Командировка

Знакомые места пьянят разум. Прохладный воздух горячит сердце. Серые краски северной тайги радуют восторженный взгляд Ивана. Дышится легко и вольно. Ноги без устали отмеряют рваные изгибы унылого болота. Ваня, как молодой лось на дальнем переходе, шагает по знакомым местам. Здесь ему знаком каждый островок и зыбун. Тут он знает все кочки и смертоносные окна.

Грязное осеннее небо затянуто мраморными облаками. Снеговые тучи опрокидывают из своих карманов на землю перьевые хлопья пушистого снега. Мягкое течение западного воздуха сбивает с косматых кедров комковатую кухту. Высота снежного покрова в некоторых местах достает до колен. Черные окна теплой воды дышат паром. Плотный туман ограничил видимость до ста шагов.

– Эй там, ведущий! – летит голос сзади. – Осади маленько. Дай сердцу охолониться.

Ваня останавливается, ждет. Из махрового сумрака проявляются залепленные снегом фигуры людей. Догоняя его, по следам цепочкой движется группа товарищей. Одиннадцать человек. У каждого за спиной виднеются небольшие вещмешки. Через шею вниз стволами перекинуты автоматы. Первый из них, весельчак и шутник Николай Гостев, оторвался на двадцать шагов от остальных, догнал Ваню быстрее всех:

– Ну ты, паря, и рысак! – перебивая рвущееся дыхание, смахивая со лба пот, высказал он. – Ты тут что, раньше по болотам за лосихами гонялся? Я всю жизнь по тайге мотылялся и то догнать не могу. Прешь, как необъезженный мерин! Загонишь нас…

– Я что? Я ничего, так себе, иду потихоньку, – с улыбкой ответил Ваня. – Куда тут бежать? Снег вон, по колено, сильно не разгонишься. В другой раз бы, посуху, можно было быстрее шагать.

– Куда уж быстрее? Ноги дрожат, дыхания не хватает. Ты уж тормози копытами, а то всех загонишь. Надо перекур организовать.

Пока они переговаривались, подошли остальные. Каждый из группы потребовал короткого отдыха. Михайлов посмотрел на часы, согласно кивнул головой:

– Десять минут привал. На снег не садиться, холодную воду не пить.

Группа расположилась на небольшом островке, под невысокими, разлапистыми кедрами. В одном из них вырублено топором дупло, края опалены огнем.

– Кто тут чем занимался? – спросил кто-то.

– Это мы с дядькой Степаном тут соболя добывали, – равнодушно ответил Ваня. – Хороший кот был! Здоровый, черный, с проседью. Собаки его нашли на дневной лежке. Долго мы тут с ним возились, выкуривали. Матерый котяра попался, хитрый. До вечера возились, пока не добыли.

– У тебя тут что ни место – что-то было, – качая головой, заметил Костылев Петр, мужик лет тридцати.

– Не везде, но было. Там вон, сейчас не видно, – Ваня показал рукой в непроглядную стену падающего снега, – перед островком кобель сутки сохатого держал, пока я на остров ходил. А там, – показал в другую сторону, – медведя стрелял, который за мной шел. Скоро мимо проходить будем, покажу место.

– Все-то тебе тут знакомо! – удивился Михайлов. – Как ты в такую непогоду определяешься? Я бы давно потерялся.

– Как? – Ваня пожал плечами. – А что тут определяться-то? Шагай да и все. Ноги куда надо сами приведут.

Мужики молча переглянулись: как так, шагай да и все? Надо видеть и знать куда идти! Силен уж этот Ванька по тайге да болоту бродить! Видно, немало в свое время в этих местах ходил!

Кончился привал. Михайлов отдал команду выдвигаться дальше.

– Далеко еще? – спросил кто-то.

– Нет, лежневка скоро начнется, – пояснил Ваня.

– Скоро – это когда? У тебя все близко да скоро. А мы идем и идем. Ты уж определись, паря, дай мужикам настрой, – попросил Костылев Петр. – А то упадем все от твоего «скоро».

– Может, километра четыре или шесть, – пожал плечами проводник. – Кто его тут мерил, болото? Одно знаю – не переживайте, к вечеру будем на месте, – и зашагал дальше.

Вытянувшись в цепочку, милиционеры пошли по его следам.

Четвертый день идет с той минуты, когда Ваня согласился быть проводником. Самолет, теплоход, лошадь и, наконец, ноги перенесли его за несколько тысяч километров в родные места. Как потом оказалось, все было тщательно подготовлено и спланировано майором Михайловым.

