – Соловей прав. У меня в соглашении с ним, ну, там, на Бойджере, когда он меня вытаскивал…. Чтобы все было по закону, он меня на службу взял. Так что я….
– Так это шантаж? – поинтересовался Степа, обманчиво мягким голосом.
– Тихо, тихо, – успокоил его Декстер. – Если бы проблема была только в этом, никакой проблемы бы не было.
Он улыбнулся собственному каламбуру, приглашая Степу, но тот остался серьезен.
– Я ж не зря говорил, что он змей, а не соловей, – сакс осмотрелся, но увидел только фигуру Равазова, маячащую неподалеку. – Отказаться мы можем в любом случае, и ничего он не сделает. Но, видишь ли….
Декстер замялся, было, но Степа, которому надоело это переливание из пустого в порожнее, закончил за него.
– Вижу. Проблема в том, что Селена едет однозначно, она уже высказалась. А Элечка, с подачи Селены и нашего пернато-чешуйчатого друга, едет с ней. Так?
– Именно, – убито согласился Декстер. – Я рад, что ты понял. Так что выбора у нас нет.
– Шойс, – Степа остановился посреди коридора, всего лишь немного не дойдя до дверей их кабинета. – Ты из меня дурака не делай. Вы можете о чем угодно договариваться с Соловьем за моей спиной, но у меня как раз выбор есть всегда. Я сейчас не буду дожидаться, пока тут начнется дискуссия. Я пойду и ….
Они не успели. Они просто-напросто не успели. Минута, не больше. Да какая к чертям минута – пара десятков секунд….
Кабинет полыхнул изнутри вспышкой мертвенного света. Степа, распахнув глаза, попытался сказать что-то Декстеру, стоящему к нему вполоборота, но не смог.
Накатившая удушающая волна заполнила его сознание, безжалостно корежа его, выворачивая наизнанку, лишая воли, не давая вздохнуть. Перед глазами Донката встала решетка. Та самая решетка, которая являлась ему во всех кошмарных снах. Та самая: манящая, зовущая, ждущая…. Дождалась. Она больше не играла в прятки, не предлагала выбирать, где ему быть: перед картиной, или за. Она превратилась в голодную пасть, тянущуюся к Степе вырывающимися из картинной рамы прутьями. Лента, обрамляющая рисунок извивалась, как змея. Неведомые письмена на ней полыхали таким же, мертвенным светом, какой сочился сейчас из-за дверей их кабинета.
Краем ускользающего сознания Донкат услышал заполошные крики, раздавшиеся из залов. Оттуда, где висели остальные картины. Он даже хотел повернуться, посмотреть, что происходит, но пол коридора вдруг качнулся, повелся куда-то вбок. Стены начали медленно смещаться, и Степа потек по направлению к кабинету. Что-то тянуло его, не давая остаться на месте. А мертвенный свет, заливающий сознание, становился все ближе, все ярче, все страшнее….
Что это? Что? Донкат судорожно задергался, пытаясь освободиться от липких щупалец, казалось, вытягивающих из него саму его суть. Его сознание задергалось, одновременно узнавая и не узнавая силу, тянущую его. Он знал ее, точно знал. Он уже чувствовал ее прежде. Но где?
Краем глаза он увидел, как из барного зала в коридор, вывалился человек, обеими рукам держащийся за голову. Человека мотало как пьяного. Судя по разинутому рту, он что-то кричал. Степа его не слушал: голову тяжелой ватой забил все нарастающий ровный шум. Как будто откуда-то выливалось огромное количество воды. Шум нарастал, заполнял собой весь мир. И где-то далеко-далеко, за пульсирующей решеткой заклубилась знакомая дымка. От неожиданности Степа даже замер, узнавая. Нет, неужели? Этого не может быть…. На грани восприятия, почти скрытый жадной, всеохватывающей пастью решетки, клубился туман. Тот самый, из «Белого места», когда-то подаривший Степе его странные возможности, а потом забравший их без объяснения причин. И вот он вился снова. Зачем? Стребовать долг?
