Посьет с фонарем вышел из храма, как самурай, в халате. Путятин обнял его на ступенях.

– Я послал гребные суда, чтобы захватить «Наполеона», – сказал он, входя в помещение. – Слышно ли что-нибудь?

– Француз ночью ушел, – ответил Посьет. – Кем-то был предупрежден. О наших гребных судах пока никаких известий. В Симода стоит американский пароход «Поухатан». Капитан Адамс прибыл для размена ратификациями. Накамура обещал мне, что известит вас об этом.

– Японцы, наверное, и предупредили «Наполеона», – с досадой сказал Путятин.

Стоя над жаровней с горячими углями, он стал раздеваться.

– В горах ветер и дождь со снегом. А по термометру – тепло.

Витул принял от адмирала клеенчатый плащ, башлык, фуражку с мокрым пятном вокруг адмиральской кокарды и шинель и понес все сушить. Лишнего Евфимий Васильевич не носил, полагая, что кости нечего зря греть, пусть потерпят, пока мерзнется.

Жена священники вошла со служанкой и показала, куда поставить корзину с углями. Посьет железными щипцами стал подкладывать древесные угли в жаровню. Гошкевич разливал зеленый чай.

– Опять пустой чай! – сказал Пещуров.

– Всегда наилучшее угощение для голодного и озябшего путника, – ответил Гошкевич. – Европейцы обижаются... А ведь нет ничего, что сравнилось бы. Сразу силы возвращает.

За ночь глаз не сомкнули. Впереди и по сторонам шли японцы с фонарями, освещая дорогу. Днем шел ливень, и потоки с гор задержали адмирала. Пережидали вместе с Накамурой и со своей свитой и матросами в придорожной беседке с крышей, похожей на копну соломы.

Посьет стал докладывать, что текст договора почти готов.

– С американцами снеслись? – спросил Евфимий Васильевич, прихлебывая чай.

– Я ждал вас и не стал тревожить японцев. «Поухатан» пробудет здесь не менее месяца... У них, как мне кажется, что-то не ладится с японцами.

– Японцы всеми силами не хотят подчиняться давлению. Американцы ходили с подписанным трактатом в Вашингтон, а пока президент ратифицировал, японцы что-нибудь передумали.

– За ними дело не станет! От них то и дело жди, что поднесут дулю.

– Но в то же время они знают, что шутить с американцами нельзя. Американцы благородно декларируют и тут же показывают, что у них сила. И этим учат японцев лгать. Но и японцы не сдадутся! Надо, Константин Николаевич, попытаться склонить Адамса к доставке нас на Амур. Или к присылке за нами их торговых судов, если сами не осмелятся. Что вы думаете?.. Да где же Степан Степанович?

Посьет ответил, что Лесовский прибудет благополучно, в море спокойно и ветер попутный, можно не беспокоиться. С Адамсом, видимо, можно сговориться, но снестись с американцами будет нелегко.

– Меня уже предупреждали, чтобы никто из русских не шел на борт «Поухатана» в Японии.

– А вы?

– Американцы знают, что мы здесь. Я виделся с капитаном Мак-Клуни в городском управлении. Он так горячо приглашал меня, что японцы решили, что у нас спор. Потом спрашивали: мол, почему, если встретятся европейцы капитаны, то смотрят друг на друга очень гордо и никогда не согласятся? Они разделяют нас всеми силами, установили сильные караулы и просят не встречаться. Я не стал им виду показывать, и мы с Мак-Клуни отложили все до вашего прибытия. Он только успел сказать, что на Камчатке нами одержана победа над английским флотом.

Японцы не знали, что почти все американские офицеры, как и коммодор их, и капитан, были старыми знакомыми Константина Николаевича. Посьет ответил им, что ожидает адмирала Путятина.

– Шила в мешке не утаишь! – сказал Евфимий Васильевич. – Однако что за победа на Камчатке? Туда шел Прайс с эскадрой...

– Француз вошел в гавань под американским флагом. Американцы вызвали к себе шкипера, и, вернувшись с «Поухатана», француз спустил американский флаг. Японцам хотелось бы нас задержать. Они говорили мне, что боятся, – если американцы помогут нам захватить французское судно, то в Японии будет война...

– Я предупредил послов Кавадзи и Тсутсуя, послал им письмо с просьбой обдумать два пункта договора: о портах для торговли и о консулах, – сказал Путятин, переходя к делу.