Сергей Петрович оказался командиром оперативной группы уничтожения отдельных лиц, уклонявшихся от службы в рядах Советской армии. На простом языке это значило, что он командовал взводом милиционеров, выслеживавших дезертиров на всей территории Красноярского края. Это там, в госпитале, в гражданской одежде, пиджаке и брюках он казался интеллигентом. Здесь, с подчиненными, в форме сотрудника милиции и погонах выступал в роли командира, которого все слушались. У него – неограниченные права и возможности, связанные с деятельностью оперативной группы. По первому требованию ему в назначенное время давали лошадей, выделяли машины, освобождали пароходы и вагоны и, как в случае с Ваней, бронировали места на нужный рейс самолета. Сергей Петрович в любое время суток мог звонить в Главное управление милиции города Красноярска в вышестоящие органы, и ни в чем не получал отказа.

Группа Михайлова была создана в 1942 году, когда возникла проблема частого уклонения отдельных лиц от воинской обязанности. Война, тяжелые, бесконечные бои на фронтах, активное наступление немецких войск порождало у некоторых русских солдат страх перед неизбежной смертью. Люди бежали из окопов, поездов, с пересыльных пунктов, из военкоматов и собственных домов. Дикая, глухая тайга служила им надежным укрытием. Найти их было непросто. Милиционерам приходилось проходить сотни километров по пересеченной местности, ночевать под открытым небом, мокнуть, мерзнуть, голодать, испытывать многочисленные лишения. Это вызывало у людей злость и ненависть к дезертирам, которую они вымещали на них автоматным свинцом на месте задержания.

Перелет Вани и Сергея Петровича разделился на два отрезка. С фронтового аэродрома под Сталинградом их забрал транспортный самолет Ли-2. Дозаправка проходила в Омске. В Красноярске приземлились глубокой ночью. На аэродроме их ждала машина, которая тут же перевезла в речной порт. Едва они поднялись на палубу парового катера, тот отдал концы и отвалил от берега.

В Енисейске тоже ждали. В городском отделе милиции на привязи стояли свежие, отдохнувшие лошади. Подчиненные Михайлова прибыли сюда раньше, два дня назад, ждали своего начальника. Разрешив все бумажные и дорожные дела, группа выехала из города в ночь. Ехали спешно, редко останавливаясь на привал для приема пищи или кратковременного отдыха. Колхоз «Рыбак» и Большое Гусиное озеро, как и другие встречавшиеся по дороге населенные пункты, Михайлов приказал объехать стороной. Побывать в доме своих приемных родителей Ване не довелось.

Передвижение группы проходило в строжайшем секрете. Непогода была кстати. Немногочисленная часть населения, те, кто не был на войне – женщины, старики, дети и комиссованные после ранений мужики – сидели по домам или находились на работах. На всем протяжении пути им не встретился ни один человек. Снег засыпал их следы. Оставаясь незамеченными, к концу третьего дня они благополучно добралась до староверческого монастыря. Там, в глухом урмане, оставили коней и одного милиционера для досмотра животных, а остальные рано утром выдвинулись дальше.

Для Вани побывать в родных местах, пусть тайно от всех, на короткий промежуток времени – неслыханный подарок судьбы. В суровое время, когда никто из солдат не знает, что может быть с ним через минуту, увидеть своими глазами малую Родину – счастье, о котором мечтает каждый. Он безгранично счастлив от общения с миром, где вырос и где прошли годы его жизни. Дышит и не может надышатся воздухом свободы. Видит и не может насмотреться на стихию родных просторов. Живой цвет темно-зеленой тайги, озера, ручейки, горы, распадки и унылое, неприветливое болото кажутся такими родными. Хочется бежать, прикоснутся руками к каждой веточке дерева, пить родниковую воду, заглянуть во все уголки, где когда-то был. Повторить незабываемые мгновения охотничьего успеха, пройти заново трудный путь между болотистых зыбунов, топтать глубокий снег до полного изнеможения, а потом, вытянувшись на густом лапнике хвойных деревьев, наслаждаться теплом ночного костра.

Все это Ваня желает пережить в полном одиночестве, без посторонних. Хочет, но не может, потому что знает, для чего здесь. Понимает, что каждый его шаг контролируется должностными лицами, которые не могут разделить его чувств. Михайлов и подчиненные ему люди – исполнители сурового закона. Он всего лишь проводник, от которого можно ожидать всего что угодно. Им не дано понять того, о чем он сейчас думает и переживает. Их цель – успешный результат, в котором должен быть однозначный итог. Может, именно поэтому сейчас Ваня не несет при себе оружие.

Иван слушается, подчиняется любой команде Михайлова. Так было приказано вышестоящим командованием. И все-таки, не может удержаться от взрыва переполняющих его душу эмоций. Прокладывая путь, Ваня быстро удалялся вперед на значительное расстояние от позади идущих милиционеров. Только так на короткий срок чувствует себя наедине с родной стихией. Это помогает ему заново пережить каждый шаг, подумать о родных и близких людях.