Донкат оскалился: «Я ничего у тебя не просил». Он уперся из всех сил, отталкивая от себя мягкие прутья, стараясь затушить полыхающие письмена на извивающейся ленте решетки. Не пойду, никуда не пойду.
Но туман его не спрашивал, он все решил по-своему. Свернувшись в плотный клубок там, вдалеке, он вдруг прыгнул вперед. Длинное белое щупальце вытянулось призрачной линией как тогда, на Бойджере. Степа попытался отшатнуться, но решетка не пускала. Она придвигалась все ближе и ближе, сознание больше не могло сопротивляться ее напору. Шаг, другой, третий, у Степы больше не осталось жизни. Но он все равно боролся. Сразу и против решетки, и против летящей вперед туманной полосы, которая вот-вот закончится на нем. Боролся, стискивая зубы от горькой обиды. Как же так? Ведь там, на Бойджере, этот же самый туман его спасал. Не раз и не два. Это он не дал Степе погибнуть под огнем штурмующих Бойджер коспехов Сакс-Союза, это он прятал его от преследователей. Это из него приходили те загадочные фигуры, которые хотели общаться. Его овальный приятель…. Они все хотели дружить, а не воевать. Так что изменилось?
Оказалось, что ничего. Чистое белое полотно тумана долетело, наконец, до решетки. Ударилось в нее. Обволокло вибрирующие прутья мягким одеялом … и Донкату вдруг стало легче. Исчезло высасывающее душу чувство, мерцающие письмена померкли, решетка съежилась, как будто в медузу ткнули палкой. Помощь! Степа чуть не упал от облегчения. Это помощь! «Белое место» его не забыло. Но тогда кто против него? Что, в галактике есть еще что-то, что способно противостоять загадочным феноменам «белых мест»? «Черное место»?
Но тут решетка ответила, и Степе стало не до размышлений. Нет, она не стала бороться с обволакивающим ее молочным туманом. Она завибрировала, зазвенела. Донкат согнулся от боли, которая появилась вместе с этим звоном. А «черных» стало больше. С разных сторон перед мысленным взглядом Донката возникли новые образы. Он даже застонал, узнавая. Не может быть…. Он же всем им говорил. Предупреждал. Но кто его слушал? Образы, те самые образы с приобретенных Декстером картин Лю Хо Юнга, ворвавшись в Степино сознание, накинулись на чистое белое полотно тумана, разрывая его в клочья. Вот уходящий в небо смерч, вот неправильный куб, вот перекореженное озеро, над которым склонились неестественно ровные деревья. Шедевры, так их…. Ну, как это могло нравиться? Кому?
Туман пошел клочьями, развеиваясь, как будто под настоящим ветром. Решетка воспряла, и Степину голову опять заполнило тянущее чувство, забирающее всю душу. И где-то за всеми ними тонкими проблесками, робкими светлячками промелькнули две ослепительные искорки. И Степа оторопел, узнавая их ауру. Элечка! И … Селена?!!!
А-агр-р-р. Донкат рванулся изо всех сил, стараясь достать проклятую решетку. Ты хочешь меня получить? Ты получишь. Сам не зная, что он собирается делать, Донкат ринулся вперед и врезался в самый центр решетки, все еще окутанный не сдающимися остатками тумана. И стало легче. Туман как будто ждал именно этого. Обвившись вокруг Степы, он тут же превратился в подобие доспехов, от которых начали отскакивать все импульсы, посылаемые кошмарами, сошедшими с оживших картин.
Свобода! Впервые за все время этого несуразной драки Донкат чувствовал себя ничем не связанным. Ну! И…. что? Степа замер. Он неуязвим, его опять спасли. Но что дальше? Он постарался почувствовать силу. Ту самую силу, которую когда-то выдал ему туман. Есть! Она опять есть! Степа развернулся в сторону беснующегося неподалеку смерча.
