Книга: Акулы из стали. Туман (сборник)
Назад: Млекопитающие
Дальше: Тишина

Воспитательная работа

Гражданская наука психология – вещь настолько тонкая, что результаты её применения к отдельно взятому субъекту вряд ли подлежат измерению и представлению в виде доступных пониманию величин. В связи с этим любой человек, язык которого подвешен к телу в должной степени, способен практиковать эту науку среди индивидуумов с менее подвешенным, чем у него, мозгом и, мало того, даже брать с них за это немалые деньги. В связи с этим кажется абсолютно непонятным, как большинство людей из крупных городов доживают до пожилого (более тридцати лет) возраста со всеми этими своими мигренями, сезонными обострениями, регулярными, кам андаунами, и неспособностью найти своё место в окружающей их действительности.
То ли дело – психология военная! Чёткие и универсальные приёмы воздействия на психику в виде «Не ебёт!», «С хуя ли?», «Какого хуя?» и «Да заебал ты!» имеют высокую эффективность и действуют как мышь на слона, только наоборот. А уж практические приёмы! Все, конечно, я описывать не буду, тем более забесплатно, но про один сейчас расскажу.
Навалилась на меня как-то Тоска без Начала. Ни причин для того не было, ни поводов, но вот навалилась, сука такая, и не отпускает, что ты ни делай – хоть кисель пей, хоть на трамзисторе играй. День не отпускает, два, четыре – на пятый пошёл к доктору, который не раз декларировал вслух, что он психиатр. Доктор меня внимательно выслушал и говорит:
– Бессонница? Вес теряешь? Потеря аппетита? Ну тогда всё нормально. Я думаю, что это просто рак и ты скоро умрёшь. Абсолютно не о чем волноваться в плане расстройства твоей психики!
– Ну а серьёзно?
– Ну хочешь тебе препаратов выдам нозепамовой группы?
– Поможет?
– Нет, конечно, но хоть не повесишься!
– Дурак ты, доктор, и не лечишься!
– Конечно, не лечусь! Я же доктор!
На следующий день подзывает меня к себе командир после построения. А осенью ранней дело было – вокруг красота такая, запахи вот эти вот ноздри щекочут, чайки ещё белее кажутся… Один я, короче, весь пейзаж порчу.
– Стас! – кричит командир заму. – Тоже подойди!
– Два замполита на корабле, – начинает командир, – а воспитательную работу среди офицера опять я провожу!
– Что он натворил, б? – интересуется замполит.
– Стой и учись, как надо психологическую помощь офицерам оказывать! Эдуард?
– Да, тащ командир.
– Рассказывай.
– О чём, тащ командир?
– Отчего ты ходишь смурной, как удод по болотам, а? Ну тошно смотреть же уже…
– Не знаю, тащ командир, тоска какая-то.
– Сосёт?
– Если бы! Грызёт в основном и давит!
– Болит что?
– Никак нет.
– Дома всё ли в порядке?
– Всё в порядке!
– То есть вселенская тоска?
– Она самая – вообще без причин!
– Да заебал ты, б! – вступает замполит, но командир его прерывает жестом руки.
– Слушай, Эдуард, есть способ один – поможет сто процентов. Принимаешь внутрь кружку абсента и идёшь на танцы.
– Танцевать, что ли?
– Дурак, что ли? Мужики не танцуют! Придёшь на танцы, выберешь место поярче, ну там под лампочкой какой или стробоскопом, станешь в задумчивую позу, руки, как Лермонтов, на груди скрестишь и будешь смотреть на всех свысока. Умеешь, как Лермонтов-то?
– Умею.
– Покажи.