Вот здесь они с дядькой Степаном когда-то кипятили чай, отдыхали. Где он сейчас? Что с ним? От деда Фили, бабушки Ани и его жены Валентины приходило несколько писем. В них говорилось, что он воюет на северных фронтах, был дважды ранен. Удастся ли им встретиться когда-нибудь? Получится ли сходить в тайгу?

Дядьку Михаила убили. Дядька Андрей пропал без вести. Сводные братья Яшка и Митька не пишут. Было несколько писем от них вначале войны, а потом оба как будто в воду канули.

Письмо. Надо написать Ольге. Но когда и куда? Он не знает ее адрес. А фамилия? Ах, да! Тогда ночью она говорила, что ее отца зовут Владимиром Егоровым. Это он запомнил точно. Значит, она Егорова. А адрес… можно взять у Тихона Васильева, что лежал на соседней койке слева, он с ним из одной части. Тихона должны были выписать через несколько дней, как его забрал Михайлов. Эх, да что там! Язык до Киева доведет. Только бы вернуться на фронт, а там узнает адрес полевой почты.

Последняя их встреча была короткой, как огонек догорающей спички. Ваня помнит каждое движение девушки, когда вернулся в палату за вещами. Она сидела в коридоре за столом. Увидев его, вскочила, хотела подойти, но не решилась. Слишком много любопытных глаз смотрели на них в ту минуту. Ваня прошел мимо, поймал глазами взгляд ее испуганных, широко открытых глаз: «Что происходит?». Он ответил улыбкой: «Все хорошо, не волнуйся». Баба Феня, бросив работу, помогла ему собрать вещи:

– Куды ж тебя, сынок?..

– Переводят на легкий труд, в другую больницу, – ответил Ваня.

Попрощавшись с соседями по палате, Ваня вышел в коридор. Ольга стояла у дверей. Когда проходил мимо нее, она незаметно сунула ему в руку клочок бумаги. Он улыбнулся на прощание, пошел к выходу, на крыльце развернул записку. В ней быстрым и твердым почерком красовались несколько окрыляющих слов: «Пожалуйста, напиши мне. Буду ждать. Твоя Оля».

Эта записка сейчас греет его сердце во внутреннем кармане куртки. Возможно, это самые дорогие слова, которые ему когда-либо говорили за всю его жизнь. Ваня достает бумажку при любом удобном случае, когда бывает один, просыпаясь утром или перед сном. Перечитывая ее в сотый раз, улыбается ей, как утреннему солнышку или выросшему, зацепившемуся за край скалы дереву: жизнь не кончается, а только начинается!

Впереди, в серых размывах хмурого дня проявилась заваленная снегом лежневка. Пришли. Ваня остановился, стал ждать милиционеров. Первым догнал Николай Гостев. Ваня приложил палец к губам: тихо! Когда подтянулись остальные, предупредил Михайлова:

– Теперь не шумите. На болоте любой звук может быть слышен на многие километры. Стойте здесь, я проверю лежневку.

Осторожно, стараясь скрыть свои следы за кустами и деревьями, Ваня подошел к деревянной дороге. Так и есть. По лежневке тянулись недавние, присыпанные снегом, следы человека. Возможно, людей было двое, рядом с ними петляли цепочки.

– Дело плохо. Как я и предполагал, с ними собаки, – вернувшись назад, доложил Ваня Михайлову.

– Сколько отсюда до острова? – спросил Сергей Петрович.

– Километра два, не больше, – прикидывая расстояние, ответил Ваня.

– Близко, могут услышать… – недовольно покачал головой тот и отдал команду. – Гостев! Остаешься за старшего. Всем отойти назад еще на один километр. Расположиться лагерем за каким-нибудь островком. Разводить костры можно, но топорами не стучать. Ломайте сухие ветки, готовьте еду и отдыхайте. Мы с Мельниковым в разведку. С нами пойдет… Никитин. – К Никитину: – Где у нас пакет с отравой?

– Вот он, у меня в вещмешке, – отозвался молодой милиционер, парень лет двадцати.

– Возьми с собой. – К остальным: – Все. Ждите моих команд.

Отряд разбился на две группы. Милиционеры под началом Гостева пошли назад, Ваня повел Михайлова и Никитина параллельно лежневке к острову.