И тут плоская картина пространства, в котором и происходила его битва, смазалась. Поплыла, теряя очертания. Смерч сломался, сложился. Решетка согнулась, как будто ее сунули под пресс. Остальные объекты тоже смялись, разлетаясь вспугнутыми миражами. Степа замер. Подождите, но ведь он ничего не делал. Он только хотел….
Мир тем временем продолжал плыть, двигаться. Вот сквозь тающий морок кошмаров начали проступать знакомые стены коридора. Его коридора. Они медленно двигались, и вместе с ними двигалось чье-то склонившееся над Донкатом лицо.
Степа моргнул узнавая.
– Шойс? – Степин голос прозвучал хрипло и слабо. – Куда ты меня тащишь?
– Вперед! – голос сакса гудел, как колокол. – Там Элечка с Селеной, а ты тут в обморок собрался заваливаться. Нашел время….
Степа чуть было не задохнулся от такой наглости, а потом моргнул и осознал, что весь его бой занял от силы несколько секунд: вон, даже тот вывалившийся из зала человек, держащийся за голову, еще не успел пересечь коридор. От места, где его накрыло они отошли всего на несколько шагов.
Да что такое происходит? Ведь, не будь белого тумана, Степа, скорее всего, пошел бы туда, куда звала его эта треклятая решетка. Кстати, а куда она его все-таки звала? И кого еще? …
Донкат замер и рядом с ним неуклюже затоптался Декстер, споткнувшийся о замершего Степу. Кого еще? Кого еще?!
– Селена! – Сдернув с места вообще уже ничего не понимающего сакса, Степа рванулся вперед изо всех сил. Никогда еще дверь их кабинета не казалась ему такой тяжелой и неповоротливой.
Они успели….
Две фигуры стояли навытяжку перед померкшей картиной. Даже от двери было видно, что картина мертва. Потемневшие краски, черная, как будто обуглившаяся рама, темная полоса вместо переливающейся ленты со странными письменами.
– Селена, – выдохнул Степа.
– Эля, – оглушил Донката бас Декстера.
Они подбежали к стоящим женщинам и, не сговариваясь, схватили их за руки, развернули к себе.
Они не успели….
– Селена, проснись, что с тобой? – Степа тряс девушку, пытаясь увидеть хоть отклик, хоть какое-то чувство.
Селена открыла глаза, и Донкат чуть в обморок не грохнулся от облегчения. А потом чуть не грохнулся повторно – от ужаса. Селены не было.
– Да? – вместо нее была кукла.
Просто кукла, робот, пустышка. Она могла смотреть, могла говорить, могла даже двигаться. Но это была не она. Не Селена.
– Эля, что с тобой?!
Враз помертвевшему Донкату не надо было спрашивать Декстера, то же самое у него, или нет. Он и так знал. Из пустых глаз той, что еще минуту назад была его любимой, на Степу смотрела то самое небытие, которым он тоже должен был стать. Ему была уготована та же участь. Но его спас туман. Его спасло «Белое место». А почему оно не спасло Селену? Или это от того, что Степе с самого начала не глянулись эти картины?
Тяжело хлопнула дверь: это в кабинет ворвался Равазов. Влетел и замер, глядя на полные ужаса лица Донката и Декстера.
– Что? – Степа повернулся к нему просто так, даже не отдавая себе отчет, что он с кем-то говорит.
– Там в залах несколько десятков случаев поражения от картин, – с каждым словом Равазов говорил все тише и тише, видя, что тут происходит что-то странное. Он окончательно замолчал, увидев состояние, в котором находились Селена с Элечкой.
– Такие же, как у вас.
Степа повернулся обратно.
– Селена, ты меня слышишь?
– Да.
КосмоБог, это голос? Это ее голос? Это же робот. Дешевый автомат, в который даже функцию распознавания интонации не поставили.
– Селена!
– Эля!
