Почему меня никто не поздравляет с 23 февраля
Всё просто. Потому что я не отмечаю его как профессиональный праздник. Сейчас напишу тут большой и красивый рассказ, почему так.
Так уж получилось, что у нас за праздники считались две даты: 8 Марта и Новый год. И то только в том случае, если ты не стоял на вахте или, что ещё хуже, не заступал на неё на следующий день. Во все остальные праздники было обязательное торжественное построение – малоприятная вещь. Подпоясываешь шинель жёлтой подвязкой, отрезаешь очередной кусок белой простыни, чтоб соорудить себе праздничный шарф, и идёшь стоять в строю.
Но это ещё ничего. На 23 февраля традиционно проводили смотр строя и песни. Это же так весело – ходить строем и с песней. Почему гражданские так не делают – до сих пор не понимаю. А служил я далеко не в строевой части – мы всё время были в морях, стояли в дежурствах или что-нибудь обеспечивали. Даже в казармах никогда не сидели, поэтому далеки были от строевых смотров, как декабристы от простого народа. У нас даже на ежедневный развод вахты не было принято переодеваться – так и ходили в штанах со штампом «РБ» и в ватниках. Причём ходили только дежурный по кораблю и три матроса, которые у трапа потом стояли. Остальные 27 человек обычно бывали очень заняты. Дежурные по дивизии привыкшие были к этому давно – традиции на флоте сильнее всего, а вот офицеры из других частей, дежурившие в это время на ЗКП Северного флота, выходили не вовремя покурить и удивлялись, конечно. Ты, такой старший помощник с какого-нибудь эсминца или крейсера, устав чтишь и любишь, как родного старшего брата, а тут такая картина… Слева от тебя стоит краса и гордость флота – пять ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. А справа двадцать человек, одетых, как военнопленные румыны, которые вроде бы эти крейсера и должны беречь и охранять. Некоторые даже подбегали к заступающему дежурному по дивизии и задавали глупые вопросы. Получали глупые ответы и убегали обратно под скалу.
Ну, это я немного отвлёкся. Накануне 23 февраля замполит обычно подходил к командиру и говорил:
– Александр Сергеевич, скоро 23 февраля, надо бы строевую песню потренировать.
– Станислав Анатольевич, – обычно отвечал ему командир, – идите на хуй, видите же, что мы заняты.
И продолжал отрабатывать нанесение точечных ракетных ударов по городам и военно-морским базам США. Станислав Анатольевич был хорошим замполитом, он был не из настоящих, а из ВМУРЭ Попова, и поэтому мы его даже уважали. Он был настойчив в своих попытках помочь нам избежать очередного позора: распечатывал текст строевой песни на двести листочков и лично разносил каждому. Офицерам говорил:
– Выучите текст строевой песни, ну вы же офицер!
Мичманам говорил:
– Хоть припев выучи и рот открывай, когда в строю идти будешь.
Матросам:
– Кто будет орать громче всех, того в отпуск лично отправлю в следующем месяце!
Матросы знали, что он врал, но делали удивлённые глаза и обещали порвать всех мощью своих лёгких. Но матросов у нас было мало, поэтому от их ора ничего не менялось.
А ещё за лучшее прохождение с песней был приз – большой торт. На нём обычно рисовали чёрным кремом большой половой член, как символ. Торт с утра ставили перед трибуной на столе, чтоб все мы им любовались и булькали слюной, перемещаясь кучками на задворки улицы Колышкина, где из нас формировали колонны. Возле стола обычно дежурили парочка мичманов из тыловой службы с красными, как свекла, лицами. С красными, потому что мимо них проходили на построение несколько сотен человек-подводников, и каждый второй считал своим долгом спросить:
– Ой, а зачем вы хуй на торте нарисовали?
Хамить в ответ офицерам не положено – субординация и всё такое, поэтому тыловики покорно отвечали:
– Это не хуй, это подводная лодка.
– А-А-А-ХАХА, подводная лодка!!! – ржала группа офицеров, отходя и уступая место следующей группе.
Мы кучковались во дворах, ожидая какое-нибудь высокое начальство, которое по флотской традиции должно было опоздать минимум минут на сорок, потихоньку выпивали, занюхивая шинелями, и строили планы на вечер. Потом во главе с оркестром проходили строем по площади и пели. Боже, как мы пели! Это не передать словами – это надо ощутить хотя бы один раз. Всего проходило порядка 30–40 строев и пели две классические строевые песни – «И тогда вода нам как земля» или «И пусть качает». В конкурсе всегда побеждали морпехи из Киркинесской бригады морской пехоты, они проходили первыми и потом корчились от смеха и катались по земле, держась за животы, когда шли подводники. Их командир, какой-нибудь моложавый майор, подбегал в конце праздника к нашему капитану 1 ранга и спрашивал:
– Тащ капитан первого ранга, а вы же с «Акулы»?
– С «Акулы».
– Тащ капитан первого ранга, а можно на экскурсию?
– Можно. Погоди, куда побежал, торт-то неси.
– Вот видишь, – говорил потом командир замполиту, – мы же из стратегической части, значит, и мыслить надо стра-те-ги-чес-ки. А ты – «давайте песню выучим», слабак.
А праздник мы себе ежегодно устраивали летом. Собирались всем экипажем (человек 100 за минусом вахты выходило) и вместе с жёнами, детьми и домашними животными уходили в сопки, где съедали несколько свиней, выпивали множество разнообразного алкоголя и с упоением танцевали под удивлённые взгляды диких росомах.