Путь к намеченной цели оказался не из легких. Ване предстояло проложить след к острову так, чтобы его не было видно с настила, но и недалеко от него. Здесь болото изобиловало частыми зыбунами и окнами. Прощупывая палкой перед собой каждый метр, Ваня то и дело уклонялся то вправо, то влево. Их следы походили на узкую полосу ползущего в поисках добычи змея. Оступиться на шаг в сторону грозило неприятными последствиями. На это уходило драгоценное время. Близился вечер. На часах Михайлова стрелки показывали половину пятого после полудня. До полной темноты оставалось не больше часа.

– Запоминай дорогу, – наказал Михайлов Никитину. – Назад тебе придется идти одному.

С большими трудностями и задержками, приблизительно через час они наконец-то добрались до намеченной цели.

Черный в вечерних сумерках остров Тайна походил на огромного, притаившегося зверя. Вековые деревья молча склонили ветви под тяжестью мокрого снега. Открытые перед ним, не замерзающие даже в сильные морозы зимой, окна с теплой водой испаряли влагу. Кажется, будто сейчас невидимый зверь вскочит, стряхнет со своей шкуры снег, дыхнет паром, заревет ужасным голосом и бросится на людей. И не будет им спасения от беспощадного прыжка.

Но остров продолжает молчать. Хмурятся угрюмые кедры. Шипят, словно рвущаяся бумага, падающие снежинки, легкий ветер в лицо наносил запах дыма. Значит, нет здесь никакого зверя, а живут двуногие существа, которым нет подходящего имени.

Среди деревьев мелькнули далекие огоньки. Сквозь стену падающего снега не видно домов, но свет керосиновых ламп определил два жилых помещения. В одном из них Ваня узнал свой дом, где он жил с родными. Как много их было. И никого нет. Сейчас там живут другие люди, на которых клеймится позорное слово – дезертир.

До острова около двухсот метров. Отсюда невозможно определить, сколько людей находится там и где сейчас собаки. Это не главное. Важно то, что их не заметили. В этом заключается успех задуманной операции.

– Вот там, слева, родник. Скорее всего, за водой они ходят туда. Дорога на заставу уходит в глубь острова. За островом, между заставой, еще одна – лежневка… – негромко пояснил Ваня Михайлову расположение отдельных пунктов. – Сейчас ветер дует с запада, но к утру переменится. Завтра будет хорошая погода, значит, подходить к домам нужно сзади.

Михайлов молча выслушал его, какое-то время думал, потом определил следующий шаг операции:

– Собаки… надо ликвидировать собак.

Как убрать собак, Ваня еще не знал, но догадывался. Почуяв чужих людей, они должны предупредить своих хозяев. Те примут соответствующие меры. Что за этим последует – нетрудно догадаться. Вооруженные дезертиры, спасая свои шкуры, не остановятся ни перед чем.

Михайлов и Никитин на этот счет были спокойными. Они не впервые проводили подобные операции.

Пришлось ждать полной темноты, пока на болото опустилась мгла. Потом Михайлов отправил Ваню и Никитина к острову. Проводник должен был найти проход, а Михаил раскидать яд с доступного расстояния.

Сначала все шло успешно. Осторожно прощупывая перед собой почву, они продвинулись на сто шагов вперед. Тут их услышали собаки.

Три лайки выскочили от домов, подбежали к краю болота, злобно залаяли в сторону чужаков. Мишка развязал вещмешок, начал кидать начиненные ядом куски мяса. Те залились яростными голосами, но подбегать ближе боялись.

Из крайнего дома вышли люди. До Ваниных ушей долетел сдавленный голос: «Зверь, наверное… пальни…» Клацнул металл. Ваня и Миша едва успели упасть на животы. Темноту распорол резкий выстрел. Пуля метнулась невысоко над их головами. Поддерживаемые хозяевами, собаки продвинулись еще ближе, но подбежать вплотную не смели. Через некоторое время прогремел еще один выстрел. Невидимая пуля пролетела где-то в стороне. Когда стих грохот, тот же голос ограничил обстрел:

– Хватит. Не жги патроны. Уйдет. Завтра посмотрим, кто там был.

Выпуская на улицу свет, открылась входная дверь дома. Люди вернулись в жилище.

Радуясь, что их не обнаружили, Ваня и Миша неуверенно поднялись. Михаил швырнул собакам оставшиеся три куска мяса. После этого, стараясь не шуметь, оба поспешили своим следом назад.

Собаки продолжали гнать с грубым лаем. Потом их голоса стали прерываться и стихать. Они нашли мясо, начали его жадно есть.

Соединившись с Михайловым, все трое отошли назад на километр за небольшой, заросшим густым лесом островок. Михайлов разрешил развести из сухих веток небольшой костерок. Ваня набрал в котелок снега, подвесил над огнем. Вскоре закипела талая вода. Миша заварил густой, бодрящий чай. Открыли по банке тушенки, перекусили с сухарями. После ужина Сергей Петрович посмотрел на часы:

– Десять. Пора идти.