Без толку. Декстер со Степой просили, умоляли, звали. Хлопали по щекам, трясли за руки, прижимали к себе, целовали – ни-че-го. Перед ними так и остались две пустых оболочки. Оживленные куклы, не способные ни на какие эмоции. Да, они узнавали Степу и Шойса. Они даже здоровались. Вот только от таких приветствий на глаза наворачивались слезы. Ни Селены ни Элечки больше не было в этом мире. Степа с острой болью вспомнил две искры, промелькнувшие перед ним во время боя (если его можно назвать так) с решеткой. Неужели?
Он схватился за картину, и с проклятьем отбросил ее. Пустышка. Мертвечина. Даже не пустая картинка – на самом деле мертвый материал. Буквально. Ни полотно, ни рама больше не были собой. Теперь это были два безжизненных куска непонятно чего, чья пустота чувствовалась даже руками. Неведомое «нечто» забрало с собой все, что можно. Любой намек на жизнь.
Донкат развернулся. Но почему живы Элечка с Селеной?
Многострадальная дверь кабинета распахнулась с пушечным грохотом, отлетев в сторону, как будто сделанная из тонкой фанеры.
– Селена, Степа, Декстер, Эля!
На пороге возникла плотная фигура Соловья. Черная коса метнулась из стороны в сторону, блеснул полированный череп: космоштурм изучал диспозицию.
– Степа!
Донкат повернулся. Соловей, сдирая с уха пластину супер-фона и морщась, мгновенно оказался рядом с ним. Взял за плечи, заглянул в глаза. Повернул к свету, попытался проверить пульс. Короткий взгляд на Селену, Элечку – и обратно, к Степе.
– Я жив, – монотонно сообщил Степа. Ему сейчас было все равно.
– Нет, только не это, – выдохнул Соловей и повернулся к саксу. – Шойс, ты-то как?
– Как-то, – нахмурился Декстер.
– Ну хоть что-то, – облегченно выдохнул космоштурм. – Хоть кто-то. Что с ними?
Он кивнул головой на Степу.
– Ничего, – пожал плечами сакс. – С ним, ничего.
– Я жив, – еще раз подал голос Донкат.
– Все вы живы, – горько отозвался Соловей. – Только толку с того?
– То есть? – Степа подвынырнул из своего страдания. – Это что, не только с нами произошло?
– Если бы, – с той же горечью ответил космоштурм и резко развернулся к нему. – Так ты в порядке?
– Ну да, – Степа развел руками. – Я же сказал.
– И что ты сказал? – Соловей в любой ситуации останется собой.
Ну, почти в любой. На твоей могилке он, конечно, уронит скупую космоштурмовскую слезу, но раз все в порядке, то никаких скидок на душевные муки не жди.
– Это все говорят, – в голос Соловья вернулась привычная полуирония. Только с оттенком горечи. – И ведь не придерешься – на самом деле живы. Вот только как-то не радуется с этого. Это не люди уже. А ведь это были не просто лю….
Он осекся, округлил глаза и опять начал натягивать на ухо пластину супер-фона.
– Гриша, Тимофея мне дай, – попросил он, не отрывая взгляда от глаз Донката.
Степа честно тоже продолжал смотреть ему в глаза. Соловей моргнул и сфокусировался на чем-то внутри Степиной головы.
– Ты жив? – проникновенно спросил Соловей, и Степа недоуменно пожал плечами, мол, только что же разговаривали. И только потом понял, что космоштурм спрашивает не его.
– Угу, угу. Понял, – Соловей кивал в такт рассказу в супер-фоне, не отпуская взглядом Степу. – Давай рассказывай. Это я не тебе, – кивнул Соловей и Донкат окончательно запутался, кто и с кем разговаривает. Вместо этого он прикоснулся к руке Селены. Теплая. И мягкая. Вот только внутри никого нет. Все ушли. Знать бы еще куда….
– Чего молчишь? – подтолкнул его Соловей. – Рассказывай. Долго тебя ждать?
И вот на этом толчке Степу и сорвало.
– А не пойти ли вам орбитой, господин полковник? – змеиный шип против воли вырвался из сведенных судорогой челюстей. – Какого хрена вы тут распоряжаетесь? Это частная территория, и приказывать мне не может тут никто….
