56
Пока Гурфингель бегал за опохмелкой, Рем принял душ. А когда вышел в гостиную, увидел там Фреда, который с задумчивым видом стоял у окна и глядел на лежавшую на подоконнике рацию.
— Ты чего там высматриваешь?
— Да вот смотрю, передача ночью была…
— Что значит, была передача? Может быть, вызов? — Рем взял пиджак и, встряхнув, повесил на стул, затем поднял с пола и аккуратно свернул брюки. — Это, наверное, наш капитан интересовался, как у нас идут дела. Потрезвонил и перестал, решил, что мы на задании.
— Нет, скорее всего был разговор. Тут даже время указано…
— Ну кто там мог говорить? Не коп же?
— Коп утром пришел, а ночью мог говорить я…
— Ты?! — Рем подошел к напарнику и уставился на него с высоты своего роста. — Какого хрена, Фред? Что ты ему наговорил?
— А я почем знаю? Четыре с лишним минуты трепались…
Он снова взглянул на регистрационный экран рации и вздохнул.
— Хорошо еще, что этот коп к нам забрался, а то бы так и газовали до упора.
— И ничего бы не газовали, я как раз сегодня собирался побриться и завязать до конца задания.
— Ну и что же не побрился?
— Иди одевайся, Фред, сейчас дернем по двести граммов и помчимся. Машину мы, надеюсь, не пропили, как тогда в Винберге?
Рем подошел к окну и, увидев автомобиль на прежнем месте, повеселел.
— Машина на месте, значит, все в порядке.
Открылась дверь, и появился Гурфингель с целой охапкой бутылок.
— Эй, приятель! — воскликнул Рем. — А зачем ты этой дряни набрал, да еще так много? Я же тебе говорил…
— Нет-нет, мистер, вам только вот эта бутылочка! — Хозяин прошел к столу и поставил на него коньяк. — А это моему соседу Манфреду.
— А твой Манфред сильно пьет?
— До вчерашнего дня совсем не пил, — трагическим голосом сообщил Гурфингель.
— А чего вчера случилось?
— Он получил письмо от родных из Нарадепии, где ему сообщили, что его бывший заместитель таки стал генералом юстиции. Бедняга и плакал, и по комнате бегал, все требовал подать ему Сему Розенталя…
Гурфингель вернулся к двери и, взявшись за ручку, добавил:
— Я сегодня, может, тоже немного выпью, так что если понадоблюсь, стучите мне погромче…
— Хорошо, приятель, постучим погромче, — заверил его Рем, и Гурфингель ушел.
— Видал, какая драма… — заметил Фред и, подойдя к столу, скрутил на бутылке пробку. — По чуть-чуть?
— Разливай сразу надвое, нам уже выходить пора, — сказал Рем и, открыв чемодан, увидел, что второй костюм помят еще сильнее того, что висел на стуле.
— Эй, не гони! — остановил он Фреда, который уже собирался выпить свою долю. — Коньяк нужно пить при галстуке, иди одевайся…
Напарник покачал головой, но стакан поставил и пошел в свою комнату. В дверях вдруг спросил:
— А где находится Нарадепия, Рем?
— В Квисленде?
— Почему в Квисленде?
— Нарадепия где-то на севере. А в Квисленде я бывал, там жутко холодно.
— А что такое тоталитаризм? — спросил Фред, выходя к столу полностью одетый.
— Тоталитаризм, Фред, это когда мы стоим тут торжественные, при галстуках, и нам очень хочется опохмелиться, но только мы поднимаем стаканы, как врывается капитан Леклерк и говорит: а что это вы, сукины дети, тут затеяли? А ну-ка марш работать, и никакого вам коньяку!
— Ты говоришь страшные вещи, Рем, — признался Фред и в два глотка выпил коньяк. Затем выдохнул пары и блаженно прикрыл глаза.
Теперь он мог идти на улицу и работать.