Получив приказ, Миша встал, высвечивая фонариком следы, ушел в ночь за группой Гостева. Сергей Петрович и Ваня, поддерживая небольшой огонь, остались ждать своих товарищей.

Прошло три часа. Михаил привел за собой милиционеров. Глубокая ночь. Время для выступления было неподходящее. Михайлов приказал ждать.

Подступающий рассвет освежил огромное болото матовыми сумерками. Снегопад прекратился. На чистом небе проявились редкие, мутные звезды. Легкий морозец взбодрил воздух. Снег под ногами стал хрустящим и сыпучим.

Стараясь не шуметь, часто останавливаясь и прислушиваясь к любому шороху, Ваня осторожно подводил за собой людей Михайлова к последней точке назначения. Окна домов на острове смотрели на болото. Чтобы незаметно подойти к ним, необходимо было обогнуть бараки с левой стороны, пройти густым лесом, выйти к роднику, а потом вернуться к ним с запада.

В воздухе не чувствовался свежий запах дыма: дезертиры спали, досматривая тревожные сны. Половина шестого утра, раннее утро было идеальным отрезком времени для их захвата врасплох.

Уверенно шагая между черных стволов деревьев, Ваня пришел к роднику: не забыл дорогу! К поселению вела глубокая, хорошо набитая многочисленными следами людей тропа. С вечера ее запорошило снегом. Сегодня к водоему еще никто не приходил. До домов оставалось около двухсот шагов. Отсюда и дальше необходимо соблюдать особую осторожность. Руководствуясь только знаками, Ваня махнул рукой, призывая всех за собой.

Останавливались через двадцать шагов, прислушивались, не идет ли кто-то навстречу, потом двигались дальше. Цепочка из двенадцати человек.

Им оставалось пройти небольшой отрезок пути, подняться на небольшой пригорок, откуда виднелись дома. Там миссия проводника Ивана заканчивалась.

Чу!.. Впереди за пригорком послышались какие-то звуки. Едва слышный скрип снега под ногами идущего человека. Ваня махнул руками от себя. Разбежавшиеся милиционеры спрятались за деревья.

На пригорке появился темный силуэт. Кто-то шел, проминая снег по тропе к роднику. На плечах ведра на коромысле, на голове платок. Из-под куртки ниже колен выглядывает юбка. Баба!..

Идет, опустив голову, стараясь не завалиться с тропинки в снег. По сторонам не смотрит, не видит, как от дерева отделилась тень. Повторяя каждый ее шаг, Петр Костылев догнал сзади, резкой хваткой прижал к себе, задавил себе под ноги. Женщина закричала. Если бы не суконная рукавица Петра, которой он закрыл ей рот, ее голос могли услышать на другом конце болота. Подошел Михайлов, подставил ствол пистолета к глазу, негромко предупредил:

– Заорешь – выстрелю! – и взвел курок ТТ.

Та, увидев вооруженных автоматами милиционеров, все поняла. Белее снега, с круглыми, как у загнанной лошади глазами, резко задергала подбородком в знак согласия. Петр медленно убрал руку. Глядя на ствол пистолета, женщина от страха застучала зубами.

– Сколько в жилищах человек? – негромко, но грозно спросил Михайлов.

Женщина, подсчитывая в уме дезертиров, в испуге закатила глаза.

– Ну?..

– Десять, – хриплым, простуженным голосом наконец-то ответила та.

– Вместе с тобой?

– Да.

– Говори тише, – предупредил Михайлов, продолжая допрос. – Кроме тебя женщины есть?

– Да, – едва слышно ответила баба. – Авдотья Капустина. И Наталья… дочь моя… с Лазарем живет.

– Сколько домов занимаете?

– Две избы.

– Кто и где живет?

– В одной мужики и Авдотья с Ковлевым, в другой – мы.

– Так, ясно, – прикидывая в уме обстановку, задумчиво произнес Михайлов. – Значит, в одной избе четверо и в другой шестеро. А на заставе кто-то есть?

– Нет. Мужики боятся, что могут окружить… – с накатившимися на глаза слезами стонала женщина.

– Боятся? – усмехнулся Михайлов. – Правильно, что боятся. А здесь, значит, не боятся?

– Тут на собак надеются… когда залают, предупредят, лежневкой можно уйти. Одна там, на просеке, посреди острова привязана у дороги…

– Смотри-ка – все продумали! Сколько оружия на руках?

– У каждого есть ружье.

– Пулеметы где?

– Там, за избами, у дороги, – и, заливаясь слезами, принялась умолять: – Наталью мою… дочку… не трогайте… двое деток у нее в деревне, меня лучше забирайте!..