Он бы еще долго разорялся, и неизвестно, до чего бы дошел, но небольшая корректировка информации о праве собственности на помещения в виде отеческой длани Декстера приостановила льющийся поток негатива.
– Эть, – Степа кивнул головой от несильного, но увесистого подзатыльника….
И тут же, не дожидаясь дальнейших «комментариев», выстелился в ответном ударе. Истерика, она лучше всего срывается на своих. Проверено. Сакс согнулся от удара в колено, и Донкат уже совсем было вознамерился воткнуться в открытый бок Декстера, но его перехватили прямо в полете. В отставке там Соловей, или не в отставке, но хватка у «бывшего космоштурма» была железная, и навыки рукопашной он и не думал терять.
Намертво обездвиженный Степа попытался, было, трепыхнуться. Не вышло. Он рванулся еще. И еще. И еще. С тем же результатом. От стены за всем этим действом безразлично наблюдали две пустые оболочки, за которые двое из присутствующих тут собирались как минимум умереть. А третий собрался рассказать им, где это можно сделать с максимальной самоотдачей.
– Не психуй, – Соловей даже дыхание не сбил, обездвиживая далеко не маленького Степу.
– Молодец, – просипел со своей стороны сакс, массируя колено. – Удар у тебя отличный….
Донкат молчал. Во-первых, прижатым к полу сильно не поболтаешь, а во-вторых, истерика прошла. Совсем. Как и не было. Прошла, оставив за собой острое сожаление о сделанной глупости.
– Шойс, прости, – отчетливо произнес Степа из-под колена Соловья, прижимающего его к полу. – Я не знаю, что на меня накатило.
– Да ладно, – Декстер протянул руку, помогая ему подняться. – Бывает.
– Зато я знаю, – Соловей аккуратно приподнял ногу, давая свободу «бунтарю». – Это тебя исключительностью придавило. Непростая штука, доложу я вам.
Донкат хотел было обидеться, но вовремя вспомнил, что Соловей редко болтает языком попусту. Соловей приподнял уголок рта, обозначая невеселую улыбку, и продолжил.
– А исключительность твоя заключается в том, что таких, как ты, во всей Федерации осталось всего двое (сколько по галактике неизвестно, если вообще есть). И это факт.
Он замолчал, предоставляя возможность Степе c Декстером делать выводы самостоятельно.
– Можно с подробностями? – мрачно попросил Донкат, уже понимая, что ничего хорошего он не услышит.
На ухе Соловья шевельнулся супер-фон. Он принял звонок, и его взгляд стал отсутствующим. Декстеру со Степой ничего не оставалось, как ждать, лелея тщетную надежду, что около стены вдруг оживут две пустые оболочки. Прошла минута, другая.
– Можно, – отчетливо произнес Соловей. И замер, глядя на Донката.
Степа таращился на него в ответ, четко понимая, что космоштурм его не слышит и не видит.
– Я сказал, что с подробностями можно, – Соловей покачал ладонью перед глазами не ожидавшего ничего подобного Степы.
– А? Что? Конечно, – Донкат очнулся.
– Но не здесь, – уточнил Соловей и показал на стоящих девушек. – Забираем их, и дальше все комментарии у меня на борту.
Он вдруг посуровел и по очереди посмотрел на Степу и Шойса.
– И учтите, из-за массового распространения картин ситуация прибрела характер пандемии. Так что в дальнейшем любые пацифистские высказывания будут приравниваться к неисполнению приказа в боевой обстановке. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Все понятно?
Выражение его лица говорил само за себя, поэтому ни Степа, ни Декстер язвить по этому поводу не решились. Вместо этого они встали по стойке «почти смирно» и отдали честь каждый на свой манер.
– Так точно.
– Отлично, удовлетворился Соловей. – Забираете девушек – и ко мне на борт. Всё: и сказки, и были, всё – там, на месте. А сейчас – поехали.