– Они представляют так: если согласиться на консулов, то надо дать им место для жилья, значит, надо отдать им японскую землю, тогда, как они говорят, начнется ропот в народе.

Адмирал лег отдыхать.

Рассвело, когда на отмели ниже храма Гёкусэнди, где волна подбегала к узловатым корням, пристали под гигантской ивой две шлюпки.

Старик, ходивший по деревне Какисаки с трескучей колотушкой, остолбенел, увидев шедших с моря в проливной дождь многих людей.

– Где адмирал? – спросил Лесовский, входя в храм и видя Посьета.

– Он всю ночь шел в Симода и сейчас отдыхает.

– Нет, нет, я не сплю, – раздался голос адмирала из соседней комнаты.

Адмирал вышел в туфлях на босу ногу.

– Петр Иванович! – увидел он первым штурманского поручика. – Степан: Степанович...

– Французский китобой скрылся! – доложил Лесовский.

– Его предостерегли. Вон Константин Николаевич объяснял...

– Отдых, ребята! – крикнул капитан, выходя во двор. – Пейте горячий чай – и спать!

– Рис готовить? – спросил повар.

– Разводить костры, ставить палатки. Щи и кашу варить к подъему.

– Зачем же костры? У нас при храме кухня отличная.

Люди, измученные бессонницей и выбившиеся из сил, валились, едва поставив палатки. Некоторые засыпали, сидя на крыльце, под навесом колокола или на узкой терраске вокруг храма.

Через комнату, где накрывался стол для офицеров, с поклоном прошли двое японцев. Заглянул хозяин храма – бонза. Промелькнул в сплошном поклоне застенчивый молодой японец с бритой головой. Через некоторое время он с поклоном прошел обратно.

– Где бы мы ни были и что бы ни делали, около нас всегда трутся какие-нибудь личности, – сказал Посьет. – Вот сегодня опять появился какой-то новый лысый старичок...

На дворе дождь. Костров не разжигали. Повар Посьета вместе с японцами готовил на кухне у священника.

– Японская охрана нашего храма усилена с тех пор, как вошел в бухту «Поухатан», – объясняет Гошкевич. – Они делают решительно все, чтобы помешать встрече с американцами.

– Но как бы то ни было, господа, будем доводить дело до конца, сохраняя дружеские отношения, – заявил Путятин. Он велел Витулу подавать кипяток. – Сегодня же я снесусь с Кавадзи. Как он здесь чувствует себя и как живет?

– Погружен в разбор разных дел, связанных с присутствием в Симода американцев. Кажется, во главе делегации для приема американцев стоит здешний губернатор Мимасака, знакомый вам, Евфимий Васильевич, который в числе четырех уполномоченных подписывал договор с Перри в Канагаве. Кавадзи терпеть его не может, как заметно, несмотря на всю скрытность японцев.

– Взаимно не любят друг друга! – заметил Путятин.

– Они представители двух противоположных политических течений.

– Может быть, сегодня увижусь с Кавадзи. А пока, господа, еще по чашке чая – и спать.

Сибирцев чувствовал нервное возбуждение; кажется, так переутомился, что не мог бы уснуть!

Пройдя через двор, превратившийся в военный лагерь, на знакомый берег, Алексей снова, как прежде, посмотрел на бухту, окруженную тропическим лесом с пальмами, с мысами, расколотыми в штормы на множество камней. На тяжких обломках дышит море. При откате волны на каменных плитах видны, как наклеенные, лишаи или грибы. Но это живые существа, черные и шершавые. Их множество. Наклонись и тронь – почувствуешь, как в палец ударит электрический заряд. Японцы их едят. «И я ел!» – подумал Леша.

В сером свете проступал город, растекающийся к морю. За развалинами и новыми крышами много малых сопок в веселом лесу, из них самая отдаленная похожа на сахарную голову. Симода-Фудзи, как ее тут называют. Похожа на Фудзи, как домашняя кошка на тигра.

Из-за толстой ивы чиновник с сабелькой добросовестно присматривал за ранним променадом эбису.

Алексей ушел в храм и улегся на циновку, где ему постелено. Слышно, как в соседней комнате адмирал сказал несколько слов Посьету, и все стихло.