– Двое деток говоришь? Что же она, сука, их в деревне бросила, тут с мужиком греется?

– Недавно она пришла… две ночи назад… на свидание…

– Ишь ты, на свидание! – в презрении заметил Николай Гостев. – Все мужики на войне бьются. Мы тут за ними гоняемся… А они, сволочи, свидание устраивают!

– Тихо! – оборвал его Михайлов и отдал команду: – Приготовиться! А эту, – махнул головой на женщину, – свяжите руки, в рот тряпку, чтобы не заорала.

Звякнул холодный металл передергиваемых затворов автоматов. Милиционеры проверили гранаты, взяли в руки ППШ. Разошлись цепочкой поперек тропы. Пальцы на курках. Замерли в ожидании начала движения. Увидев это, женщина застонала, повалилась на снег на подкошенных ногах. Ей быстро заткнули рот, крепко связали руки за спиной. Михайлов приказал Ване:

– Веди ее за нами! – и махнул рукой вперед выстроившимся милиционерам. – Вперед!

Пошли. Милиционеры растянувшейся цепью впереди. Ваня, подталкивая спотыкающуюся женщину, сзади.

Не останавливаясь на пригорке, автоматчики продолжили свое шествие к избам. За двадцать шагов группа разделилась надвое. Теперь уже не таясь, милиционеры стали занимать назначенные Михайловым места. Никому не надо объяснять, что делать. Всем все известно заранее.

Ваня хорошо видел, что происходило впереди. Кто-то из стрелков встал у дверей. Другие перекрыли окна. Третьи подошли к бревенчатым избам. Михайлов резко махнул рукой вниз. Резкий грохот автоматных очередей наполнил притаившийся мир острова Тайна и болота. В свинцовом ливне не было спасения никому.

Милиционеры стреляли через стены домов. Огненные стрелы, насквозь прошивая дерево, уничтожали всех. Сквозь грохот очередей слышались крики, но на них не обращали внимания. Если у кого-то из милиционеров кончались патроны, он быстро менял новый диск на старый, рвал на себя затвор и открывал огонь снова. Никто не мог спастись под ураганным ливнем беспощадной смерти.

Автоматчики прекратили стрельбу, давая свободу заключительной части операции. В окна и двери полетели гранаты. Глухие взрывы вынесли окна и двери. В крайнем доме из угла вылетело несколько бревен. Крыша избы Мельниковых провалилась. Все еще удерживая стволы автоматов наперевес, милиционеры ждали ответа, которого не последовало. Никто из дезертиров не успел выпустить ни одного патрона. Все были мертвы.

Операция длилась не больше трех минут. Милиционеры молчали. Кто-то достал кисет, стал сворачивать самокрутку. Михайлов неторопливо сунул в кобуру свой пистолет. Николай Гостев отошел за дерево по малой нужде. Рядом с Ваней, на коленях, тычась лицом в снег, стонала вмиг поседевшая от ужаса женщина.

Когда из домов выветрился едкий дым, Михайлов приказал пересчитать трупы. Несколько милиционеров исчезли в открытых проходах. Пошли томительные минуты ожидания. Из наполовину завалившегося дома Мельниковых выскочил Никитин:

– Товарищ майор! Нет одного!..

– Как нет? – выхватывая из кобуры пистолет, потемнел лицом Михайлов.

– Здесь должно быть шесть, а тут их… вместе с бабой пять!

– Осмотреть все вокруг! – заревел зверем командир группы. – Проверить все выходные следы! Здесь он где-то должен быть, не мог далеко убежать!

Милиционеры бросились по сторонам. Из кустов долетел призывный голос:

– Здесь он! Вот, смотрите, товарищ майор, по большой нужде отошел. Потом, очевидно, увидел нас, побежал…

Михайлов быстро указал на молодых милиционеров:

– Никитин, Головлев, Строганов! Догнать!.. Быстро!.. При сопротивлении в живых не оставлять!

Ваня, в это время заглянувший в дверь своего дома, выскочил оттуда с карабином в руках:

– Разрешите мне с ними?

– Давай! – не задумываясь, ответил Михайлов.

Парень, на ходу проверяя патроны, побежал за остальными.

Увидев его, Михаил посторонился, пропуская вперед:

– Ванька! А ну давай, ты на ногу скорый, догоняй суку!.. Если что, вали, не думая! – И выругался: – Ишь ты, мать твою… Чешет, как по маслу.

– А ты что хотел? Они тут все, кто по тайге бродил да отсиживался, жиром не заплыли, – на бегу отозвался Ваня. – Но и мы не лаптем деланы, не переживай, паря, догоним! Лишь бы огоньком не встретил.