– Не, ты как Чаадаев стоишь, а надо вот так, – командир показывает как. – Повтори. Нормально, потренируешься и после обеда мне предъявишь на зачёт. Так вот стоишь ты под лампой с абсентом и тоской внутри и смотришь вокруг с небрежной улыбкой на рту, а вокруг, мать моя женщина, ты посмотри что творится-то! Те вон пьяные в стельку и лыка не вяжут, а готовы подраться вон из-за той самки, у которой трое детей и варикозное расширение вен на ногах даже сквозь колготки проступает; те слишком вульгарно накрашены; те танцуют, как Буратино без ног, а неумело притворяются, что умеют; те вон одеты, как шлюхи, а делают вид, что английские королевы; та вон рыдает в углу навзрыд и тушь по щекам, а рыдает вон из-за того свина, а он же смотри какой неприятный, и усики эти – ну как из-за такого можно рыдать? А у этой, смотри, жопа шире моих плеч, а она ей крутит так, что стаканы за соседними столикам от воздушного фронта шатаются! И это ты ещё в тёмные углы не заглядывал! А ты один такой стоишь посреди этого позора рода человеческого. Лермонтов. И улыбаешься презрительно. Покажи, как презрительно улыбаются. Не саркастично, я сказал, а презрительно. Ну вот, другое дело.
И пока он всё это рассказывает, он же руками жестикулирует активно, то на кучку минёров покажет, то на группу механиков, то на помощника. И у всех, конечно, такой дикий непонятный вид от этого образуется, все думают, что это происходит такое за представление с таким странным составом актёров, и главное, как от всего этого теперь укрыться. И поговорить-то сразу находится о чём: все сразу начинают выдумывать отмазки непонятно от чего, но не зря же командир в них рукой тычет и вон как говорит активно – с этим надо что-то делать же срочно.
– И что, – спрашиваю, – поможет?
– Тебе – не знаю, а мне точно поможет! Ты же после всего этого напьёшься обязательно и на службу завтра не явишься, а послезавтра, когда явишься, то будешь уже чувствовать себя виноватым, и мне не надо будет проявлять к тебе сочувствие, а надо будет что? Правильно – ебать тебя за наглый прогул, что для меня намного легче, и траты душевных сил не требует! Молодец я? Тонко?
– Так точно!
– Ну, ступай тогда. Ступай, я сказал, а не бреди, как верблюд по пустыне! Резину мне на палубе когтями поцарапаешь!
– И что это было сейчас? – спросил механик, когда я примкнул к своей стае.
– Психологическая помощь. Практически отцовская.
– Помогло?
– Послезавтра и узнаем.
– Борисыч эвкалипта заварил – вечером сауну по-взрослому устраиваем. Ты в деле?
– Да.
– А чего командир тебе посоветовал?
– Абсенту выпить и на танцы сходить.
– Так что, нам турбинного масла в шило добавить? Потанцевать-то мы можем, конечно, да.
– Нет уж, увольте! Обойдусь без масла вашего и тем более без танцев! Мало у меня депрессия, так ещё и на танцы ваши смотреть! Тьфу – срамота!
После обеда лежу и смотрю в сетку на верхней койке – ну сплю типа. Вызывают меня наверх. Поднимаюсь – стоит на пирсе командир с саквояжем и замполитом.
– Чуть не забыл! – кричит мне снизу. – Показывай!
Что ему показывать? А, Лермонтова же – вот чёрт, забыл совершенно.
Показываю.
– Ну как тебе, Стас?
– Ну-у-у, уже не Чаадаев, конечно…
– Ну да, ну да. Ладно – зачёт! Свободен!
И уходят. Надо же – не забыл, вот прямо уже чуть полегчало на душе, а ещё сауна вечером: жизнь-то вроде и налаживается!
А эвкалипт в сауне вещь вообще незаменимая. Попробуйте, даже если нет сушёного, в виде травы, можно настойку купить в аптеке, правда, когда сушёный завариваешь – эффект лучше.
Сидя вечером в парилке, все активно потеют, сопят, пот в баночки мыльницами соскребают, и кто-то спрашивает:
– Борисыч, а эвкалипт для чего полезен?
– Для всего практически!
– Не, ну вот что он сейчас лечит?