Утром тяжкую усталость спросонья живо разогнала душистая свежесть ветра и прохлада воды. На стол подана рисовая каша, яйца, щи и соленья.

Путятин сказал, что, не теряя времени, сегодня же хотел бы начать переговоры с послами бакуфу. Отхлебнув зеленого чаю, он добавил:

– Константин Николаевич, берите шлюпку да отправляйтесь на «Поухатан». Что там, в Крыму? Какая победа на Камчатке?

– Обе шлюпки наши надо осмотреть перед обратным переходом, – отозвался Лесовский. – В них есть течи. Люди спят, замученные, и поднять их невозможно.

– Ступайте на пристань и вызовите американскую шлюпку. С визитом к коммодору! С вами барон Шиллинг, Александр Александрович и поручик Елкин.

– Меня-то зачем? Да что вы, Евфимий Васильевич! – краснея и вскакивая, вскричал Елкин. – Мне на себя надеть нечего... Вы посмотрите, в чем я... В таком рванье мне не хватало идти на североамериаиский пароход! Ни за что на свете!

Мундира лишился Елкин еще при высадке с гибнущей «Дианы», когда волной перевернуло вельбот и пришлось все с себя сбрасывать.

– Да, вам нельзя, – согласился Путятин. – Алексей Николаевич, возьмите сигнальщика и конвой. Выберите трех лучших матросов и унтер-офицера... Вызовите американскую шлюпку. У них код другой, но они сразу поймут.

– Можно вызвать американским кодом.

– Не отсюда вызывайте, они вас не увидят из-за острова. Ступайте прямо на городскую пристань и подавайте сигналы при японцах. До начала моих переговоров, господа, надо дать знать о себе американцам и узнать новости... Сообщите о нашем положении. Мы не смеем терпеть подобные стеснения... Губернатор не имеет никакого права запрещать мне сноситься с американцами. Мы должны поставить в известность о нашей судьбе государя и правительство. С богом и немедля! Выберите и подымайте людей, пусть оденутся и наедятся досыта... Хлеба нет? Вы. Константин Николаевич, сами знаете все!

Сеял дождь, и вся Симода посерела. Вокруг, как деревья в саду, в тусклой росе стоят малые веселые горы. Из таинственного отдаления заглядывает на пристань через долину в развалинах стройная Симода-Фудзи в сумрачном кимоно водянистого цвета. Шли гуськом, как китайские кули, по мосткам через реку. Рыбак сидел в лодке, закрыв голову травяной рогожей. Ветер с моря не расходился, но в открытой бухте волны прыгали на каменные столбы и на островок с крошечной кумирней в вершине. Минувшим декабрем об эти скалы чуть не разбило «Диану» вдребезги во время цунами. Ее крутило на канатах, с огромной скоростью она носилась по бухте, как секундная стрелка, сделав сорок оборотов!

На берегу действительно как будто была война! Множество пушек с «Дианы» лежат рядами. Выгружены перед уходом с фрегата по приказу адмирала. А вокруг, как после сильнейшей битвы, – сгоревшие кварталы. Всюду развалины. Дальше, там, где в облицованных камнем берегах течет другая речка, дома отстраивались. Торгуют лавки.

– Эй, гляди, Петруха, – подтолкнул Букреев товарища, – мы этот дом с тобой ставить начинали.

Глаза Сизова обратились на второй этаж соседнего нового здания.

– Знакомые! – кивнул Маслов японкам, выглядывавшим в окна.

Всюду новые хорошие лавки, некоторые в два этажа, тесно застроена вся эта кривая торговая улица. А было тут поле тины и щепья, поваленных деревьев и кучи золы и углей.

– Сизов, а Сизов... Петруха... – тихо сказал Маслов. – Разве ты ее не узнал?

– Что? – вздрогнув, спросил Петр.

– Кажись, она смотрела.

– Какая? – опешил Сизов.

– Как гулять, так тебя стало, а тут не узнал?

– Значит, зачем-то из деревни в город приехала. Не тебя ли искать? – молвил Васька.

«Неужели она?» – подумал Сизов. Насмешки товарищей походили на правду. Оглядываться нельзя, да теперь она уже скрылась. Японки скромные, зря глаза не пялят. Откуда она взялась? На самом деле – из окна смотрела девица, похожая на Фуми, с которой Петр встречался в деревне Миасима. Но ведь японки, как иногда кажется, все друг на друга походят. Сколько раз Сизову казалось, что идет или смотрит она. Какие-то мелькнут! С ними заранее ничего не узнаешь. Чей же это дом богатый?