Следы беглеца петляли между деревьев недолго. Хорошо зная остров, дезертир за небольшим поворотом свернул на просеку. Там, по натоптанной тропинке бежать легче. На ходу Ваня заметил по бокам просеки два замаскированных пулемета. Широко раскидывая ноги, двухметровыми шагами беглец пробежал мимо них.

– Ишь ты, даже не остановился, – переходя на скорый шаг, заметил Мишка.

– А чего ему задерживаться? Он с нами воевать не собирается. Ему бы свою шкуру спасти. У страха лосиные ноги… – вырываясь вперед всех, отозвался Ваня. – На заставу он тянет. Там ему спасение. Если по лежневке не догоним, считай, все пропало. Там винтари и патронов ящики. На открытом месте он нас всех переколотит.

За поворотом открылась прогалина. Отсюда выглядывало более трехсот метров чистой просеки. На всем ее протяжении, вплоть до следующего поворота, беглеца не было видно. Это значило, что дезертир оторвался от них достаточно далеко и, чтобы догнать его, нужно было приложить все усилия.

– Бегом! – крикнул Михаил. – Если не догоним, не будет нам прощения!

Где-то впереди, у дальнего поворота, залаяла собака. Ее предупреждающий голос казался чем-то необычным среди насторожившегося среди болот острова. Теперь догнать беглеца будет еще сложнее.

Лайка сидела на цепи, привязанная к большому, разлапистому кедру. Небольшой навес из веток укрывал ее от снега и ветра, а мягкая, отжившая хвоя служила теплой подстилкой. Дезертиры держали ее здесь для своевременного предупреждения. Если бы кто-то вошел на остров со стороны заставы, она бы дала знать. Это давало укрывавшимся от власти время для занятия обороны у пулеметов. Хитро продуманный «телеграф» мог придумать только человек, долго проживший в тайге и знавший все тонкости охотничьего дела.

При приближении чужих людей собака поджала хвост и спряталась за дерево. Когда парни пробежали мимо, она выскочила из своего укрытия, заливаясь яростным лаем победителя.

Ваня далеко обогнал всех. Выбежав с просеки на берег болота, он первым увидел беглеца. Тот был далеко впереди, на лежневке. До него около полукилометра, и догнать теперь не представлялось возможным. До заставы ему оставалось не больше четырехсот шагов. Было очевидно, что на нее прибежит первым и успеет занять оборону.

У дезертира не было с собой оружия. Одет в нижнее белье и шапку. Вероятно, проснувшись, сунул ноги в первую попавшую обувь, накинув ушанку, выскочил по нужде из избы. Отдалившись от домов, увидел милиционеров. Это дало ему время убежать незамеченным.

Он шел торопливым шагом, покачиваясь из стороны в сторону. От быстрого бега выбился из сил, и теперь восстанавливал сбившееся дыхание. В какой-то момент, повернувшись, увидел Ваню, некоторое время шел с повернутой назад головой, а потом медленно побежал дальше.

Закинув на плечо карабин, Ваня постарался успокоиться. Понимал, что беглеца остановит только выстрел…

Подбежали остальные. Задыхаясь от быстрого передвижения, выплевывая слова, сгибаясь и приседая на снег, они предались минутному отдыху.

– Ну ты… Ванька… и хват. Тебя хрен догонишь, – едва смог проговорить Михаил. – А это… это что? Это он? – увидел фигуру беглеца. – Ух ты, сволочь… успел-таки оторваться… не догоним… а ну, мужики, короткими очередями…

– Не тратьте патроны, одна пулька возьмет, – с каждой секундой возвращая трезвый ум, спокойно ответил Ваня.

– Да ты что, Ваньша? Да тут почти километр до него!

– Нет, не километр, – вытянув перед собой в пальцах спичку, закрыв левый глаз, примеряясь до цели, ответил: – Тут всего-то шестьсот пятьдесят метров.

– Думаешь, попадешь?..

– Попробую.

Ваня поправил целик карабина для необходимой дистанции, разгреб снег, скинул куртку, свернул ее, положил перед собой, лег на землю, клацнул затвором. Затаив дыхание, все стали ждать выстрела.

Кальсоны и нательная рубашка дезертира сливались со снегом. Но черная шапка была отличной мишенью на фоне белого покрывала. На этом расстоянии толстая мушка закрывала беглеца полностью. Ивану пришлось слегка опустить ствол карабина. Так или иначе, попавшая пуля остановит дезертира.

Ваня целился недолго. Приостановив биение сердца, затаив дыхание, нажал на спусковой крючок. Грохнул резкий выстрел. Невидимая пуля унеслась вдаль к живой цели. Еще одну секунду дезертир продолжал бежать, но потом вдруг споткнулся и упал лицом вниз.