– А у тебя что болит?
– Ничего!
– Тогда просто иммунитет укрепляет!
– А у меня – бронхит!
– Всё – считай нету!
– А мне платят мало!
– Вот прямо сейчас слышишь топот копыт вверху? Это помощник поскакал приказ строчить на твою премию! Вот что эвкалипт животворящий делает!
– А раны душевные?
– Только со спиртом!
– Ну дык а чего мы сидим? Может, пора уже того? Спрямиться?
– Терпеть! Мне ещё грамм сто в банку наскрести надо!
Потом все плещутся в ледяном бассейне и долго, оттого что с разговорами, пьют, а под утро спорят, есть ли смысл ложиться на пару часов или уже до подъёма флага сидеть. И вот именно сейчас это так важно, что нужно даже об этом спорить – ведь если ты ещё в сознании, то неприлично же покидать общество, если общество несколько часов рассказывало тебе истории про то и про это, заботливо подливало и чутко не задавало вопросов, кроме наводящих.
А утром стоишь на построении с такой удивительно чистой, прямо до звона, головой и красными глазами, которые светят из-под опухших век. И с удивлением понимаешь, что вот если вокруг посмотреть, то море – солёное и пахнет йодом, сопки – в красном мху и пахнут грибами и ягодами, небо – синее, а жизнь – прекрасная… Вот только бы поспать ещё минут двести-триста, а потом чаю крепкого, но лучше кефира, – и вот оно, счастье, как синица в руках трепыхается, а журавлей в небе-то и не видать: нет их тут, журавлей этих, не долетают до наших краёв, стервецы, как бы и не оставляя выбора вовсе, что не может не радовать.
– Чё, – спрашивает командир, – пришёл всё-таки?
– А я и не уходил, – говорю.
– А отчего ты не выполнил моего приказания?
– Да чот компрессор забарахлил, тащ командир, пока возились, чинили, пока то да сё – уже и смысла не было идти!
– То да сё, говоришь? Да я чувствую ваше «то да сё» – видишь же, дугой БЧ-5 обхожу. Но глаза, вижу, лучше стали, да.
– Так их не видно у него же, тащ командир! – это замполит подливает масла.
– Да у половины механиков их не видно сегодня – значит что? Значит – в хорошей компании вечер провёл и терапевтический эффект не заставит себя ждать! Правильно я говорю, доктор? – кричит в другой конец строя.
– Так точно! – орёт в ответ доктор.
– Ты же не слышишь, что я говорю! – кричит ему командир.
– Это не имеет значения! Вы всегда правы! Это я сейчас как психиатр говорю!
– Вот это да. Вот это точно, – поддакивает замполит.
– Ты-то тоже меньше рот раскрывай, а то думаешь – «джуси фрут» твой перегар маскирует?
– А… ну был такой план, да.
– Так вот – нет! На прошлой неделе твой способ с мускатным орехом был эффективнее, если не считать того, что только идиот поверил бы тому, что ты с утра просто так нажрался мускатных орехов!
– Нет пределов совершенству, тащ командир! – бодро доложил замполит.
– В желании обмануть начальство, да?
– Скорее, ввести в заблуждение по некоторым вопросам, не касающимся служебной деятельности напрямую!
Ну что – записали приём экстренной психологической помощи или повторить? Повторяю: друзья плюс баня плюс эвкалипт, всё обильно запить алкоголем и заесть максимально полезной едой – если мясо, то жареное, если сало, то копчёное, если огурцы, то солёные, а если капуста – то квашеная. Конечно, ещё выпаренный батон под это хорошо, но где же вам его достать? На следующий день не валяться в постели умирающим лебедем, а на общественно-полезные работы! И никаких женщин в эти два дня! Ни в каком виде!
Именно так и предписывает поступать военная психология. Гендерный шовинизм тут ни при чём, сугубо научный метод.
Назад: Млекопитающие
Дальше: Тишина