– Ты дурак все же... – сказал Васька.

– Ты сам дурак.

Прошли мост, улицу, опять женщины выглядывали из верхних окон. Одна из них из большого рукава помахала маленькой рукой Сибирцеву, и он подумал: «У моих матросов по всей Японии, кажется, есть знакомые...»

Дома богатых людей отделены канавами в камне от гостиниц и от заведений, которые идут по другой стороне канала. Еще дальше роскошные парки у храмов и на кладбищах, которые тянутся наизволок к горам. На каждый храм приходится, напротив него и пониже к реке, два-три как бы покровительствуемых заезжих дома.

Посьет рассказывал офицерам, что тут очень сложные отношения между хозяевами храмов и прочим населением, что до Осипа Антоновича, между прочим, дошел слух, как около Хэда и Симода появились беглые монахи секты Ничирен, известные якобы наклонностью к изуверствам. Будто правительство разогнало сборище их при каком-то храме, и, видимо, начнется уголовное расследование деятельности секты. Погибла родственница одного из знатных князей, отставленная любовница какого-то важного лица в правительстве, брошенная в тюрьму этой секты при храме, и за всем этим ощущается та борьба партий, что идет сейчас в Японии. Разбежавшиеся из разоренного пристанища монахи якобы ищут повода загладить вину и доказать верность правительству, хотя бы в угоду реакционным личностям. Могут быть совершены нападения.

– Ухо надо держать востро! – заключил Константин Николаевич. – Хотя все может оказаться выдумкой для устрашения.

Опять вышли на берег, теперь уже ближе к пароходу, там, где река выходила в бухту и с ней крутыми скалами протянулась сопка – мыс правого берега. На картах-рисунках этот мыс изображен похожим на сидящего на корточках японца. Если Воин охранял Лежащую Женщину за изгибающейся рекой и городом, то каменная гора с парковым лесом по маленьким склонам караулила вход в город и в Японию. Все охранялось, всюду символы таинственности и воинственного духа, оберегающего покорную любовь и цветущие, плодородные низины.

Спустились на отмель, к самой кромке, до пены, которую, откатываясь, оставляла волна. Подошли полицейские и знакомый переводчик Мисима Тацуноске. Он стал уговаривать Посьета не встречаться с американцами.

Японцы растянулись цепью. Посьет шагнул вперед. Переводчик забежал с другой стороны и, стоя в воде, сказал, что просит уйти всех с берега. Откуда-то подошла лодка с солдатами под зонтиками. Они вышли на отмель и вместе с полицейскими образовали одну цепь.

– Пожалуйста, через мой труп! – сказал переводчик, расставляя руки.

Офицеры в плащах и матросы в куртках смотрели на «Поухатан». Во весь темный борт, заштрихованный дождем, корабль протянулся через бухту до острова, памятного офицерам. Там был близкий, цивилизованный мир, который для всех уже почти погиб вместе с «Дианой». Видны внушительная труба и громадина поворотного орудия на палубе, как символы этой цивилизации.

– Сигналь! – велел Посьет.

Маслов поднял флажки.

– Совершенно не разрешается вам идти на американский корабль! – подбежал второй переводчик.

Это явился приятель Эйноскэ.

– Кто не разрешает? – спросил Посьет.

– Не разрешает губернатор. Он не просто чин, а чин-дай, то есть большой чин.

– Чин-дай? Симода бугё? Губернатор Симода? Он не разрешает? – не растерялся Посьет.

Секунды шли очень быстро.

– Исава? – назвал он губернатора по имени. – Исава Мимасака но ками? – назвал он его же по имени с прибавлением титула. Пока Маслов сигналил: – И-чин? Но И-чин дурак, не понимает сути дела! Хотя и большой чин! Когда я уже поехал на американский корабль, посылает людей остановить меня? Когда иностранцы встречают иностранцев, какое до этого дело большому чину?

Приятель Эйноскэ пытался объяснить.

– Чин чина почитает! – сказал он по-русски. Пословицу он выучил, слово «чин» у ро-эбису и у японцев, так же как слово «баба», имеет, как полагал переводчик, почти совершенно одинаковое значение. Как и слово «атаман». Атама – голова. То же, что атаман.