– Попал! Попал! – закричал Мишка. – Ай да Ванька! Ай да молодца!..

– Ну, ты, паря, даешь!.. вот это да!.. Где ж так бить научился? – вторили Мишке Головлев и Строганов. – Ты никак на войне там снайпером числишься?

– Да нет, – поднимаясь с земли и отряхивая снег, равнодушно ответил Ваня и пошутил: – Я на войне в столовой дежурю, полы мою да посуду. Иногда приходится хлопушкой мух бить. Вот и научился меткости. А то, что в этого попал, – случайность. Карабин хорошо пристрелянный.

Все недоверчиво посмотрели на него, переглянулись, но ничего не сказали. Поняли, что он о себе ничего рассказывать не хочет. Если так, значит, спрашивать не стоит.

Мишка шагнул к лежневке. Головлев и Строганов последовали за ним.

– Что стоишь? Догоняй! – позвал Мишка.

– Я тут останусь, идите. Без меня разберетесь. Мне там больше делать нечего, – отмахнулся Ваня.

Ушли. Ваня закинул карабин за спину, медленно подошел к могиле родных ему людей.

Тяжело. Мысли наполнены болью и тоской. Много произошло событий за его короткую жизнь: изгнание из родных мест, ссылка, голод, смерть родных и близких, война. Много раз спрашивал себя: кто виноват в случившемся и почему находится в рядах тех, кто доставил эти мучения и страдания?..

Ответа не было. Случись так, что сейчас перед ним бы встал отец Степан и задал ему этот вопрос, он бы не смог ответить. Ваня был русским человеком, сибиряком, жившим среди таких же людей, не умел подстраиваться и быть в тени во время общей беды.

Пришла война. Над всеми нависла смертельная угроза физического уничтожения, и он был обязан защитить себя и всех всеми возможными способами. И только потом делать выводы. На фронте были случаи предательства, когда кто-то уходил к немцам, но Ваня не допускал мысли об измене своему народу. Более того, был уверен, если бы были живы его дед, отец и все остальные, они поступили точно так же.

Минуты молчания. Присев на корень кедра, он вспомнил всех, кто сейчас лежал в земле. Перед глазами вставали и исчезали знакомые лица, в чьих глазах светились живые огоньки, но на губах не появлялось улыбок. Каждый, посмотрев на него, давал ему сил: «Ты один из нас. Ты один за нас. Помни и не опозорь».

На лежневке Никитин, Головлев и Строганов подошли к дезертиру. Постояв над ним, закинули за спины автоматы, подняли тело и, раскачав его, перекинули через бруствер накатника в болото.

Вернувшись назад, Мишка презрительно усмехнулся:

– Готов, сволочь! Пулька между лопаток просквозила. А ты, Ванька, врешь, однако, что мух в столовой разгонял?! – Заметив надпись на кресте: – Кто тут лежит?

Ваня неторопливо встал с корня, потупив взгляд в землю, негромко ответил:

– Мои.

Когда возвращались назад в поселок и шли по просеке, Мишка Никитин хотел застрелить собаку. Ваня не дал. Накинув на лайку телогрейку, чтобы не покусала руки, расстегнул ошейник и дал ей волю. Свободная от цепи, она убежала в тайгу.

– Все равно теперь ничейная, сдохнет одна, – сказал Мишка.

– Пусть лучше найдет свою смерть на воле, чем умрет от голода на привязи, – покачал головой Ваня.

В поселке Михайлов по списку проверял убитых дезертиров. Когда называл имена и фамилии, убитая горем женщина показывала на тот или иной труп пальцем. Некоторых из них Ваня знал. Он вспомнил по заросшим, постаревшим лицам своих старых знакомых ломоватской заставы, кто когда-то охранял семьи ссыльных: Нагорного, Михрютина, Бродникова Петьку, а также располневшую, но не сильно изменившуюся Авдотью Капустину. Когда Михайлов зачитал последнюю фамилию, он вздрогнул телом.

– Бродников Иван! Где он тут?! – оторвавшись от списка, спросил майор.

– Нету… – раскачиваясь из стороны в сторону, замотала головой женщина.

– Так это, наверное, тот, которого Иван на лежневке пристрелил… – заметил Мишка Никитин.

Михайлов поставил на листе против фамилии галочку. Иван молча опустил голову: вот и представился случай рассчитаться с врагами семьи Мельниковых…

– На сборы – час. Тела затащить назад, в избы. Дома сжечь!.. – приказал Михайлов.

– А с этой что делать, товарищ майор? – негромко спросил Николай Гостев у него, кивая головой на женщину. – Вон, видите… ее вроде как из ума вышибло.

– Расстрелять! – не раздумывая, ответил тот.