– Посьет-чин... Посьет-чин... очень прошу...

– Найдутся еще дураки, не только И-чин, – ответил Посьет.

На мачте американского корабля стали подыматься ответные сигналы шарами. Означало: «Вижу!» И сразу же: «Ждите! Посылаем шлюпку немедленно!»

Посьет перевел вслух.

– Держитесь, ребята! – сказал Сибирцев своим матросам. – На задор не поддавайтесь.

– Не пинай его. Твой шурин, – сказал Маслов товарищу.

– Я ему покажу шурина, – отвечал Сизов.

На «Поухатане» послышался крик в трубу и свисток. Американцы на шкентелях прыгали в шлюпку прямо с борта. Слышно было, как запели блоки и тали, полез с палубы вверх и потом стал спускаться на воду еще один баркас.

Не зря Евфимий Васильевич все эти годы заставлял изучать американский флот, их устав, знакомиться офицерам и матросам с их людьми. Уже в тридцатых годах американцы, флот которых до того ничем не был примечателен и не принимался никем всерьез, вдруг удивили мир, построив бронированные пароходы – батареи, переплывавшие океан. У государя нашего флот отстал. Николай сам это понимал. Но, видно, держал в голове задачу, что когда-то флот надо совершенно обновить. С года воцарения и до сих пор этому мешало что-то. В свое время царь серьезно отнесся к визиту американского корабля в Петербург и, пригласив к себе тогда еще молодого капитана Метью Перри и офицеров, долго и с интересом расспрашивал о новинках в американском флоте. Но, видно, давили на правительство дела сухопутные и политические! Только Невельской довел до конца замысел Петра Великого и дал стране океаны. Так полагал Сибирцев, он не знал еще, что сейчас произойдет на отмели в Симода.

Когда-то во всем мире слыхали про американский флот лишь по описаниям морских сражений на Великих Озерах в годы войны за независимость, про их жалкие корыта, построенные малограмотными квакерами. Но времена менялись.

Матрос Маслов хотел еще сигналить, но уже от далекого борта отделилась и стремительно пошла, направляясь к берегу, шлюпка. Японцы угрожающе стеснились толпой, загораживая все подходы к берегу.

– Посол Путятин приказал нам идти на американский пароход, – дружелюбно сказал Посьет.

– О-о, Путятин! О-о! – пролепетал Мисима Тацуноске, делая вид, что изумлен, что не знал ничего подобного, первый раз слышит, что Путятин здесь, но не отступал.

Американская шлюпка врезалась в песок. Матросы в картузах без козырьков сразу спрыгнули с обоих бортов на берег и стали бесцеремонно расталкивать самураев, а матросы в круглых шляпах с синими воротниками на белых рубахах, держа весла стоймя, смотрели с крайней степенью любопытства, делавшей их всех похожими друг на друга.

Офицер в голубом мундире с золотым поясом, при кортике и палаше, подошел к Посьету.

– Поздравляю вас, капитан, и ваших офицеров с прибытием! Капитан Мак-Клуни рад, ждет вас с нетерпением, так же как вас ждут все офицеры и весь экипаж корабля Соединенных Штатов «Поухатан». Пожалуйста, капитан, прошу вас, господа, и прикажите садиться вашим людям.

– Кам, кам... – любезно заговорили американские матросы, приглашая дианских в свою шлюпку.

– Ну, будет, будет тебе! – молвил Сизов еще упрямо наседавшему на него «шурину».

Остальные японцы не мешали. Теперь они смотрели молча и с любопытством, а Эйноскэ кланялся. Когда обе шлюпки пошли, переводчик махнул рукой, словно от души пожелал счастливого пути и успеха. Эйноскэ и Тацуноске заулыбались, как будто только пошутили. Спектакль прекрасно удался. Главный японский посол Кавадзи прав. Он все устроил так, что старались задержать, препятствовать, но чтобы русские могли бы встретиться с американцами. Япония только сделала вид, что недовольна этим. Ни тени не надает на благородную совесть Кавадзи и князя Тсутсуя. Они поступили вежливо. Путятин, конечно, понял. И Посьет не сердился!

Каждый из русских матросов подсел в баркасе вторым у весла. Сосед мельком присматривался к гиганту Сизову, а тот, как в деревне принято, старался сделать вид, что не обращает внимания, а только работает.